Водитель

За окном машины в темноте ярко светится продуктовый магазинчик. Ночь. Ушел спать даже сидевший на ступеньках пьяница, только им неймется. Музыка выкручена почти до минимума, в салоне слышен лишь хруст бумажных упаковок. Симон макает остывшую картошку в сырный соус и переводит взгляд на подопечного. Михал молча доедает свой чизбургер. Сегодня он особенно неразговорчив и мрачен, все думает о чем-то своем, и Симону боязно расспрашивать его такого. А еще страшнее думать, что сейчас он пойдет в клуб, где будет темно и много народа, и с ним снова может случиться что-то плохое. — Давай сходим вместе? — осторожно предлагает он. В профиль Михал тоже очень красивый. Так он чем-то напоминает мать. Разрез глаз, густые ресницы и оттенок волос… Она такая же, как и он. Недавно Симон видел, с каким выражением лица она ходила по саду и разговаривала с кустами. Михал просто не замечает этого или не хочет замечать. — Нет. Нечего тебе там делать, — холодно отрезает парень. И пусть всего пару дней назад Симон лично смыл в унитаз всю ядовитую незаконную дрянь, которая у Михала была, ему все равно тревожно. Однако спорить с ним сейчас, похоже, бесполезно. — Будешь? — Михал предлагает ему последний наггетс. Симон мотает головой и гремит льдом в высоком стакане с колой. Ему все еще странно вот так просто общаться с ним, как друзья, зная при этом, какие на вкус его губы и помня, как бывает хорошо с ним в постели. Как будто они делают что-то неправильное. Как будто такого просто не может и не должно быть. Доев и запихав опустевшие картонки в бумажный пакет, Михал ухмыляется и бросает: — Я быстро, чисто решить пару вопросов. Не скучай. Симон едва ли не содрогается под его взглядом, таким же пустым и холодным, как и в первую их встречу, и выдыхает короткое: — Ага. Без Михала в темноте посреди не самой приятной на вид улицы сразу становится боязно и неуютно. В очередной раз Симон отмечает, как привык к его обществу, насколько привязался, однако это больше не кажется катастрофой. Просто так случилось. Он увяз в Михале, утонул в его глазах и жаре его прикосновений в самых постыдных местах, вот и все. Какое-то время он читает книгу с телефона, а потом гасит и без того тусклый экран и сползает в кресле чуть ниже, не желая привлекать к себе внимание. Он давно не видел ни слежки, ни чего либо подозрительного. Но и связываться с каким-нибудь алкашом, который постучит в стекло и попросит денежку, не хочется. Михала все нет и нет. Симон уже засыпает от скуки, но полностью в сон не дает провалиться тревога. С кем он там так долго встречается? То, что отжигать на танцполе и напиваться в хлам не в его стиле, и так понятно. Спустя час Симон не выдерживает. На улице ночью боязно, но его не отпускает мысль, что Михалу опять могло стать плохо. В тот раз он нашел его случайно, когда хотел подняться в квартиру, потому что Михал не отвечал на звонки. Теперь история повторяется. Он снова слушает гудки в трубке, раз за разом набирая его номер, а потом выбирается из машины. После теплого уютного салона на улице холодно и противно, но парень все равно бодрым шагом направляется в сторону клуба. Охрана легко пропускает его в основную часть, но тормозит у вип-зоны. В клубе душно, шумно и накурено — быстро начинает кружиться голова и сложно сосредоточиться. У Симона нет налички, и два амбала-охранника упрямо отсылают его «обсуждать все с администратором». Не помогают даже громкие фамилии Михала и его знакомых. — Вы мне карточку вип-клиента предъявите, молодой человек, потом проходите, куда хотите, — насупившись, отвечает один. Темный костюм едва ли не трескается на его плечах, и мужчина напоминает парню Федора. — Я зайду на пять минут и выйду. Мне нужно найти друга… — Знаем мы ваших друзей. Зайдете и останетесь, не уплатив, — перебивает он. Это резонно и очень логично, но Симону слишком беспокойно на душе. — Может быть, вы позовете его сами? — Вот еще, нам рабочее место покидать не велено, — встревает второй амбал. Охранник хочет добавить что-то еще, но отвлекается, глядя Симону за спину. Шум ликующей толпы немного меняется: кто-то еще поет и танцует, но вскрикивает девчонка, которую тут же заглушают возбужденные голоса. Симон оборачивается, оказываясь лицом к лицу с целым отрядом полицейских. Настоящая группа захвата. Теперь его едва не накрывает панической атакой от мысли, что они пришли за ним, вспомнив о неприятной истории с угоном. Но один из них, в начищенных ботинках, фуражке и при погонах, даже не заметив мальчишку, протягивает удостоверение охраннику. У Симона шумит в ушах от страха, однако он четко улавливает что-то про обыск и задержание отдельных лиц. Он судорожно сглатывает и, едва охрана вместе с полицией исчезают в вип-зоне, осторожно проскальзывает следом. Дальше начинается какая-то неразбериха. Всех заставляют показывать документы, некоторых сразу укладывают лицом в пол и шарят по карманам. Лает служебная собака, обнаружив у кого-то из гостей запрещенные вещества. Симон понимает, что вот-вот опять влипнет в передрягу, но просто не может убраться отсюда один. Самое главное, чтобы у Михала в кармане не осталось никакой дряни… Ловко проскользнув мимо одного из копов, который отвлекся, Симон пробирается в дальний угол, где обычно проводит время Михал с компанией. Под ногами хрустит разбитое стекло, и парень едва не плюхается в него на колени, когда спотыкается обо что-то. Наконец он обнаруживает Михала. Узнать его среди таких же лежащих на полу молодых мужчин можно лишь по белым кроссовкам и золотым часам на одной из заведенных за голову рук. Полицейский, обыскивающий толстого парня в лакированных туфлях, качает головой, и Симон тоже падает плашмя, боясь попасться. Но коп не оборачивается, а потому Симон поспешно приподнимается, ухватывает Михала за щиколотку и тянет. Тот соображает быстро. Подскакивает, находит Симона взглядом. — Бежим! — вполголоса шепчет тот и хватает Михала за руку. То, что они сматываются от полиции, настоящее преступление, но Симон легко выбирает бежать. Лучше иметь шанс не попасться, чем гарантированно снова оказаться в участке за решеткой. Пригибаясь и прячась за диванами, они стремительно выбираются из вип-зоны и легко смешиваются с толпой, которую только начали разгонять. Протолкнуться на выход сложно, их давят и толкают со всех сторон, и, в какой-то момент, оказавшись полностью прижатым к груди Михала спиной, Симон думает, что вот-вот задохнется от толкотни, бешеного сердцебиения и паники. — Уже почти все, — ободряюще говорит Михал, тычась носом ему в ухо, и с силой отодвигает какого-то мужика впереди. От его прикосновений сразу становится спокойнее. Холодный ночной воздух едва ли не с болью врывается в легкие. Перехватывает дыхание. Теперь уже Михал тащит его к машине. Там он сам прыгает за руль, и машина мгновенно срывается с места. Симон перестает жадно хватать воздух ртом, приходит в себя и пристегивается лишь когда они выезжают на большую дорогу. — Что это было? Михал коротко оборачивается, ловя его взгляд. В быстро мелькающих огнях ночного города он кажется очень уставшим. — Какая-то сука позвонила копам и всех сдала. С фамилиями, описанием и так далее. А у меня не было ни грамма, и я всего лишь хотел поговорить с ребятами и сказать, что завязал с продажей совсем. — Ты знаешь, кто? — интересуется Симон. Он подозревает, у кого такие связи, чтобы по его донесению выехала целая группа захвата, но верить в это противно. Поначалу он ведь казался неплохим парнем… — Лешек, конечно, — вздыхает Михал. — Сам-то он не явился, сволочь. Отчасти, Симон чувствует себя виноватым. Лешек оттолкнул его тогда и надеялся, что он станет прикрывать его из высоких чувств. Но он не стал, а потом еще и познакомился с Михалом… — Я не знал… — Забей. Это мои с ним дела. Ко мне домой или в нормальное место он не сунется. По факту, у него ничего на меня нет, только слова, — успокаивает Михал. Его руки на руле еще нервно подрагивают, но на губах появляется довольная ухмылка. — Круто мы, да? Как в боевике смылись… Спасибо. — Да ладно, — смущенно отмахивается Симон. Это и правда было круто. Подумать только, он, трусишка, убегал от полиции так, что пятки сверкали. Вскоре они выезжают из Варшавы. За окном непроглядная ночь. — Нормально? — спрашивает Симон, сам с опаской посматривая на чернеющий лес. — Я мог бы повести… — Пока держусь, — коротко отвечает Михал. Скорость снижается, все отчетливее и мягче слышится шорох шин. Симон недоверчиво косится на опускающуюся стрелку спидометра. — Ты чего? — напряженно произносит он, когда машина и вовсе съезжает с асфальта на покрытую гравием дорогу, уходящую в лес. — Да так. Домой еще рано, не находишь? — Но не в лес же, — возражает Симон. Если Михал решил проверить свои страхи на прочность, то это точно не лучшее время. Даже для здорового человека тьма впереди кажется откровенно стремной. Однако Михал тормозит почти сразу, не доехав до деревьев. На приборной панели вспыхивает латинская буква «Р». — Пойдем назад? — с хитрой полуулыбкой предлагает Михал, и до уже успевшего насмерть перепугаться Симона все же доходит, зачем они здесь. — Мог бы сразу сказать, — ворчит он, сбрасывая ботинки и надеясь, что в темноте не видно румянца на щеках. Михал тоже разувается и первый ловким движением протискивается между креслами на заднее сиденье. — Сказать что? — Ну, что ты хочешь, — неловко объясняет Симон. Пробраться назад оказывается сложнее, чем он думал, и он, едва не вывернув руку, почти падает Михалу на колени. Тот поспешно притягивает его к себе. — А чего я, по-твоему, хочу? — игриво спрашивает, нарочно понижая голос и переходя едва ли не на шепот. Симон пытается выкрутиться из его объятий и нормально сесть, но все равно оказывается прижатым к чужому горячему телу. От них обоих пахнет смесью духов, разбитыми на полу коктейлями и куревом, и эти запахи удивительно хорошо подходят к тому, как пошло и бесцеремонно Михал лапает его за бока и бедра. — Не знаю! — едва ли не вскрикивает Симон, когда шеи касаются горячие сухие губы. Чужие пальцы уже вовсю оглаживают его живот, забравшись под свитер. — Вот и я не имею ни малейшего понятия, — ухмыляется Михал, прерываясь между прикосновениями к его покрывшейся мурашками коже. Наконец в этой суматохе переплетенных тел и мешающей полуснятой одежды они сталкиваются губами. В хорошо кондиционированном салоне вдруг становится нестерпимо душно, и Симон сам помогает расстегивать тугой ремень на своих джинсах, не отрываясь от чужих губ. Михал то целует глубоко, с языком, то лижется, как животное, или прихватывает зубами. Симон едва ли не стонет от накатившего волной возбуждения и чувствует, что скоро начнет умолять, чтобы его потрогали. Михал избавляется от последнего элемента одежды, футболки, стягивая ее через голову, и теперь они могут прижаться друг к другу обнаженными телами. Симон падает спиной на сиденье, обитое прохладной кожей и нежной алькантарой, и тут же обнимает ногами бедра навалившегося на него парня, желая оказаться как можно ближе. Михал трется о него возбужденным членом и жадно целует в губы, впиваясь пальцами в его волосы. — Вставь уже… — в изнеможении шепчет Симон. Слишком много эмоций и событий за сегодня. Хочется просто кончить и отрубиться от оргазма. Михал слушается. Чуть отстраняется, пытается растягивать узкий вход смоченными в слюне пальцами, но быстро сдается и толкается членом. Симон ахает, вцепляется пальцами в его плечи, наверняка оставляя лунки от ногтей, и закрывает глаза. Больно, но если Михао подвигается еще немного, найдет правильную точку… Михал мягко целует его скулы и щеки, отвлекая от дискомфорта, толкается еще и находит тот самый нужный угол. Симон не сдерживает стон, потому что вряд ли кто-то услышит их в этой глуши и потому что он слишком устал, чтобы скрываться. Только Михал берет темп, как где-то в разбросанной одежде звонит телефон. Не выходя из чужого тела, Михал немного отстраняется и, матерясь, находит мобильник. Нависает над Симоном, оперевшись на одну руку, прикладывает к уху. — Алло? Чего надо? Симон невольно засматривается на него. Растрепанный, разгоряченный, с ползущей по виску капелькой пота и болтающейся на шее блестящей цепочкой Михал выглядит невероятно сексуальным. К тому же, этот напряженный пресс и темная дорожка волос, уходящая туда, где его член входит в податливое принимающее тело, и его собственное возбуждение… — Не дома… С хрена ли я должен быть дома? Рано… Сбившееся дыхание, хрипотца в голосе, все это так безумно идет ему, что Симон не выдерживает и немного качает бедрами навстречу, заставляя Михала войти до упора. Тот зажмуривается и коротко выдыхает. — Скоро будем, да… — рассеянно отвечает он, не в силах более концентрироваться на разговоре. — Подвигайся еще, — одними губами шепчет Симон. Теперь он чувствует задор — набрался плохого. Михал судорожно сглатывает и двигается в нем, одновременно пытаясь слушать собеседника. На лице у него полное отсутствие мысли, только прострация и эйфория. Симона это откровенно забавляет, поэтому он убирает руки с чужих плеч и специально ласкает себя. Михал опускает взгляд, облизывает пересохшие губы и пялится во все глаза, словно на хорошее кино для взрослых. — Да ты же… Сам… Сказал… Ехать медленно… Не лихачить… Вот и едем… Уже… Скоро… — с трудом проговаривает он невидимому Федору. Несложно догадаться, кто именно прицепился в такой поздний час. Симону охранник наверняка не дозвонился вовсе. — Все, давай… Михал жмет отбой и касается чужих губ в неглубоком поцелуе. Не успевает он выпустить из рук телефон, как тот взрывается новым звонком. Парень быстро глядит на экран, сбрасывает и швыряет мобильник под ноги. — Кто? — спрашивает Симон, вновь обнимая Михала за шею и прижимаясь к нему. — Лешек, — почти выплевывает чужое имя. — Нахрен его. — Нахрен, — соглашается Симон, подставляя щеку и уголок губ под поцелуй. Михал двигается резче, грубее, и говорить что-либо и думать становится очень сложно. — И наркоту нахрен. И клубы. И телок… — отрывисто хрипит Михал ему в волосы, вбиваясь все чаще и чаще. — И к психологу сходишь… — вторит ему Симон из приятного полузабытья. — И к психологу… — соглашается. Телефон, валяющийся уже где-то под сидением, звонит еще, но, кто бы там ни был, тоже идет нахрен.