Назад в прошлое.

Триумфальное возмездие патокой самоуничижения расползлось по венам вместе с горячей кровью. Гермиона чувствовала себя поверженной собственными словами. И как никогда достойной презрения. Зачем только она решилась отплатить ему той же монетой? Ведь знала, что Северус поступает так, как поступает, только потому что не умеет иначе. Что он злится и рычит, но не кусает. И прощения не просит. Словами — так точно. А она может и должна была вести себя лучше. Неужели и в самом деле кто-то утешается местью? Испытывает удовлетворение, нанося соразмерную боль некогда близкому человеку? Если да, то почему в данном случае метод не сработал? Почему она чувствует его возможные страдания столь же ярко, как собственные? Попытка убедить себя в том, что Северус заслуживал каждого слова, произнесённого ею в пылу гнева, не могла увенчаться успехом; Гермиона понимала это с самого начала, но не могла ни попытаться. Она лгала ему. Каждым взглядом, каждой фразой. И теперь ненавидела себя за это, вспомнив вдруг о том, как близко к сердцу он принимает даже неоправданную критику в свой адрес, как его ранит каждый, даже случайный, намёк на оскорбление. Какой же урон она нанесла его самооценке? И почему её это в принципе беспокоит? Снейп, неоднократно поступавший аналогичным образом, явно после не терзался угрызениями совести. Грейнджер боролась с накатившими муками целую вечность как по ощущениям, а по календарю — семь дней, прежде чем решилась поступить правильно. Северус может не прочитать письма, может проигнорировать его, но она всё равно сделает то, что должна. «Северус, я всем сердцем надеюсь на то, что не причинила тебе боли своими неосторожными словами. Я просто злилась и хотела уйти. Разумеется, ты способен поддерживать настоящие отношения. Любая женщина будет счастлива. Уверена, найдётся немало женщин, которые бы хотели видеть рядом с собой такого мужчину как ты. Я никогда по-настоящему не хотела ранить тебя. Мне жаль, если это всё-таки случилось.» Безымянная тёмно-коричневая сова с Косого переулка под аккомпанемент тихого шелеста крыльев поспешила к адресату. Гермиона не ждала никакого ответа, но, к своему удивлению, получила его. Сердце сжималось в груди, когда дрожащие от нервного напряжения пальцы разворачивали туго скрученный пергамент. «Я знаю, Грейнджер. Взаимно.» Облегчение, испытанное ею в эту минуту, можно было сравнить с эйфорией. Ей физически стало легче дышать. Тоска по утерянному, обжигавшая её прежде, ослабла. *** И месяца не минуло после их последнего разговора, как он покинул Британию. Просроченный выпуск «Пророка» безжалостно преподнёс Гермионе эту информацию. Она не знала, что должна чувствовать по этому поводу, коктейль противоречий, оплётших её дьявольскими силками, извращённо играл потоками сознания. С одной стороны — теперь у неё есть все шансы действительно оставить их историю в прошлом. Без риска случайных встреч, без инстинктивного выискивания его глазами в многолюдном Лондоне, она быстрее восстановит душевный баланс, перестанет вздрагивать всякий раз заметив похожий силуэт на улице. А если сердце когда и даст слабину, то ничего катастрофичного не случится. Она всё равно больше не сможет переступить порог его квартиры, даже если возжелает этого всем сердцем. И всё бы хорошо, но… Выходит, что они и правда больше не увидятся… Северус поставил точку, хоть, чисто формально, и Гермиона была той, кто закончил их отношения. Робкая надежда на то, что произошедшее к лучшему, вкуса вяжущей горечи оказалась. Грейнджер решила сосредоточить внимание на получении образования и своей будущей специализации — в общем, на том, с чем действительно сейчас могла справиться. Учёба ещё никому не шла во вред, а вот страдания по несостоявшейся любви — слишком многим. *** Раздался негромкий стук о подоконник и в комнату, через настежь раскрытое из-за душного вечера окно, впорхнул нахальный пернатый гость. Он широким крылом смахнул на пол примостившуюся на краю столика кружку с чаем и взглянул на девушку так, словно брызги травяного чая оказавшиеся на его перьях были на её совести. Гермиона удивлённо приподняла брови, наблюдая за незваным визитёром. Филин почистился и только после этого снисходительно протянул лапку вперёд, позволив снять маленький свиток. Пока он хрустел печеньем утянутым с блюдца без всякого разрешения, Грейнджер изучала полученное письмо. Она, сама того не осознавая, взволнованно покусывала костяшку указательного пальца. Подписи не стояло, но Гермиона и не нуждалась в ней. Интонации Северуса, его настроение и мысли просачивались через сухой текст. Девушка почти воочию могла наблюдать за тем, как он хмурит брови, подбирая нужные слова, как крутит шариковую ручку в руках; его сомнения и тревожность в унисон с её чувствами играли. «Гермиона, если ты до сих пор не отказалась от идеи получить образование (на что я очень надеюсь) и также хочешь получить стипендию на обучение, то тебе следует кое-что знать, чтобы увеличить свои шансы. Не сомневаюсь, ты досконально изучила все вступительные требования университета и подготовилась к конкурсу, но есть большая разница между теорией и практикой. Ранее я побеседовал с нынешним деканом факультета, чтобы уточнить все необходимые детали. Аттестата, сертификата SAT и мотивационного письма, вероятнее всего, для поступления окажется недостаточно, так как претендентов на стипендию будет много. Полагаться на удачу довольно рискованный шаг. Приёмная комиссия станет рассматривать и оценивать каждое твоё достижение. Пригодится опыт работы, к счастью, он у тебя имеется. Деятельность в послевоенный период в Хогвартсе также при желании можно оценивать как волонтёрское движение, так что не нужно на собеседовании зажиматься в себе и скромничать. Помимо всего этого на пользу пойдёт участие в научных конференциях. Из-за последнего, собственно, я и пишу тебе. В конце мая, после двадцатых чисел, Септима собирается в Дюссельдорф на очередной съезд нумерологов. Я мало себе представляю, как проходят их встречи, не знаю и предметов диспутов, поэтому не могу сказать ничего конкретного об организации, но думаю, что знакомство с деятелями науки тебе не повредит. Вектор не против представить тебя в качестве своей ассистентки. Предугадывая твои сомнения, поясню сразу: мы обсуждали с ней эту возможность уже после твоего экзамена. Септиму, конечно, покоробила твоя вспыльчивость и заносчивость, но не настолько сильно, чтобы после отыгрываться за обиду. Её предложение — не эксклюзивно, оно не сделано из жалости или одолжения. Септима уже неоднократно поддерживала аналогичным образом выпускников прошлых лет, намеренных связать своё будущее с нумерологией. Никогда не понимал этого альтруизма, ну, да ладно… Если ты согласна, то напиши ей. Обсудите подробности. Отвечать на это письмо необязательно. P.S. Выстави эту глупую и ленивую птицу вон. И не корми Финбара печеньем, он на диете.» «Как будто бы он спрашивает моего разрешения!» — хмыкнула Гермиона, взглянув на надменного филина, примостившегося аккурат у блюдца. А после девушка вновь вернулась к письму, перечитывая его снова и снова. Не сказать чтобы оно было слишком личным или интимным, но живым — так точно. Под конец почерк сбивался, делался почти нечитаемым, словно Северус торопился и писал его на коленке, выплёскивая скачущие мысли на пергамент. Гермиона могла это понять. Если бы и ей сейчас вздумалось написать ему престранно длинное письмо (но по важному делу), она бы тоже постаралась покончить с ним как можно поскорее, дабы успеть до той поры, когда решимость снова хвост подожмёт и спрячется в укромном уголку. Участившееся сердцебиение никак не желало приходить в норму: еле уловимый аромат мужчины, принесённый вместе с пергаментом, пьянил. Чтобы прийти в себя, Грейнджер начала думать о земном. Например, о том, что несколько дней назад при случайной встрече с Септимой Вектор в Косом переулке она получила от неё данное предложение и уже успела ответить на него согласием. «Спасибо, Северус.» — Гермиона вывела дрогнувшей рукой краткий ответ. Да, Снейп сказал, что не ждёт его, но… Как и обычно было слишком много этих «но»… *** Первый учебный год пролетел невообразимо быстро. Грейнджер казалось, что она совсем недавно прилетала в Сиэтл с пакетом документов, горящими глазами и надеждой, и вот прошло уже десять месяцев с того дня. За это время успело измениться всё и одновременно с тем — ничего. Она много думала, много скучала, много училась и ещё… пыталась жить, а не существовать. С попеременным успехом у неё это даже получалось. Гермиона снимала квартиру с двумя девушками, так что скучать ей не приходилось. Джесси и Эстер отличались весёлым нравом, любили шоппинг и громкие компании, флирт и внимание, и значит уже по одному определению были окружены многочисленными поклонниками. К счастью, они не были однокурсницами Гермионы, иначе та бы уже давно сошла с ума, проводя в их обществе двадцать четыре на семь. Но и в частой болтовне и непосредственности соседок нашлись очевидные плюсы: они отвлекали от тягостных размышлений и добавляли жизни какой-то… простоты и душевности, что ли? Возможно, что именно благодаря их тлетворному присутствию Грейнджер удалось пережить непростой период жизни и не скатиться в уныние. Думать о Северусе она не переставала, не было ни дня, ни часа, чтобы случайная мысль или воспоминание о нём да не закрались в мозг. Прежде окрашенные преимущественно в тёмные оттенки, теперь они не раздирали душу в клочья, они просто были — как часть её самой, неизбежная и моментами прекрасная. Выяснилось, что памяти можно доверять лишь частично: она играет сознанием и в минуты острой нужды идёт на поводу самых низких эмоций, перетасовывает карты и вытягивает ту, что ты ожидаешь встретить. Бесспорно, Снейп был эгоистичным, мелочным и злопамятным типом, который беспокоился лишь о защите собственной душевной структуры; пытаясь не обжечься ещё сильнее, он искал подвох, подозревал в фальши и наигранности, бесконечно упрекал, но… Не занималась ли тем же самым сама Гермиона? Была ли она лучше, чище него в своих помыслах и желаниях? Грейнджер знала точный ответ, но… Также она знала, что они оба могут вести себя иначе, она помнила их другими: влюблёнными, готовыми к компромиссам, защищающими чувства друг друга, а не собственные сердца. И это срабатывало. Каким-то чудом это срабатывало! Но прежде они оба этого хотели, а теперь… Теперь Северус проживает непонятно где и навряд ли её вспоминает. Последнее письмо от него она получила ещё несколько месяцев назад. Гермиона, стоит отдать ей должное, старалась двигаться вперёд, а не жить прошлым. Она дважды ходила на свидания и дважды надеялась на то, что на этот всё точно сработает. Она дважды ошибалась. На первую романтическую встречу она отправилась с Филиппом, с симпатичным темноволосым однокурсником, по какой-то причине показавшимся ей умным и застенчивым. Оказалось, он так часто загадочно молчал только из-за того, что в его голове было катастрофически пусто. Вторым оказался двадцатидевятилетний аспирант. Гермиона логично предположила, что ей могут нравиться мужчины постарше, но столкнувшись с непрошибаемыми загонами и высоким самомнением конкретного индивидуума, она с ещё большей частотой и нежностью начала вспоминать Северуса, представшего в сравнении едва ли не ангелом. Грейнджер и сама понимала, как глупо это звучит и оттого чувствовала себя ещё более одинокой и несчастной. Каникулы начались всего неделю назад, а Гермиона уже не знала чем себя занять. Чтение книг, конечно, увлекательное занятие, но… недостаточно релаксирующее. Заказы по работе к лету упали чуть ли не втрое, кому нужны дурацкие нумерологические расчёты, когда за окном так ярко светит солнце и всё вокруг кипит весёлой жизнью? Хвала Мерлину, в прошлые месяцы заработок был более чем приличный. Пёстрые туристические буклеты, раскиданные по столику, что уж там говорить, манили, но… Путешествовать в одиночку — это и жалко, и небезопасно для девушки, поэтому эту идею Гермиона отмела сразу же как несостоятельную. Может, стоит навестить родителей? Может. А пока… Ей не остаётся ничего кроме как насладиться горячей пенной ванной с маслами и воспользоваться тем чудесным кокосовым лосьоном, одним ароматом своим перенаправляющим её к океану, к песчаному берегу. Когда Гермиона вышла из ванной на столике лежал пергамент, однозначно оставленный не ею. Она посмотрела в сторону распахнутой створки окна и после на поредевшие угощения для совы. Сердце сделало кульбит. Она подошла ближе, уже точно зная от чего так сильно волнуется. «Если ты тоже считаешь, что нам есть смысл встретиться, напиши. Если придерживаешься противоположного мнения — тоже. Пергамент зачарован.» И снова никаких подписей. «Да», — быстро отреагировала она и увидела, как исчезает прочитанный по ту сторону пергамента ответ. Гермиона вдруг поняла, что её ответ можно воспринять двояко и снова взялась за перо. «Это мой ответ на первый вопрос.» «Хорошо. Когда?» «Я свободна в любое время.» Как же жалко это прозвучало! Гермиона попыталась оправдаться: «Я имею в виду, что у меня сейчас каникулы и…»