Bondage, Discipline, Submission, Marvellous

Он раскладывает свой скромный арсенал. Трость со скрытым клинком; обсидиановый кинжал, артефакт Третьего Города; воровской набор напильников и вспарывателей карманов; и венец коллекции — трофейное ружьё ветерана вторжения в Ад, украшавшее центральную витрину ломбарда, пока патриотически настроенные аудиторы Министерства Общественной Благопристойности не потребовали как можно скорее убрать символ позора британской армии с глаз долой. Может быть, дьяволица предпочтёт очевидное. Может, она его ещё удивит. Может, придёт со своим. В любом случае, выбор теперь только за ней. — «Не убий», — прошептал Епископ, когда Агент обратился с необычной просьбой к нему. Возвращение из мёртвых не смывает грех с души и кровь с рук виновника. А тончайший скальпель, снимающий кожу лиц — нежнее поцелуя, даже не разбудив его соседей и друзей, — не предназначен для столь грубой работы. — Приходи в мой прекрасный лунный Сад, и ты погибнешь сотней самых чудовищных способов за одну-единственную ночь, — мрачно усмехнулся Менеджер. Но что кошмары, даже всего человечества, могут сделать ему? И какой смысл надеяться в этом на того, кто противостоит смерти самим своим существованием? Затаив дыхание, Агент пробует остроту лезвий. Задумчиво проводит по собственной щеке и шее одним из тонких крючьев. Заряжает ружьё. Воображение рисует далеко не самые приятные картины, но отступать поздно. Он уже умирал, однако ему всё равно жутковато. Самому смелости не хватит. Единственный выход — обратиться к профессионалу. Но когда Вирджиния появляется на пороге, то бросает на всё это богатство лишь взгляд — быстрый и беспощадный, как выстрел, — и решительно отодвигает в сторону: — Не понадобится. — Что, собираешься душить меня чулками? — нервно шутит Агент. Дьяволица и не думает смеяться. Но когда всё-таки снисходит до молчаливого ответа, то ему кажется, что одной этой улыбки сполна хватит, чтобы перерезать горло и вытряхнуть душу. Она снимает элегантный шарф и завязывает ему глаза. Бархатная ткань пахнет дорогим парфюмом и — едва уловимо — чем-то горелым. — Уж доверься, я не подведу.