Глава 52. Конец отброса
14 июня 2021 г. в 18:49
*Спустя некоторое время, на двухдечном паруснике «ReginaCoeli»*:
На палубе стояла гробовая тишина, разрываемая лишь бесплодными попытками легата кричать. Обрамляла её кромешная тьма сменившей вечер ночи, отодвинуть владения которой безуспешно пытался свет масляных ламп в руках матросов.
Все понимали, что сейчас легата будут килевать до самой смерти. Страшная смерть – не захлебнёшься, так истечёшь кровью. Полипы на днище корабля исполосуют его всего, не оставив и шанса на выживание, а если сукин сын умудрится и это пережить, то поздравляю – вот твои обещанные второй и третий круг ада.
Матросы знали об этом лучше, чем кто бы то ни было. Контр-адмирал голубого флага, Гней Випсаний Серран, помимо чувственной натуры, имел и другую, типично капитанскую, сторону.
Многим сухопутным крысам это покажется чрезвычайно жестоким (хотя чьи бы шпицрутены мычали), но любому капитану корабля были весьма знакомы и повешенье на рее, и килевание, и купание с поркой.
Да, лишиться живота можно было только за очень серьёзный проступок, ибо квалифицированные кадры не были в излишке (даже юнги, хоть их и не назовёшь профессионалами), но кандалы и перевод на хлеб и воду были частым явлением на флоте.
Суровые, порой даже экстремальные, условия жизни на корабле, принудительный характер службы и постоянный риск умереть на море в любую секунду по любой причине. Вот причина частых бунтов на кораблях и столь жестоких мер.
Проявишь слабость, как тут же команда скинет тебя за борт, и это в лучшем случае. В худшем – она отомстит тебе, познакомив с прекрасными звукамип редсмертного хруста костей от удара об киль.
Ну, а что? Почему бы и капитану разок не попробовать столь прелестное времяпровождение перед тем, как с него снимут шкуру и выкинут изрубленного за борт? Вот поэтому любой морской капитан, осознавая свой бесконечный страх перед бунтом, должен своим матросам, от юнги до собственного помощника, передавать его в достаточном объёме.
Тонкое это ремесло – балансировать между ужасом и авторитетом. Гней был с ним знаком лучше прочих. Легат давно его выводил из себя, и не без причины, но, очевидно, нет страшнее позора для столь высокого военного чина, чем быть казнённым матросами, будто он и сам подобный им отброс.
Даже такие ублюдки как он не заслуживали подобной участи, но Гней был непреклонен, как и его авторитет в глазах всех присутствующих. Попытаться ему сейчас воспрепятствовать – прибавить ему веселья, ведь два смертника всегда лучше одного…
– Ну что, всё-таки пришёл? Мне казалось, что ты не любишь подобные развлечения, Гай… – Гней, как всегда, разыгрывал очередной спектакль перед другом, чтобы вывести того из себя. Впрочем, не получилось…
– Конечно, как я мог не прийти на представление своего дражайшего друга? В конце концов, без моей помощи зрители при виде твоих кривляний будут только корчить рожи от неудовольствия, ха-ха! – Гай, впрочем, тоже не отставал, с редким мастерством скользя по лезвию бритвы, ходя на грани между дружеским подшучиванием и серьёзным личным оскорблением.
– Довольно! Поднимайте его на рею! Сегодня эта похотливая сухопутная крыса познает ласки нашей красавицы! – Гней, стараясь приободрить команду, неумело подшучивал над побледневшем от ужаса легатом.
– Как бы он не утонул в её объятиях, сэр! – а помогал ему в этом нелёгком деле его помощник и друг Гней.
– Верно, но лучше утонуть, чем СТОЛКНУТЬСЯ с непониманием, верно? – казалось бы, очередная глупая шутка, а на деле – указание матросам тянуть верёвку медленно, чтобы легат не разбился сразу же о киль, лишив всех веселья.
– Ваша правда, сэр, но не будет ли он РАНЕН прохладным отношением после того, как покинет её объятья? – встрял в разговор корабельный хирург, несмотря на опасения прервать уютную беседу лейтенанта и контр-адмирала.
– Ох, кто это у нас тут! Вы уже закончили оперировать свою пациентку? Не стесняйтесь, скажите же нам, она вам понравилась, не так ли? – в ответ на грубое вмешательство хирурга в их разговор, Гней отреагировал лишь едкой колкостью.
– Будем надеяться, что она выживет после родов, пускай шансы на это и малы. Что касается ваших домыслов, то вынужден огорчить вас – я не веду беспорядочных сексуальных связей с собственными пациентками. Меня волнует другое – как мы этого парня откачивать будем, когда достанем, и что вы будете делать с ним? – наконец-то, в этой буре безумного насилия, хотя бы один задал единственный важный и верный вопрос.
– А кто сказал, что мы будем его откачивать? – но на него сразу же был дан не вполне адекватный ответ…
– И как вы собираетесь объяснить казнь легата его отцу сенатору и императору? – вслед за которым был дан ещё один разумный вопрос, которым стоило задаться Гнею сразу же.
– Какая казнь? Мы этого уважаемого человека просто знакомим с кораблём, а его родственникам скажем, что его изрубили туземцы, коварно атаковавшие его во время экспедиции на соседний остров. Завтра как раз у нас намечается нападение, а чтобы следов не осталось, мы его отправим на дно с булыжником по пути. Отсутствие тела мы объясним тем, что отряд вынужден был отступить на шлюпках, оставив своего мёртвого командира на милость туземцам. Атака на соседний остров, таким образом, получит ещё и характер мщения… – Гней, как всегда, пользовался любыми отговорками и обстоятельствами, дабы убедить хирурга наконец-то от него отстать.
– Это всё, конечно, прекрасно, но как вы заставите его солдат молчать? – но он был неумолим.
– Ха-ха, хорошая шутка. Куда же они денутся и как они, по-твоему, сообщат об этом на родину? Они же совсем зелёные, им тут ещё лет десять-двадцать торчать, если раньше не помрут от дизентерии и неизвестных тропических болезней. Их легко запугать, как и подкупить… да и кто, будучи в здравом уме, поверит в бредни отдельных сопляков о том, что контр-адмирал килевал легата? – однако отпор морского волка был не слабее. Задействовав даже такие слова как «подкупить» и «запугать», он, видимо, сможет наконец-то преодолеть сопротивление вездесущего и весьма приставучего хирурга, терпеть которого у Гнея были силы только потому, что этот знаменитый врач, не раз спасавший даже безнадёжных пациентов, множество раз спасал и его жизнь, когда ему в очередной раз наливали в организм новую порцию железа абордажными саблями и стрелами в ходе сближения кораблей и последующего сражения на палубе при абордаже. В конце концов, не настолько уж он и безумный дурак, чтобы избавляться от весьма известного в узких кругах хирурга, которому он мог доверить свою жизнь.
– Как знаешь, но не кляни меня недоброй молвой, когда на плаху поведут, – возможно, это было и не его ума дело, и ему не стоило перечить вышестоящему офицеру, выставляя того бездумным дураком перед всей командой, но, вероятно, так он проявлял свою заботу о капитане, от которого зависела и его жизнь также.
– Ладно, я понял, а теперь давай уже приступим к легату. Наверняка наш правоверный уже изнемогает от желания встретиться с небесной владычицей, – продолжил свои глупые шутки контр-адмирал.
– Пусть и за нас замолвит словечко! – пока несчастный легат тонул, тщательно прорезаемый острыми полипами, два дьявола продолжали на глазах у знатно побледневших матросов и солдатов (они также вынуждены были принять в этом деле участие) смеяться при виде умирающего человека. Картина маслом, два садиста на флоте надругаются над педофилом и насильником, пускай основная претензия и была не в том, что он девочек и мальчиков насиловал, а в том, что разлагал дисциплину среди солдат и был абсолютно бесполезен.
– Главное, чтобы он её за прелести не лапал, а то отправиться не к Богу, а прямо к чёрту в котёл, ха-ха! – впрочем, продолжали беззаботно шутить они недолго, ибо легат, слабый здоровьем из-за разгульного образа жизни, больно быстро сдох, ещё на первом круге.
– Время смерти – 23:49, вероятно, причиной стало удушье. Несите его в морг, я проведу вскрытие, – бездушно, как и подобает настоящему хирургу, произнёс Феодор, взглянув на свои часы, предварительно подсветив их у фонаря стоящего поблизости ассистента.
– Не забудь в своём журнале отметить его неизвестным, – безрадостно произнёс Гней, явно разочарованный столь быстрой смертью ублюдка, казнью которого он надеялся насладиться в полной мере.
– Ладно, как скажешь, – ответил ему в подобной же манере Феодор, в то время как бравые молодчики спускались с корабля с телом легата на плечах.
– Гай, назначь вахту из наиболее изнеженных матросов и можешь быть свободен. Если понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать, – приказал Гаю Гней, после чего удалился в свою палатку (в связи с нехваткой времени и ресурсов было решено обойтись палаточным лагерем).
– Так точно, сэр! – разорвал пучину ночной тишины Гай, но ответа, ожидаемо, не последовало.
Спустя некоторое время тело было доставлено в импровизированный морг, в котором и работал Феодор. Будучи любопытствующим практиком из эмпирической школы, Феодор изрезал труп вдоль и поперёк, чтобы продолжить своё изучение человеческой анатомии и её закономерностей. Разумеется, будучи педантичным перфекционистом, он записал все свои наблюдения. Легата же он обозвал неизвестным туземцем, умершим от удушения в воде при попытке сбежать от римских конкистадоров на побережье.
Разумеется, его изловили, «допросили», а потом утопили. Быстро и чётко. Отсюда и такие «восхитительные» следы на шее (на ней у удушенного остаются характерные следы, повествующие об орудии убийства, например, о размере рук душегуба и силе его хватки, или о толщине верёвки, если речь идёт о повешенном). Разумеется, от привычной для себя зарисовки частей тела вскрытого своеобразный патологоанатом отказался, как в силу отсутствия времени (да и было слишком темно для этого), так и в силу прямого запрета.
Через несколько часов, ближе к утру, Феодор закончил с «неизвестным туземцем», позволив ассистенту обернуть его труп в несколько слоёв ткани. Спустя полчаса, закончив с вознёй, они наконец-то побеспокоили уже давно дремавших солдат. Взяв на руки «упакованного» легата, они удалились в ночное далёко с ассистентом…
Вот так и закончилась его жизнь. Недолгими были его мучения перед смертью, но в аду обязательно позаботятся об исправлении этого недоразумения. Феодор же, сняв импровизированный костюм для операций из грубой ткани и кожи, удалился в свои покои.