Последний император

      …Неподалёку раздавались грохот многочисленных взрывов, свист фюзеляжей, рёв моторов и сирены моторчиков, внёсшие немало хаоса в стан врага, но они не колебали новых героев Рима. Они знали, что это их крылатые союзники обеспечивают им победу ещё до начала битвы…       – Ну что, скоро там? – спрашивал бородатый мужчина в лёгком шлеме из плотного сукна.       – Сигналят стартовать! – на что ему криком ответил неприглядный офицер, едва различимый в достаточно тёмном пространстве.       – Так чего же мы ждём? По коням и погнали! – задорный удалец, бывший механиком-водителем «Беты», естественно, давно уже был на мандраже…       – Ну, вроде как, всё в порядке, так что я закрываю люк! – и, судя по дрожащим рукам офицера, не он один. Впрочем, стоит ли их винить в этом? Как-никак, это не просто их первый бой, это исторический момент – первое участие танков в войне. Тут разве что холодный мертвец не будет на мандраже…       – Стартуем!!! – и тут же раздался рёв машинный. Поколения спустя люди будут вспоминать этот момент со словами на губах – «…то было лишь начало…». Пока что, правда, только их медленного движения в сторону врага. Прежде скрытые за холмом, эти машины, методично вытаптывая всю землю под своими мощными гусеницами, постепенно открывали свой грозный и устрашающий вид на всеобщее обозрение.       – Тит, ты что-нибудь видишь!? – кричал наводчику механик-водитель, пытаясь перекричать страшный рёв машины и многочисленные взрывы.       – Что я вижу!? Бесконечные клубы дыма и пыли, вот что! – с шестой (или седьмой?) попытки он таки услышал постоянно повторяющийся вопрос, после чего попытки докричаться друг до друга начались по новой, но уже в обратную сторону.       – Ну, тогда будем надеяться, что идём мы в правильном направлении, так как я никого не вижу! – естественно, нулевая видимость и постоянный грохот не были причинами останавливаться. Тем не менее, небольшая нервозность всего экипажа давали о себе знать. Лучше всего это было видно по заряжающим танка, чьи руки были заняты не боеприпасами, а чётками, в то время как уста – молитвами.       – Не бойтесь, победа обязательно будет за нами! – капитан, тем временем, тщетно пытался ободрить своих парней. Тщетно потому, что к тому моменту постоянный грохот взрывов стал столь мощным, что любой крик, даже самый громкий, уходил в пустоту, полностью заглушённый оными.       – Вижу врага! Флавий, заряжай! – через некоторое время танки, наконец-то, вышли из плотной завесы пыли и дыма. Грохот взрывов прекратился примерно в то же самое время. По итогу, остались лишь крики вражеских солдат, страшно дерущих себе глотки от невыносимой боли, причинённой им авиацией и артиллерией, а также шум самих танков.       – Есть! – благодаря чему какая-никакая передача сигналов между членами экипажа стала возможной. Мигом зарядив орудие, он тут же приготовился заряжать по новой. Прежде, правда, оное прогремело под непрекращающиеся крики солдат врага, плоть и кости которых нещадно перемалывались всё стремящимися вперёд танками.       – Попал! – незамедлительно возрадовался Тит, наводчик левого орудия, которому теперь принадлежал первый танковый выстрел в истории. Впрочем, не столько он был страшен для врага, сколь пулемётные очереди его коллег, буквально выкашивавшие живую силу врага.       – Есть! – впрочем, ни его, ни заряжающего, это не волновало. Сейчас он думал только о том, что он, собственными же руками, вершит историю. Это потом он будет вспоминать разорванные в клочья тушки, где с оторванной челюстью, а где и вовсе без головы, а пока, раз уж он во власти куража, дадим ему вдоволь насладиться моментом, за который ему предстоит сполна расплатиться собственным душевным спокойствием…       …Тем временем, Валентиниан, вернувший себе привычное состояние прагматичного хладнокровия, пытался изо всех сил разглядеть, что же происходит на поле битвы. Имея первый в своей жизни опыт общевойсковых операций с применением военной техники, он не строил иллюзий по поводу эффективность придуманного им плана, но, всё же, не сомневался в его успехе.       Потому, кстати, всё, что его сейчас волновало –реальные детали происходящего. Удивительно, но люди подобного ему склада ума всегда стараются извлечь ценный опыт, даже из побед…              – Ну, что думаешь? – спрашивал император у Аэция, что стоял на наблюдательной возвышенности вместе с ним.       – В одни ворота, а если быть проще – натуральная резня. Ваши «танки» просто втоптали лучшую пехоту в империи, не оставив ей и шанса. Даже отсюда я могу слышать крики этих бедняг… – в ответ он произнёс тихим голосом тремя короткими предложениями, прежде чем повернуться спиной к говорящему с ним императору (что считалось страшным оскорблением). Закрыв глаза, он глубоко вдохнул и выдохнул, после чего, собравшись с силами, ударил Валентиниана.       – Чёрт, Флавий, какая муха тебя укусила? – очевидно, подобного не ожидал абсолютно никто, тем более сам император.       – Ваше Величество, оглянитесь! Разве вы не видите, что творите? Оглядитесь, вы взращиваете ненависть по признаку принадлежности к тому или иному народу, по цвету кожи. Вы уничтожаете десятки тысяч людей, если не сотни тысяч. Чего вы ожидали? Что вас все за это будут любить и целовать в попку? Да вы же натуральный псих! Когда очередное ваше орудие массового уничтожения людского рода рвало в клочья ваших же сыновей, которых вы взрастили собственными же руками, вы лишь смеялись! – пока Валентиниан медленно возвращал свою голову в то положение, в котором она находилась буквально за мгновение до удара, Аэция схватила его личная охрана. Император же, отойдя от мощного удара бывалого вояки, вытер кровь на губе и лишь затем приказал своей страже отпустить бедного старика.       – Понимаешь, Аэций, тут такое дело… я никогда не клялся сохранить Рим таким, каким принял. Я поклялся его спасти… и я его спас! Но мало спасти больного от смерти, его надо ещё и вылечить. Этим я и занялся сразу же после того, как ликвидировал все угрозы внутри границ МОЕЙ Империи. Налоговая, административная, монетная реформы, создание регулируемого банковского сектора, многочисленных обрабатывающих предприятий, расширение и модернизация добывающих, создание мощнейшей науки… всё это я сделал для того, чтобы солнце никогда не заходило над МОЕЙ империей. Разве ты не видишь? Сотни, тысячи кораблей снуют по все океанам, расширяя заморские владения Рима, принося им свет знаний и цивилизации. Сотни тысяч солдат несут имперское знамя через земли германцев, сарматов, даков и славян. Империя в зените своего могущества и не далёк тот день, когда она охватит территорию всего земного шара! Всё это произошло благодаря мне! – то ли по старой дружбе, то ли из уважения к старому вояке, он не наказал его прилюдно тут же, на месте. Нет, вместо этого он решил, что хотя бы попробует его убедить в своей правоте, пускай и понимал, что, скорее всего, это невозможно.       – А как же жертвы? Считал ли вы, скольких сынов Рима отправили на убой? Вам-то хорошо там, в собственной резиденции далеко за городом. Вы не видели смог в городах, вы им не дышали… правда ведь, какое вам дело, что младенцы в Риме болеют от нехватки солнечного света, отвратительной вони и ужасного воздуха! – Аэций, вошедший в раж, схватил императора за его жакет, после чего, нервозно оглядев бездействующих стражей Валентиниана, тут же его отпустил.       – Ты думаешь, что я слеп и глух? Я прекрасно знаю об экологической катастрофе во многих крупных городах империи. Я работаю над их решением. У меня уже лежал на столе план по реконструкции, модернизации и расширению центральной городской канализации и водопровода в Риме, созданию системы резервуаров и водоочистных станций. Я уже подготовил кадры и оборудование для очищения реки. Я уже организовал сбор твёрдого мусора в городе, я построил несметное число новых терм, бассейнов, парков, фонтанов! Да я один для Рима сделал больше, чем все императоры, консулы и цари вместе взятые! – Император не боялся грозного вида Аэция, всем своим видом показывавшего, что он готов применить насилие в любой момент, после любого некрасивого словца Его Величества.       – … – Аэций же не мог вымолвить и слова. Он стоял с поднятой рукой, пока его указательный палец, направленный на Валентиниана, подрагивал от мощнейшего напряжения. Ему нечего было сказать. Император сделал очень многое для Рима, но Флавия волновало только то, сколько жертв было угрохано ради этого прогресса. В его глазах Валентиниан шёл по дороге благих намерений, устланной прямиком в ад.       – Нечего сказать, да? Уведите его, пусть он немного успокоится, а то на него слишком плохо влияет вид того, как МОИ танки перемалывают в труху родных ему ребят из гвардии, – сам он, естественно, поспорил бы с этим утверждением. Как можно прийти по дороге благих намерений в ад, если ты уже его бессмертный владыка?       … Тем временем, бой в долине уже завершался. Те жалкие остатки, что выжили после танковой атаки, поддержанной пехотой, были схвачены и казнены кавалергардами, давно соперничавшими с пехотной гвардией за доверие императора и близость к нему.       Пехотные офицеры, конечно, попытались воспрепятствовать этому, но не преуспели, ввиду своей малочисленности. Им было жалко своих бывших коллег, многие из которых им были друзьями и братьями, если не по крови, то по службе, и им стоит отдать должное за проявленную смелость сопротивляться кавалергардам самого императора, но, увы, их попытки были тщетны. Поляна, усеянная изуродованными трупами, полнившаяся от уже начавшей гнить плоти, вынуждена была принять новых гостей.              Битва при Неми завершилась полным окружением и уничтожением главных сил мятежников. Теперь они были лишены своей главной и, что самое важное, наиболее хорошо вооружённой и отлично дисциплинированной военной силы.              Всё, что осталось теперь у сенаторов-мятежников теперь – гарнизон Рима и кучка оборванцев, экстренно поставленных под ружьё в условиях тяжёлой борьбы с императором. Императора и победу в гражданской войне разделяли лишь непокорённый и не покаранный Рим, а также осаждённый дворец.