Возвращение

Для меня эта ночь вне закона. Я пишу - по ночам больше тем. Я хватаюсь за диск телефона И набираю вечное 07. Девушка, здравствуйте! Как вас звать? Тома. Семьдесят вторая! Жду, дыханье затая! Быть не может, повторите, я уверен - дома! А, вот уже ответили... Ну, здравствуй, - это я! Телефон для меня, как икона, Телефонная книга - триптих, Стала телефонистка мадонной, Расстоянья на миг сократив. Девушка, милая! Я прошу, продлите! Вы теперь, как ангел, - не сходите ж с алтаря! Самое главное - впереди, поймите, Вот уже ответили... Ну, здравствуй, - это я! Владимир Высоцкий «07»

Гарри снял трубку, зажал ее между ухом и плечом и, придерживая аппарат, стал набирать номер. Диск вращался очень медленно, будто нарочно отодвигая заветный момент. В трубке раздавался привычный треск и шепот, отголоски прорывающейся Серости. Мужчина смотрел на свои пальцы, на вращающийся диск, на пылинки, кружащиеся в лучах неяркого света. - Зачем ты это делаешь? Совсем спятил? Ты как ребенок, который во сне увидел игрушку и наутро ищет ее. Дора ушла от тебя, потому что ты мудак, ты все портишь. Ты как Мидас, только все до чего ты дотрагиваешься, превращается в дерьмо. И сейчас ты снова ведешь себя по-мудацки. Положи трубку и возвращайся к Жану. - Я должен поговорить с ней, я должен знать! - Окей, ты узнаешь, и что? Что ты будешь делать с этой информацией? - Если сейчас она оставила ребенка, значит тогда она сделала это из-за меня, по моей вине. Я хотел его, но Дора говорила, что я вынудил ее сделать аборт. Но как? Я был счастлив, я говорил ей об этом. Я проводил ее в клинику на прием к доктору, а вечером она сказала, малыша больше нет и это я виноват. Я до сих пор не понимаю, что я сделал не так, я хочу разобраться. - Да потому что ты кусок убогого дерьма. Ты не мог прокормить себя и ее, о каком ребенке могла идти речь? Ты ничтожество, а Дора — ты знаешь. Она из высшей лиги. Она давала тебе множество шансов, была твоей музой, делала все, чтобы ты мог развиваться и двигаться вперед. Но ты ничего не делал. Ты бухал, торчал, шлялся. Ты не старался, вот и все. И ей это надоело. Она устала тащить тебя, вот и все. В трубке раздался щелчок соединения. Этот звук, как выстрел в висок, вывел Гарри из оцепенения. - Алло? - ее голос был тихим и уставшим. - Дора… - Гарри? Ох, Гарри, почему ты звонишь мне сейчас? Мне так плохо, ты хочешь меня добить? Чего тебе надо? Опять напился? - Я хотел спросить тебя кое о чем. - Не надо, Гарри. Ни о чем меня не спрашивай. Мне сейчас очень плохо. Оставь меня. - Дора, что случилось? Расскажи, что стряслось. - Ничего. Тебя это не касается. До свидания. Она попрощалась, но не спешила повесить трубку, ее дыхание трепетало возле самого его уха. Мужчина подождал немного и снова спросил: - Что случилось? Ты же знаешь, ты можешь рассказать мне. - Ох, Гарри… - женщина всхлипнула. - Я только что приехала из больницы. - Что случилось? - повторил он вопрос, хотя уже знал ответ, в голосе его сквозили истерические нотки. - Ничего особенного, проблемы по женской части. - Ты сделала аборт, да? ...большая спальня, огромная кровать стоит посреди комнаты. Персиковое покрывало с рюшами касается пола. Шторы опущены, в комнате стоит полумрак. На краю кровати сидит заплаканная женщина, прижимая трубку к уху. Она улыбается сквозь слезы… - Гарри… Ты всегда так тонко меня чувствовал… Между нами и правда какая-то особая связь. Не то что с ним. Он просто сухарь, - она тихонько всхлипнула. - Да, у него есть деньги, но ведь это не главное, правда? Ему просто наплевать на меня. Он меня не любит, и ребенок ему не нужен. Я так устала… - Дора… Во рту пересохло, горло сжал спазм, руки задрожали, и из последних сил Гарри прохрипел: - Пожалуйста, возвращайся. Приезжай домой… - Гарри, это невозможно, ты же знаешь. - Почему? - Здесь у меня нормальная работа, нормальный дом. Я ведь знаю, ты живешь все в той же каморке. Я так не могу, Гарри. Я хочу жить как все. Разве я много прошу? Пожалуйста, не нужно говорить об этом. - Но ты же говоришь, что несчастлива с ним, почему ты не уйдешь? - Ты как ребенок, ты всегда таким был. Зачем решать проблемы, если от них можно просто спрятаться? Я закрою глаза, и все исчезнет. Это так не работает. - Дора, просто ответь, зачем ты живешь с ним, если вы не любите друг друга, если вы не счастливы вместе? - Хватит, Гарри. Ты же знаешь, мне некуда пойти. - Ты можешь вернуться в Ревашоль. Ко мне. - Зачем? Чтобы снова разыскивать тебя по всему городу, обзванивать больницы и морги, и под утро волочить тебя в невменяемом состоянии домой? Хватит, я устала от всего этого. Я хочу обычную, нормальную семью, нормальную жизнь, а не то, что мне можешь дать ты. - Дора! Пожалуйста! Просто дай мне последний шанс, я все исправлю. Я чувствую, что все получится. Я завяжу, обещаю. На том конце провода послышался протяжный вздох бессилия. - Гарри… Я слышу это в сотый раз, и я уже не верю твоим словам. Сначала сделай хоть что-нибудь, а потом поговорим, ладно? Я устала. Просто дай мне отдохнуть, хорошо? До свидания, Гарри. - Дора, я обещаю, я… - голос мужчины потонул в пустоте Серости. Ослепительный солнечный свет резал глаза, но спешивший к мотокарете мужчина не замечал этого. Его переполняла решимость. Разговор с Дорой в который раз вселил в него надежду, что он особенный, что она, хоть и не видела его уже шесть лет, все равно постоянно думает о нем и что по-прежнему любит его. А ему нужно только постараться, собраться с силами и совершить этот бросок. Добиться поставленной цели ради нее. Он чувствовал себя рыцарем на турнире, на предплечье которого развевался тонкий шелковый шарф. Так было всегда. Дора была тихой и кроткой, но при этом решительной. Когда-то давно, встретив его, школьного тренера, на остановке, она будто разглядела в нем обещание чего-то великого, и, хотя он был абсолютно счастлив на своем месте, она видела, что его талантам требуется развитие. Да, он любил детей, и, каждое утро, уходя на работу, он чувствовал подъем и радость, но это была жалкая должность, не приносившая ни славы, ни денег. Да, некоторые его ученики добивались приличных результатов, и порой о них даже писали в газетах, где благодарные ребята отмечали, что все их успехи — это командная работа: их и открытого, мягкого, уверенного в их силах школьного учителя. Но все это было не то. Лавры доставались какому-то подростку, в то время как Гарри оставался в стороне. Дору раздражало это положение вещей, она не терпела несправедливости, и постепенно начала убеждать Гарри уйти из тренерства в пользу чего-то более удобоваримого. Сперва она просто намекала, потом перешла к открытым разговорам, периодически перемежая их угрозами уйти. Гарри метался, меньше всего на свете ему хотелось выбирать между любимой женщиной и делом всей жизни, но она была непреклонна, и ее аргументы действительно были серьезными: его нищенского жалования едва хватало, чтобы оплачивать скромное жилье, и потому женщине приходилось практически полностью обеспечивать все их нужды самостоятельно, а это было вовсе не то, о чем она мечтала. Ее фантазии рисовали ей счастливую семейную жизнь, где она хозяйка большого красивого дома, которая в основном занимается семьей, и может быть делает что-то для удовольствия, а супруг тем временем трудится не покладая рук, чтобы обеспечивать их обоих. То, что Гарри ни к чему особому не стремится, казалось ей её личной проблемой, значит это она не мотивирует его, она делает что-то не так. Дора корила себя в неуспешности Гарри, но тем не менее, она верила, что стоит ему только начать двигаться к их общей цели, он тут же почувствует, что все это было не зря и будет безумно благодарен, что когда-то она достала его со дна. Гарри начал пить ещё до того, как окончательно бросил работу в школе. Все началось в тот момент, когда Дора, по сути, поставила ему ультиматум, и, не умея справляться с внутренними конфликтами, он стал искать хоть какой-то опоры вовне. И он нашел ее в сомнительных кабаках и притонах. Но что он мог поделать с собой, если только так он мог заглушить злые голоса, начавшие звучать в голове? Он был готов на все, лишь бы хоть ненадолго почувствовать себя нормально, без этого отвратительного ощущения, что тебя разрывают на части. Сперва наркотики и выпивка словно возвышали его над самим собой, он чувствовал себя лучше, работал быстрее и эффективнее, но со временем все эти допинги стали нужны просто для того, чтобы быть в норме, чтобы не скатываться в полное дерьмо. И с каждым разом становилось все сложнее. Гарри сам понимал, что принимает уже совершенно нечеловеческие дозы, ему едва хватает денег на то, чтобы хоть как-то питаться, а на улицу его не вышвырнули только благодаря какой-то странной жалости Викмара и его жены, которые будучи совершенно чужими людьми, почему-то тряслись над ним и не давали сдохнуть под забором, даже когда самый близкий, самый родной для него человек отвернулся от него. Жан вел «Кинему» по набережной, напевая себе под нос, Гарри разобрал что-то вроде «мы тебя из под земли достанем, мы с Гарри кого хочешь достанем, мы черта лысого обреем» это звучало лучше любой поддержки, и мужчина подумал, что в этот раз у него непременно все получится.