∴
Дилюк впервые встретил Кайю маленьким мальчиком, которого отец привёл в их дом. Испуганным ребёнком в насквозь мокрой, рваной одежде, жмущимся к ноге человека, которого едва знал. Первый год в поместье он почти не разговаривал, не смотрел людям в глаза и вздрагивал от любого прикосновения. Отец говорил, что Кайя многое пережил: они должны быть терпеливыми и помогать ему привыкнуть к новой жизни. И Дилюк, конечно, помогал как мог. У него вообще было не так уж много друзей, так что он вцепился в нового знакомого, который всё равно никуда не мог от него деться, со всем юношеским пылом. Всюду таскал за собой, втягивал в любимые игры, хотя Кайя сначала не очень хорошо понимал, что от него требуется. Но даже когда понял, лучше не стало: его придуманные истории всегда рассказывали о тяжелых походах, голоде и лишениях. Дилюк же хотел быть рыцарем, а не беженцем. Он немало времени потратил на то, чтобы Кайя понял — они оба должны быть сильными, справедливыми и надежными героями, которым всё нипочём. Кайя учился общению с людьми постепенно. Всё больше рассказывал Дилюку о себе — не о прошлом, а о том, что происходило в данный момент. Что хотел есть или спать, что ему скучно, или делился эмоциями от последней прочитанной книги. Для кого-то другого это могло быть обыденностью, но Дилюк радовался каждому клочку информации, что получал о своем друге, пусть даже совершенно незначительному. Он помогал Кайе с тренировками, с учёбой — раньше его образованием явно никто не занимался, но Кайя всё схватывал на лету. Отец был доволен тем, как тот осваивался в новом доме, и очень хвалил рвение Дилюка. — Я всегда знал, что из тебя выйдет замечательный старший брат, — сказал он как-то раз, положив руку Дилюку на плечо. — Если бы только твоя мама это видела… Но Дилюка не волновало одобрение совершенно незнакомой женщины, чьего лица он даже не помнил. Он и раньше не думал о своей семье как о неполноценной, а с появлением Кайи обрёл то, о чём и помыслить не мог. Дилюк любил отца и уважал его, но чувства к приёмному брату выходили за рамки всех испытанных ранее. Он обожал Кайю всем сердцем и испытывал огромную потребность в заботе о нём. Ощущать себя старшим братом было тем приятнее, что Кайя казался очень уязвимым и нуждающимся в защите — и Дилюк со всей серьёзностью отнёсся к своей новой роли. Это и стало причиной, по которой он первым заметил, что с Кайей что-то не так. Сперва понять это было трудно, но чем больше Кайя открывался ему, тем более явной становилась его… особенность — Дилюк называл это так. Иногда Кайя говорил, что хочет побыть один и куда-то пропадал на несколько часов. За несколько дней до этого он начинал нервничать, замыкаться, но упрямо не рассказывал о том, что происходит. «Ничего» — вот был весь его ответ. Если же Дилюк начинал расспросы после того, как всё возвращалось в норму, Кайя только расстраивался и смущался, так что приходилось оставлять его в покое. «Пожалуйста, не спрашивай ничего, — бормотал он, отводя взгляд. — Я не могу тебе сказать». И Дилюк долго терпел. Усмирял любопытство как мог и повторял себе, что должен уважать чужое право на приватность — во всяком случае, именно так сказал отец, стоило поделиться с ним переживаниями. «Ему непросто, сынок, попробуй понять и дать время. Прошлая жизнь Кайи не была лёгкой, так что неудивительно, что он не всегда имеет возможность выразить словами свои чувства. Просто будь для него хорошим другом — наверняка когда-нибудь он сам поделится тем, что его тревожит». Мудрый совет — как и все, что отец когда-либо давал Дилюку. Вот только следовать ему оказалось неожиданно сложно.∴
Вскоре после того, как Кайе исполнилось тринадцать, Дилюк не вытерпел и решил, что проследит за ним. Просто чтобы убедиться, что всё в порядке — вдруг ему что-то угрожало? Мало ли откуда он пришёл, может быть, люди, от которых бежала его семья, до сих пор преследовали его и требовали… например, откупаться, чтобы Кайе было позволено ещё немного пожить спокойной жизнью! Правда, из поместья ничего не пропадало — Дилюк бы наверняка о таком услышал, но придумать, что ещё могли требовать неизвестные мерзавцы, он так и не смог. А если что-то ещё более страшное?.. Кайя скрылся в лесу, и Дилюк пошёл за ним, стараясь держаться на расстоянии, но не потерять из виду. Кайя двигался быстро — почти бежал, так что следить за ним оказалось непросто. В первый раз Дилюк упустил его, как и во второй, и третий, но, во всяком случае, понял, что сбегал тот в одном и том же направлении. На четвёртый раз Кайя снова исчез — как будто сквозь землю провалился, честное слово, — и Дилюк привычно уже направился вглубь леса на поиски. Над головой шумели, качаясь на ветру, деревья; птицы прыгали с ветки на ветку, громко чирикая, и всё выглядело таким спокойным и мирным, — если не знать, что где-то среди всей этой осенней красоты бродил его испуганный, беспокойный младший брат. Через двадцать минут поисков Дилюк уже решил было вернуться домой, как вдруг услышал странные хлюпающие звуки и осторожно направился к их источнику. Выглянув из-за ствола дерева, он увидел Кайю, спиной к нему сидящего на земле. Сгорбленный, с дрожащими плечами, он казался совсем крошечным и несчастным, и Дилюк сам не заметил, как сделал несколько шагов по направлению к нему. Под ногой хрустнула ветка, заставив Кайю резко обернуться. На его лице не было слёз, зато руки… Руки почти до локтей были забрызганы алым — Дилюк бросился к нему, испугавшись, что Кайя может быть ранен, но остановился, не дойдя несколько метров. В траве, прямо у его ног, лежал зяблик. Только по рыжеватому оперению, виднеющемуся под кровавыми пятнами, Дилюк вообще смог определить, что это за птица, — и почему-то это показалось очень важным. Зяблик не шевелился; на его крошечном тельце зияла открытая рана, белеющая обломками костей, а крылья изгибались под совершенно неестественным углом. Дилюк всё смотрел и смотрел на бордовый провал, окруженный трепещущими на ветру перышками, пока Кайя не отшатнулся в сторону от птицы. — Я не хотел, — испуганно прошептал он, подняв на Дилюка расфокусированный взгляд, — это не я… Это не я! Из его глаза полились слёзы, и он принялся утирать их, размазывая по лицу кровь. Это выглядело так жутко, что Дилюк отшатнулся, едва не закричав, и закрыл руками рот. Хотелось позвать на помощь, но кого? Они в лесу одни, и если Кайя… У Дилюка даже мысленно не получалось объяснить себе происходящее. Такого просто не могло случиться, чтобы Кайя — Кайя! — такой милый, добрый и пугливый, совершил что-то настолько… Страшно было произнести слово «убил» — такое однозначное, конéчное, не дающее сделать ни шага в сторону. — Это не я, — всё продолжал бормотать Кайя по кругу, снова и снова, как заклинание, которое могло бы всё исправить, начав срываться на всхлипы и подвывания. Он уже рыдал в голос, закрыв руками оба глаза — даже тот, что и так был спрятан повязкой. И Дилюк осторожно шагнул вперёд, не понимая, что делает, а потом быстро преодолел разделяющее их расстояние и упал перед Кайей на колени. Он прижал Кайю к себе — такого маленького, трясущегося и испуганного, не обращая внимания на окровавленные руки и птичью тушку, лежащую рядом. — Конечно, это не ты, — тихо согласился Дилюк, гладя его по волосам. Он и сам хотел поверить в свои слова — может, это лиса подрала зяблика, а Кайя пытался помочь? Да пусть он хоть поскользнулся и приземлился прямо на бедную мёртвую птичку — всё что угодно, лишь бы не признавать, что это его рук дело. Дилюк очень хотел, чтобы Кайя дал простое и понятное объяснение произошедшему, но тот плакал молча, даже не обнимая его в ответ.