∴
Дилюк закопал зяблика в землю и отвёл Кайю к озеру, чтобы смыть кровь. Как ни странно, его одежда была чистой — в отличие от рубашки Дилюка. Засохшие красные разводы не отстирывались с белой ткани, сколько бы он ни тёр её в холодной воде. Кайя сидел на берегу, молча глядя на эти тщетные попытки; его нижняя губа вновь начала дрожать. — Скажу Аделинде, что ударился и у меня из носа пошла кровь, — произнёс Дилюк, пытаясь его успокоить, но не добился никакой реакции. Кайя казался ещё более потерянным, чем обычно — словно совсем ушёл в себя. Он ничего не говорил и по дороге домой, хотя послушно следовал за Дилюком. Даже не попросил никому ничего не рассказывать. Только когда отец вышел из своего кабинета и, закончив с осмотром «пострадавшего», склонился над ним с вопросом, всё ли в порядке, он наконец поднял взгляд и неуверенно кивнул. — Ты боишься крови? — уточнил отец, опустившись на корточки, чтобы оказаться с ним на одной высоте. Кайя качнул головой. — Тогда ты испугался за Дилюка? В этот раз возникла пауза, но уже через секунду Кайя вновь кивнул, уже охотнее. У него всегда хорошо получалось врать — намного убедительнее, чем у Дилюка. В историю с носом смогли поверить только потому, что он придумал её заранее, а вот Кайя умудрялся сочинять убедительную ложь прямо на ходу. Он никогда не врал о чём-то серьёзном — не считая этого убегания в лес, конечно, — но с удовольствием рассказывал Аделинде небылицы об их с Дилюком приключениях, заставляя её хвататься за сердце или угрюмо качать головой, а потом разражался смехом, и она, поняв, что её снова обдурили, улыбалась тоже. Кайя чередовал выдумки с правдой так бессистемно, что она никогда не могла понять, в какой момент над ней подшучивают. Впрочем, сейчас он ничего не сказал, но всё равно выглядел таким пристыженно-испуганным, что ему легко было поверить. Аделинда коротко погладила его по голове, прежде чем уйти за чистой одеждой, а отец ободряюще сжал его плечо. — В том, чтобы переживать, нет ничего стыдного, но Дилюк в полном порядке. Хотя, знаешь, я тоже был в ужасе, когда он первый раз прибежал домой с окровавленным лицом — подумал, что он, наверное, умирает. Чуть сознание не потерял! А оказалось, он играл с Джинн в гарпастум и она попала ему в нос. Она тогда тоже плакала, а Дилюк утешал и её, и меня. Он мягко засмеялся, и Кайя ответил осторожной улыбкой. — Он такой смелый. Дилюк прикусил губу, слегка покраснев. В любой другой день он бросился бы Кайе на шею, воскликнув что-то вроде: «Конечно! И тебе нечего бояться!», но теперь совсем не понимал, как себя вести. — Ладно. — Отец кивнул им обоим и поднялся на ноги. — Мне ещё нужно поработать. Будьте осторожнее, мальчики. Я зайду к вам перед сном. Он ушёл, оставив их на диване в гостиной, и Кайя весь словно окаменел. Его взгляд блуждал по полу, а руки сжимались в кулаки поверх мягкого покрывала, но он продолжал молчать. — Я не скажу им, если ты этого не хочешь, — очень тихо прошептал Дилюк. — Я… Я хочу, чтобы ты рассказал мне — или им, — что случилось, но если ты… — Я не могу, — перебил Кайя, посмотрев ему в глаза с таким несчастным видом, что Дилюку моментально расхотелось расспрашивать. — Я ведь уже говорил… Я не могу. Правда. Пришлось оставить его в покое.∴
Как Дилюк и ожидал, они не возвращались к этому разговору. Кайя делал вид, что ничего не произошло, и как обычно замыкался, стоило затронуть даже отдалённо похожую тему. Дилюк не знал, что делать. Он обещал никому не говорить и не собирался отказываться от своих слов, но тайна давила, лишая аппетита и сна. Аделинда даже подумала, что он заболел, и начала заваривать какие-то лечебные травы. Отец тоже замечал, что что-то не так, и пытался поговорить, но Дилюк только отмахивался. Замечал и Кайя. Он выглядел очень грустным и виноватым, но всё равно упрямо молчал, не пытаясь хоть как-то объясниться. В какой-то момент Дилюка начало это злить. Чем заслужил недоверие? Он всегда поддерживал Кайю, покрывал даже от отца, если ему случалось нарушать правила поместья. Ни разу слова плохого не сказал о прошлом Кайи — потому что его предупреждали, что так нельзя. Он делал всё, что говорили взрослые, чтобы не ранить своего нового друга — и брата! — но тот всё равно от него скрывался. Так что в день, когда Кайя в очередной раз попытался незаметно ускользнуть, Дилюк, не таясь, открыто пошёл за ним на улицу. Конечно, Кайя услышал захлопнувшуюся — не закрытую осторожно, как делал он — дверь. Обернулся, загнанно глядя на Дилюка, и сделал шаг назад. — Мне нужно… — начал он, прижав стиснутые в кулаки руки к груди. — Я долго терпел, но теперь, пожалуйста… — Я пойду с тобой, — отрезал Дилюк, нахмурившись, когда Кайя замотал головой. — Нет, нет, ты не понимаешь!.. — затараторил тот, повысив голос, хотя обычно старался не шуметь, когда сбегал. Но Дилюк не хотел больше слушать оправдания. — Ты убил того зяблика, — настойчиво произнёс он, заставив Кайю изумлённо распахнуть глаз и как-то беспомощно ахнуть. — Я ведь не тупой. Я знаю, что это был ты. — Но я… — И я знаю, что ты собираешься сделать это снова. Я пойду с тобой, хочешь ты этого или нет! Но будет здорово, если ты наконец объяснишь, зачем это делаешь. Они оба замерли, не отрывая друг от друга напряженных взглядов. Кайя мелко трясся, теперь обхватив себя руками, и кусал нижнюю губу так сильно, что она побелела. Дилюк тоже нервничал, очень, но уже дал себе обещание идти до конца, что бы ни случилось, и это решение помогало держаться стойко. Ему показалось, что прошло просто неприлично много времени, прежде чем Кайя наконец заговорил; хотя, может быть, они молчали всего несколько секунд. — Отец сказал, что никто не поймёт, — медленно произнёс он, опустив голову. — Никто не может понять. — Так объясни мне! — воскликнул Дилюк, схватив его за воротник, но Кайя отстранился, неожиданно резко убрав от себя протянутые руки. — Он говорил, что я должен быть скрытным, и мне лучше вообще ни с кем не сближаться. Я надеялся… Надеялся, что ты не захочешь дружить с кем-то настолько скучным, как я. Голос Кайи звучал неожиданно ровно, хотя его тело продолжало дрожать — и Дилюк тоже начал трястись, сам не понимая отчего. Он уже не был уверен, что хочет слышать ответ на вопрос, который задавал столько времени. — Но ты захотел, и я тоже… У меня же никогда раньше не было друзей. Я знал, что это так закончится, но думал, что, может быть… Может быть, ты сможешь делать вид, что ничего не происходит. Ради меня. Он не сказал: «А ты не смог», но Дилюк понял всё сам. И почему-то почувствовал себя ужасно виноватым. Кайя тяжело вздохнул, поднёс ладонь к лицу и стащил повязку. Ещё мгновение стоял зажмурившись, а потом решительно — даже скорее отчаянно — поднял голову, впервые посмотрев на Дилюка обоими глазами с удивительными зрачками в форме звёзд, каких тот ни у кого больше не видел. Но если левый, как обычно, отливал бледно-лиловым цветом, то правый сиял золотом — так ярко, словно мог ночью осветить путь.