∴
Конечно, Магистру отчитался только Дилюк. Кайя всё время стоял позади с таким видом, будто вот-вот расплачется или лишится чувств. Дилюк не хотел злиться на него, но всё равно злился. В последнее время любые тайны вызывали в нём слишком яркое раздражение, чтобы его получалось хорошо скрывать. Особенно те, что так действовали на самого Кайю. Как и всегда, это значило только одно — разговорить его будет тяжело. На улице Кайя ничуть не приободрился, напротив — побледнел до синевы и облокотился о заграждение у лестницы, вместо того чтобы пойти за Дилюком следом. — Если не хочешь разговаривать прямо здесь, лучше пойти домой. Мрачный голос вывел Кайю из задумчивой отрешенности, заставив вздрогнуть и поднять взгляд. — Дома — тоже плохая идея, — тихо отозвался он, кусая губу. — Дилюк, это… Знаю, ты хочешь объяснений, но это так трудно… — Я толкую тебе об этом годами! — воскликнул Дилюк, ничуть не пытаясь понизить голос. — И я многое терпел. Угрозу себе, своей семье, кто знает — может, всему городу? Но теперь это мешает моей — нашей — работе. Тебе не кажется, что это слишком, Кайя?! — Ты даже не представляешь, насколько. Спокойный, холодный тон отрезвил его, заставил вспомнить, где они и что именно обсуждают. Дилюк оглянулся по сторонам, но не увидел никого, кто обратил бы на них внимание. Портос и Атос на страже штаба по-прежнему стояли на посту. — Поговорим в лесу, — произнёс Кайя, оторвавшись от заграждения. Он пошёл к главной площади неестественно ровным шагом, расправив плечи и подняв подбородок. И не оглянулся посмотреть, последовал ли за ним Дилюк. Да и какие ещё могли быть варианты?∴
Миновав опушку, Кайя зашёл вглубь леса и остановился только у поваленного дерева, которое пару лет назад они оборудовали под шалаш — один из многих, не самый лучший, но ближайший. Сейчас от постройки почти ничего не осталось: только пара балок, подпирающих ствол, чтобы он не свалился окончательно, да хлипкая скамейка, сколоченная из досок. Впрочем, Кайя не сел, а остался стоять под навесом листьев: даже с наполовину вырванными из земли корнями дерево продолжало жить. — Я много думал о том, как рассказать тебе обо всём, — произнёс он, глядя в сторону. — Но у меня так и не появилось хороших идей, а сейчас всё и вовсе вылетело из головы. Пускай слова Кайи и походили на оправдание, он совсем не звучал извиняющимся. — Начни сначала, — подсказал Дилюк, вызвав у Кайи кривую ухмылку. — Для начала: я проклят. — Именно так я это всегда и называл. Кайя кивнул, хотя по виду казалось, что он совсем не слушает. Ветер трепал его волосы, но он не пытался поправить их, хотя бы убрать от лица: чёлка совсем закрыла повязку и наверняка мешала второму глазу. — И не я один. Ты слышал о Каэнрии? На уроках истории Дилюку интереснее было рисовать в тетради карикатуры, чем слушать учителя, но о Каэнрии слышал, наверное, каждый. Поучительная сказка о том, что бывает, когда не почитаешь богов. Причина всех бед мироздания. Источник скверны, расползающейся по всей земле. — Её уничтожили боги, — отозвался Дилюк, слегка хмурясь. Не мог же Кайя иметь отношение к настолько старой истории? — Да, уничтожили. Воздали грешникам за самонадеянность и богохульство… Легко, когда ты бог, разрушить целое государство, правда? Стереть в пыль все здания, перебить мелких людишек, что носятся по содрогающейся земле, смертельно испуганные и неспособные дать отпор. Ровный, безэмоциональный голос действовал на Дилюка гипнотически. Казалось, будто Кайя и рассказывает просто сказку, а не раскрывает свой главный секрет. Он звучал так плавно, заученно, словно сам слышал её уже тысячи раз и просто повторял за кем-то другим. — Извращённый порядок рождает извращённую суть. Каждый, кто восстал против великой силы, будет наказан. Дети наследуют грехи отцов. То, что было загублено… само станет погибелью. — Я не понимаю, — тихо пробормотал Дилюк, чувствуя, что покрывается мурашками. Кайя наконец повернулся в его сторону и снял с глаза повязку. Золотой цвет ещё не был ослепительно ярким, но уже немного озарял его лицо, делая черты резче, может — злее. Превращая привычного Кайю в кого-то совсем незнакомого. — Связанные единым проклятием, грешники будут низвергнуты со своих ничтожных высот. Рождённый в грязи сам станет грязью… Боги покарали их, превратили в пародию на людей. Оставили доживать свои жалкие жизни среди руин и трупов. Но кто-то же остался… Что станет с теми, кто сможет пережить конец света? Спрячется так, что его не заметят… или окажется вдали от дома, где-то в чужой стране? Будут ли они связаны со своими обречёнными соотечественниками, разделят ли их страдания и боль, или станут свободны от позорного наказания? Вот ответ, Дилюк, — произнёс он, касаясь виска у правого глаза. — Единое прошлое рождает связанное будущее. Мои предки не превратились в чудовищ, но все мы — один народ, и всех нас связывает общая цель, последний оставшийся смысл существования. Zido. Обрывочные воспоминания о древней катастрофе и об её страшных последствиях для всего мира отказывались собраться в единую картину, даже направляемые проповедью Кайи. Дилюк стоял едва дыша, не смея прервать его, но не желая слушать продолжение. — Орден Бездны ведёт каждого своего последователя, наставляя для одной единственной цели. Это неодолимая сила. Мои родители, их родители и родители родителей — все они мечтали разрушить этот замкнутый цикл… Их стремления привели меня сюда, в этот город, для исполнения великой миссии. Покачав головой, Дилюк открыл рот, силясь что-то сказать: он не смог издать ни звука. Лишь через несколько секунд он произнёс слабое: «Что…», прозвучавшее едва слышно, но Кайя милостиво ответил раньше, чем голос окончательно предал Дилюка. — Я должен убить бога.