(Не)детские сказKEY by Syrena

      Дина больше всего любила зиму. Настоящую зиму. Когда за окном становилось светло-светло, бело-бело. Когда солнце слепило глаза, а снег блестел, точно драгоценные камни, разбросанные по серым улицам мотом-декабрём. Когда на раме скапливались, липли друг к другу снежинки – любопытные, норовящие заглянуть в дом, в тепло её комнаты.       Так много было этих любопытных, заглядывающих, что к утру обычно с другой стороны стекла образовывался белый валик-сугроб.       А ещё зимой можно было гулять.       Снег под ногами скрипел, варежки промокали – а дома вкусный горячий обед.       Но домой – это потом. Зимой самое главное для Дины – слепить снеговика.       Он всегда появлялся во дворе с первым липким, «правильным» снегом. Каждый год Дина украшала его то своим шарфом, то старой шапкой с огромным помпоном. Большой, белый и красивый, он оставался с ней всю зиму. Стоял под окнами, охраняя дом. В снегопад обрастал липучками-снежинками. Покрывался льдом в непогоду. Но неизменно не покидал своего поста, верный двору, дому и ей, Дине.       Этой зимой светло-светло, бело-бело никак не становилось. За окном моросил противный дождь. Двор превратился в непролазное болото.       Декабрь болел гриппом, и Дина тоже болела. В комнате противно пахло лекарствами и температурой. Взрослые ходили по комнатам с серьёзными лицами, переговариваясь тревожным шёпотом.       Но это всё ничего, Дина точно знала: болезнь уйдёт, как только пойдёт первый снег. Испугается холодов, соберёт все склянки-банки-шприцы-термометры в свой докторский чемоданчик, буркнет злобное: «До скорого!» и будет такова.       И тогда она – здоровая, счастливая – побежит на двор, чтобы слепить его – большого, белого и красивого.       В тот день, ближе к полудню, дождь вдруг прекратился. Стало совсем тихо, двор сжался, съёжился в комок, как соседская собака от вида палки. Город замер в ожидании, сравнимом разве что с мистическим сказочным предчувствием – беды ли, чуда ли.       Сначала с неба в сером дневном свете полетели «белые мухи» – родители говорили, что это такие же снежинки, просто маленькие ещё. Снежинки-дети, нетерпеливо, весело бегущие вперёд, торопящие и зовущие за собой.       За мухами потянулись чинной вереницей пухлые «матроны» – слипшиеся по пять, десять штук. Конечно, заглядывали в дом, в уют её комнаты – как без этого? Они, наверное, тоже скучали – ведь с Диной снежинки не виделись почти целый год.       К вечеру намело столько снега, что по телевизору ведущие причитали, обвиняя не то погоду с природой в непредсказуемости, не то коммунальные службы в неподготовленности, машины замерли в километровых пробках, а родители задерживались, зажатые в каменных тисках большого города.       Но это хорошо, Дина не скучала. Ведь выпал снег, а снеговика она лепила каждый год одна.       Никогда ещё он не получался таким красивым, таким большим, таким белым. Глаза-пуговки лукаво смотрели на Дину, оранжевая морковка задорно вздёрнутым носом смотрела в небо, красный шарф, замёрзнув на морозе, казался связанным из снежной пряжи заботливой рукою самой матушки-зимы.       И это ничего, что её руки не чувствуют больше холода, что в счастливых глазах всё плывёт, когда Дина в последний раз глядит вверх, туда, откуда на бледное лицо опускаются снежинки.       Опускаются, не тая на холодеющих щеках и стекленеющих, широко распахнутых в благоговейном трепете заснеженных ресниц, детских глазах.