"Обладающие королевской силой и магической мощью они создали Семью, члены которой превыше всего чтили кровные узы. Первые Блэки."
© Хроники Рода Блэк. Файмус Эдуардус Блэк.
Первой её осознанной мыслью была боль; причём не только словом, набатом бьющим в голове, но и ощущением во всём теле. Она плохо помнила прошлый день, но вряд ли она напилась до такого состояния. Хотя бы потому, что с алкоголем всегда имела дело очень аккуратно. Да даже после того, как в старшей школе ей сломали ключицу, отбив к тому же печень и украсив синяками всё тело, она не чувствовала себя так плохо! В нос и уши будто засунули вату, кожу везде жгло, как от раскалённого железа, а конечности не слушались и неконтролируемо дёргались. Кто-то кричал, а она не могла банально сосредоточиться, подумать и как-то сориентироваться. Глаза открыть было невозможно, и поэтому в медленно работающем мозгу со скрипом выстраивались несколько теорий по поводу её состояния: по дороге её могли вырубить некие злоумышленники и накачать наркотой. Но тогда появлялся логический вопрос — зачем им она понадобилась? Никакой полезной или ценной информации она не знала, максимум на что она могла сгодиться — это на продажу органов (хотя её прокуренные лёгкие тут явно пролетали) или утоление чьих-то садистских наклонностей. Ещё была версия, что она всё-таки напилась, и ей подсыпали кое-что в коктейль, и теперь у неё отходняк… Старательно отогнав паранойю, которая нашёптывала, что верен самый худший вариант и её ждёт смерть, Мириам постаралась сосредоточиться на настоящем. Наконец успокоившись она поняла, что лежит в странной неудобной позе на чём-то мягком, тёплом и очень… родном что-ли. Объяснить это было невозможно. Будто давно потерянный дом (что было почти правдой, ведь бабушкин дом продали, а ни одна из квартир, в которые переезжала её семья, домом ей не стала, свою же собственную квартиру, снятую на одной из узких улиц Питера, где-то под крышей старой многоэтажки она даже обставить удобно не успела) в конце концов нашёлся, и теперь она лежала в любви и безопасности, устроившись как в огромном пуховом одеяле. Глаза открыться так и не смогли, но зато, через вату в ушах едва-едва пробрался мягкий женский голос, проговоривший на английском: — А её я назову Мира, в честь Омикрона Кита и великой подруги Морганы*. И пусть это имя поможет ей в жизни. Молчание было оглушающим, но внезапно кто-то закричал. Сконцентрироваться на окружающем мире у Войновой никак не получалось: то ещё тлеющая в теле боль, то мысли, которые, разжившись новой информацией, понеслись вскачь, то странное чужеродное ощущение лёгкости и тепла огня — будто рядом горел костёр, или потрескивал поленьями настоящий камин… — Разве они не прекрасны? Снова этот голос, причём так близко и приятно… Додумать ей не дали: нечто подхватило её тело (причём странно, не так как это делали немногочисленные партнёры — под плечи и колени, а под попу и голову, точно та могла в любую секунду отвалиться) и после неожиданного полёта-водоворота опустило на что-то мягкое, но холодное и некомфортное. Кажется теперь кричала уже она, но Мира не была уверена. Откуда голос знал её имя? Пусть оно было дано матерью не в честь звезды — что более романтично и интересно — а в честь книжной героини, которая смогла пройти тернистый путь к великой славе. Не то чтобы ей это «помогло в жизни». — Конечно, дорогая, они все просто бесподобны. Теперь давай озаботимся твоим состоянием… Только сначала пусть малыши наберутся сил… Мириам даже не успела всё обдумать — столько неожиданных сведений было в этом разговоре! — как она куда-то провалилась. Падала девушка довольно долго, пока не осознала, что стоит перед дверью. Та была знакомой, как в бабушкином доме, где она гостила в детстве: толстая чёрная дверь с резными геометрическими рисунками и вызывающе обычной, даже современной ручкой. Если её догадки верны, то её… новое тело (?) заснуло. Что делать, когда вместо своей квартиры попадаешь в перестрелку (с трудом, но она вспомнила что было вчера), умираешь и рождаешься заново, Войнова не знала, поэтому решила плыть по течению и толкнула нехотя поддавшуюся дверь. Комната за ней оказалась довольно уютной, похожей не то на кухню, не то на гостиную, не то на лес, не то на смешение всего этого в довольно нелогичном выборе. Всё происходящее вокруг проходило мимо её понимания. — О, привет! Теперь нас трое! От неожиданности Мира дёрнулась и оступилась на небольшой лестнице, которая отчего-то оказалась за порожком. Сидя на полу и потирая ушибленный локоть, она рассматривала незнакомку, которая, судя по всему, находилась в её голове. Девушке на вид было лет двадцать; короткие каштановые волосы падали волнами на оголённые плечи, чёрное платье на тонких лямках выделялось тёмным пятном на ярко-горчичном кресле, а на коленях лежала огромная потрёпанная книга. И тут до Миры начало доходить — трое?! У неё, что вместо раздвоения личности случилось растроение? Хотя это было по меньшей мере абсурдно: при диссоциативном расстройстве идентичности наблюдается серьёзная травма, вследствие которой и происходит нарушение эго-целостности. При этом пациент должен быть более подвержен лёгкому вводу в транс и, в принципе, внушениям.** Она же сама не переживала серьёзных травм… Мира чуть не ударила себя по лбу. Ну да, если считать собственные смерть и рождение, то как раз выходит две личности. Ей даже стало смешно, представив, как во время расстрела она создаёт личность милой девчушки и кричит ей что-то вроде: "Переживи за меня эти страх и боль!", или, как во время рождения она сажает рядом с первой ложной личностью ещё одну (кто бы там в глубине этой чудной Комнаты не был) и говорит ей: "Я не знаю, как отреагировать на собственное рождение, давай подсоби", и эта неизвестная несётся вперёд грудью на амбразуры реальности, а она остаётся в спокойствии подсознания… Это было слишком нелепо. Она до мельчайшего мгновения помнила свою смерть: мощнейший выброс адреналина в кровь сделал данную сцену набором кадров реальности с чуть ли не секундной периодичностью. Она помнила, как удивилась, когда в знакомом дворе на асфальте заметила кровь, а потом уже и убийцу. Обычный молодой человек, смотрящий на неё с сожалением, ни агрессии, ни сумасшествия. Только печаль. Мира помнила, как старалась взять себя в руки и что-то сделать, хоть что-то, не важно что. В голове, как на пластинке, повторялись слова её тренера, бывшего военного, который не раз и не два попадал в неприятности: "Если вы оказались на улице против ножа, то вероятность вашей смерти девять из десяти случаев, если же вы вышли против пистолета, то все десять из десяти, запомните это". К сожалению убийца стоял слишком далеко, и сколько бы Войнова мысленно не умоляла его подойти, надеясь отобрать или хотя бы выбить оружие из рук, он не сделал этого. А тут же выстрелил. Но она же не пыталась спрятаться или убежать от реальности даже в приступе агонии! Да и помнила Мира момент рождения — даже в полной дезориентации и сильной боли она пыталась взять ситуацию под контроль, а не передать «управление» выдуманной личности. Её мысли прервал шум с кухонной части помещения. Обойдя кресло с немного недовольной — ну да, она же ей не ответила — девушкой, Мира прошла до книжных полок и увидела некий коридор, который выходил в светлое помещение. В дальней его части располагалось панорамное окно, выходящее, почему-то на улицу какого-то мегаполиса (судя по многоэтажкам, машинам на широкой дороге и толпам снующих туда-сюда ярко одетых людей), рядом с которым расположились длинная, с белой поверхностью, столешница с барными стульями. А когда она подошла ближе, чтобы проверить, что там происходит в этом странном месте, она увидела, что рядом с очень современным холодильником, печкой и сочетающимся с этой частью комнаты белыми шкафами, на полу растянулся молодой парень с запачканной в чём-то официальной рубашкой. Его лицо было удивлённым и смотрел он так, будто на Мириных плечах расположилась вторая голова или из-за спины выглядывал хвост. — Да сколько вас тут?! Войнову не удалось застать врасплох таким вопросом, хотя бы потому что ей самой было жутко интересно узнать, сколько же их. Пусть она и знала, что она третья, но мало ли — вдруг за ней появился кто-нибудь ещё? Или кто-нибудь прячется здесь, незамеченный ни девушкой-в-кресле, ни парнем? Это было бы удручающе и интересно одновременно. Удручающе - потому что они и втроём тут разобраться не могут, а если бы их было больше? Ужас в общем. — Аналогичный вопрос. Парень смутился и попытался подняться. На груди у него было нечто отдалённо похожее на шоколадный торт, а на полу яичные желтки, из-за которых он видимо поскользнулся. — Наверное нам стоит всё это, — Мира обвела рукой навесные шкафы, перегородки стилизованные под деревянные полки с нишами и коридор, напоминающий библиотеку по количеству книг на всех поверхностях, — обсудить. Как думаешь? Мириам начала подозревать, что она крупно попала, и что это не расстройство личности. Хотя, это было бы куда проще, чем двое незнакомых людей в её голове. Молодой человек растерянно кивнул, а после, запустив руку в немного кудрявую шевелюру выдал: — А я то надеялся, что просто сплю! Видимо, она нарушила какие-то правила чужого сна. Ей даже стало немного жаль парня.***
Николай Бунин и Дарья Фролова оказались такими же как она: умерли и не сразу об этом вспомнили. Когда Даша осознала, что она скончалась и больше никогда не вернётся домой к семье, то чуть не расплакалась. А когда вспомнила, что вместе с ней в тот день погибли также её мама и сёстры, то всё-таки разрыдалась. После получаса истерики девушка глухим голосом поведала им свою историю. Она была двадцатисемилетней жительницей города Москва, любящей читать и ходить по музеям и выставкам. Учёба давалась ей легко. Когда в высшем учебном заведении Даше захотелось связать свою жизнь с наукой — а если точнее, то с психологией и психическими расстройствами — то её семья была против. Мама и бабушка, взращённые на коммунистических лозунгах и стереотипах -"женщина следит за домом и воспитывает детей, а мужчина работает" — не планировали такой судьбы для дочери. Тем более, обе были уверены, что она недостаточно умна для такой профессии, как учёный, пусть даже психологических наук. Юную исследовательницу поддержали, как ни странно, младшие сёстры и подруги, поэтому она упрямо пошла к мечте. Ей приходилось подрабатывать (семья не поддерживала в финансовом плане) и усердно учиться, чтобы доказать преподавателям, что она достойна красного диплома и не собирается прямо посреди обучения выходить замуж и рожать детей. Поначалу она не выдерживала и хотела всё бросить, вернуться под родительское крыло и согласиться на их условия. Но потом она вспоминала это «крыло» — уставшая одинокая мать, прозябающая уже лет двадцать на скучной рутинной работе и живущая в старом ленинском доме, где когда-нибудь и умрёт. Одинокая, несчастливая, бесконечно уставшая. Тогда Даша старалась бодриться, снова и снова пытаться преодолеть планку. Но, если она думала, что когда закончит институт станет легче, то она ошибалась. Без имени, без рекомендаций, без опыта, она имела только диплом и несколько научных статей, но этого было мало. Было сложно заработать всё это, и куда сложнее оказаться в жестоком мире, где ничего из этого даже не поможет. Фролова подрабатывала в те времена переводчиком — множество сайтов, где нужен быстрый и точный перевод, платили, конечно, недостаточно, но еле-еле хватало. Потом на её текст наткнулись в газетной компании и какое-то время Даша переводила статьи для них. Также, через интернет она предлагала услуги психолога. Дела продвигались медленно, но у неё уже были хорошие отзывы и это радовало. А потом случилось тринадцатое июля две тысячи восемнадцатого года. В тот день они решили отдохнуть семьёй — летний денёк, конец недели, жара салона и галдёж девочек совсем не способствовали вниманию водителя, чем они все и поплатились. Жизнями. Даша замолчала, судорожно сжимая потные ладошки между бёдрами. Слёзы всё ещё текли по раскрасневшимся щекам. Мириам не могла её обнять и поддержать явно нуждающуюся в этом девушку: они были чужими друг другу людьми, и вообще, может девушка не переносила прикосновений? Но когда Фролова всхлипнула и пошла на новый виток истерики, то, устало вздохнув, Мира села на потёртый подлокотник и приобняла Дашу за плечи. Девушку прорвало и она уткнулась сопливым носом куда-то в грудь, в белый свитер. Класс. Она сидит в своей голове, в хаосе чужого подсознания, немного мёртвая, немного заново родившаяся, и ей в одежду плачет неудавшаяся психолог. Стандартная ситуация, ага. Следующим в очереди на рассказ собственной смерти был Коля. Парень долго молчал. То ли переваривал историю Даши, то ли не спешил вспоминать свою собственную. Наконец он коротко и рублеными фразами рассказал о своей жизни. Короткий и сухой монолог сильно контрастировал с предыдущим — экспрессивным, ветвящимся, долгим. Мира не могла никак взять в толк почему: больно говорить? Тяжело осознать? Невозможно поверить в неожиданную, новую реальность? Поведение Коли её взбесило. Девушка ненавидела не понимать что-либо. К сожалению, Бунина она знала слишком мало и однобоко, чтобы сделать какие-никакие выводы, поэтому слушала она его биографию не очень внимательно, сосредоточившись на оговорках и ощущении его внешней шероховатости. Родился Николай Бунин в Омске, получил пусть не очень достойное, но полное образование — его семья была обеспеченной, поэтому найм онлайн-репетиторов и просиживание в библиотеке дало свои плоды. После окончания школы Коля поехал покорять Москву. В родном городе у его семьи был один из самых успешных бизнесов, но в столице всё было по-другому. Он был одним из лучших студентов, но оно и немудрено. Обеспеченный, умный, не отвлекающийся, в отличие от других мажоров, на модные наркотики и ярких девочек, он с искренней жаждой справедливости учился на адвоката. Вскоре, после практики, он наконец смог получить работу. У него была собственная квартира: половину он честно заработал сам, чем очень гордился. Жизнь его была не яркой на приключения и трудности, но счастливая. А потом случился взрыв газа. И вот, он сидел с опустошённым лицом и сгорбленными плечами. Пазл в голове Войновой наконец сложился — молодой мужчина напротив неё просто не мог принять ситуацию. Он спокойно и кратко рассказал о своей смерти, ведь он почти и не помнил её. Как и не верил во всё, что происходило. Но! Где-то в глубине души, в подсознании, то есть грубо говоря в этих стенах он знал — это всё, к сожалению, реально. И ему с этим придётся справляться. Мира говорила кратко, бездумно поглаживая успокоившуюся девушку по волосам. Даша до сих пор обнимала её и отпускать похоже не собиралась. Вспоминать про семью, детство и учёбу было не очень тяжело, а вот о своих подростковых и не очень глупостях — да. Смертельную агонию — о, те четыре грёбаных минуты она никогда не забудет! Ощущение того, как кровь покидает твоё тело, как пуля пронзает внутренние органы, как конечности отмирают, а ты не можешь даже вдохнуть, потому что у тебя пробито лёгкое, и всё это заправлено адской болью, нельзя было просто выкинуть из головы — она опустила, как и то, что справиться в других обстоятельствах с нападавшим она бы смогла. Раскрывать карты перед не очень понятными игроками ей было не с руки. Пусть они и были единственными, с которыми вообще можно было сотрудничать и доверять в данной ситуации. Ребята молчали. Все они были молоды, амбициозны и полны жажды жизни, а теперь… Теперь они умерли. Родились. И почему-то — вместе.