друг для друга

Юноша в прилегающем бежевом костюме хватался за полотна ткани, как будто за свою последнюю надежду. Юджи поднимался выше и выше, опутывая своё тело алыми полосами, словно бежал от того, что осталось внизу: прочь от похотливых взглядов, осквернённых душ, пошлых прикосновений. Здесь, под куполом, единственное место, где он может на доли секунд почувствовать свободу — обратить взгляд вверх и помечтать о жизни за пределами шатра — а затем снова сорваться вниз и повиснуть, почти касаясь ладонями пола. Юджи привык, что мечты имеют свойство быстро обрываться. Но они обрывались бы не так быстро, если бы человека, глядящего на его хрупкое тело взглядом хищника, никогда не существовало в его жизни. Акробат и так ненавидел свою жизнь: проклинал своё прошлое, в котором родители решили спрятать его в этой чертовой дыре; с негодованием проживал каждый новый день, стирая руки и ноги в мозоли и получая за это гроши раз в месяц; ужасался тому, до чего он скатился и куда продолжал лететь — а этот нахальных блондин ворвался в его непримечательную повседневность и перевернул все вверх дном. Главный посетитель, VIP-персона, самый щедрый клиент — блестящие названия так и окружали светящуюся личность Годжо Сатору. Только вот Юджи не видел в них ни капельки правды: многие не смогли разглядеть чёрную душу с животными желаниями за красивой обложкой, но акробат был не таков… Размотав полотна до предела, юноша был вынужден спуститься, ступить на давно-давно стертое покрытие и встретиться взглядом с сущим дьяволом, что сейчас улыбался своей фирменной улыбкой. При виде неё юноша содрогнулся, и мурашки пробежали по его спине. Вдох. Выдох. «Это скоро закончится», — размышлял Юджи, в спешке дрожащими руками по-новому обматывая свои ноги тканью. — «Я скоро снова окажусь там, где он меня не достан…» — Снова используешь старые, сладкий… — протянул блондин, внезапно оказавшийся рядом и спокойно расположивший свою руку на внешней стороне бедра юноши, делая вид, что проверяет материю. Юджи нервно вдохнул воздух, который был отнюдь не сладким, и содрогнулся. Перед ним был похотливый монстр, скрывающийся в тени за мило улыбающимся и притворяющимся заботливым человеком. Но акробат точно знал, что скоро тот выпустит свои острые когти и утащит его куда подальше. От такого можно было спастись только бегством, что парень и предпринял. Хрупкое тело отшатнулось в сторону, запутываясь в полотнах и лишая себя отступления наверх, под купол. Но в тот момент это было неважно. Главным был страх — страх от незнания, на что способен человек, стоящий рядом. Юджи никогда не видел, чтобы Годжо останавливался по собственной воле. У него не было границ. И мысль об этом пугала больше, чем любое наказание администрации. — Пятишься, как запуганный кролик… — сказал Годжо, приближаясь к бедному созданию. — Аппетитно, — выдохнул блондин, оказываясь вплотную и оглаживая большим пальцем губы загнанного в угол. — Переспишь со мной? На секунду сердце Юджи перестало биться и ушло в пятки. Глаза расширились от страха: юноша не знал, на что способен Годжо. В сознании быстро промелькнули картинки — грязные и порочные, полные кошмаров наяву и оживающих страхов — того, что может статься с ним, и так обделённым судьбой. В следующее мгновение Юджи в неожиданном для себя порыве поднял голову, посмотрел Годжо прямо в глаза. В глазах мальца плескался испуг, смешанный с твёрдым намерением и подступающей решительностью, а глаза напротив были как обычно спрятаны за тёмными очками, но Юджи чувствовал, что в них загорались не предвещающие ничего хорошего искорки. Акробат уверенно потянул головой. — А если я украду тебя и обеспечу жизнь обычного человека? Если будешь свободным… — договорить Годжо не дал вошедший человек, объявивший: «Уважаемый, вы и так прилично здесь задержались». Но это было неважно. Блондин ясно увидел реакцию Юджи: как тот на миг позволил себе слабость обнажить свои чувства, как тот застыл и вздохнул полной грудью, как переменилось его лицо, когда тот позабыл об усталости и преисполнился мечтаниями. Юджи и правда позволил себе забыть о том, что ничего не бывает просто так, и грезить о месте, где он никогда не был — вне цирка.

***

Неделю спустя. Юджи повернулся на шершавом покрытии, которое служило ему футоном, и недовольно посмотрел на окно без штор. Лучи солнца били по глазам. Поморщившись, юноша угрюмо посмотрел на противоположную стену, чтобы определить время по расположению теней и бликов — часов у него никогда не было, так что приходилось выкручиваться. Поняв, что до начала рабочего дня осталось не так мало времени, чтобы вскакивать с импровизированной кровати, и не так много, чтобы пытаться снова заснуть, юноша решил заняться собой. С неохотой он скинул с себя чей-то старый дырявый костюм, служивший теперь одеялом, и потёр глаза. От малейших движений тело пронзила боль, заставляющая припомнить вчерашний день. Перед глазами сразу всплыли сменяющие друг друга картинки: ночные клиенты, желающие одного и того же, бесконечные тренировки, на которых нельзя останавливаться ни на минуту — иначе удары плеткой грозились разорвать кожу; вечернее выступление и слишком тихие аплодисменты; вечерняя пытка, крик начальников, открывающиеся раны, которые только-только начали заживать. Бесконечный поток унижения, удары, ранящие не только кожу, но и сознание, выматывающий график, не позволяющий сделать даже крошечную передышку… От воспоминаний голова разболелась ещё сильнее, и Юджи потёр виски, пытаясь вернуться в настоящее. Но мысли не слушались и продолжали перемешиваться. Юноша пытался сосредоточиться на том, как бы ему подлатать себя, но мысли-чертовки все время возвращались к мечтам о свободе и Годжо. Парень сетовал, что если бы блондин внезапно не исчез на неделю, то к нему бы относились как прежде, как к обслуживающему богача. Тогда бы удалось бы избежать многих побоев и срывов начальства. Вот бы Годжо спас его от всего этого!.. — Стоп! — прервал сам себя вслух Юджи и тут же начал боязливо озираться по сторонам: проснулся ли кто-нибудь от его шёпота. Как оказалось, все ещё спали, и юноша с облегчением выдохнул. Но кратковременное утешение не избавило его от необходимости распутать мысли. «Юджи, что ты творишь?! Уже вслух начал разговаривать», — мысленно упрекал себя парнишка, тихо вставая с настила и пробираясь в другой конец тесной комнаты, стараясь не наступить на раскиданные по всей площади спящие тела. — «Ладно ещё озвучивать мысли — один разок ничего, переживем, но чем тебе не сдался Годжо?» — разбирался сам с собой Юджи. Ни учителя, ни наставника у него никогда не было, поэтому приходилось утешать и давать себе советы самостоятельно. Акробат застыл как вкопанный. Вопрос «Чем тебе не сдался Годжо?» продолжал крутиться в его голове, повторяясь разными голосами и искажаясь. Скоро от всей фразы осталось только «Годжо, Годжо, Годжо…». Юджи на автомате открыл скрипучий шкафчик, перед которым оказался, и вытащил крохотную баночку с мазью. Еле собрав со дна крохи целебного крема, попытался равномерно распределить среди самых внушительных ран, открывающихся при засученном рукаве (второй был оторван прошлым владельцем) и штанинах. Тело снова вспыхнуло болью, но юноша никак не отреагировал: подобная процедура давно стала привычной. «Стоит ли свобода одной ночи с похотливым мерзавцем? Или, может, не такой он мерзавец, но все равно похотливый…» — в раздумьях парень посмотрел в заляпанное окно. Все, что было видно, — яркий купол шатра и прилежащая к нему территория. Вдалеке должны были проступать очертания домов, но они совсем были не видны из-за разводов на окне. — «Что там? Бьют ли там детей? Я слышал, Кугисаки рассказывала Маки, что там совершенно не бьют и можно без разрешения слоняться по улицам сколько душе угодно. Эх, выбраться бы и взглянуть хоть разочек. Правда вряд ли мне такое устроят всего за одну ночь — слишком маленькая цена для такой красоты…» От окна взгляд Юджи скользнул на стену, на которой красовались яркие солнечные пятна. Поняв, что уже слегка опаздывает, парень быстро вернул банку на место и, огибая просыпающихся товарищей, бросился бежать к шатру на тренировку. «Отметиться бы на входе, а остальное не важ…» На бегу парень врезался в кого-то и тут же отпрянул назад, не поднимая головы: — Простите, прошу, простите, виноват. Такого больше не повторится, — затараторил Юджи, по-прежнему оставаясь в согнутом состоянии. Он давно выучил, что за малейшие проступки следует усердно просить прощение, тогда, может, и наказания удастся избежать. — Значит, вот как ты встречаешь своего спасителя, — знакомый голос ударил по ушам, глаза парня распахнулись от осознания, что это был не кто-то из верхушки цирка, а никто иной как Годжо. «Мерзавец, мог бы сразу прервать!» — возмутился про себя Юджи, отлично понимая, что тот никогда бы так не поступил, и поднимая взгляд на пришедшего. Но блондин не позволил тому поднять голову и накрыл глаза юноши своей рукой, шепча на ухо: — А я вот украсть тебя собирался, правда цена вопроса осталась прежней… Сбежим? — дыхание Годжо опалило ухо, а слова прожгли сердце. Заветная мечта была столь близка, только вот предлагал ее осуществить далеко не тот человек, об окружении которого можно было мечтать. Юджи хотелось бежать прочь от грязи, что сочилась через щели яркой обложки богача, но он не позволил себе тронуться с места. Персона Годжо была не такой уж и отвратительной на фоне всего, через что приходилось проходить юноше каждый день. Юджи скосил глаза в сторону и встретился с омутами цвета неба, цвета свободы, и сердце тут же пропустило удар и будто бы перевернулось. Юноша очень сомневался, что оно способно на такие кульбиты от неприязни. В глазах напротив читалась привычная похоть, но почему-то в этот раз она не была главной. Она была лишь примесью к нескрываемому озорству и нотками заботы. Такая смесь давала Юджи надежду, что над его телом не будут издеваться так же, как здесь, что, возможно, его будут любить: пусть временно и наплывами, пусть притворно, но в первые в жизни кто-то полюбит его. — Сбежим, — на выдохе произнёс парень, и на его губах заиграла лёгкая улыбка. От непривычного движения заболели щеки, но Юджи не обращал на это внимание. Только что он заключил сделку: продал своё тело ради жизни обычного, свободного человека. И ему, оказавшемуся почти на самом дне социума и никогда не имеющему право решать свою судьбу, такая сделка казалось более чем выгодной. — Ну разумеется. Такому, как я, просто невозможно отказать, — с издёвкой произнёс Годжо, ухмыляясь самому себе. Уголки губ Юджи тут же вернулись на место, но он не попытался как-то оттолкнуть блондина: ради нормальной жизни можно и потерпеть самовлюбленную сволочь рядом с собой. Сволочь-спасителя, если быть точнее. И Юджи улыбался про себя, давая такое прозвище Годжо. Как никак, а оно ему очень подходило. И у тех, и у тех не было границ. Прямо как у блондина. Выкрасть хрупкого парнишку у серьезной, пусть и подпольной организации ранним утром перед домиками-развалинами циркачей — на такое способен только безумец Годжо. Но Юджи был и не против. Он уже все решил и сейчас, пока бежал по истоптанной земле и остаткам плитки босыми ногами, чувствовал как в груди заграждается новое чувство — окрыляющее чувство в предверии свободы и, может, что-то ещё, что юноша не мог назвать. Он бежал, не останавливаясь и стирая в кровь старые мозоли, но на душе было так легко, что Юджи не чувствовал боли. Все его сознание было переполнено светлыми эмоциями и мыслями о новой жизни, которую готов был подарить человек, руку которого юноша крепко сжимал. В тот день Юджи бежал, улыбался и смеялся, глядя в завораживающие глаза напротив. В тот момент ему казалось, что прежние кошмары больше никогда не опутают его снова.

***

1,5 года спустя. — Годжо-сан! Годжо-сан! — громко заговорил парнишка, врывающийся в квартиру и поспешно снимающий обувь. — Я на кухне, Юджи! — раздался льющийся голос. Оставив все ненужное в прихожей, юноша бросился бежать к блондину. Залетев на кухню, он подлетел к мужчине и обнял его со спины. — Годжо-сан, я так по вам соскучился! — промурлыкал Юджи, уткнувшись носом в приятно пахнущую рубашку. Блондин аккуратно ослабил хватку школьника и развернулся к нему лицом. На его губах растянулась ласковая улыбка. Мужчина аккуратно поднял голову юноши и заглянул в излучающие тепло глаза — он забыл, когда это лицо стало для него столь значимым, но точно помнил, что не может прожить и дня без уютных объятий Юджи. — Я по тебе тоже… Этого было достаточно, чтобы лицо парня покрылось легким румянцем, а глаза заблестели пуще прежнего. Выждав секунду, Юджи привстал на носочки и потянулся за поцелуем. Мягкие губы Годжо не заставили себя ждать, и вскоре они оба утонули в буре эмоций. Для них было пыткой не видеть друг друга целый учебный день, поэтому при встрече они позволяли себе забыть обо всем: о трагичном и грязном прошлом, о будничных мелочах, о всём, что окружало их, полностью отдаваясь друг другу. Руки Годжо от нетерпения полезли под футболку Юджи, оглаживая бархатную кожу и изредка натыкаясь на шрамы, оставшиеся от прошлых побоищ, пережитых юношей в цирке. Эти рубцы напоминали блондину о кошмарной реальности, в которую был погружён парень и из которой тот не мог выбраться. Следы побоищ заставляли Годжо обходиться с Юджи как можно мягче, чтобы нороком не напомнить тому о жутком прошлом. — На сковородке… подгорит же… — промычал млеющий под руками старшего Юджи. — Даже если зажарится, то точно будет не горячее тебя, — хмыкнул Годжо, показывая своё недовольство тем, что им пришлось прерваться. С преувеличенной неохотой мужчина отвернулся от юноши и выключил газ. За это время тот успел опустить футболку на место и слегка утихомирить сбившееся дыхание. — Годжо-сан, все же я хотел вам сказать нечто важное, — начал школьник. — Что же? Хотел в 101-й раз восхвалить мою красоту? Согласись, я чертовски привлекателен. — Нет, — отрезал Юджи. — То есть да… Агкх, — запутался юноша. Вечно Годжо так: сбивает с мысли и все переиначивает по-своему. — Что? Язык проглотил? — Нет. И не 101 раз это было. — Я считал, — невозмутимо отрезал Годжо, как ни чем не бывало продолжая готовить. Повисло молчание. Тяжело вздохнув и приняв озвученный раннее факт, Юджи все же продолжил: — Завтра в школе будет фестиваль. Приходи. Мой класс устроил такое крутое кафе, что просто пальчики оближешь! — Не приду, — тихо, но резко отрезал Годжо. — Почему? Ты никогда не ходишь в школу, когда я тебя зову! — тут же вспылил парень. Реакция блондина была ему неясна, он никак не мог найти причину, по которой Годжо отказывается переступать порог учебного заведения. — Сказал же: не приду. — Но там же… Годжо снова оторвался от плиты и, развернувшись к школьнику, прижал указательный палец к его губам, прося остановиться: — Я не могу. У меня тоже существуют границы. На что Юджи лишь изумленно изогнул бровь. Ему всегда казалось, что Годжо может позволить себе все, что захочет. — Мои границы выстроены твоим же сознанием, глупыш, — мягко улыбнулся блондин, но в ответ снова получил недоумение. — Меня не существует, — уже без улыбки выдавил Годжо. — Что ты несёшь? Я точно тебя вижу, — не понимал происходящего юноша, в голову которого уже начали закрадываться сомнения. — Я твоя фантазия, Юджи. «Не может быть». — Ты сам не позволяешь мне уйти отсюда — признай. Тебе давно пора меня отпустить: я выполнил свою миссию, для которой был создан тобой. «Не говори этого!» — Твоя жизнь наладилась, ты больше не мучаешься — так отпусти меня, отпусти вместе с пережитками прошлого… — Нет! — закричал Юджи, глаза которого стали наполняться слезами. — Ты живой! Вот ты, это ведь ты, — стал причитать парень, оседая на пол и тряся перед глазами одежду начавшего исчезать блондина. — Это все ложь! — Ты сам прекрасно знаешь, что это правда, Юджи, — голос Годжо становился неровным. Мужчина склонился так, что оказался рядом с лицом парня, и заглянул ему в глаза. — Будь молодцом, — всхлип, — отпусти меня. — Не-е-е-ет, — захлёбываясь в слезах, невнятно выл парень, уже с трудом различавший очертания мужчины. — Все не так, не так… — Пора посмотреть на жизнь без иллюзий, — выдохнул Годжо, дрожащими руками убирая челку Юджи и легко целуя его в лоб. — Люблю тебя. Юноша успел лишь заметить тусклую улыбку на губах исчезающей фигуры, прежде чем понять, что сжимает в руках воздух. Годжо больше нет. Пошатнувшись, Юджи кое-как поднялся и взглянул на плиту — не было ни сковородки, ни еды. Обезумев, парень принялся ощупывать руками конфорки и попадающуюся под руки посуду — всё холодное. Годжо никогда не было. Слезы снова полились из глаз Юджи, он начал истошно колотить по плите, бить посуду, раня кулаки осколками разбивающихся под ударами тарелок. Его рот был открыт в немом крике, который теперь никто не мог услышать. Юноша лишился единственного человека, понимающего его и дарующего покой. У него больше никого не осталось. Юджи потерял все, что заставляло его каждый день просыпаться с улыбкой. Парень повернул голову в сторону, там было приоткрытое окно. И ему почудилось, что рядом с ним то появляется, то снова исчезает до боли знакомая фигура, протягивающая руки и шепчущая: «Я здесь. Я никуда не уйду». Юджи замер. На его губах расплылась тупая улыбка. Из горла вырвался нервный смешок. Тело содрогнулось, напряглось, и с разбега юноша упал в объятия Годжо. Раз — мимолетное счастье и улыбка сквозь слезы. Два — их двоих тут же окружила пелена неги, теплоты и невесомости. Три — сплетённые тела провалились в пропасть любви. Здесь или там — Юджи никогда не отпустит Годжо. Он — его всё. «Куда бы ты ни сбежал, я найду и верну тебя, сладкий»