***
Первые несколько дней Шадия со всем имеющимся усердием вливалась в жизнь храма, стараясь не привлекать излишнего внимания ни достижениями, ни промахами. Носить юбку и работать в ней было неудобно, но Шадия сжимала зубы и терпела, мысленно благодаря мать хотя бы за то, что она не заставляла её носить форму горничной. Хэвен всегда была где-то неподалеку, и Шадия испытывала к глубокую признательность к юной пегаске. В конце-концов, приятно знать, что не все в обществе считают тебя странной чужачкой. Благодаря Хэвен она стала совершать намного меньше ошибок в поведении, и почти не задавала вопросов. Храм Солнцеликой собрал в себе жительниц практически со всей Эквестрии: здесь были и единорожки из Кантэрлота, и земные пони из Эпплузы, и пегасы из Клаудсдейла. Даже из Кристальной Империи затесалась пара кобыл, одна из которых произвела на Шадию глубокое впечатление. Именно она каталась по земле, когда они только вошли в этот мир, и после исцеления Люктус… Шадия сомневалась, что ей стало лучше. Пони выглядела подавленно и большую часть времени молчала, заученными движениями выполняя работу. Нынче они занимались огородом, и Шадия внимательно наблюдала за ней. Тщательнее она следила лишь за Люктус. Первые несколько дней всё шло достаточно спокойно. Шадия не спешила докладывать что-либо отцу. Во-первых, для этого ей нужно было остаться одной, что было затруднительно. А во-вторых, она была уверена, что он всё ещё злится. Как и говорила сестра Мирта, к ней никто не относился с дружелюбием, но и не полыхал враждебностью. Хотя запрягали кобылку наравне с остальными, даром что она только что попала в монастырь. Спустя пару дней Шадия мысленно ругала себя из прошлого, жаловавшуюся на то, что мыть пол в замке — каторжная работа. Это она ещё в монастыре не пахала! Хотя на второй день отец Огаст похвалил её старания, выдав весьма странную фразу о том, что «темная лошадка была рождена для угождения его храму». Она решила проигнорировать его высказывание, но мысленно посмеялась над тем, что Огаст даже не представляет, для чего действительно родилась «темная лошадка», и насколько он оказался прав, дав ей такое прозвище. И всё время Шадия чувствовала на себе пристальный взгляд. Тьма щерилась и чуть ли не рычала, как обезумевшая собака, но это не отпугивало наблюдателя. Наоборот, приманивало. Шадия мельком ловила движение за своей спиной, но когда оборачивалась, никого не видела. Смотреть сквозь вещи она не решалась, чтобы не выдать себя, но была абсолютно уверена, что подсматривает за ней настоятель монастыря. Поэтому она следила и за ним. Он в принципе вызывал у Шадии много вопросов. От банального «почему он настоятельствует в кобыльем монастыре?» до «где он потерял свой глаз?». Спрашивать у трудниц и послушниц оказалось бесполезно, а Хэвен, как единственно дружелюбно настроенная к ней пони, ничего не знала об отце Огасте кроме того, что он «очень добр к ней, но не любит, когда она слишком много болтает». Шадия ненароком отставала от других послушниц и трудниц, если вдруг видела, что Огаст куда-то идет, и незаметно следовала за ним. Она старалась следить за тем, чтобы никто не обратил внимание на её отсутствие, надеясь, что одеяние Скитающейся ей поможет. Маска ещё не трескалась. Её настоящую здесь никто не знал. Огаст как будто не делал ничего подозрительного. Строго и добросовестно выполнял обязанности настоятеля — читал молитвы, проводил богослужения и уроки морали для послушниц. Шадия, изобразив бурное желание стать послушницей, присоединилась к одному из них. У неё уши в трубочку свернулись от того бреда, что Огаст нёс про Селестию, как их «великую и ослепительную, добродетельную и ответственную» богиню. Весь урок Шадия едва могла сдержать смешки от мыслей вроде «моей тетке молитесь, кстати», «это вы её ответственной назвали? Ну-ну» и подобных. Она схлопотала несколько неодобрительных взглядов, прежде чем взяла себя в копыта. Огаст же взглянул на неё с интересом, но тут же сделал замечание, и Шадия замолкла совсем. Чужое внимание ей сейчас было совсем не нужно. Но кое-что всё же вызывало у Шадии сильные сомнения насчет его непричастности. Что бы ни происходило, Огаст всегда был рядом с Люктус. Он упоминал её имя во время уроков, ставя в пример остальным её трудолюбие и покорность. Он садился неподалеку от неё во время трапез, и часто смотрел украдкой, будто ястреб на добычу. Он практически всегда маячил где-то на перефирии, куда бы ни пошла Люктус. И, однажды задав вопрос, Шадия убедилась: Огаста нет рядом, только когда Люктус кого-то исцеляет. Единорог приходил лишь после ритуала исцеления, когда к Люктус начинало возвращаться зрение. Оставалось только выяснить, куда он пропадает. Когда она выходила из монастыря после очередного урока, её внезапно схватили за край юбки и дернули с такой силой, что Шадия невольно оступилась. Кто-то тут же схватил её за шкрику и мощным движением отмел в сторону, прижав к стене. — Какого сена?! — воскликнула Шадия, прежде чем увидела трех кобыл, одна из которых держала её за грудки, вжимая в стену с непоняческой злобой. Её грязно-фиолетовая грива дыбилась от ярости, а глаза налились кровью. Две её «шестерки» стояли по оба копыта от неё, смеривая единорожку презрительно-суровым взглядом. Шадия перевела глаза на земную пони, сжимавшую её шерсть. — Это нам хотелось бы узнать, какого сена ты заглядываешься на нашего настоятеля, — выплюнула ей в лицо кобылка. Шадия почувствовала, как по её щеке катится слюна, но даже не поморщилась. Холодное спокойстве снова обступило её защитными стенами. Она знала, что стоит ей захотеть, и от этих пони не останется даже пепла. Стоит ей захотеть — и она отдаст их Тьме на растерзание, и тогда уже они будут вопить от страха и ужаса, вымаливая у неё прощение. — Я не заглядываюсь на вашего настоятеля, — спокойно произнесла она. — Отпустите меня. — Ты, кажется, не поняла, — кобыла резким движением ударила её головой о стену. Шадия сдавленно вскрикнула. — Ты всё время за ним бегаешь. Мы с тебя глаз не спускаем, дрянь такая. Сегодня ты привлекала его внимание своими смешками, а завтра полезешь вешаться ему на шею. Знаем мы таких, как ты. Шадия приподняла бровь. — Это просто совпадение. Огаст не в моем вкусе. — Поговори мне ещё тут! — кобыла снова стукнула её головой о стену. Шадия медленно закипала. Как смеет эта набитая дура распускать копыта? «Ударь её, — зашептала Тьма. — Оттолкни её». — Ещё раз я тебя возле него увижу… — кобыла шипела, как настоящая гадюка. Шадия едва заметно улыбнулась. — И что? Расплачешься? К её лицу полетело копыто, которое внезапно остановил вспыхнувший оранжевый телекинез. — Что здесь происходит?! Голос Огаста отрезвил троицу. Земная пони тут же отпустила Шадию, бросив её на землю, а её прихвостни склонили головы. Огаст шел к ним, полы его мантии развевались от ветра. Вид у него был очень грозный. — В храме Солнцеликой не пристало устраивать разборки! — он смерил взглядом провинившиеся лица, остановился на Шадии. Она держалась копытом за голову, надеясь, что обойдется без шишки. — Как вы посмели поднять копыто на ближнего, ещё и на трудницу, которая лишь недавно пришла сюда?! — Простите, отец Огаст, — залепетала кобыла, подобострастно глядя на него. — Мы лишь хотели рассказать ей о правилах монастыря… — Тогда использовали бы рты, а не копыта, — Огаст подошел к Шадии, присел осторожно отнимая её копыто от головы. — Дитя моё, тебе больно? — Нет, — холодно ответила Шадия, но не дернулась в сторону, как ей хотелось. — Ты сильная и милосердная, но за такие проступки в нашем храме наказывают, — он нахмурился и снова взглянул на кобыл. — Поговорим с вами завтра. Я провожу тебя до кельи. Испуг может серьезно ранить твое сердце. — Отец Огаст! — ревность в голосе послушницы была почти неприкрытой. Шадия с раздражением поднялась на ноги. — Я дойду сама, благодарю. — Она коротко улыбнулась Огасту, взглянула на послушниц. — А вам следует меньше бездельничать. Кобылы смерили её злыми взглядами, мгновенно потухшими под влиянием Огаста, и Шадия ушла, обещая себе быть ещё осмотрительнее. Так прошла неделя. А потом у одной из этих послушниц случился приступ. Шадия была неподалеку, когда нежно-розовая единорожка резко свалилась на землю и завыла, молотя копытам землю. Вокруг неё тут же собралась толпа, а Шадия напряженно застыла на месте, словно натянутая струна. — Грязная! — вопила единорожка, катаясь по земле и рыдая. — Грязная, грязная! «Лауриэль то же самое кричала», — подметила Шадия, глядя на то, как перешептываются послушницы. — Что происходит? — сестра Мирта, размахивая полами рясы, пробилась сквозь толпу. — Что визжите, как огалтелые! Сестру Люктус зовите, живо! Не то, чтобы кто-то визжал, но шумели пони изрядно. Две кобылки кинулись на поиски Люктус, и Шадия бросилась за ними, а потом резко свернула в сторону храма. «Это мой шанс, — думала Шадия, выбегая из сада в один из рукавов аллеи, — если я смогу его найти, если узнаю, чем он занимается…» Она оглянулась, убедилась, что никого нет, и нырнула в тень, юркнувшую под сень деревьев. Теперь её вынесло на изнанку мира, которая просочилась в первый день её пребывания здесь. Шадия огляделась — на месте любовно выращенных цветов и раскидистых плодовых деревьях уродливо корчились мертвые коряги. Небо окрасилось в тусклый фиолетовый цвет, унылый донельзя. А от огромного дерева, возле которого они с отцом и Флёрри собрались в первый раз, струились темные корни, оплетающие всю территорию монастыря. Шадия скользила по ним, стараясь не касаться влажной коры. Ей даже померещилось, что влажная она от крови, хотя такое вряд ли было возможно. Но стоило ей приблизиться, как всё исчезло. Мир вокруг снова стал ярким и цветущим. «Люктус исцелила послушницу?» — задумалась Шадия, не спеша покидать теневое пространство. Она спряталась за выступающим корнем дерева и стала ждать. Чутье подсказывало ей, что настоятель где-то рядом. И ждала достаточно, прежде чем увидеть, как кора разверзлась и выпустила на траву Огаста. Сердце дрогнуло и забилось сильнее. Огаст как-то связан со всеми этими припадками и гниением мира, но как? Шадия хотела бы скользнуть в дыру в коре, но та уже заросла, словно её и не было вовсе. Огаст огляделся и бросился бежать, как будто от этого зависела его жизнь. Шадия последовала за ним. Сегодня точно придется доложить отцу. Как она и ожидала, он спешил к Люктус. Послушница сидела и приходила в себя. Её глаза снова заволокла пелена слепоты. — Люктус, дочь моя, — он подошел к ней, нежно коснулся копытом её щеки. — Как твое самочувствие? — Всё хорошо, — ответила Люктус, и её глаза тут же прояснились. — Солнцеликая вернула мне зрение к вашему приходу. — Это замечательно, — Огаст убрал копыто и огляделся. — Ты работаешь не покладая копыт и продолжаешь помогать другим. Как настоятель, я должен попросить тебя не перенапрягаться, и рассчитывать свои силы. Голос его звучал слишком уж недовольно, чтобы это можно было назвать заботой. Как будто слепота Люктус доставляет ему проблем. — Простите меня, отец Огаст, — Люкутс потупилась, — но я не могу пройти мимо страждущих. Ежели Солнцеликая наделила меня этим даром, я должна использовать его во благо, чего бы мне это ни стоило. — Бесспорно, дочь моя, так и есть, но ты должна беречь себя. Позволь я провожу тебя в келью, тебе нужно отдохнуть. — Нет нужды, отец Огаст, я справлюсь, — Люктус поднялась на ноги и отошла на несколько шагов назад, словно близость настоятеля её пугала. Огаст нахмурился, но ничего не ответил, и Люктус, кивнув и чуть присев в поклоне, поспешила уйти. На этот раз Огаст не стал осматривать всё вокруг. Шадия сделала вывод, что в этот раз он нашел Люктус там, где ожидал её найти. Значит, он знал, что она ослепнет. Но ведь никто не говорил ему о том, что у очередной послушницы случился припадок? Шадия вздохнула, отыскала безопасное место и вышла из тени. Нужно было рассказать отцу.***
— Значит, подозреваешь настоятеля? Мне он сразу не понравился, одного твоего рассказа хватило. Сомбра сидел, положив подбородок на копыто. Флёрри лежала рядом с Шадией. Местом встречи выбрали тот же сад, где собирались впервые, но на этот раз сидели не у корней дерева. Шадия рассказала про странную трансформацию мира, про слепоту Люктус, отношение Огаста к ней. И о «темной лошадке» не преминула рассказать, отчего лицо Сомбры стало крайне суровым. Флёрри же скорчила такую рожу, что и без слов было понятно, что она об этом думает. — Мне нужно, чтобы кто-то наблюдал за послушницами, пока я разберусь, что в дереве, — Шадия с облегчением смотрела на золотистый полог невидимости. И с не меньшим облегчением отметила, что оперение Флёрри такое же пышное и ухоженное, как и раньше. — Я могу пойти с тобой, — ласково ответила Флёрри, глядя на единорожку со смесью радости и безмятежности. Шадия улыбнулась ей. — Да, это было бы очень кстати. Тогда будешь смотреть за послушницами, пока я… — Нет, — резко прервал её Сомбра. — Флёрри будет смотреть за деревом вместе со мной. Ты уже внедрилась в монастырь, будет подозрительно, если ты вдруг пропадешь из их поля зрения. Шадия насупилась, но тут же возразила. — Я могу создать теневого клона! Никто и не заметит разницы. — Нет, не можешь. Ты не должна привлекать к себе внимания, а если клон вдруг раскроет себя, это вызовет переполох в монастыре, и вся наша работа Дискорду под хвост. Нужно быть очень осторожными, сама знаешь, что такие заклинания тратят слишком много сил. Если ты чувствуешь, что Огаст виновен, значит, так оно и есть, но мы должны понять, почему Коридор указывал нам на Люктус, и как именно она с ним связана. Здесь кроется какая-то тайна, и мы должны быть очень бдительны, чтобы не упустить ниточки к ней. Сомбра уперся в неё твердым взглядом, но наткнулся на его голубоглазое отражение. Он даже усмехнулся: в моменты упрямства Шадия становилась до безумия похожа на него. И одновременно с этим — на Луну. — Хорошо, — всё же она признала его правоту, пускай и неохотно. — Тогда решено. Я живу в келье с соседкой, так что не думаю, что смогу спокойно с вами беседовать. Разве что телепатией или через сны. — Проще будет держать связь телепатией, — задумчиво покивала Флёрри. — Не факт, что кто-то из нас будет спать в то время, как другой захочет с ним связаться. Да и я всё равно по снам ходить не умею. Шадия взглянула на неё. Флёрри улыбнулась ей. Она выглядела такой сияющей и лучезарной, по сравнению с тем, какой Шадия её запомнила при расставании. Аликорночка искренне рада её видеть, и Шадия не могла не чувствовать тепла, которое струилось по всему телу от самого сердца. Даже Тьма, казалось, улыбалась при виде неё. — У меня осталось не так много времени, так что давайте разделим обязанности, — Шадия зажевала губу, соображая, как бы им лучше разделиться. — Нужно проследить за Огастом, деревом и послушницами. Я занимаюсь последними, Флёрри — деревом… — А я Огастом, — Сомбра сложил копыта на груди, давая понять, что с ним у него мог бы быть долгий и интересный разговор, если бы не секретность миссии. Шадия хмыкнула. — Но мне нужна будет твоя непосредственная помощь. У меня есть специальные кристаллы для слежения. Тебе нужно будет подкинуть ему такой, желательно прикрепить на одежду, чтобы он не увидел и не заметил. Через него я узнаю всё необходимое. — Хорошо, — согласились обе кобылки. Сомбра передал Шадии кристалл, и на этом собрание было закончено. Флёрри осталась под покровом невидимости и направилась в сторону монастыря вместе с Шадией, а Сомбра нырнул в тень, огибая корни дерева. Оно как будто ещё больше выросло. Шадия медленно шла по утоптанной дорожке, стараясь определить, где находится Флёрри, но ей это не удавалось. Единорожка улыбнулась — растет! В вопросах маскировки Флёрри никогда не была асом, но сейчас ей удавалось быть незаметной даже для неё. Если бы Шадия не знала, что за ней следуют, она бы и не догадалась. Значит, нужно поработать над навыками распознавания. — Шадия! Внезапный оклик заставил её остановиться. Следом дернулся хвост — это Флёрри не успела затормозить. Вот балда! Так и хвали её! Единорожка повертела головой и увидела Люктус, машущую ей копытом. Лунный свет красиво ложился на её гриву, уложенную в толстую косу, и сама она выглядела очень умиротворенно и безмятежно. Улыбка блуждала по её лицу, словно не могла остаться на месте. Шадия выдохнула и подошла ближе, мысленно молясь, чтобы Флёрри подстроилась под её шаг. — Сестра Люктус, — поздоровалась Шадия, улыбнулась послушнице, — доброй ночи. Не ожидала увидеть тебя здесь. — То же я могу сказать и о тебе, — легко улыбнулась Люктус. — Не спится? — Да, у меня такое бывает, — кивнула Шадия, пожав плечами. — Особенно в такие чудесные лунные ночи. Ночь и правда была волшебной. Луна была больше обычного, а небо над монастырем усыпало бриллиантовой россыпью звезд. Люктус с любовью смотрела на небо, и Шадия подняла взгляд вслед за ней. Да, ночь была прекрасна. Матушка, должно быть, постаралась. Нет, эта Луна ей не мать. Здесь она богиня ночи. Неудивительно, что над своим творением она трудится не покладая копыт. — Тебе снятся кошмары? — сочувственно спросила Люктус, выбивая её из мыслей. Шадия усмехнулась и снова кивнула. — Я так и знала. Я чувствую, когда пони вокруг меня плохо. У тебя болит сердце, а душа истерзана горестями. Как часто ты их видишь? — Бывает иногда. После них спать не хочется совсем. — Я тебя понимаю, — Люктус прижала копыто к сердцу. — Мне иногда тоже снятся дурные сны. Как будто я потеряла что-то очень важное. Что-то, что было мне очень дорого. Но, — она грустно усмехнулась, — я же послушница. Я должна принять обет и лишить себя этого. Так что и бояться не надо. — А ты правда этого хочешь? — тихо спросила Шадия. Люктус посмотрела на неё с непониманием в глазах. Золотая полоска вокруг зрачка будто светилась. Или это игра лунного света? — Скажешь тоже. Это — моя судьба. Мое предназначение. В Эквестрии издавна верили в то, что кьютимарка определяет судьбу пони. Мою же судьбу определил Дар, данный мне Селестией. Я могу исцелять других, и поэтому должна принести свою жизнь в жертву, чтобы спасти других. Я… я теряю зрение, Шадия. Каждый раз, когда я кого-то лечу, я слепну. Да, зрение возвращается ко мне. Но не полностью. Признаться честно, я плохо вижу твой лик сейчас, — пони горестно улыбнулась. — И мне страшно, что я стану непригодна, если лишусь зрения. Может, в этом и состоит смысл моего обета? Ах, — она вздохнула, — я не думала, что смогу кому-нибудь это сказать. Ты, пожалуй, единственная пони, которая не станет меня осуждать. — И не подумаю. Но если этот Дар вредит тебе, ты не должна его больше использовать! — воскликнула Шадия. — И о какой непригодности идет речь? С чего ты вдруг так решила? Что-то из мыслей Люктус откликнулось в ней, и Шадия даже знала, что. Тьма тоже отбирала у неё жизнь. Но и лишиться её означало… Стать бесполезной. Непригодной. Худший из кошмаров, который снился ей за всё то время, что она скиталась по Бесконечному Коридору. Разочарование в глазах отца. Каждый раз она просыпалась с криком и в холодном поту, и каждый раз Флёрри успокаивала и убаюкивала её, но Шадия ещё долго дрожала в её объятиях, слыша тихий и огорченный голос отца. «Ты не справилась. Эта сила слишком велика для тебя». «Но ты же мне её доверил!» Ярость от бессилия и отчаяния накрывала её с головой. Шадия хотела кричать и доказывать, что она заслуживает второго шанса, что у неё всё получится, что она постарается лучше, но отец знал, что её упорство и способности не справились с миссией, которую он ей дал. Долгожданное дитя оказалось никчемным и слабым. Она не оправдала её ожиданий, и за это её нужно было наказать. Шадия передернула плечами, сбрасывая цепкие когти кошмаров. Люктус сочувственно смотрела на неё. — Я чувствую твои страдания. Пожалуйста, позволь тебе помочь. Твое сердце полно горечи и скорби, но я верю, что справлюсь. Я могу помочь тебе. Может быть, это будет последнее, что я сделаю, прежде чем потеряю зрение, но моя жизнь хотя бы пройдет не зря. — О чем ты? — Шадия отступила на пару шагов, но резкая боль в груди заставила её согнуться пополам. Нет! Только не отбирайте её! Она моя! Что угодно, только не Тьму! Она моя! Я не вернусь! Глаза Люктус полыхали светом. Шадия чувствовала, как у неё подгибаются ноги, как воздух становится слишком густым, чтобы его вдохнуть. Холодный пот катился по вискам, всё тело онемело. — Я избавлю тебя от страданий, — твердо и спокойно произнесла Люктус. Как она так быстро подошла?! Нет! Уходи! Не нужно! Послушница подняла копыта и коснулась её висков. ПОШЛА ВОН! Шадия почувствовала, как её тело перестало ей принадлежать. Волосы зашевелились и запылали холодным пламенем. Спина сама собой выгнулась, вспоротая двумя кожаными крыльями, и зубы ощерились в клыкастом оскале. Люктус отшвырнуло в сторону. Она запуталась в полах рясы и упала на землю, не моргая глядя на то, что было Шадией. Её губы тряслись, а на глазах, мгновенно потускневших, выступили слезы. Люктус вдруг сморщилась, как бальзамная груша, её кожа посерела, шерсть съежилась, а от дивной косы остались лохмотья. Из пустых глазниц плыла фиолетовая дымка, трусливо прячущаяся в остатках гривы. Тьма взревела и взрыла копытом землю. НЕ ПОДХОДИ НЕ СМЕЙ МОЁ Люктус закрыла остатки ушей копытами и зарыдала, словно маленький ребенок. Вдруг на шее сомкнулись чьи-то копыта — не душили, обнимали, и Шадия резко пришла в себя. Печать полыхала. Было так больно, что хотелось выть и биться о землю. Что хуже всего — она проявилась, маскировка Бесконечного Коридора больше не действовала. — Шадия! — кричала ей в ухо Флёрри. Или не кричала? Она не могла понять. — Шадия, приди в себя! Единорожка кое-как сфокусировала взгляд на её лице. Перепуганное, но не менее прекрасное. — Флёрри, — прошептала она. — Больно очень… — Уходим, — Флёрри накрыла её покровом невидимости и подхватила под копыта. — Скорее! Люктус так и осталась рыдать на поляне, но теперь она выглядела также, как и всегда. «Да она мертвая!» — ахнула Шадия.***
— Только не отключайся, слышишь меня? Не отключайся! Шадия плохо понимала, что происходит. Сознание уплывало от неё, перед глазами мельтешили цветные пятна, а боль проникала в каждую клеточку тела. Флёрри тащила её за собой по каким-то кустам. Спина горела огнем, хотя взмокла от пота. Ветки больно хлестали бока и круп. В голове билась только одна мысль, ударяясь о стенки черепа: мертвая, Люктус мертвая! Всё вставало на свои места, но Шадия не могла понять, как именно. Флёрри остановилась, осторожно скинула её на влажную землю. Шадия закашлялась и тщетно попыталась встать на ноги. Не вышло. Подруга снова подхватила её и помогла сесть. Воздуха катастрофически не хватало, сердце снова кололо неистово. Мир вокруг кружился и вращался, завихряясь вокруг одной единственной точки — Люктус мертва, и в этом и есть суть их перемещения. — Всё хорошо, я здесь, держись. Я позвала господина Сомбру, он сейчас придет. Шадия замотала головой. Отец сейчас в таком же состоянии как она, если не хуже. Печать выжигала грудь, если любой из них хотя бы за лимит дозволенного выйдет, а сейчас Шадия не просто вышла, а практически обратилась. Как это произошло? Печать должна была сдерживать Тьму внутри неё. «Вот именно! — взвизгнула Тьма. — А она хотела меня отобрать!» Мысли путались. Шадия приложила копыто к груди, пытаясь стереть пылающий контур рун. Флёрри прижала её к себе, окутывая волной успокоения и защищенности. Шадия удивилась: она давно не ощущала эмпатических волн подруги, но сейчас они были как нельзя кстати. Похоже, её ментальная защита дала трещину. Тьма продолжала рычать и ворочаться внутри неё, и Шадия чувствовала болезненную потребность стряхнуть кровь с несуществующих остовов. — Слушай. Сосредоточься на биении моего сердца и держись. Я твой маяк. Шадия послушалась. Тепло согревало, позволяло оковам ужаса отступить. Перья укутали спину и плечи, служа щитом от внешнего мира. Тьма улеглась, сложив когтистые крылья. Нежно-розовая шерсть пахла цветами. Сладкими, но не приторными. «Пионы, — вдруг подумала Шадия, растворяясь в аромате, — пионами пахнет». Она никогда не видела эти цветы и не знала даже, как они выглядят, но Тьма услужливо подсказала, что их лепестки такие же шелковистые и мягкие, как Флёрри. Тело расслабилось, и по облегченному вздоху аликорночки Шадия поняла, что снова выглядит нормально. — Ну и напугала ты меня. — Прости, — слабо улыбнулась Шадия. Усталость навалилась на неё каменной удавкой, но боль смыло волной умиротворения. Флёрри улыбнулась в ответ, и под её глазами проступили тонкие морщинки. — Я постаралась замести следы и увести тебя оттуда. Что произошло? — Не могу сказать, — Шадия отстранилась, хоть и очень неохотно, и помотала головой. — У меня есть ощущение, что я понимаю, но я не могу это объяснить. Просто… теперь всё на своих местах. Осталось найти связующее звено, а всё остальное нам уже известно. Шадия огляделась. Они были в том же саду, где совсем недавно разговаривали с отцом, только теперь темнота вокруг была такой густой, что казалась почти осязаемой. И враждебной. Воздух подванивал гнилью. Картинка перед глазами дёргалась, словно голограмма из технологичного мира, куда их забросило в первый раз. Шадия протерла глаза, стряхивая отсутствующую зелень со склер. Сад плешивил гнилыми кустами и разрухой, разводами на пленке съедая живые цветы и клумбы. Единорожка оглянулась на дерево — высохшее, мертвое, как и всё остальное в этом мире. Ствол его был полым, Тьма подобралась почти вплотную к её глазам, чтобы показать то, что Шадия не видела без неё. По этому дереву текла Тьма. Мерзость мира, которую они должны уничтожить, воплощение скверны — они были древесным соком, красным, точно кровь, и маслянистым. — Всё хорошо? — Флёрри обеспокоенно склонила голову, заглядывая ей в глаза. — Мы можем вернуться в горы. — Нет, — Шадия поспешно заморгала, прогоняя видения. Мир вновь обрел целостность. — Я видела изнанку мира. Ты должна была следить за деревом, да? Будь осторожна. Оно опасно и… голодно. Флёрри пождала губы и взглянула на раскидистые ветви с опаской. Шадия почувствовала, как воздух чуть сгустился, а потом из теней вышел отец, шатающийся от боли. Выглядел он неважно: грива и шерсть на спине взмокли и сбились, желваки ходили ходуном. Из носа шла кровь, которую он небрежно стёр ногой, чуть не упав ничком. — Что. Здесь. Произошло? — почти прорычал он, глядя на кобылок налитыми кровью глазами. — Вы понимаете, что значит «секретная» миссия? — Господин Сомбра, не надо, — умоляюще воскликнула Флёрри, почти всплеснув копытами и крыльями. — Ситуация вышла из-под контроля, но я ликвидировала последствия. Всё будет хорошо, мы не попались. Отец игнорировал её, сверля Шадию взглядом. Она и не ожидала другого, но собрала всю волю в копыто, чтобы выдержать его. — У меня есть несколько смутных ощущений, но я не могу их объяснить. Люктус мертва. В смысле, — она запнулась, увидев на лице единорога удивление, — не я её убила, а она уже была мертва. Всё это время она была ходячим трупом, который не понимает, что уже давно мертв. Это связано с исцелениями и Огастом, с этим деревом, с монастырем, но я пока не понимаю, как. — Так, — Сомбра оглядел её с головы до ног, нахмурился. — Сейчас меня не это интересует. Что произошло с печатью? Ты решила дать Тьме порезвиться или как это понимать? «Дурак! — обиженно шикнула Тьма. — Я тебя спасла!» — Люктус попыталась исцелить Шадию, — встряла Флёрри, беря огонь на себя. — Но стоило ей приблизиться, как Тьма дала о себе знать. Господин Сомбра, это не была её вина, только защита! — Если после такой защиты к нам явится Тройственный Аликорн, ему то же самое скажешь? Шадия фыркнула. За каждый выход за рамки дозволенной магии, печать сужала магический спектр, и Шадия могла только гадать, сколько времени займет его возвращение в норму. Сейчас они были ослаблены, а это значит, что только Флёрри может пользоваться магией в полную силу. Нужно поскорее разобраться с этим миром и уходить. — Дуй в келью, — буркнул Сомбра уже чуть спокойнее. — Но постарайся не попасться на глаза местным, не хватало, чтобы тебе задавали лишние вопросы. Флёрри, используй защитные чары, которым я тебя учил, и исследуй дерево. Мне надо отдохнуть. Он скользнул в тени, и Шадия с сожалением подумала о том, что ему такой способ перемещения теперь будет обходиться очень дорого. Как и ей. — Давай я тебя провожу, — участливо предложила Флёрри, но Шадия покачала головой. Времени мало, и лучше тратить его на дело. — Я справлюсь. Тут недалеко. Конечно, Шадия преуменьшила, но сейчас ей как никогда сильно нужно было побыть одной. Обмозговать всё увиденное и пережитое. Отдохнуть, в конце концов. И выпытать у Тьмы, что же все-таки произошло на самом деле. Как только Флёрри скрылась в ночном тумане, Шадия поспешила к месту, где они оставили Люктус. Оно все равно было по пути к келье, а ей нужно было знать, что стало с послушницей. Флёрри сказала, что ликвидировала последствия, но не уточнила как. А это может сыграть с ней злую шутку. Мозг лихорадочно соображал, пока ноги двигались. «Что мы имеем? — думала Шадия, перебегая из тени в тень. — Тьма пропитала этот мир насквозь, Люктус мертва, храмы служат аликорнам, которые питаются силами послушников… Я что-то упускаю, но что?» Люктус исчезла. Вероятно, ушла в свою келью досыпать остаток ночи, но Шадия боялась колдовать, чтобы узнать это. При одной лишь мысли о магии у неё начинал болеть рог, а в сердце снова вонзалась тонкая игла. Сад безмолвствовал. Шадия перевела дух и огляделась ещё разок. От их разговора не осталось и следа: не было ни обугленной травы, ни кусков ткани с рясы Люктус. Если так, то ей нужно просто вернуться в келью и дождаться утра. А потом вести себя невозмутимо, будто ничего и не произошло. «Сзади!» — взвизгнула Тьма, но на шею уже опустилась удавка, а рот зажало чье-то копыто. Шадия замычала, пытаясь вырваться, но сейчас она была беспомощнее жеребенка. Магия не слушалась, позвать на помощь невозможно, а тело ещё не отошло от трансформации. — Тихо, — прошелестел молодой голос, и Шадия скосила глаза, пытаясь понять, кто это. Кажется, жеребец чуть старше неё. — Будешь молчать, я тебя не трону, но если закричишь… Удавка сжалась на горле сильнее. Шадия мысленно закатила глаза. Это её не убьет, чего самонадеянный нападающий не знает, но призовет Тройственного Аликорна. Только занозу в круп всадит, паскуда. — Будешь молчать? — спросил голос, и Шадия кое-как кивнула. Ей хватит сил, чтобы хорошенько приложить его по голове, а потом убежать. Поднимать тревогу нельзя, но и остаться здесь… Жеребец резко развернул её к себе лицом и отошел назад так, чтобы Шадия не смогла его увидеть. Она скосила глаза на пеньковую веревку вокруг своей шеи. — Сними с меня это сейчас же. — Это гарантия того, что ты не закричишь, — нагло фыркнул жеребец. — Я видел, как ты говорила с Люктус. Что ты с ней сделала? И что ты такое? — Невежливо задавать вопросы не представившись. Удавка дернула её вперед, но Шадия затормозила, поджала губы. Если бы не стечение обстоятельств, от этого наглеца и кучки пепла не осталось. «Пускай молится Селестии о своем везении», — злобно усмехнулась Шадия, сверля взглядом голову жеребца. Не хотелось разочаровывать его, но она прекрасно видела наглую и нахальную ухмылку на его морде. И сложенные под плащом крылья. — Я здесь задаю вопросы, — он, казалось, упивался полученной властью, пускай и мизерно смехотворной. — А ты отвечаешь. — А если не буду? — Я тебя задушу. — Ну души. Шадия демонстративно села на землю, всем видом показывая, что не сдвинется с места. Жеребца это застало врасплох и он заморгал, пытаясь ухватить контроль над ситуацией. — Но… ты умрешь! — Допустим, — пожала плечами Шадия. — Пони умирают каждый день. Меня должна волновать собственная смерть? — Любого волнует его смерть! — А я не любой. Если ты вознамерился задавать вопросы, задавай их вежливо и почтительно. И сними эту уродскую веревку, она мне шею натерла. Ассасин-неудачник был повержен. Он сглотнул и вышел под лунный свет. Шадия хмыкнула себе под нос, что была права: это действительно был крылатый жеребец, довольно симпатичный притом. Из-под капюшона кокетливо выглядывал локон длинной челки цвета пламени, а шерсть отливала золотом. Шадии не нужен был свет, чтобы разглядеть его лицо: испуганно-удивленное и совершенно лишенное какой-либо спеси. — Извини, — пробормотал жеребец, приближаясь и покорно развязывая веревку. Шадия со скрытым интересом посмотрела ему в лицо. Голубые глаза обрамляли густые почти кобыльи ресницы, но растущая по краю челюсти борода не позволяла никаких сомнений относительно пола владельца. — Так-то лучше, — кивнула Шадия, растирая ноющую кожу. — Ещё раз так сделаешь — я тебя испепелю. — Послушники монастырей принцесс не могут пользоваться магией, — мгновенно ощетинился пегас, бросая на неё злобный взгляд. — Так что обойдись без лишних угроз. — А то что, убьешь меня? Мы это только что обсуждали. Он фыркнул. — Что ты такое, Дискорд тебя раздери? — И об этом я только что говорила. — Да как ты… — жеребец оборвал себя на полуслове и выдохнул, набираясь терпения и почтительности. — Я видел, как ты разговаривала с Люктус, а потом что-то случилось. Я лишь хочу узнать, кто ты, и почему она убежала в слезах, вот и всё. — Обязательно было ради этого хватать меня и цеплять веревку на шею? — Да что ты привязалась к этой веревке! Шадия прыснула от смеха. Жеребец сконфуженно понурился, не осознавая каламбура. Похоже, нрав у него был вспыльчивый похлеще, чем у отца. — Всё не так должно было быть, — буркнул пегас. Его крылья слегка подрагивали от гнева. — Пожалуйста, ответь на вопрос. Ты ведь не подняла тревогу, как только я тебя отпустил. Значит, тебе ещё не промыли мозги эти воцерковленные вампирюги. «А вот это уже интересно, — удивилась Шадия. — Похоже, мы с ним на одной стороне». — Ну наконец-то, слово вежливости, — не удержалась единорожка. — Я ничего не делала с Люктус. Скорее это она что-то сделала со мной. — Это поэтому ты меня ещё не испепелила? Нет, этот жеребец определенно забавный. — Возможно, — слегка улыбнулась Шадия. — Как тебя зовут? — Винд Блейд, — деловито представился жеребец. — Можешь звать меня Блейд. Послушай, Люктус… — Сейчас не время, — покачала головой Шадия. — Ты сказал «воцерковленные вампирюги». Что ты имел в виду? Блейд огляделся, будто кто-то мог их послушать, и понизил голос, хотя Шадия чувствовала в нем кипящий гнев. — Аликорны давно перестали быть собой. Они вытягивают энергию из обычных пони, чтобы поддержать свое божественное, — это слово он почти выплюнул, — существование. Храмы действуют пятнадцать лет, а за это время умерло почти сорок процентов послушников, и с каждым днем умирает всё больше. Они этого не показывают, но пони гибнут пачкам. Храм Луны почти опустел. Видимо, эта сучка прожорливее остальных. Шадия прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Этот пони знал то, о чем говорил Коридор. «Он — связующее звено, — поняла она. — И он сам меня нашел». — Послушай, — она положила копыто ему на плечо, отчего жеребец вздрогнул. — Судя по всему, я здесь по той же причине, что и ты. Эти храмы неправильные, в них таится зло. Иди к дубу в восточном саду и скажи, — Шадия на секунду задумалась, — скажи, что на кристальной ярмарке продаются вкусные лимонные пироги, только негромко. — Зачем? — изумленно спросил пегас. — Ты поймешь, — улыбнулась Шадия. — Я здесь не одна. Иди. Тебе всё объяснят. — Как тебя зовут-то?! — всплеснул крыльями жеребец ей в спину. — Шадия, — отозвалась единорожка, вбегая в тень.