***
Егор не объявлялся неделю, две. Лена честно ждала того, с кем провела чуть больше суток, не веря, что все уже окончено. И если раньше девушка могла сказать, что она была влюблена в Егора, то теперь на смену влюбленности пришла обида: с ней больше не хотят видеться. Лена не могла сказать наверняка, что Егор ее любит и даже не пыталась думать на эту тему — разве же можно влезть в чужую голову, но надеялась, что ее позвали на эту прогулку по симпатии, а не потому, что с ней просто можно развлечься. В голову невольно полезли рассказы о том, как Манька, живущая за три двора от них и прислуживающая в одном из домов, получала хорошее жалование, потому что была слишком близка к хозяину, а потом, внезапно опузатев, была объявлена этим же хозяином шлюхой, понесшей непонятно от кого, и изгнана из дома за распутство. «Я не Манька», — подумала Лена. Следующей на ум пришла еще одна Манька, живущая неподалеку от них. По слухам, Манька ходила в любовницах у одного нестарого дворянина, получала достаточно дорогие подарки — девушку, имеющую аж целых десять головных платков, назвать иначе не поворачивался язык, дважды бегала к бабке-веретеноводке, которой и отдала некоторые платки, а потом, когда этот самый дворянин решил жениться, получила в качестве последнего подарка бусы из простых камней, а потом снова была вынуждена бежать к бабке. Бабка засмотрелась на бусы, чуть правее ткнула веретеном, нежели было нужно, получила бусы в качестве благодарности, а потом этими же бусами откупалась от полиции — Манька умерла через пару часов от кровотечения. Злые языки поговаривали, что дворянин, увидев на своей супруге слишком знакомые бусы, подаренные ей отцом, долго уговаривал ее не носить эту безвкусицу и спрятать подальше. Воспоминания о Глашке, которая, по слухам, родила ребенка от полюбовника, а потом утопила в ведре, будто котенка или щенка, Лена сразу же выбросила из головы. «Я не Глашка», — злясь на свои неуместные мысли, подумала девушка. Егора Лена увидела случайно еще через неделю — молодой человек проезжал мимо их дома в экипаже и смотрел в окно. Увидев, что возле забора стоит Лена, Егор велел кучеру остановиться. — Мадемуазель, не соблаговолите ли прокатиться с ветерком? — спросил Егор. «После прошлой прогулки неделю ходила с трудом», — хотела ответить Лена, но вслух сказала. — Не желаю. — Воля барышни закон, — сказал Егор и, мало удивившись, поехал дальше. Прошло четыре месяца. Умом Лена понимала, что она просто повторяет судьбу двух Манек, только, в отличие от них, даже не получила за свой выбор денег, но упрямо отказывалась верить в то, что ей подсказывал разум. В один прекрасный день, увидев дочь в профиль, Мария Ивановна сказала: — Лена, ты особенно не надейся, но сходи к Егору. Намекни что-нибудь. А вдруг совесть взыграет? Сперва сама мысль о том, что ей придется о чем-то просить Егора, ввела Лену в состояние полного шока. Однако потом, понимая, что хуже не будет, девушка пошла искать тот самый дом. Из экипажа дорога была плохо видна, кроме того, Лена не задавалась целью запомнить ее. Но, проплутав пару часов, девушка нашла дом Егора. Остановившись возле входа, Лена растерялась, не зная, куда идти и где искать именно Егора. Понимая, что, скорее всего, она будет послана куда подальше прислугой, Лена решила постараться подкараулить того, ради кого пришла сюда. — Егор! — крикнула Лена, вскоре увидев по ту сторону забора свой объект ожидания. Молодой человек посмотрел на Лену, увидел чуть округлившуюся фигуру и отвернулся обратно, сделав вид, что не знает ее. — Егор! — снова позвала Лена. — Арина! — крикнул в сторону молодой человек. — Подай нищенке, просит, Христа ради. — Сам ты нищенка, — выругалась Лена. — Арина, сходи за городовым, совсем уже нищие страх потеряли, — услышав реплику, сказал Егор. — Пусть в участок заберут да горячих выпишут. Дело приняло совершенно не тот оборот, на который надеялась Лена. В глубине души понимая, что все не будет столь радужно: в откровенном разговоре, возможно, за пределами усадьбы, Егор с тоской в голосе скажет ей, что хотел бы на ней жениться, но родители не благословят этот брак, поэтому он с болью в сердце должен с ней распрощаться навечно, — и услышав про себя столь оскорбительные слова, Лена повернула в первый попавшийся переулок и пошла домой. Размазывая слезы по лицу, Лена шла домой. В голове вертелась та картинка, на которую она надеялась, сразу же за ней приходили воспоминания о недавней встрече. «У тебя почернеет и отвалится, — думала про себя Лена. — Так тебе и надо будет». В слезах девушка пришла домой. Мария Ивановна поняла все без слов и даже не стала ни о чем спрашивать дочь. Макар упрямо делал вид, будто ничего не произошло. Мужчина практически никак не среагировал на рождение внука, молча отчистил ворота от дегтя и, вычислив шутников, сходил к ним и пообещал лично оборвать руки и засунуть их в какое-нибудь другое место, после чего не поднимал тему ребенка в принципе. Маленький Ванечка прожил всего лишь три месяца и умер от какой-то неизвестной болезни. Спустя неделю после похорон Макар с утра сказал дочери: — Ленка, сегодня идешь на фабрику. Огородом другие займутся, хватит уже бездельничать. Семнадцать лет, невеста, а она дома сидит! Против отцовских слов возразить было нечего: Лена понимала, что она и без того слишком долго просидела дома, прикрываясь то огородом, то хозяйством. Однако того будущего, которое она видела перед собой, девушка совершенно не желала. Лена вышла из дома и, не переставая плакать, пошла в сторону фабрики. Девушке было еще больнее, нежели когда она возвращалась домой после последней встречи с Егором: на этот раз перед глазами появилась четырнадцатичасовая смена на фабрике, муж-пьяница из соседнего цеха, шестеро детей и беспросветная нищета. Вспоминая всю свою жизнь, Лена прекрасно помнила, что у них в доме всегда было досыта хлеба и картошки, а у некоторых соседей еда делилась строго поровну и выдавалась по счету. «Не хочу этой жизни!» — думала Лена и, не в силах сдержаться, плакала в голос. Чуть вдалеке показались купола церкви. Свернув на соседнюю улицу, девушка пошла к храму и в нерешительности остановилась неподалеку от входа — даже копейки, чтобы пожертвовать на храм, в кармане не было, а входить без денег было неловко. Усевшись возле входа, Лена разревелась с удвоенной силой: казалось бы, такой хороший и богоугодный повод отложить хоть на часок фабрику рассыпался на глазах. — Прими, матушка, Христа ради, — раздался голос, обращенный к ней. Лена подняла глаза и увидела молодого человека, который протягивал ей гривенник. — Не нищая, — резко ответила Лена. — А почему же тогда здесь сидишь? — спросил молодой человек. — На фабрику не хочу, а для того, чтобы пожертвовать на храм, нет денег, — честно ответила Лена. — Тогда прими, Христа ради, — снова сказал молодой человек, протянув незнакомке гривенник. — Совсем оглох? — выругалась Лена. — Говорю же: не нищая, деньги дома забыла! На фабрику не хочу, вот здесь и сижу. Герхард, еще вчера обсуждавший с друзьями несправедливость существующего мироустройства, прямо перед собой видел одну из тех, кого они не так давно обсуждали. — Поехали, поговорим, обсудим, — сказал молодой человек. — Про фабрику поговорим. Предложение обсудить фабрику было для Лены слишком похожим на предложение угоститься сыром и бужениной. Однако в глубине души надеясь, что момент найма на фабрику можно будет попытаться отложить хотя бы на недельку: пара дней у незнакомца, потом мать позволит ей отлежаться, потом воскресенье — кто же идет на фабрику в воскресенье, а потом, может быть, жизнь как-то изменится, Лена ответила: — Поехали. «Грешнее не буду, — подумала девушка. — А потом, через месяца полтора, надо будет к бабке сходить. Жалко младенчика, а что делать». В экипаже Лена узнала, что ее собеседника зовут Герхард и он очень интересуется ситуацией на фабриках и заводах. А еще ему очень интересно, как можно улучшить положение простых рабочих, но чтобы это было мирно и легально, а не «набить морду мастеру, а то он ишь, отъелся на наших харчах». Лене подобные разговоры были совершенно неинтересны, но девушка честно рассказала, что живется ей, в принципе, неплохо, но вот у остальных все не так хорошо, как хотелось бы: на соседней улице Митька-косой постоянно материт свою жену за то, что она делит еду всем поровну: и детям, и им, а нужно «этим обормотам» давать меньше. — Митька-косой с неделю назад кричал, что зарубит эту паскуду топором и скормит суп выродкам, — сказала Лена. — Насилу его успокоили. — А дома? — спросил Герхард. — А дома если я пойду на кухню и возьму себе на ночь хлеба, ни мамка, ни тятька слова против не скажут, — ответила Лена. — Потому что полбулки в меня не влезет, а от двух кусков никому хуже не станет. — А если полбулки возьмешь? — спросил Герхард. — Тогда мамка с утра будет ворчать, что я хлеб печь не желаю, а таскать всегда горазда, — ответила Лена. — Еще скажет, что я — свинюшка, которая где спит, там и ест. — А если на кухне будешь есть? — не унимался Герхард. — Тогда ничего не скажет, — ответила Лена. — Наверное. За разговорами время летело незаметно и уже вскоре, поужинав, Лена с некоторой грустью подумала о том, что скоро ей нужно будет благодарить своего спутника. — Герхард, теперь в твою спальню? — прямо спросила Лена. — Тебе постелют в другой комнате, — ответил Герхард. — Ты скажи, что тут помыть или почистить, — сказала Лена. — Ты же меня привез сюда, успокоил разговорами, накормил, напоил, заставил поверить в счастливое будущее, которое скоро закончится. — А если не закончится? — спросил Герхард. — Для того, чтобы оно не закончилось, я согласна и в твоей комнате остаться, — ответила Лена. — У меня кровать узкая, — рассмеялся Герхард. — Тесно будет. Ночью Лене никак не спалось. Девушка не могла понять, зачем ее привезли в этот дом, если не желают брать от нее ничего: ни ласки, ни помощи. С трудом уснув ближе к утру, чуть свет Лена встала и пошла к Герхарду. — Ты скажи, как нужно отблагодарить, у меня денег нет. Могу помыть то, что нужно, могу не мыть… — растерянно произнесла девушка. — Для первого прислуга создана, поэтому второе, — ответил Герхард. Чуть вздохнув, Лена начала снимать платье. — Второе — это не мыть, уйти из моей комнаты, дать мне одеться и сказать простое «спасибо»! — воскликнул Герхард. — А потом дальше мою безграмотность ликвидировать. — Хорошо, — сгорая от стыда, ответила Лена. Весь день Лена рассказывала Герхарду все, что знала или слышала от кого-то. Чувствуя себя не в своей тарелке и не понимая, почему ей нельзя в благодарность за все это даже помыть посуду, поздно вечером девушка сказала: — Мамка, наверное, без меня скучает… Боится, что я руки на себя наложила… А вернусь — тятька плетью так отходит, что назавтра не встану… Впервые за все это время подумав о том, что его спутнице нужно будет возвращаться домой, Герхард сказал первое, что пришло в голову: — А если я тебя назову своей невестой, бить не будет? — Не будет, — ответила Лена. — Наверное. В голове девушки пронеслась картинка: Герхард называет ее невестой, потом отменяет помолвку, сославшись на то, что родители не дают ему благословения на этот брак. Мать вздыхает от того, что дочь не удалось пристроить в добрые руки, отец, возможно, берется за плеть, но в эти недели или месяцы ее, невесту, не отправляют на фабрику. «А там… — подумала Лена. — Там что-нибудь будет видно». На следующий день, прямо с утра, Герхард сказал Лене: — Поедем домой. — Поедем, — испуганно ответила Лена. «Я же сама хотела пару дней, они и закончились», — подумала девушка. Подъезжая к дому, Лена увидела, что во дворе стоит ее отец, готовый уйти на фабрику. — Мы вместе пойдем, — испугавшись, утвердительно сказала Лена. Тем временем, Макар куда-то исчез, а вскоре вернулся с плетью. — Лена, посиди здесь, я один схожу, — сказал Герхард, испугавшись за свою спутницу и побоявшись, что он не успеет ничего сказать, а отец сразу обратит внимание на Лену, а не на него. Из экипажа Лене было хорошо слышно, как молодой человек к ней сватается и как Макар удивленно дает свое согласие. Вскоре к экипажу подошел Герхард. — Лена, спускайся, — произнес молодой человек и подал своей спутнице руку. — Спасибо, — прошептала Лена. — Спасибо большое, Герхард… Взглянув на своего спутника, девушка вошла в дом. Мария Ивановна сразу же бросилась обнимать дочь. — Леночка… Живая, здоровая… — плача, шептала женщина. — Куда сбегала? Зачем? — На блядки, — ответил Макар. — Блядь вырастили. Через неделю дата венчания назначена не будет — шкуру спущу. По спине Лены пробежал холодок, а потом девушка подумала: «Через неделю же, не сейчас. Может, и обойдется».***
Эльвира Марковна вернулась в реальность. Константин Алексеевич с интересом разговаривал с Александром Григорьевичем, ее молчание совершенно не было заметно. «Снова другая жизнь, — подумала женщина. — Совершенно другая».