Темно? Оно и к лучшему.

      Заметив женщину, Арчи непроизвольно поправил галстук, отодвинул от себя чашку и сложил руки на стол. На его лице расцвела улыбка, и Реджина подумала, что обязательно бы поморщилась от отвращения, если б не роль Эммы — в манерах психотерапевта всегда было нечто отталкивающее. Его взгляд постоянно выражал глубокое сострадание, и время от времени в нём проскальзывала тень снисхождения. Из-за этого Реджина обычно избегала бесед с ним — во время них она ощущала себя скорее мокрым брошенным котёнком, которого хотелось пожалеть, чем обычной пациенткой, пришедшей на консультацию. Находиться рядом с Арчи было некомфортно — Реджине в момент показалось, будто он считывает её подноготную через стёкла своих круглых очков. Она словила себя на мысли о том, что доктор Хоппер может вычислить её настоящую личность по одному только поведению, не моргнув и глазом. На ум пришло осознание того, насколько плохо Реджина знала Эмму — настолько, что сомневалась, сможет ли скопировать её повадки. Ловкие движения, лишённые грации, размашистая походка, дерзость и в небольшой мере присущая ей лёгкая беспардонность — все эти черты бросились в глаза ещё при знакомстве, но стоило задуматься о том, чтобы их повторить, и это показалось Реджине таким нереальным. Может, потому, что её собственные манеры были полностью им противоположны, а может, Эмма просто была особенной. Стоило признать, что её порой раздражающее поведение всё-таки цепляло — на своём жизненном пути Миллс доводилось встречать множество разных личностей, и среди них было немало таких же бесцеремонных, но мисс Свон чем-то от них отличалась. В её умении держаться был свой шарм, и это придавало Спасительнице изюминки. Мэри-Маргарет вдруг кашлянула, и это вырвало Реджину из раздумий — встрепенувшись, она обвела взглядом кухню. Улыбки этих троих выглядели слишком уж слащаво и непринуждённо, а доктор Хоппер имел такой вид, будто у него свело губы и вдобавок в горле застрял кусок печенья. Реджина бы не упустила возможности съязвить, если бы могла быть собой, но она не была уверена в том, как Эмма Свон обычно ведёт себя в кругу семьи. Она вопросительно подняла брови и наконец-то решилась задать вопрос: - Бело... - она осеклась, - Мам? Что-то случилось? Белоснежка растянула губы в улыбке и ответила: - Почему же случилось? Всё в порядке, мы вот... Пьём чай! Реджина недоверчиво прищурилась, еле сдержавшись, чтобы не закатить глаза — тон матери Эммы был таким сладким, что сахарница в этом доме явно была лишней. Если её не обманывает опыт, за такими приторными встречами обычно следуют не самые лестные новости. - С доктором Хоппером? - хотелось пошутить о том, что сверчки обычно предпочитают нектар, но она решила промолчать. Дэвид прокашлялся и неловко произнёс: - Твоя мама подумала... - было видно, как Белоснежка под столом наступила ему на ногу, и он, замявшись, исправился: - Мы с твоей мамой подумали, что после всего случившегося тебе захочется с кем-то поговорить... Реджина возмущённо цокнула. - И, конечно, выслушать меня не может никто, кроме сверчка-мозгоправа! Арчи вмешался, обиженно поправив: - Одно дело выслушать, а другое — предоставить квалифицированную помощь! - Арчи придвинул табурет ближе к столу и просиял улыбкой. - Эмма, ваши родители беспокоятся о вас, не стоит отвергать их заботу! Белоснежка встала из-за стола, и, собирая чашки, сказала: - Тебе нужно выговориться и отпустить все плохие мысли, а не отгораживаться от родных, избегая времени дома. Так вот оно что, её отсутствие всё-таки не прошло незаметно. Стоит отлучиться на пару часов, делая вылазки за источниками информации, и мамаша с папашей уже обеспокоены твоим моральным состоянием. Реджина провела взглядом Мэри-Маргарет, направившуюся к мойке, про себя отметив, что всё же в своей жизни не отказалась бы от такой заботы, пусть она и казалась чрезмерной. В отличии от Эммы, помощь ей не предлагали, а тревогу и вовсе никто не замечал — кто поверит, что злые королевы вообще тревожатся? Пусть Реджина никогда этого не признавала, но в глубине души всегда знала, что точно обменяла бы всю свою власть на любовь, семейный уют и заботу. Её мать всегда была уверена, что дочь достойна звания королевы, безграничных земель и тысяч подданных, но, судя по всему, решила, что монархам не обязательно быть любимыми. Кто бы мог подумать, что десятиметровые потолки и расписные стены с витражными окнами могут неволить похуже каменной камеры с железными прутьями? Дэвид встал рядом с женой, накинув на плечо полотенце, и дополнил: - Мы уже оплатили сеанс, как справишься — сразу приходи, мама предлагает заказать пиццу! Он подмигнул, стараясь поддержать дочь, и Реджина непроизвольно улыбнулась. В светлых глазах плясали искры с ноткой озорства, и она заметила, что этим Дэвид отдалённо напоминал Эмму. От него веяло неподдельной искренностью, и это располагало к себе, в отличии от чрезмерного внимания Белоснежки. Но даже несмотря на её навязчивость чувствовалось, что она была отличной матерью, а забота — способом выразить свою любовь. Предавшись чувствам, Реджина решила не опираться. - Хорошо, после сеанса сразу домой! Генри заговорчески подмигнул, выглядывая из-за двери ванной и Реджина, улыбнувшись, подмигнула ему в ответ. Операция "дикобраз" продолжается, и, кажется, ответственность за сохранность информации сейчас подвергается угрозе. Арчи перекинул через плечо ремень сумки, смахивающей на почтальонскую, и направился к двери. Миллс ещё раз посмотрела на родителей Эммы — Белоснежка около мойки и Дэвид с посудой в руках стояли, оперевшись на стол, и заботливо провожали её взглядом. Она сняла с вешалки куртку, обула кроссовки и вышла из квартиры. Металлическая цифра 3 на деревянной двери отражала дневной свет, проходящий через пыльные стёкла подъездных окон, и Реджина поймала себя на мысли, что тоскует по фасаду белого дома с блестящим номером 108.

***

      Эмма Свон стояла перед зеркалом, приглаживая блестящие чёрные волосы, и думала о том, что следующее утро в этой золотой клетке она точно не переживёт. Она чувствовала себя загнанной в тупик — жить по чужому сценарию не слишком то воодушевляло, когда твоя душа свободна по своей природе. В этой роли её сковывало всё — тесная одежда, взгляды окружающих, отсутствие возможности сделать свой обычный заказ в кафе, золотой браслет на запястье. У неё в момент отняли всё и всех — пост шерифа, родителей, доброжелательных знакомых, комнату, время с сыном, и что она получила взамен? Ненависть окружающих, которая понемногу выводила из себя и вскоре грозилась стать взаимной? Но больше всего голову Спасительницы занимала Реджина. Мысли о ней прокрадывались в голову, искали лазейки, буравили лабиринты и не собирались уходить без получения ответа. Она не знала, что именно не давало ей покоя — то ли острое ощущение несправедливости, ведь сейчас на её месте должна быть Мадам Мэр, то ли осязание всей пустоты такой однотипной жизни. При всём своём негодовании Эмма понимала, что однажды вернёт себе свой смысл, и ловила себя на мысли, что уже находится в выигрыше — ей ведь есть что возвращать. Быть в шкуре женщины, с которой она делит собственного ребёнка, казалось невыносимым, и Свон терялась в догадках, почему — может, с непривычки, а может, её пугала эта безысходность. Порой она делала паузу и задумывалась, что не стоит зацикливаться на ощущениях — Злая Королева наверняка заслужила такой быт, и то, что у Эммы хорошо развита эмпатия, вовсе не значит, что нужно направлять её на жалость. Пусть герои склонны к самопожертвованию, но шериф Свон отлично понимала, что не стоило принимать на себя такую большую часть чужой боли — тем более, что роль Реджины досталась ей временно. Но навязчивые мысли всё равно продолжали буравить голову, и Эмма задумалась, что после такого вряд ли сможет воспринимать мэра Миллс так, как раньше. Может, Реджина и заслужила такую жизнь, но, вот уж ирония, этот опыт всё-таки не мог оставить Эмму равнодушной.       Закипевшая вода в металлической кастрюле забурлила, когда в неё бросили первый замороженный хинкаль. Горячие капли отскочили от поверхности, брызнув на пальцы, и Эмма невольно одёрнула руку — в этом доме обжигало совершенно всё. Взглянув на часы, она устало приземлилась на кресло в углу кухни. 11:28. Она подняла взгляд на холодильник, облепленный магнитами — в каждом из них наверняка была своя история. Истории Реджины, которые они с Генри делили на двоих, и которые у них никому не отнять — ни когда-то грянувшей службе опеки, ни даже биологической матери. Подумав об этом, Эмма грустно улыбнулась. Раз уж ей выпало увидеть этот мир глазами Реджины, то какой в нём была она, Спасительница Эмма Свон? Реджина растила сына десять лет, бескорыстно отдавая ему всю свою любовь — растила не правителя, не воина, а просто счастливого мальчишку по имени Генри. Она наполнила его душу теми самыми настоящими качествами, которыми сейчас гордятся и Чарминги, и сама Эмма. Она заботилась о нём, когда он болел, успокаивала его, когда плакал, читала сказки на ночь, собирала завтрак в школу, гуляла с ним в парке по вечерам. Любила, как все обычные матери. Она воспитала в нём личность. А потом появилась другая женщина и забрала его. Другая, совершенно чужая, пусть и родная по крови — она ворвалась в их маленький мир и неосознанно уничтожила всё, что было ей дорого. А дорого то ей было не так уж и много — один только сын. Эмма встрепенулась, подумав, что у неё сроду не было привычки искать оправдания злодеям, поэтому для себя добавила, что Реджина была не такой уж и беззащитной. Но этого оказалось недостаточно для того, чтобы перестать чувствовать вину. Конечно, травмы Реджины не отменяют того, что во время заклятия Генри жилось несладко, но даже после его снятия, когда они помирились, мальчик ушёл жить к Эмме. Как оно, вернуться домой с работы и осознать, что дома тишина и некому разогревать ужин? Сесть за стол и понять, что тебя никто не ждёт? Открыть дверь в комнату сына и не застать там его, читающего комиксы, не напомнить о том, чтобы он навёл порядок, не сделать замечание, чтобы не ложился на кровать в обуви? Сердце Реджины, должно быть, разбито на сотни маленьких осколков, подумала Эмма, глядя на всплывающие наверх хинкали. И причины этой боли — она. Неожиданно нагрянувшая Эмма Свон. Как снег на голову. Если бы сердце Спасительницы было котлом с клокочущими чувствами, то они бы уже закипели, как вода в этой кастрюле. Жалость перемешивалась с восхищением — Реджина была сильной, невероятно сильной, чтобы справляться со всем, что на неё навалилось. Стоило отметить, что она всегда отлично держалась — настолько хорошо, что не попади они под это заклятье, Эмма бы ни за что не догадалась, что у неё на душе. Разве что если бы они стали лучшими подругами и делились друг с дружкой своими чувствами, но при обычном раскладе это было маловероятно. Может быть, Реджина Миллс не кажется самой милой женщиной в округе, и может, это голос синдрома спасителя, но сейчас, сидя в одной из комнат её сияющего дома и наблюдая за кипящей на плите водой, Эмма Свон точно решила, что бросать её не собирается. Она будет рядом. Несмотря ни на что.