♪ Izzamuzzic — Innstinnct, Pt. 2
— Что он сделал? Сердце останавливается и ровно через секунду начинает бить оглушительными ударами по голове. Как же я мечтаю вернуться на два дня назад и оторвать голову этому недоумку по имени Эдриан Ньюман, а именно самому себе, за то, что отдал её — мою, только мою Андреа — этому церберу на растерзание. Но человечество так и не изобрело машину времени, хотя такому кретину, как я никакой прогресс уже не поможет… — Отпусти. Мне больно, — её тихий голос приводит меня в чувство. Перевожу взгляд на свою руку, вцепившуюся в её тонкое запястье. — Прости… Прости, — отпускаю как ошпаренный, а Андреа начинает растирать побелевшую кожу. Что я творю? Чем я лучше Мёрфи? Останавливаюсь посередине комнаты, но тут же возвращаюсь к ней. Андреа смотрит то ли с тревогой, то ли с недоверием. — Андреа, не молчи! — это просто невыносимо. Каждая новая секунда её молчания сводит с ума сильнее предыдущей. Фантазия же живописно рисует мои предположения, и одно другого краше… — Придушу этого урода! — Эдриан, сядь! — жёстко обрубает мои метания, и я послушно сажусь на край постели. Дреа уходит, скрываясь за дверью ванной, и я закрываю глаза, делая глубокий вдох и выдох. Что со мной? И где моё хвалёное самообладание? Срочно нужно взять себя в руки… Через пару минут возвращается, держа в руках аптечку. Ставит её на постель рядом со мной и открывает, доставая какие-то средства — не знаю какие и зачем, потому что пытаюсь проникнуть за её маску непроницаемости. Андреа, всё так же молча, становится передо мной на колени и берёт мою руку, осматривая. Кидаю быстрый взгляд на кровоточащие порезы в районе костяшек. И, лишь увидев их, начинаю чувствовать саднящую боль. Но мне плевать. Её молчание больнее стократ. Снова смотрю на её лицо и поджатые губы. — Ты не ответишь? Она невозмутимо дёргает бровью: — А надо? — начинает обрабатывать раны ватным тампоном, смоченным антисептиком. — Раз ты знаешь про поцелуй, то к чему эти вопросы? Я раздражённо забираю руку, но Дреа тут же возвращает её обратно, строго взглянув в глаза: — Я не закончила. Идя вразрез с холодным выражением лица, движения её рук так аккуратны и нежны… — Я видел вас. Случайно, — вскрываю карты. Она замирает на несколько секунд. — Ты?.. Мне кажется, что её руки немного дрожат, но она пытается скрыть это за новыми действиями: отрывает новый кусок ваты и поливает раствором. — Да, я был там. Забытую в раздевалке сумку пришлось забирать на следующее утро. — Что же помешало досмотреть шоу до конца? — её растерянность вновь заменяется ехидством. Но и я в долгу не останусь: — Не имею привычки влезать в чужую личную жизнь. — Чужую… — приподнимает бровь и кивает, задетая за живое. Какая же она красивая, когда злится… — Прекрасно. Пожалуй, мне стоит принять приглашение, — рывком отдирает от пластыря защитный слой — тот возмущённо взвизгнув, покидает привычную ему липкую поверхность и отлетает в сторону. — Несомненно, — «одобрительно» киваю, хотя внутри ору на себя, что пора бы уже заткнуться. Но нет… — К чему упускать такую возможность? Её губы кривятся в усмешке: — Возможности действительно лучше не упускать. И она тут же пользуется одной из них — немедленно отомстить. — Ауч! Вдруг срывает только что наклеенный пластырь… От внезапной боли режет глаза, но я стискиваю зубы. Дреа невинно пожимает плечами, бросая колкий взгляд: — Криво налепила. Придётся взять новый пластырь. Ведь старый — уже использованный — никуда не годится! Усмехаюсь: бедный пластырь, сколько на тебя вылилось едкого сарказма… Погодите… А о пластыре ли речь? Вот как держать себя в руках рядом с этой мегерой? Уже раздражённо замечаю: — Ты вовсе не обязана это делать. Так заживёт. — Не обязана, — подчеркивает мои слова и остервенело вскрывает новую клейкую ленту, — но я не уверена, что такая глубокая рана так просто заживёт. Как минимум, рубец останется. И, возможно, на всю жизнь. — Одним больше, одним меньше. Говорят, шрамы украшают мужчин. — А ещё говорят, что мужчины боятся боли, как дети, — наклеивает новый пластырь, но уже совсем не так аккуратно и не так ровно, как предыдущий. Я морщусь, но она упорно не замечает или делает вид. — И всячески стараются её избегать. Дреа, а есть ли у тебя пластырь для кровоточащего сердца? Замирает и бегает взглядом по моим рукам, будто не решаясь поднять глаза, хотя уже закончила. Неужели услышала? Но я ведь не сказал этого вслух? Выдыхаю, удерживая её руку. — Дреа, он обидел тебя? Она смотрит на наши руки, слегка опешив. Её ресницы дрожат. — Он просто меня поцеловал, — произносит тихо, — но сделал это без разрешения, за что сразу же и получил. Непроизвольно сжимаю руки в кулаки. — Поцеловал против воли? Я его урою… — подрываюсь, вставая и делая несколько шагов к шкафу. Но он уже разбит — вот же чёрт… — «Почти бойфренд» хренов! Это так он взял «под опеку»?.. Осекаюсь, но… Поздно. — Что?.. — Андреа, медленно поднимается с пола. — Взял под опеку? Кто-нибудь, пожалуйста, вырвите мне язык! — Дреа… — Подожди, подожди… Кого взял? Меня? — указывает на себя пальцем, а я на всякий случай оцениваю длину её ногтей. — Нет, ты не так поняла… — А ты… Ты, значит, передал? — вот острый ноготок уже направлен на меня, а в зелёных глазах недобрый блеск. — Я сейчас всё объясню… Но вопреки моим ожиданиям, Дреа не собирается нападать, происходит худшее. — Господи… Дура, вот же дура! — накрывает ладонями лицо, а когда отрывает их, глаза блестят от слёз, но быстро отворачивается. — На что-то надеюсь, мучаюсь от чувства вины… А тем временем вы с Мёрфи делите меня, как трофей, за моей же спиной? — оглядывается по сторонам и, увидев сумочку, хватает её. — Дреа, подожди… — протягиваю к ней руку, но она уворачивается, обходя преграду. — Чего ещё ждать? Чего, Эдриан? Пока ты подложишь меня под кого-то ещё?! — находит телефон и, не глядя, закидывает в сумку. — Что за бред… — от подобных обвинений стою огорошенно, но, возможно, всё, что сделал так и выглядит со стороны. — Бред? Нет это, к сожалению, не бред… — В сборах Андреа снова суетливо осматривается и когда замечает наши вещи, сложенные в кресле, замирает, а её глаза наполняются отчаянием. Она выплёскивает его на меня: — Кто я для тебя, Эдриан? Вещь?! Моё мнение, мой выбор ничего не значат? — Я всегда уважал твой выбор, Дреа. Каким бы он ни был, — с ужасом понимаю, что мои доводы слишком слабы, они не в силах растворить всю боль той, которую… — О, да! И так легко всегда его принимал. Только знаешь что? Твоё согласие расстаться со мной год назад было так похоже на долгожданное освобождение. И сейчас… Сейчас ты ничего не хочешь сделать, чтобы повлиять на мой выбор! Сделать его другим! — её голос дрожит от гнева и слёз. — Ах да, я забыла — ты же меня уступил другому! Как место в метро или в очереди для того, кому оно, видимо, нужнее. Только есть небольшая разница! У места в метро нет сердца, Эдриан. Оно не будет вспоминать тебя по ночам, и жалеть, бесконечно жалеть о когда-то совершённой глупости! — её слова отзываются в груди тупой резью и неожиданной радостью одновременно. Но Андреа проходит мимо, направляясь к двери. В шаге от неё останавливается, и то, что слышу после звучит, как приговор: — Но больнее всего даже не это. Сказать что? Я призналась, что люблю тебя, а ты мне не поверил! Не поверил, — Андреа качает головой, а по её щекам катятся слёзы, которые я себе уже не прощу, наверное, никогда. — Поверил. Но я дал слово Мёрфи, что не буду мешать, — говорю, понимая, что только что сам же себя закопал ещё глубже. — Слово? Ты сам себя слышишь? Ты всю эту грёбаную ночь думал, что мы с Мёрфи вместе! Так почему тебя это не остановило сегодня утром?! — в бессилии всплеснув руками, восклицает. Но не ждёт ответа. Она просто отворачивается и открывает дверь, чтобы уйти. Уже навсегда. — Потому что я слабак, Дреа, — говорю чуть слышно, и она застывает в дверях. — Я не смог, — добавляю, не узнавая сам собственный голос. — Хотел остановиться и не смог. Обессиленно качаю головой, признавая своё полное поражение и меня прорывает: — Потому что я не могу больше. Без тебя не могу. Потому что я устал целый год, каждый день по сто раз писать, а потом удалять сообщения, которые я так и не отправил тебе. Потому что я трус, Дреа. Ведь я так глупо однажды отпустил тебя. И я боюсь потерять тебя снова, если ты скажешь «нет». Потому что тогда мы не сможем быть хотя бы друзьями. И я больше не смогу видеть тебя, видеть твои глаза, не смогу слышать твой смех… Не смогу рассказать сказку, пока ты засыпаешь в моих объятиях. Дреа стоит и смотрит — притихнувшая и удивлённая, не ожидавшая от меня такого откровения. Но она одна его заслуживает. Единственная, кому я хочу открыть свою душу. Такую, какая есть — без прикрас. — Но сегодня я не смог остановиться, – говорю тише. — А сейчас — уже не хочу. Я понимаю, что слишком долго ждал, слишком больно сделал, и, скорее всего, уже поздно… — Нет, Эдриан. Ты не слабак и не трус, — возражает тихо. Ещё не понимаю — чему она так усмехается, качая головой, но сердце уже пускается в марафон вперегонки с почти умершей надеждой. — Слабак никогда бы не признал своей слабости, а трус бы в этом не признался. Но кое-что ты так и не понял.♪ SYML — YES AND KNOW
Опустив глаза, Дреа подходит. Длинные ресницы всё ещё влажны от слёз, но один уголок её рта приподнимаются в тихой улыбке. Тонкий пальчик нагло цепляет мой ремень, подтягивая к себе. Этот жест, обнажающий всю обманчивость её недавней холодности, вдруг разбивает мою слепоту. — Какой же ты дурак, Эдриан Ньюман, — блеск её глаз так близко, с ресниц срывается солёная капля, но знаю будто наверняка, что она пролита уже совсем не от обиды. Тепло дыхания — ещё ближе, и с моих плеч опадают тонны груза отчаяния. — Полный, — ошеломлённо соглашаюсь, всё ещё не веря в такой исход. — И ты простишь меня? Зачем спросил, если в этих радужках цвета летней травы уже искрится ответ? Зарываюсь дрожащими пальцами в её волосы на затылке, уничтожая оставшееся между нашими губами расстояние… — На дураков разве можно обижа… Последние звуки тонут в нашем поцелуе. Вместе со мной. Бешеное сердце, кажется, заливает весь мир радостным восхищением. Разум отказывается воспринимать эту реальность без второй половины меня — без неё… …без него. Теряю себя в его объятиях, ни о чём больше не хочу думать и не могу. Только об этих тёплых губах, что шепчут «Люблю тебя», позволяя сделать лишь короткий вдох между поцелуями. Только об этих сильных руках, кутающих в жар ладоней. Хватит ли нам целой жизни, чтобы насытиться друг другом? Но сейчас этих губ и рук становится так мало. Слишком долго мы были вдали друг от друга. Слишком остро нуждались в том, чего лишили себя. Наши тела уже не в силах отказаться от обладания друг другом — полного и незамедлительного. Не помню каким образом и когда это происходит, но мы оказываемся на постели, срывающими друг с друга остатки одежды, пока аптечка со всем содержимым рассыпается по полу. Поцелуи покрывают лицо, неизменно возвращаясь к грубам, жадно проникая в рот, связывая языками бесконечные молчаливые обещания, укоры, признания, требования… Это похоже на борьбу, бесконечную войну, в которой никогда не будет иного победителя, кроме любви. Его руки нежно гладят мои скулы, плечи, живот и бёдра, не пропуская и сантиметра трепещущей от касаний кожи. Эдриан переворачивается на спину, усаживая сверху, и любуется, откидывая мои волосы мне за плечи. Но я тут же укрываю ими его лицо пока тянусь к жарким губам, и он шумно втягивает мой аромат, притягивая за шею ближе… — Я больше не отпущу тебя, слышишь? — Только попробуй. Я тоже упиваюсь его запахом — бесконечно сладостным и родным. Как же я скучала… Ласкаю губами его скулы, спускаясь по шее и плечам к груди, пока мои ладони перед этим нетерпеливо прокладывают нежный путь. Скольжу языком по рельефному животу, который подрагивает от чувственных ласк, затвердевший ствол мягко обхватываю ладонью. Смотрю в глаза и трусь об него щекой, как кошка, а Эд аккуратно перебирает мои волосы, чуть наклонив голову. Знаю, что любит смотреть, и я не отвожу взгляда от потемневшего серого взора — не могу оторваться от любимого лица, ловя каждый отголосок моих ласк на нём. Хочу видеть, как напряжённо приоткрывается его рот, пропуская частое дыхание, когда, ещё чего-то смущаясь, прохожусь по нему языком. Как он с болезненным стоном запрокидывает голову, когда, распаляясь, мягко обхватываю его губами, но вскоре вновь возвращает свой уже вконец опьневший взгляд, цепляясь за мои растянутые губы, медленно размазыващие обильную слюну по всей длине. Как чуть морщится, будто от боли, когда его ладонь ложится на затылок, чуть подталкивая навстречу, но после протяжного шумного выдоха замирает, слегка поглаживая. Бормочет что-то невнятное, но нежное, смешивая с негромкими стонами. Накрывает мою ладонь, переплетая наши пальцы, и тянет наверх. — Иди ко мне. Встречаюсь с затуманенным взглядом за секунду до того, как притягивает к губам. Жадно впивается в мой рот, и его язык ненасытно забирает собственный вкус, а пальцы оттягивают волосы у самых корней, готовя доступ к шее. Чуть мазнув по скуле, обрушивается на мою шею, всасывая нежность кожи и оставляя багровые следы. Через несколько минут отстраняется, оценивая оставленные метки с удовлетворённой ухмылкой. В серых глазах читается победное «Моя». Но его улыбка исчезает, когда вдруг чувствует себя во мне — не спрашиваю разрешения, ведь моё терпение иссякло. Медленно, по сантиметру принимаю его всё больше. Чувствую, как ему горячо и тесно, ведь целый год ждала только его. Выгибаюсь навстречу шипящему стону, навстречу сильным рукам, властно обхватывающим мои бёдра и насаживающим сильнее. Навстречу губам, которые тут же припадают к моей груди, втягивая, покусывая твердый сосок. Несколько неспешных, мягких толчков, и опять возвращаюсь к нежности его губ, почти выходя, но не покидая совсем. Целую его, а сама дразню, сжимая внутри налитую кровью плоть. Он охает мне в рот, подаваясь бёдрами вперёд, но я ещё больше ложусь на широкую грудь, не давая заполнить себя полностью, ведь так слаще. Всё же чуть соскальзываю ниже, позволяя двигаться мелко и остро, чудом оставаясь внутри, каждый раз будто входя заново. Это — наслаждение на грани. Это мои минуты власти над ним. Наконец полностью опускаюсь на него до ощущения жара его кожи подо мной, позволяя сладко утонуть, и Эд вздрагивает всем телом под собственный протяжный стон. Замирает, открывая глаза, сверкая ртутно-серым взглядом из-под ресниц, пристально всматривается, желая что-то увидеть. Взор опускается на мои губы — они изогнуты в довольной усмешке. Но ровно до тех пор, пока он не толкается снова, не прерывая искрящейся нити между нашими взглядами. И я забываю о своей недолгой победе, поднимая лицо к потолку, закатывая глаза, ощущая его… Знаю, что смотрит пристально, не желая пропустить ни единой эмоции. Это больше, чем осязаемо… Вдруг чувствую терпкую жёсткость ладони, сжимающую одну грудь, и ласковые пальцы прямо между нами. И теряю свою абсолютную, но такую недолгую власть. Добровольно отрекаюсь от неё, подставляясь под ласку ещё больше, откидываясь назад и упираясь ладонями в скомканные простыни, раскрываясь алчному взору… Теперь в его руках всё: наши движения, путающиеся в нашем дыхании и голосах, и даже время. Он один им управляет, то ускоряя, то замедляя секунды. Лишь он один знает, когда наши оголённые провода замкнёт искрящейся вспышкой, оплавляя их и растекаясь медью по венам… Сейчас же не могу разделить где начало — где конец, где наши касания — где их осязание. Где та граница, передающая живое тепло, на которой сейчас мы жадно вбираем огонь, идущий навстречу. Но лишь для того, чтобы выплеснуть его снова… Всё слилось, смешалось, пронизало, встроилось между нашими частицами. В этот миг мы — одно. Единое. Целое.~~~~~
12:03 Мёрфи — 1 непрочитанное сообщение. Ответить/Удалить