Your weak point

Гермиона тихо вошла в комнату Беатрикс, аккуратно закрыв дверь, лишь бы не разбудить девочку. Но как оказалось, Трикс давно не спала, а просто лежала рядом с Эрикой, теребя маленькими пальчиками край кружевного платья. Грейнджер улыбнулась — это была умилительная картина, особенно за последние месяцы стресса. Услышав скрип половиц, девочка развернулась на шум, а её глаза радостно заблестели. — Мама! Я уже успела соскучиться! — Трикс подскочила с кровати и босыми ногами побежала прямо к ней. Тонкие ручки обхватили её талию, а голова уткнулась в живот. — Бегом в кровать! Зачем голыми ногами по холодному полу бегаешь? Простудишься! — рассмеялась Гермиона, продолжая причитать. Подхватив под мышки девочку, она отнесла её в кровать, попутно усаживаясь рядом и накрывая голые ноги Беатрикс одеялом. Грейнджер аккуратно отложила куклу Эрику в сторону и приобняла Трикс. — Я хотела с тобой поговорить о кое-чем важном. Трикс, маме надо ненадолго уехать, — её голос стал будто тише. Лицо девочки изменилось. Из милого кукольного, оно в мгновение ока грозилось стать плаксивым. Губа её задрожала, а глаза заслезились. — Почему? Я же поеду с тобой? — Нет, милая... Мамочке надо уехать, потому что это важно для неё. Ты останешься здесь, с Альфардом. Я уже поговорила с ним, он согласен приютить тебя, пока я в отъезде. Он позаботится о тебе, Блэк хороший парень, — Гермиона мягко погладила её по красивым блондинистым волосам. Трикс замолчала, уткнувшись носом в шею экс-гриффиндорки. Это было странное чувство, будто ей снова вырвали сердце. Сначала Реддл, потом Блэк, а теперь и её собственный ребёнок. Хорошо хоть не заплакала, иначе бы она точно послала подальше старика Дамблдора с его загадками, а потом и Реддла с манией величия. Ей вдруг захотелось оставить частичку себя, подарить дочке воспоминания, которые останутся ей на всю жизнь. Потому что в глубине души она понимала — она больше не вернётся к ней. Она видит её в последний раз. В камине тихо потрескивали поленья, а огонь мягко обволакивал бревна, играя ярко-алыми волнами. Трикс не раз просила показать ей истинное волшебство, но Гермиона всегда ограничивалась простыми фокусами. Девушка вытащила ладошку Беатрикс из под одеяла и мягко сжала её в своей руке, а потом легонько раскрыла и на руке оказалась маленькая звёздочка, которая ярко искрилась нежно-голубым светом. — Она погаснет потом? — обеспокоилась Трикс, аккуратно держа ладони под летающей звёздочкой. — Звезды часто гаснут, когда им плохо. Когда в мире скапливается слишком много зла и обиды, но эта особенная, — Гермиона закусила губу, пытаясь сдержать всхлип, который готов был вырваться из недр её раненой души, — потому что моя. Каждый раз когда будешь смотреть на неё, помни, я всегда с тобой. Эта звезда волшебная. Ты всегда будешь спокойна, ведь пока она светится — со мной все в порядке. Девочка подняла на маму свои глубокие синие глаза. Они и сами похожи на звезды. На эти далёкие капли росы, которые светятся сами по себе, а не потому что их согревает солнце. Смотря на них, Гермиона понимала: смысл есть во всем. В дыхании, в сердцебиении. В моментах, когда дух захватывает, а широкая улыбка расцветает на губах, унося её в дальнюю страну детства, беззаботного детства, где есть мечты и желания. Падающие звезды — величайшая редкость. Загадай желание и оно исполнится. Это называлось вечностью. Когда бежишь по тёмному полю, ступни щекочут травинки, а ладони касаются полевых цветов. Над головой тёмное небо, которое мерцает тысячами и тысячами звёзд. Кажется что небосклон — бесконечность. Тянешь руки к вершине, надеясь дотянуться до этого природного великолепия, ощущая сырость земли под лопатками, но все равно тянешься. Вперёд, к мечтам и желаниям. Ей всегда хотелось подержать в руке звезду. И сейчас её личная, светится в маленьких детских ладошках, а в глазах Беатрикс читается искренний восторг. — Мама, когда ты вернёшься? — спросила девочка, отрывая свой взгляд от звезды. Она не знала. Наверное ни один маг-прорицатель в этом мире не смог бы ей этого сказать. Гермиона хотела знать, когда заживёт спокойной жизнью, когда кончится война, когда она возьмёт к себе Беатрикс и будет жить счастливо. Но это лишь пыль в глаза. Глупые догадки, плохие моменты жизни, которые оставляли ожоги на израненном сердце. Заплати она тысячи галлеонов, никто бы не предсказал её будущее. Если ты не видишь его сам, то вряд ли увидят другие. — Не знаю, милая. Скоро. Надеюсь, что скоро... *** Чего вы больше всего хотите от жизни? Власти, денег, счастливую семью? Альфарду не хотелось ничего. Но он стоял. Стоял в руках с фотоаппаратом, будто надеялся на что-то. Будто это помогло бы ему спасти себя. Соломинка надломилась, он понимал что тонул. Тонул в неизвестности, в печали, в чувствах, которые никогда не получат утвердительный кивок. — Я не умею позировать, Блэк! Лучше встань рядом и помоги нам! — возмутилась Гермиона, беря под мышки Трикс и усаживая к себе на колени. Лёгкий взмах палочки и пошёл обратный отсчёт. Он уселся рядом, в надежде что впишется в эту атмосферу тепла и уюта. На губах Грейнджер расцвела улыбка и она мельком посмотрела на парня. Заветный щелчок и колдография плавно выплывает из аппарата. Ещё один лёгкий взмах и вот оно проявление. Гермиона улыбается и поворачивается к нему, а Альфард как истинный дурак улыбается ей в ответ. Беатрикс на коленях смешно морщит носик, но на губах такая же красивая улыбка. Прям как у её мамы. Девушка выхватила из рук колдографию и посмотрела на неё. Так ли выглядело счастье? Безмятежность, простор, уют. Ей хотелось, чтобы этот момент остался и в её голове тоже. Наверное именно в этот момент она почувствовала себя свободной, как тогда, в детстве. Папа покупает ей пломбир, а она слизывает ваниль с таким усердием, что все щеки измазаны сладостью. Шоколадная лягушка в Хогвартсе и тыквенный сок. Вкус сливочного пива на губах и имбирного печенья на Рождество. Так ощущалось для неё счастье. — Теперь уверен, что тебя не забуду. Так что давай заканчивай дела и поскорее возвращайся! — хитрая улыбка украсила лицо Блэка. Он наверное никогда ещё не улыбался столько, как сейчас. — Хватит говорить такие занудные речи, мы же не навсегда прощаемся! — прервала их Беатрикс, выхватив из рук матери колдо, — Вау! Мама такая красивая тут! Щеки Гермионы заалели и она приобняла Трикс. — Я собрала вещи. Проводите до вокзала? Все снова улыбаются. Будто действительно счастливы. Так ли это на самом деле? *** Звук колёс поезда, чемоданы, суета. Она едет в неизвестность. Нет человека, который бы отговорил её. Да и не надо этих пафосных речей вовсе. Билет в руках сжат с такой силой, что казалось Грейнджер его порвёт прямо сейчас. Блэк стоял рядом, держа её квадратный ручной чемодан, а Беатрикс рассматривала виднеющийся поезд вдали. Эрика оставлена дома. На платье куклы ещё не раз прольются слезы девочки. Стук был сильнее, возвращал её из мира грёз, мечтаний, моментов жизни. Испытания падали на плечи словно камни. Почему она? Был ли смысл прятаться в кабинете Дамблдора? Может, она уже мертва? Луч Долохова убил её, а сейчас это все сон? Ужасный сон, который не хотел заканчиваться? Гермиона опустилась на корточки рядом с дочерью и мягко опустила руки на хрупкие детские плечи. — Трикс, послушай... Я была не очень хорошей мамой для тебя, но знай... Я люблю тебя. Люблю так сильно, что хочу взять собой, но это эгоизм по отношению к тебе. Ты должна вырасти. Должна стать взрослой девочкой, следом девушкой, а потом и женщиной. У тебя будут дети, внуки и правнуки. Я уверена, ты проживёшь удивительную жизнь, не будешь сожалеть о мелочах. Когда солнце взойдёт на западе и сядет на востоке, мы снова увидимся с тобой. Мама вернётся. И тогда мы снова сосчитаем звезды на небе, оденем на Эрику самые красивые наряды, а я привезу тебе шоколадную лягушку. Просто подожди немного и... мама обязательно вернётся, — на глазах стояли слезы. Слезы стыда, злости и... Любви? Она смогла полюбить и снова потеряла все. Так ли выглядела боль? Трикс стояла молча, внимательно слушая слова матери, а на душе был ураган. Нос припух и щипал, а глаза налились слезами. Альфард же... Просто стоял молча. Наверное, если бы он мог что-то сказать, то обязательно это сделал. Но не было слов. Не было словосочетаний, которые превратились бы в предложения, а после и в полноценную прощальную речь. Пар вышел из трубы поезда и свист разнесся по перрону. Пора. Гермиона забрала чемодан из рук Блэка и поцеловала дочь в лоб. Тоскливо посмотрела в голубые словно две льдины глаза. Красивые. Прикосновения мизинцами, словно заряд током. Он посмотрел на неё последний раз. Грейнджер показала билет и зашла в вагон. Поезд стал ей вторым домом. Начиная от Хогвартс-Экспресса, заканчивая этим. Последним поездом в её жизни. Она села на свое место и посмотрела в окно. Ладонь коснулась стекла, надеясь прощупать тепло этих тел, но ощутила лишь гладкую поверхность. Альфард поднял на плечо Трикс и подошёл к окну. Он положил свою большую ладонь поверх её, а маленькая ладонь девочки поместилась поверх его. Поезд тронулся, а они продолжали идти за ней. Гермиона отдалялась, уезжая в новую жизнь. А новая семья скрывалась все дальше и дальше за горизонтом. За тем горизонтом, где наверняка виден небосклон с тысячами и тысячами звёзд. *** Вальбурга поклонилась и проводила Тома Реддла, её новоиспеченного Лорда в гостиную. Парень остановился и осмотрел комнату. Приятная и уютная на вид. Пока девушка суетилась с задачами для эльфов, его взгляд устремился на рамку с колдографией, мирно стоящую на полке. На ней была улыбающаяся Гермиона Грейнджер, брат Вальбурги Блэк и неизвестной ему девочки. Все трое улыбались. А на лице Реддла появилась первая эмоция за последнее время. Гнев вперемешку со странной радостью. Он нашёл её.