***
Большой зал для приемов сверкал. Натертым до блеска паркетом, хрусталем бокалов, огнями люстр. Козимо чувствовал себя слегка неуютно. Не то чтобы он не привык к светскому обществу — в нем-то он обращался с раннего детства. Но отец после смерти матери не устраивал приемов, а сам Козимо предпочитал уклоняться от приглашений, когда только мог. К счастью, гости не разделяли отношение к нему Чарльза. И к еще большему счастью, на приеме была Мэри. Ее присутствие возместило Козимо все неприятности. Хотя в амазонке она выглядела интереснее, чем в шелковом бальном платье. Зато с ней было по-прежнему интересно общаться, а еще — приятно танцевать. — Вот это хороший выбор, — неожиданно раздался рядом голос Чарльза, когда Козимо подошел к столу взять напитков для себя и Мэри. Козимо вздрогнул и чуть не выронил бокалы, после чего удивленно повернулся к брату: — Что ты имеешь в виду? Ведь не про напитки же он говорил. Чарльз кивнул на поджидавшую его Мэри: — Мисс Торнхилл — подходящая для тебя партия. Козимо замер, пораженно заморгав. Партия? Он совершенно не думал о Мэри в этом смысле. Но теперь, после слов Чарльза, понял, что, возможно, брат и прав, возможно, Мэри действительно… Хотя, с другой стороны, он знал ее всего один день. Рано делать выводы. Козимо точно не испытывал к ней той пламенной влюбленности, что была у него к Миранде. Но она ему определенно очень нравилась. И где-то на краю сознания промелькнула и тут же исчезла мысль, что всё было нарочно подстроено Чарльзом. Впрочем, даже если так, Козимо не мог сказать, что против. Так ничего и не ответив брату, Козимо пожал плечами и отошел к Мэри. — Что такое тебе сказал Чарльз? — с любопытством спросила она, принимая бокал с красным вином из его рук. — У тебя такое странное выражение лица… Козимо снова пожал плечами и вдруг понял, что краснеет. Непонятно, с какой стати. И внимательный взгляд Мэри совсем не помогал справиться с внезапно накатившим смущением. — Да ничего особенного, — пробормотал он и сделал глоток из своего бокала, чтобы под благовидным предлогом занять рот. Мэри явно считала, что он не договаривает, но настаивать не стала, и Козимо был благодарен ей за это.***
В последующие месяцы Козимо большую часть времени проводил с Мэри. Они гуляли (пешком и верхом) по живописным окрестностям, пока позволяла погода; ходили друг к другу в гости (и ее родители принимали его с заметной благосклонностью); обсуждали книги и искусство. Совершенно неожиданно для Козимо Мэри заинтересовалась гороскопами. До сих пор он еще ни разу не встречал человека, который разделял бы его увлечение. Козимо взялся научить Мэри составлять их. Пока еще было достаточно тепло, они занимались на веранде, а когда окончательно похолодало, перебрались в мансарду. Элис устроила там нечто среднее между маленькой гостиной и читальной комнатой. Вышло очень уютно — с высоким книжным шкафом, удобным диваном, парой кресел, столом и большим окном во всю стену с видом на сад. Сюда крайне редко кто-нибудь заглядывал, и Козимо с Мэри никто не беспокоил. А кроме того, он с детства любил комнаты под крышей — с тех пор, как прятался от братьев на чердаке родного дома. Если Миранда ворвалась в его жизнь стремительно и ярко, словно комета, столь же стремительно исчезнув и оставив после себя шлейф сладко-горьких воспоминаний, то Мэри постепенно и неспешно проникала в сердце. Незаметно, но неотвратимо. Однажды Козимо просто понял, что не представляет своей жизни без нее. Без ее ласковой улыбки, задорного смеха, ясных глаз, забавных рассуждений, заботливой внимательности и неунывающего оптимизма. В начале декабря Козимо решился. И на этот раз, даже выскажись Чарльз против, это его не остановило бы. Впервые в жизни Козимо чувствовал себя таким смелым. Но Чарльз полностью поддержал его решение. С раннего утра Козимо отправился в Гилфорд, чтобы купить оранжерейных цветов, мимолетно пожалев, что не додумался сделать предложение раньше, когда цветы росли повсюду и за ними не надо было никуда ехать. Сначала он собирался отправиться верхом, но, выглянув в окно, отказался от этой затеи. На улице лил ледяной дождь пополам с мокрым снегом. Не сказать, чтобы и в кэбе путешествие было сильно приятным, зато Козимо купил чудесный букетик из фиалок под магическим куполом. Сначала он думал о чем-то изыскано-экзотичным, вроде орхидей, но потом вспомнил, что Мэри любила простые цветы. И вроде бы даже как-то говорила, что фиалки — ее любимые. Там же в Гилфорде Козимо купил кольцо — тонкое золотое колечко с пятью крошечными сапфирами, выложенными в ряд. К Мэри Козимо отправился на следующий день — в воскресенье, сразу после службы. Дождь со снегом, наконец, прекратился, и даже вышло солнце, которое сверкало на мокрых крышах. И хотя тут же таявший снег создавал ужасную слякоть, погода показалась Козимо чудесной. Он почти не сомневался в положительном ответе, но всё равно нервничал. А, нервничая, он всегда старался найти добрые предзнаменования в окружающем. И выглянувшее впервые за несколько дней солнце определенно к таковым относилось. Мэри выбежала в сад ему навстречу в наспех наброшенной ротонде, видимо, увидев его приближение из окна. И от понимания, что она его ждала, потеплело на сердце и нервозность немного улеглась. Поздоровавшись, Козимо протянул ей букет, который до сих пор прятал за спиной. — Спасибо, — Мэри улыбнулась, принимая цветы, и поднесла их к лицу. Зайдя в дом, пока Козимо снимал пальто, Мэри позвала горничную, велев ей поставить цветы в вазу и отнести в ее комнату. А, повернувшись к Козимо, окинула любопытным взглядом его парадный сюртук. — Ты сегодня такой торжественный, — заметила она. — Какой-то особенный повод? Он кивнул: — Очень особенный. В ее глазах вспыхнуло радостное предвкушение, и у Козимо возникло чувство, что она уже поняла, к чему всё идет. Войдя в гостиную, она бросила ротонду на ближайшее кресло и повернулась к Козимо, устремив на него вопросительный взгляд. Внезапно стало дико страшно. Он прочистил горло, поправил галстук, оправил сюртук и, наконец, дрожащими руками достал из нагрудного кармана кольцо. Губы с любопытством наблюдавшей за ним Мэри дрогнули в сдерживаемой улыбке. Зажав кольцо в кулаке, Козимо снова кашлянул и прерывающимся голосом спросил: — Мэри, ты выйдешь за меня замуж? Она лучезарно улыбнулась и несколько раз кивнула: — Да! Козимо облегченно выдохнул, чувствуя себя счастливейшим человеком на свете, и Мэри с готовностью протянула ему руку, чтобы он надел кольцо ей на палец. На несколько мгновений они замерли. Козимо так и не отпустил ладонь Мэри, и они оба смотрели на кольцо. Оно вызывало в душе бурю самых разнообразных эмоций, которые Козимо и назвать бы не сумел. Наконец, он поднял взгляд, и выражение лица Мэри заворожило его еще больше. Так и не выпустив ее руки, он подался вперед и поцеловал ее. Это было совсем не так, как с Мирандой. Хотя бы уже потому, что сейчас он находился в ясном сознании и прекрасно понимал, что делает. Но дело было не только и не столько в этом. Рядом с Мирандой он никогда не испытывал такого всепоглощающего чувства принадлежности, ощущения, что он обрел дом. И несмотря на краткость и целомудренность, поцелуй пробудил в груди настоящий фейерверк. Мэри покраснела — на ее молочной коже, усыпанной мелкими веснушками, румянец выглядел очаровательно, — а улыбка стала сияющей как никогда. В этот момент она выглядела настоящей красавицей. — Я должен поговорить с твоими родителями, — произнес Козимо, неохотно отстраняясь от нее. — Да, конечно. Подожди здесь — я их приведу. Пока Мэри не было, Козимо нервно вышагивал по комнате от дивана к столу и обратно. Если он нервничал перед разговором с Мэри, это не шло ни в какое сравнение с тем, как его трясло сейчас. А вдруг родители посчитают его недостойной партией для своей дочери? Хотя Чанты являлись респектабельной семьей, они все-таки стояли ниже, чем лорд Торнхилл. Услышав звук открывшейся двери, Козимо замер на полпути и развернулся, с отвращением заметив, что руки начали мелко дрожать. — Добрый день, Козимо, — добродушно поздоровался лорд Торнхилл. — Мэри сказала, у тебя к нам важный разговор? В свою очередь поздоровавшись, Козимо глубоко вздохнул, собираясь с духом, и торжественно произнес: — Лорд Торнхилл, я имею честь просить у вас руки вашей дочери. Чанты не столь знатны, как ваш род, но смею заверить, что смогу обеспечить Мэри и нашим детям достойную жизнь. Леди Элеонора начала улыбаться еще в самом начале его речи, а потом бросила быстрый веселый взгляд на дочь, которая снова покраснела. Лорд Генри склонил голову с явным одобрением во взгляде. — Не сомневаюсь. И ты достойный молодой человек, так что мы с Элеонорой ничего не имеем против. Однако последнее слово за Мэри, — он повернулся к дочери и улыбнулся ей. — Что скажешь, милая? — Я согласна! — выпалила Мэри и, когда ее мать тихонько засмеялась, покраснела еще больше. — Что ж, значит, вопрос решен, — заключил лорд Генри. — Добро пожаловать в семью, мой мальчик. Козимо облегченно улыбнулся, только сейчас почувствовав, что снова может нормально дышать. Мэри встала рядом, сжав его ладонь, и от ее поддержки стало легко и радостно на душе. Подготовка и обсуждение всех деталей заняли еще немало времени. Свадьбу сыграли в апреле, после Пасхи.***
Козимо думал, что после свадьбы вернется с Мэри в Лондон: на приличное свадебное путешествие его сбережений не хватало, а сразу сходу пользоваться приданым молодой жены он считал неподобающим. Но Чарльз удивил его. Накануне свадьбы он вручил Козимо конверт со словами: — Здесь билеты для вас с Мэри в Рим. Гостиница и дорога уже оплачены. Это наш тебе свадебный подарок. Наслаждайтесь медовым месяцем. И пока онемевший Козимо открывал и закрывал рот, пытаясь выдавить из себя хотя бы «спасибо», Чарльз едко добавил: — Заодно историческую родину повидаешь. Это замечание вернуло Козимо чувство реальности, напомнив о том, что он всегда будет для братьев чужеродным элементом. И единственное, что их беспокоит: чтобы он вел себя прилично и не позорил благородную семью. А вовсе не его благополучие. Однако какими бы соображениями ни руководствовался Чарльз, Козимо был ему благодарен за подарок. Он пришелся очень к месту.***
Рим был именно так великолепен, как представлял Козимо. И даже еще больше. Целыми днями они с Мэри гуляли по его улицам, заходили в музеи и древние церкви, посетили все значимые места, а потом побродили по тропам, которые туристы обычно игнорируют, но которые оказались ничуть не менее замечательными. Как на заказ погода стояла чудесная — теплая и солнечная, кругом всё цвело и благоухало. Никогда бы раньше Козимо не подумал, что круглыми сутками находиться в обществе одного человека может быть не только не утомительно, но и приятно. Даже молчать в обществе Мэри было уютно и комфортно. Воды Тибра отливали зеленоватым оттенком, возможно, из-за большого количества водорослей. Мэри остановилась на мосту, украшенном скульптурами ангелов, и перегнулась через перила, чтобы посмотреть на реку. — Смотри, Козимо, там кто-то плавает! — воскликнула она с детской восторженностью, которая всегда его умиляла. — Как думаешь, это рыба? — Вероятно, — Козимо поспешно придержал ее за талию, когда она, увлеченная наблюдением за таинственным жителем реки, чуть ли не перевесилась через перила. — Не наклоняйся так сильно. — Не беспокойся, я крепко держусь, — засмеялась Мэри, но всё же выпрямилась, чтобы не тревожить его. Рядом остановилась небольшая группа туристов, которой гид вещал про возвышавшийся на берегу Замок Святого Ангела. Мэри заинтересованно покосилась на группу, потом перевела взгляд на замок и на венчавшую его скульптуру ангела, а потом вздохнула: — Жаль, я не понимаю по-итальянски… Козимо улыбнулся и вкратце пересказал речь гида: — Замок строился по заказу императора Адриана как мавзолей, позже использовался римскими папами как крепость. В четырнадцатом веке крепость стала замком. Есть предание, что во время эпидемии чумы папа увидел на вершине крепости архангела Михаила, который вложил меч в ножны, что означало конец бедствия. Поэтому замок так и назвали. — Ух ты! — Мэри округлила глаза. — Ты знаешь итальянский? Козимо кивнул с легкой улыбкой: — Мама немного научила. Мэри склонила голову, одарив его любопытным взглядом: — О, действительно, она же была итальянкой, да? Козимо снова кивнул. Лишь однажды он говорил с Мэри о своих родителях — тема всё еще оставалась для него болезненной, — но сейчас почему-то возникло желание вернуться к ней. Мэри интересовалась самыми незначительными деталями, но никогда не настаивала, если он не хотел о чем-то говорить. И по сравнению с ее искренним интересом, Козимо вдруг осознал, насколько интерес и сочувствие Миранды в свое время были наигранными.