Миссия, длиною в жизнь

Оказаться запертым в посольстве Турции в Тель-Авиве — малоприятное событие. Оказаться в самом центре международного политического кризиса — совершенно неприятное событие. Оказаться в одном шаге от того, чтобы попасть в тюрьму Израиля и угодить под пытки — совершенно плохое событие. Оказаться запертым с Зехрой Балабан — событие, которое казалось чуточку хорошим, последи этого хаоса и беспредела. И всё-таки она ему нравилась. Несмотря на некоторую несносность, местами — заносчивость, иногда — слишком большую назойливость и сосредоточенность на работе, Зехра ему нравилась. Совершенно непробиваемая женщина, которая постепенно стала превращаться для него сначала в преданного коллегу, после — в друга, а позже и в… В кого? Сердар наблюдал, как Зехра задремала на диване, впервые проявив хоть какое-то подобие слабости в течение многочасового нервного ожидания. В основном они были собраны и даже местами шутили, но ближе к рассвету испарились и надежды, и некоторая уверенность на хороший исход развития событий. Зехра задремала, а Сердар, сидя неподалеку, внезапно подумал, что ей, должно быть, холодно. И, повинуясь внезапному порыву, поднялся с дивана, взял свою куртку и аккуратно накрыл её той, просто чтобы Зехра не замёрзла. Она же позаботилась о нём прошлой ночью. В голове это прозвучало несколько совершенно не профессионально, но Сердар даже не смутился. Он помнил то чувство боли и хаоса, падения в пропасть того кошмара во сне, а затем — мягкий голос, зовущий его по имени. «Сердар» — звала Зехра, и этот голос будто бы заставил его вынырнуть из этого ада. Сердар резко очнулся, и самой первой мыслью в тот раз был испуг — неужели он ей опять навредил? Зехра отпрянула от него, чуть приподняв руки, а Сердар резко поморщился — неужели он опять схватил её и причинил боль, как там, в Сирии? Нет, кажется, на этот раз всё было иначе. Ему было плохо, а она села рядом и так мягко взяла его за руку. Наверное, оба в тот момент совершенно не ожидали такого поступка от неё, потому что Сердар был ошарашен. Но вместе с тем — приятное и такое нежное, тёплое чувство уюта от того, что её ладошки стискивают его ладонь, мягко удерживая и успокаивая. Как давно он не чувствовал такого мягкого и настоящего прикосновения! Не чувствовал странного удовольствия и подобия настоящего покоя. Не чувствовал чужое прикосновение так остро, интенсивно и сосредоточенно. Будто бы весь он, весь его разум уместился в это прикосновение, что заставило Сердара прийти в себя и сесть, начав контролировать разум. Они посидели так не долго, а потом Зехра опять сказала, что беспокоится о нём. Сердар ответил, что он — в порядке, но оба знали, что это — совершенно явная ложь. А за ложью приятнее прятаться, когда не готов смотреть правде в глаза. Наверное, сейчас Сердар и смотрел правде в глаза. Смотрел в те минуты, когда Зехра спала под его курткой. Даже во сне эта совершенно удивительная женщина умудрялась выглядеть грозной, боевой и сильной. Даже во сне она словно уверенно и твердо стояла на ногах, контролируя всё вокруг. Потом Сердар стал опять чувствовать то, что не чувствовал уже так давно… Нервное волнение или даже возбуждение? Мысль о том, что она спит, укрытая именно его курткой, скользнула по самому краешку сознания, поначалу не задержавшись надолго. Но потом мысль опять вернулась, заставляя смотреть на Зехру всё чаще и чаще. Если бы она спала, укрытая курткой Хульки, например? Или дяди Хаккы? Никто бы, включая самого Сердара, совершенно не обратил на это внимания. И только он сейчас заострял на этом внимание, просто потому что… Потому что ему нравилась мысль о том, что она укрыта именно его курткой. Словно это — собственнический или защитный жест, который ограждает Зехру от остальных, со словами «она — его». А это так? Сердар слишком много думал в эту бессонную ночь. Сидя рядом на диване и закинув ноги на столик, думал слишком много. О Зехре. О прикосновениях, что становились всё более частыми и частыми. О разговорах, которые из скандальных стали тёплыми, дружескими, личными. Об объятиях, в том смысле, что раньше о таком и помыслить было странно, но в последнее время они обнимаются часто, причём больше всего ему нравилось делать это просто наедине. О дистанции между ними, которая становилась всё меньше и меньше. О шутках и даже странных намёках на флирт, когда они буквально вчера обсуждали, какие мужчины ей нравятся. О личном и глубоком, когда каждый словно действительно стал открываться другому, рассказывая о сокровенном и важном. О том, как Сердар уже некоторое время не представляет себе жизни без неё. Зехра. Он бы хотел её… для себя одного. Чтобы их отношения стали ещё более… личными. Сердар на некоторое время встал, нервно расхаживая по комнате, стараясь ступать максимально тихо и бесшумно. Вчера он сказал Зехре истинную правду — он никогда больше не сможет доверять какой-то женщине, даже если та ему будет сильно нравиться. Кроме неё. Сердар абсолютно точно и полностью доверял Зехре. Хотя, откуда бы у него могли быть такие мысли? Никому не доверять — первое правило настоящего разведчика и члена тайной разведывательной организации. Даже себе доверять не стоило, а последние неприятные события, ставшие источником провалов в памяти, только подтвердили сей факт. Так почему-же разум говорит Сердару, что доверять никому нельзя, но сердце всё равно доверяет ей? Или его сердце просто само желает ей доверять? Или Сердар просто хочет странного… тепла. Настоящего человеческого тепла, особенно после предательства от Джерен. Только вот хочет он этого тепла от той, кто просто даже со стороны является самым отдаленным вариантом, чтобы стать источником этого тепла… И всё-таки Зехра была источником тепла для Сердара. Он не хотел служить в команде без неё. Он не хотел отправляться на операции без неё. Он не хотел, чтобы она уходила из их команды, пусть даже и причина для этого была самой важной — её дочка. Сердар не хотел никогда терять Зехру, он просто хотел её всегда в своей собственной жизни… Слишком, слишком всё это опасно! Рассвет наступил всё равно слишком быстро. Сердар стоял у окна, когда Зехра проснулась и сразу же ошарашенно пожалела о том, что уснула. Спросила у него, спал ли Сердар, отчего на сердце у него потеплело. Встала рядом, очень близко, но всё-таки не касаясь его тела своим телом. Когда он начал замечать такие вещи, как расстояние между ними? Как их личные прикосновения? Когда всё стало настолько… Впервые стало страшно за кого-то другого. Не за себя, за себя Сердар давно уже перестал бояться и думать о том, что вообще может с ним случиться на очередном задании. Умрёт — никто о нём не вспомнит, что ж, он давным-давно сам выбрал такую жизнь — во имя Родины. Но вот от мыслей, что Зехру могут пытать где-то здесь, в застенках Израиля, гнев грозил сжечь всё внутри. Сердар этого не допустит. Не допустит того факта, чтобы Зехра пострадала. Расшибется в лепешку, но они выберутся отсюда, из замкнутого пространства посольства Турции в Тель-Авиве. Он уже переоделся в форму солдат специального назначения Израиля, что и было их планом отхода из данного здания. Переоделся и стоял в малюсенькой комнатке без окон, с одной небольшой дверью. Зехра вошла чуть позже, в своей военной форме, которая была немного большой, но смотрелась довольно хорошо. По её лицу нельзя было прочитать никаких эмоций, но Сердар совершенно был уверен в том, что она нервничает. Зехра тоже остановилась и они молча посмотрели друг на друга, словно бы каждый думал о том же, о чём раздумывал и другой. — Это наш единственный шанс выбраться отсюда, — Сердар озвучил вслух неприятную мысль, — иначе нас захватят. — И повезут в Израильскую тюрьму, — Зехра сглотнула, но держалась молодцом. Сердар решил почему-то немного разрядить обстановку. Чувство юмора и некоторой задиристости всегда были ему присущи, а задирать Зехру ему очень нравилось, особенно в начале их знакомства (как-то он даже сам сказал ей о том, что любит шутить над ней): — Подумай, мы можем умереть, но сколько всего мы ещё не успели сделать в этой жизни? Обидно, правда? — и лукаво усмехнулся. Зехра не разочаровала: уставилась на его лицо несколько возмущённым взглядом, сколько времени прошло, а она до сих пор ведётся на его шутки и уловки! — Например? — прозвучало язвительно, а Сердар мгновенно угадал, что она сейчас опять скажет, — ты не женился на Джерен? Он рассмеялся. Действительно рассмеялся, остро чувствуя, как напряжение рассеивается, уступая место комфортной близости только между ними. Она такая предсказуемая! Но очередная фраза о Джерен опять заставила его подумать только о том, что Зехра совершенно не осознаёт, насколько ревнивой собственницей выглядит каждый раз, когда начинает затрагивать тему его фальшивых отношений и фальшивой запланированной свадьбы. Правда, те отношения, может быть, и фальшивые, а вот его радость и ещё большее тепло в сердце от того, что Зехра его словно по-настоящему ревнует, это чувство было абсолютно настоящим. Сердар знал, что может сделать. Податься вперёд и схватить её, застать в полный и совершенный врасплох, чуть-чуть прижать к стене и поцеловать. Почему бы и нет? Они на грани смерти практически, он мог бы сделать что-то безрассудное и то, о чём задумывался в последнее время всё чаще и чаще… Поцеловать Зехру, раз и навсегда доказав ей, что в его голове давно уже поселилась только одна женщина. Он мог бы сделать это, но… Но нет. Он сделает это однажды, когда они не будут на грани катастрофы и под давлением невыносимых обстоятельств. Это будет нужный момент и идеальный поцелуй. Однажды. Поэтому сейчас он позволил себе только одно — наклониться вперёд очень близко. Настолько близко, что все интимные и личные границы были нарушены. Его лицо оказалось совсем близко к её лицу, он наклонился справа, чтобы сказать ей негромко на ухо: — Не волнуйся, Зехра Балабан. Я же сказал тебе однажды: я ради тебя живу. И буду жить ради тебя до смерти. Она выдохнула, повернув лицо в его сторону. На этот раз почему-то не было от неё усмешки или колкости, не было поддразнивания или недоверия… На этот раз она выглядела странно взволнованной, будто бы тоже перестала играть в эту дурацкую игру под названием «мы просто коллеги». На этот раз Сердар резко перестал шутливо улыбаться, подумав о том, что оба заходят слишком далеко в этих странных провокациях и разговорах на личные темы… Громкий стук где-то внизу заставил обоих вздрогнуть. Мысли мгновенно погрузились в опасность и напряженность, личный момент был упущен. Он ещё вернётся к этому. Только ради этого они не попадут в тюрьму Израиля. — Идём, — негромко сказал он, натягивая на лицо маску. Зехра сделала тоже самое, а он остро осознавал, что своих взглядов друг от друга они оба так и не отвели.