Миссия, длиною в жизнь

Зехра сразу же чувствует — с ним что-то не так. Сердар буквально вылетел с крыльца, где она и Хульки ждали его некоторое время. Минут двадцать назад Сердар переоделся, снял с лица этот ужасный грим и отправился внутрь здания, чтобы выведать окончательный план Йылдырыма. Прошло минут двадцать, и вот он буквально вылетел с крыльца, прыгнул в машину, и они втроём с Хульки помчались как можно дальше от этого ужасного и мерзкого здания. Зехра смотрит на Сердара и знает — что-то случилось. Он выглядит не так, как обычно: нет уверенности, собранности, спокойствия и боевого задора. Вместо этого впервые в жизни Сердар выглядит совершенно… потерянным. — Брат, что тебе удалось узнать? — спрашивает Хульки, когда машина оказывается на совершенно безопасном расстоянии. Сердар сидит рядом с Зехрой позади, но она знает — он замешкался перед тем, как ответить: — Там была Джерен. Эта лживая женщина меня обманула. И Йылдырым был. Рассказывал о том, как они уничтожат Турцию и наши разработки. — И это всё? — спрашивает Хульки, он-то точно не замечает ничего странного или особенного в словах Сердара. — Не всё. Их цель — раскрыть наши имена, наши задания, наши специальные операции по всему миру. Опозорить разведку Турции и уничтожить систему изнутри. Вот чем занимается Джерен — пытается раскрыть всех нас. — Со мной это уже получилось, — бросает Зехра, но взгляда от Сердара не отводит. Он напряжен. Он отвернулся. Смотрит в окно, глядя на мелькающие по сторонам дома и автомобили. Он словно провалился в какой-то свой кокон, свой мир и перестал замечать окружающую действительность. Зехра просто знает — что-то не так и Сердар не договаривает всей правды. Видимо, он там узнал ещё что-то ужасное, или страшное, или важное, но молчит и ничего не рассказывает. Боль разочарования и нотка обиды колют где-то очень глубоко в сердце. Так глубоко, в том месте, которое Зехра давно уже закрыла под замок и дала себе обещание никогда не открывать эти дверцы. Но Сердар Кылычаслан умудрился уничтожить эти оковы слишком быстро и как-то естественно-незаметно для них обоих. Он — давно уже там, в самом особенном уголке её души. Хульки останавливает машину у конспиративного дома, и Сердар опять первым — буквально выскакивает из той. — Я пойду спать, — бросает, не оглядываясь. Хульки не видит в этом ничего странного: день был ужасный, а вечер и начало ночи — просто катастрофически мерзкие и отвратительные. Что вообще поможет им оправиться от этого ада и вновь прийти в себя? -------------------------------------------------------------------------------------------------- Зехре ничего не помогает. Спустя два часа она так и лежит на своей постели, с открытыми глазами. Смотрит невидящим взглядом в стену, а в голове соединяются призраки образов прошедших дней: похищение дочки, животный страх за её жизнь, паника и желание умереть, жертвы, чудесное спасение, снова хаос, кровь, боль… Обычно Зехре удаётся хорошо «отключать» разум, переключаться с работы и переставать создавать в своей голове ужасные образы, но только не сегодня. Её душевная сила и стойкость тоже имеют пределы, слишком много плохих и напряженных событий в течение последних трех дней, слишком много боли, слишком много страданий… Стук в дверь вырывает её из омута совершенно отвратительных мыслей. Зехра сначала резко садится, а потом бросается к двери — она знает, кто там. Сердар стоит, облокотившись о косяк, в темной футболке и спортивных штанах. Глаза — налитые кровью, напряженные и вновь — отсутствующие. Вся его поза буквально кричит о том, что всё — совершенно и отвратительно плохо. Зехра резко отходит в сторону, пропуская его в комнату, а потом закрывает дверь на замок. Сейчас они на такой стадии взаимоотношений, что в основном слова излишни и они могут буквально чувствовать другого и то, что происходит здесь и сейчас. Зехра знает — он пришёл, чтобы рассказать ей правду. А Сердар знает — кроме неё, он пока никому не готов всё это высказать. Он останавливается посреди комнаты, замерев будто бы в нерешительности. Зехра сглатывает и подходит ближе, мягко кладя руку ему на плечо. Касаться его стало ещё одной странно-волнующей и любимой её привычкой, касаться и чувствовать эту силу и мощность Сердара, его присутствие рядом с ней. — Тоже не можешь уснуть? — задает она первый вопрос. В нерешительности остается стоять чуть позади, удерживая ладонь на его плече. Сквозь тонкую ткань футболки отчетливо чувствуется тепло кожи и жар его тела. Остро чувствуется присутствие именно этого мужчины и именно в комнате Зехры. — Я и не пытался, Зехра, — отвечает он совершенно потухшим голосом. Она мягко тянет его в сторону кровати. Оба усаживаются на ту, напряженно, но очень близко друг к другу: их тела, плечи и ноги касаются друг друга, потому что нет свободного пространства. Зехра шумно выдыхает, но всё-таки решается спросить: — Что случилось, Сердар? Я же вижу — что-то совсем не так. Он молчит совсем недолго. — Я пообещал тебе, что если что-то вспомню, то ты будешь первой, кто узнает об этом, Зехра. — Ты что-то вспомнил?.. — Нет. Но я солгал. — О чём? — она повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза, потому что Сердар тоже повернул лицо в её сторону. — О том, что видел на презентации час назад. А потом он рассказал. Кратко. Сухо. Спокойно. Будто бы излагая факты о каком-то постороннем человеке, а не о себе. Словно он пытается убежать от этой боли и от этого ужаса, от хаоса и от реальности. Словно говорить отстранено о том, что твой мозг превратили в что-то непонятное — это действительно помогает. Когда он закончил, Зехра поняла, что не дышит. Буквально внутри всё будто бы сдавило, а вдохнуть — очень тяжело и проблематично. И так по мере продвижения его рассказа ей казалось, что это какой-то дурной сон, но реальность, как и обычно — всегда намного хуже. Сердар не просто ничего не помнит — он может быть опасен. Опасен для окружающих, но самое главное — опасен для себя. Они молчат. Некоторое время просто молчат, пока Зехра вновь учится дышать. — Ты должен немедленно отправиться на обследование, Сердар, — с искренним беспокойством и страхом начинает она, — то, чем они тебя накачивали может быть опасно для разума. Для тела. Для мозга. Нужно еще раз тебя пролечить. Какие-то препараты. Нужно облегчить твоё состояние! — Нет! — рявкает он в ответ и впервые это звучит действительно зло. Ей не страшно, вообще, нисколько даже. Осторожно Зехра опять касается его ладони, на этот раз крепко сжимая его широкую мужскую ладонь своей ладошкой — совсем как тогда, в Тель-Авиве. Чувствует и ощущает — тело Сердара расслабляется, он выдыхает и будто бы успокаивается. Зехра крепко держит его, больше чувствуя, что вообще-то, сама сильно черпает от него силу и стойкость, которые так необходимы. — Что ты думаешь делать? — вопрос очень мягкий и спокойный. Сердар взвинчен и напряжен. Ему нужно что-то… спокойное. — Ничего, — звучит спокойнее, — пока ничего. Я хочу обдумать всё происходящее сам. До того, как расскажем всё Председателю. Может быть, мне лучше будет уйти на время. Я могу быть опасен. — Нет! — на этот раз негромкий вскрик Зехры несколько панический и даже испуганный, — ты не можешь уйти, Сердар. Ты будешь в опасности один. Не надо. — Ты не хочешь, чтобы я уходил? — насмешливые нотки вернулись в его голос, игривость и те самые отголоски флирта, которые в последнее время Зехра слышала всё чаще и чаще при их личных разговорах. На этот раз Сердар смотрит ей в глаза и спрашивает не только о текущей ситуации, это Зехра чувствует и знает буквально кожей. — Не хочу и ты никуда не пойдешь. Я не расскажу Главе, пока ты сам не расскажешь. Обещаю, Сердар. Его взгляд скользнул куда-то ниже при звуках его имени на её губах. Может быть, Зехра немного мечтает о том, чтобы это были её губы. — Я знаю, что не скажешь. Я просто… Мне нужно разобраться. Со своей головой. — Обещай мне, что подумаешь про больницу, ладно? Тебе опять введут препараты для расслабления, ты будешь хорошо спать и мозг будет отдыхать. Тебе опять это может помочь, правда? — Я подумаю. Может быть, разговор исчерпан. Но ни один из них не сделал ни одного движения в сторону или для того, чтобы изменить положение. Несколько минут оба ещё так и сидят, просто взявшись за руки, а потом Зехра оглядывается на кровать, сама в ужасе от слов, которые слетают с её губ: — Давай приляжем. Поговорим ещё. Может быть, ты уснёшь. Легко было бы ожидать от него какой-то шутки в ответ, из-за чего напряжение бы сразу рассеялось, уступив место расслаблению и умиротворению. Только вот Сердар этого не делает, нет. Наоборот, он бросает на Зехру взгляд, совсем иной взгляд: пронзительный, заострённый, внимательный, изучающий и… словно радостный. Он смотрит, когда Зехра привстает и нерешительно скидывает одеяло в сторону — здесь ещё одно покрывало, как-нибудь поместятся. — Тебе нужно успокоиться. То есть — отпустить все мысли из головы, Сердар. Он обходит кровать и сразу же ложится. Не споря, не сопротивляясь, не размышляя, не флиртуя. Он ложится на бок, подтягивая на себя покрывало, и кажется Зехре таким беззащитным и открытым. Она осторожно ложится следом, укрываясь своим одеялом, одновременно размышляя, где был её разум, когда рот озвучивал такое предложение. Лицом друг к другу — очень близко. И взглядами — глаза в глаза. — Это были ужасные дни, — мягко продолжает Зехры, подкладывая руку под щеку и сворачиваясь калачиком, — я сама вообще не в себе. Из-за Ягмур. Из-за ужаса. Сегодняшний вечер был особенно мерзким. Ещё произошедшее с Узаем и Эбру. Всё как-то навалилось на нас. — Мне нравится слушать твой голос, — просто отвечает он, совершенно не смеясь и не стесняясь, — меня это успокаивает. — Я не знаю, что ещё тебе рассказать, — мягко смеется она, чувствуя, как сердце начинает колотиться бешено. Потому что их взгляды давно уже не платонические и даже не дружески, потому что они давно уже перешагнули все грани дозволенного или касающегося профессиональных аспектов, — что ещё тебя успокоит, Сердар? — Ты, — бросает он, не отводя своего немигающего взгляда. Зехра сглотнула, когда он потянулся прямо к ней. К её лицу и к её телу, он просто подался вперёд и лёг ещё ближе, совершенно недвусмысленно и близко. Интимно. — Вот как? — она в ответ не делает ни малейшей попытки отодвинуться или оттолкнуть его, а разум даже не допускает подобных мыслей. И это вообще не нужно, потому что… Потому что всё. Потому что в следующее мгновение Сердар нависает прямо над её лицом, чуть останавливаясь. Будто бы даёт ей прямо сейчас какой-то шанс остановить его или оттолкнуть, отбросить в сторону всё происходящее между ними. Это чувства, разговоры, взгляды и прикосновения, взлёты и падения, всю эту невесомую магию их близости, которая связывает их двоих только крепче и крепче. — Я? — шепчет Зехра буквально ему в губы, наслаждаясь всем. Наслаждаясь его объятием, наслаждаясь его прикосновением, наслаждаясь тем, как его тело легко вдавливает её собственное тело в постель и как близко они касаются друг друга. Наслаждаясь мужским запахом, острым и таким терпким, наслаждаясь тем, что этот сильный мужчина — буквально её. Зехра закрывает глаза, когда его губы касаются её губ. Она отвечает мгновенно, легко взяв его лицо в свои руки и обхватывая ладонями. Она касается его небритости на лице, так сексуально царапающей её лицо. Она наслаждается тем, как его губы скользят по её губам, словно они делают это не в первый раз сейчас, а делали всю жизнь. Кажется, будто бы их губы — родные друг другу, каждое ощущение и каждое касание — идеальное и такое сладкое. Мягкое. Тщательное. Выверенное. Сосредоточенное. Сердар целует Зехру очень тщательно и неторопливо. Словно знает — отныне они навеки запечатаны друг для друга в своих судьбах. Навсегда.