Каникулы стримерского режима

      Лакированная поверхность потёртой столешницы отсвечивала яркими бликами прямо в глаз. Вова чуть прищурился, лениво растягиваясь на парте и не в такт барабаня кончиками пальцев по дереву. Какие отвратные флешбеки — сидеть на задних местах и уныло ожидать руководительницу. Семенюк этим девять лет в школе занимался, а потом ещё в колледже четыре сверху. Ну ладно, если учитывать, что в общей сложности он за то время проебал за счёт своих прогулов где-то годика полтора, то выходит два с половиной года — простая математика. У него даже привычка сохранилась: везде и всюду быть первым, но когда дело касается мест в классе, то тут уж, извините, его хата с краю.       Вот и сейчас: отряд — первый; парта — последняя.       — Типичная женская хуйня — требовать, чтобы все приходили вовремя, а самой опаздывать.       Мазеллов громко зевнул, потирая слегка красные от недосыпа глаза. Так-то он сидел на одну парту спереди, аккурат перед Вовой, и Братишкин вполне серьёзно собирался спрятаться за ним и доспать всё оставшееся, вот только не рассчитал, что местный диджей окажется сегодня на редкость пиздлив и активен. Потому свои тщетные попытки поймать былую сонливость за хвост пришлось отправить подальше да поглубже, потому что…       — Как тебе эти кроссы? — с волнением поинтересовался Илюха, поворачиваясь к вожатому всем корпусом и суя в лицо свой телефон.       Владимир еле поднял голову с прохладной крышки, тут же уперевшись подбородком в сложенные руки и без интереса уставившись в мобильник.       — Нормальные, — спокойно ответил парень. Ну, а что ещё можно сказать про обычные Джорданы? Вова вот всегда к ним прохладно относился, поэтому ни трепета, ни восторга те в нём не вызывали, но и назвать их «плохими» язык не повернётся — не зря же их столько людей носит.       — Нормальные? И всё? — как-то тускло отозвался Коряков, с грустью посматривая на товарища.       — Чё ты от меня хочешь? — поднял бровь парень, с непониманием рассматривая собеседника.       — Да я просто на день рождения сегодня иду, — поспешил объясниться Илья Иванович, — Вот, решил их подарить. Думаю, не обосрался ли с подарком.       — Нормальные, — развязно протянул Семенюк сквозь зевок, но тут же одёрнулся, — Стоп, «на день рождения»? А кто же будет вести дискотеку?       — Мой «калека», — важно ответил мужчина, показательно растягивая гласные, — Вот, припереться должен сейчас.       — Ты что, не один диджей в лагере? — непонимающе нахмурился пионервожатый.       — Ты чё, упаси Господь, — тут же округлил глаза Мазеллов, — Это ваша вожатская привилегия — торчать здесь всю смену, а мне на волю иногда хочется.       Вова тоскливо выдохнул, поджимая губы. Сразу видно, что Илюха баттл рэпом занимается — сука, может же за живое задеть.       Дверь раскрылась уже через пару минут, разрезая относительную тишину и спокойствие противным скрипом.       — О! ДИДЖЕЙ ЕБАН! — с преувеличенной радостью заорал Мазеллов, раскинув руки по сторонам.       Взлохмаченный шатен только вздрогнул, а потом, обернувшись и заметив своего «калеку по цеху», еле заметно цокнул, закатив глаза. Особо тут не разойтись — большинство мест были заняты, так что он, недолго раздумывая, всё же приземлился на место рядом с Коряковым.       — А ещё громче моё присутствие объявлять можешь? — в голос воскликнул пришедший, специально наклоняясь к соседу, — А то чёт слишком тихо для моей скромной персоны.       — На «громче» ты не заслужил, дядь, — невозмутимо пожал плечами Мазеллов.       — А ты новый вожатый? — перевёл свой взгляд на мирно сидящего Братишкина парень.       — Да, Вова, — представился русоволосый, протягивая руку, — Ну, или Братишкин.       — Илюха, — кивнул головой диджей, пожимая чужую ладонь, — Илюха Эксайл.       — Чё, серьёзно? — поднял брови Владимир, мечась взглядом с одного Илюхи на другого.       — Ну да, — понимающе усмехнулся Яцкевич, — Я как Мазел, только музыку нормальную врубаю.       — О-ой, можешь сразу пойти нахуй, ладно? — сморщился Илья Иванович, откидываясь на стуле, — Может ты ещё альбом свой тут начнёшь пиарить? Ну а хули, потенциальный слушатель, — кивнул он макушкой в сторону Вовы.       — А чё, может и начну? — повёл головой шатен, задиристо посматривая на коллегу, — Мне, по крайней мере, есть что пиарить, а тебе? — он в предвкушении уставился на тёзку.       — Посмотри, так выглядит человек, который врубает на дискотеках свои же собственные треки, — показательно игнорируя чужую реплику, поджал губы Мазеллов, перекидывая всё своё внимание на Братишкина.       — Да, — кивнул диджей, — Мне не стыдно врубать своё музло. А что ты включишь детям?       — Не начинай, — предупреждающе протянул Илья.       — Ах да, точно, — ухмыльнулся Яцкевич, — У тебя же есть те самые легендарные фристайлы про пенисы, да?       — Ой, блять, ну всё, — сморщился Коряков, — Один пьяный походный фристайл у костра, а он мне уже два года его припоминает, — цокнул он, вновь показательно отворачиваясь к Семенюку.       — Да если бы только я, — в возмущении всплеснул руками Эксайл, — Так я же, блять, только захожу на территорию лагеря, как мне твой кореш на охране как врубит с колонки «Я ПОМНЮ ПЕНИС БОЛЬШО-ОЙ», с-сука…       — Бля-я-я, — не сдержав смех, протянул Мазеллов, прикрывая лицо ладонью, — Антоша что ли?       — Ну, а кто ещё? Та ещё сучара, блять.       — Моя зая, — довольно сощурился диджей, откидывая голову.       — А почему его не было на прошлой дискотеке? — наигранно нахмурился Братишкин, — Я закажу этот трек на медляк.       — Ага, — резво кивнул Коряков, — Чтобы меня потом по лесу по частям собирали. Не, так глупо от рук Синди я умирать не собираюсь.       — Ничего, я сегодня нормальные треки включать буду, — подмигнул Яцкевич.       — Ага, опять своей ебаной «электронщиной» всех доебёшь, — фыркнул Мазел, — Одни басы: БУМ-БУМ-БУМ по мозгам.       — Ну да, лучше же включать «репчину» какую-нибудь, — саркастично отозвался диджей, — Музло про неразделённую любовь к тёлке — нестареющая классика, — театрально закатил глаза он.       — Треки должны быть такие, чтобы можно было попеть и поорать, — нравоучительно высказался Илья.       — Треки должны быть такие, чтобы под них можно было оторваться и потанцевать, — с умным видом парировал Илья.       — Лил Пип — легенда, и хуй вы меня переубедите, — решил внести свою неоценимую лепту в диалог Владимир Сергеич. Ну, а что? Да, вообще не к месту, но он же должен как-то обозначить своё присутствие в этих неминуемых баталиях.       — Ну тут, кстати, не поспоришь, — впечатлённо поджал губы Мазел, склоняя голову.       — Так а чё такого произошло, что ты меня резко на смену вызвал? — поинтересовался Эксайл.       — Да я с Антохой на День рождения иду к другу, — потёр нос Илья, — Кстати, — тут же опомнился он, — ХЕ-Е-ЕС!       Вова дёрнулся на месте, слегка проморгавшись. Что ж у них у всех за привычка такая: резко орать ни с того ни с сего, да ещё и такие вещи…       Алексей Александрович сам не ожидал столь громогласного оклика на весь класс, так что тут же обернулся, с непониманием уставившись в их сторону. Семенюк сразу собрал себя в цельную кучку и выпрямился по струнке, невольно задерживая дыхание.       Сука. Нет, он не волнуется.       Это не стремление выглядеть при Хесе лучше. Совсем нет. Просто сама мысль, что он вновь будет смотреться в его глазах каким-то нескладным придурком или, того хуже, каким-нибудь зажатым и неуверенным в себе распиздяем, неприятно щекотала нервы. Ну, уж нет, Вова — олицетворение уверенности. Посмотрите на этого солидного мужчину! Да, он поспал сегодня всего лишь пять часов, не успел с утра побриться, забыл в спешке телефон и разбудил половину Сквада, когда чуть не навернулся с лестницы на втором этаже. И всё равно, какой же он, блять, самец-мужчина…       От этих мыслей даже спокойней стало, поэтому парень позволил себе чуть расслабиться и, наконец, спокойно выдохнуть. И лишь случайно опустив взгляд вниз, он с удивлением обнаружил, как нервно переплелись пальцы меж собой.       Вот блядь.       — Так чё ты, не поедешь всё-таки? — поинтересовался сидящий рядом Мазеллов, — Антоха сказал, что ты так и не определился.       — Да не, куда мне, — спокойно пожал плечами Губанов, — Начало смены всё-таки, Татьяна не даст мне таких поблажек.       — Да ладно, чё тебе стоит, это же Танюха, — насмешливо фыркнул Илья, — Ща подключишь своё природное очарование, так сказать, включишь режим «обаятельного ублюдка» и погнали.       — Ага, — неопределённо сморщился пионервожатый, — Если с Танюхой это ещё сработать может, то вот от Алинки я гарантированно пизды получу. Тем более что Синди тебя еле как отпустила, а если бы я ещё попробовал напроситься, то мы бы оба хуй пососали, — тут же добавил он, — Так что, считай, я тебе по доброте душевной праздник подарил.       — Ох ты ж нихуя, папаша, какой ты благородный, — сквозь смех саркастично отозвался Мазел, покачиваясь на стуле.       — Будешь должен, сынок, — самодовольно скривил уголок губ Лёша, хмыкая.       — Конечно, бать, спиздим с Антохой самый дорогой вискарь, что найдём, — понимающе усмехнулся парень.       — Алексей Александрович, — с излишней важностью и официозностью кивнул мужчине Эксайл в качестве приветствия, растягивая губы в полуулыбке.       — Илья Александрович, — вторив чужое движение, учтиво перевёл взгляд на диджея Губанов.       И после отвернулся.       И всё? И ни капли внимания! Ну, то есть совсем. Вову аж покоробило. Хотя, казалось бы, а на что жаловаться? Для него же лучше! Но Хес слишком долго пялил в сторону их троицы, успев и с Илюхой поговорить, и Яцкевичу отсалютовать, но вот к Вове — ноль реакции.       Как к пустому месту. В упор не заметил. Неужто обидеться успел? Но на что? Семенюк спешно начал прокручивать в голове все предшествующие события, стараясь припомнить, где он мог так отличиться, но на ум совершенно ничего не приходило. Нет, ну конечно это здорово, что ему каким-то образом удалось задеть этого придурка, но вот знать бы ещё, блять, каким. Оказывается, Братишкин за сегодняшний, только начинающийся день не только успел проснуться и опоздать, но ещё и выбесить Хесуса.       Круто, конечно. Он собой, может, и гордился бы, да только понять бы, что произошло.       И выходит, он зря тут строил из себя неотразимого и самодостаточного мужчину? Ну, пиздец. Хоть бы на секунду на него посмотрел, сука! А ведь Вова, между прочим, так старательно сидел и показывал, как ему похуй на него.       — Только попробуй свой альбом врубить сегодня — в жопу выебу, — неожиданно серьёзно выдохнул Коряков, поворачиваясь к Эксайлу.       Тот аж рот раскрыл от возмущения, уставившись на парня и тщательно пытаясь подобрать слова, какими послать того нахуй.       — Слушай, а сколько Хесу лет получается, что ты его папашей называешь? — решил прервать ещё не начавшуюся тираду Владимир.       — Двадцать шесть, — немного поразмыслив, ответил Илья Иванович, — Он же тот ещё пенсионер у нас.       Двадцать шесть. Ох ты ж нихуя себе. Вова удивлённо вздёрнул брови. Он, конечно, предполагал, что тому уже есть за двадцать и он чуть старше самого Семенюка, но чтоб на целых шесть лет… А по нему и не скажешь: сохранил же, блять, лицо школьника. И теперь становится ясно, почему он так с малолетками дружит — питается кровью девственниц, хуйня хитрая.       И тут как назло на ум приходит Куданова. Ну, это уже ни в какие ворота. Братишкин и ранее считал, что их тесное общение выходит за рамки приличного и дозволенного, но теперь, оказывается, Хес вообще её на порядок старше, что в общем и целом выглядит как статья, за которую срок на зоне отбывают не слишком сладко. А Даша что? Это же ребёнок! Кучка гормонов пополам с наивностью, которая не осознаёт ещё, что такое хорошо и что такое плохо, что все мужики — козлы, а этот смазливый хмырь — так тем более. Вова, на её месте, за три километра этого гандона обходил бы.       Но, слава Богу, он не Гаечка, поэтому может отважно до него доебаться. Разумеется, во имя справедливости и в защиту чести невинных детишек.       Ну и, может быть, ради того, чтоб понять, чё случилось. Но это так, до кучи, не более.

***

      В полусумраке небольшого помещения в пару квадратов не то что разойтись, развернуться толком негде. Особенно, когда в помещении ты не один, а чуть ли не в обнимку со своими корешами из отряда, которым, как и тебе, тоже западло переодеваться на ЛФК. Но есть ли выбор? Конечно, нет. Сначала вы на утренней зарядке пашете, как атлеты, теперь на ЛФК топаете…       …как ебланы.       Серьёзно, если Денис выйдет из «Юнги» качком, он даже не охуеет.       Мужская раздевалка всё такая же позорная, как, в принципе, и везде. Отсутствие окон в помещении не столько гарантировало то, что за ними невозможно подсмотреть, сколько весьма красноречиво намекало на то, что Дрейк после физ-ры просто сдохнет. До занятий все ещё относительно свежие и терпимые, но вот что будет потом, когда они потные и уставшие вновь зайдут в тесное помещение, остаётся для Коломийца тем ещё предвкушением в самом плохом смысле. Серёжа пошутил, мол, скоро они все наберут такую мышечную массу, что впору будет косплеить Гачимучи, как настоящие профессионалы. Денис, ясное дело, слился с этой затеи первым, на что Пешков закономерно обиделся. Причём сделал он это так натурально, что Дрейк действительно усомнился, а не всерьёз ли было это предложение?       Ну не еблан ли?       Хорошо, что практически все покинули раздевалку сразу после переодевания. В комнате лишь Денис, Ломакин, пара пацанов-задротов, что дальше своих телефонов пространства не видели, да одинокая тусклая лампа под потолком. Настроение с самого утра хромает и, причём, на обе ноги. А если копать ещё глубже, то его дерьмовый настрой берёт своё начало ещё со вчерашнего вечера, когда Жожо, как последний ебалай, перечеркнул весь праздничный триумф своими закидонами. Наверное, глупо предъявлять ему за то, что он просто пытается понравиться даме сердца. В конце концов, и Денис этим ранее занимался, так что прекрасно в курсе, каким испытанием это иногда бывает. Но сама суть, что Серёжа не просто уделяет внимание Гаечке, а буквально заменяет ею Дрейка всякий раз, как представляется возможность, отдаётся видимым раздражением в районе солнечного сплетения. Разумеется, когда Кудановой нет рядом, то Пешков — примерный братан и вообще свой в доску пацан, что и выслушать, и поддержать, и подъебать горазд. Но лишь на горизонте мелькает Даша, так тому уже до Коломийца никакого дела: можно проигнорировать, не услышать, забить. Обидно. Дрейк честно пытается затолкать себе поглубже все эти неуместные эмоции, но получается что-то так себе. Да и к тому же братву, как известно, на сиськи не меняют, а Серёга выглядит как тот, кому эти понятия не чужды.       Быть может, Денис ему просто не «братва».       Ну, а что он хотел, они же только четвёртый день общаются. Жожо говорит, что, вообще-то, они спят вместе, но от этого их дружба как-то крепче не становится. И хуже всего то, что Серёня ведёт себя совершенно обыденно, не придавая значения ни своим словам, ни своим поступкам. Плывёт по течению жизни и действует по ситуации, зная, что Дрейк поймёт.       Вот только Дрейк не понимает.       Можно же не делить мир на чёрное и белое; можно же не бросаться из крайности в крайность; можно же уделять время Даше, но при этом и не забывать про него.       Денис задавался вопросом, не еблан ли тот. Да, определённо.       А сейчас этот раздолбай был вообще непонятно где, так что у Дрейка появилась лишняя минутка, чтобы отдохнуть от серёжиных сомнительных идей и, наконец, расслабиться в тишине и спокойствии. За эти четыре дня подобные моменты — роскошь, да и только. Шефские заботы отнимают практически всё время, особенно, когда у тебя отряд состоит из тридцати вечно потерянных подростков, хуже которых разве что только вожатые, в которых ответственности, как в Жожо адекватности, — никакой.       — Привет, — послышался чужой голос совсем недалеко.       Коломиец грустно вздохнул, откладывая телефон. Что ж, пять минут в одиночестве — и на том спасибо. Он повернулся к источнику звука, заметив подле себя рыжеватого парня, что смотрел на него с какой-то уж совсем детской заинтересованностью и наивностью. Дрейк невольно брови вздёрнул, разглядывая пацана и пытаясь вспомнить хотя бы имя. Само собой, он видел его среди одноотрядовцев, но толком никогда и не зацикливался на его персоне. А зря, потому что ни имя, ни фамилия в памяти так и не всплывали.       — Привет, — осторожно поздоровался светловолосый.       — А чё ты в раздевалке-то сидишь? Наши уже все вышли, — пожал плечами пионер, присаживаясь рядом на лавочке.       — Да я это, решил немного в одиночку посидеть, — тихо ответил Коломиец.       — А, ой, — тут же спохватился парень, слишком дёргано вставая с лавочки и виновато поджимая губы, — Блин, я что-то не подумал.       — Да не, всё нормально, ты чё, — опешил капитан, вытаращившись на заметавшегося одноотрядовца, — Я не против, садись, если хочешь, С… — Денис небрежно закашлялся, прикусив язык. Господи, он чуть не сказал «Серёг», ну какой пиздец. Похоже, он уже переобщался с Пешковым.       — Саша, — спокойно подсказал рыжеволосый, — Мадаминов, если что.       — Саня, — повторил Коломиец, кивнув, — А я Денис Коломиец.       — Я в курсе, — сквозь лёгкий смех отозвался пионер, — Ты же Шеф всё-таки, тебя сложно не знать.       Светловолосый натянуто улыбнулся. Заебись, конечно, он Шеф — своих же не знает. Хотя, чему тут удивляться, последние четыре дня можно смело называть имени Серёни, не иначе. А с другими он и пообщаться-то не успел: то вожатые заскамят на какие-то дурацкие конкурсы и мероприятия, то Пешков мозг вынесет, — когда тут знакомиться?       — Да, точно, — фыркнул парень, почёсывая щёку, — Прости, теперь я точно запомню.       — Да ничего, — беззаботно ответил Саша, вновь присаживаясь, — Я же вижу, что у тебя тут и так дел по горло со всеми этими лагерными активностями.       — Н-да уж, — протянул светловолосый, — С нашими вожатыми не особо расслабишься.       — Зато ты с ними на коротком проводе, тоже круто, — хмыкнул Мадаминов, — Вон они тебя даже по прозвищу называют, прямо как друг друга.       — Жаль, что на этом мои привилегии в целом и заканчиваются, — саркастично усмехнулся Денис.       — Но погоняло у тебя всё равно пиздатое, Дрейк, — искренне улыбнулся Саня, растягивая чужой псевдоним, — Я тоже по Дриззи угораю. Всё жду, когда он в Питер приедет, ну, или хотя бы в Москву. Ради него и пригнать можно, — мечтательно вздохнул парень, опираясь затылком о стену.       — А ты из Питера что ли? — заинтересованно поднял бровь капитан, — Так я тоже.       — Я знаю, — рассмеялся пионер, — Я это понял, когда тебя сегодня Владимир Сергеевич на завтраке звал.       Коломиец закатил глаза. То, как его сегодня обозначил пионервожатый, на всю столовую заорав что-то про «рожу питерскую» и «иди сюда, хмырь культурностоличный», стоило Коломийцу не один час искромётных шутеечек со стороны Жожо. Ещё немного, и Денис действительно начнёт верить в какой-то заговор против петербуржцев.       — Ну да, тут к питерским какое-то особенное отношение от местных, — поджал губы Дрейк.       — А я люблю этот город, — расслабленно отозвался Александр, — Все эти дворцы, набережные, парки… Спокойно так, — он прикрыл глаза, блаженно выдыхая.       Денис не смог сдержать улыбки, мельком посматривая на парня. То, как Мадаминов выглядел, смиренно рассевшись на лавочке и тихо думая о чём-то своём, вызывало в голове слишком сильный диссонанс. Особенно, если сравнить с тем же Пешковым, что одним своим присутствием создавал уже целый ураган, а если он ещё Владимира Сергеича взбесит, то там нахуй репетицию Армагеддона можно устраивать, по-другому и не скажешь. А Саня, он такой… простой что ли. Как Питер. Владимир Сергеич говорит, что в Петербурге все как на подбор выёбистые и зазнатые, но Денис так не считает. От Мадаминова так и веяло чем-то размеренным, простецким… привычным. Не в пример Жожо, который, как и Москва, на месте усидеть не может, так и порываясь куда-то.       — Холодно только, — с ехидной усмешкой добавил Коломиец, стреляя глазами в парня.       — Не правда, — очнулся Саша, тут же открывая глаза. От внезапно ярких эмоций он даже закартавил особенно сильно, вызывая у Коломийца добрую усмешку, — Вообще-то в Питере часто бывает тепло.       Дрейк весело рассмеялся. Что ж, проверку на петербуржца Мадаминов прошёл.       Да и тот, кажется, сам понял, что его так дерзко подкололи сейчас, поэтому лишь фыркнул в ответ и вновь прикрыл веки.       — Я же могу тебя Дрейком называть? — прервал молчание Саша.       — Конечно, — улыбнулся Денис и тут же задумался, — Знаешь, я тоже могу тебя как-нибудь называть, если хочешь.       — Правда? — искренне удивился пионер, оборачиваясь, — Как Жожо или Гаечку?       — Ну, типа, — усмехнулся светловолосый, — Почему бы и нет?       — Тогда приятно познакомиться, — парень вежливо протянул руку собеседнику, вмиг став серьёзней, — Моё имя Сексбомба.       Коломиец замер, в ахуе уставившись на пионера.       — Кого? — насмешливо прищурился капитан, обводя глазами товарища.       — Сексбомба, — невозмутимо отрапортовал Мадаминов, — У меня ник такой в Майнкрафте.       — Дрейк, — представился Коломиец, пожимая руку рыжеволосому, — Бля, я уже что-то сомневаюсь в своей идее, — сквозь смех добавил парень.       — Вот щас не понял, — с наигранной обидой протянул Александр, впрочем, не переставая улыбаться.       — Извиняй, конечно, но при вожатых ты для меня Саней так и останешься, — насмешливо парировал капитан.       — Вдвойне не понял, — чуть откинул голову Мадаминов.       Ответить Денис не успел. За пределами раздевалки раздался слишком громкий девчачий визг, и всего через пару секунд в полной неразберихе и суете явился растрёпанный и до истерики угорающий Пешков на пару с Данилычем, который сразу же прикрыл за собой дверь, подпирая её спиной.       — Бля, Серый, ты вообще ненормальный, — еле переводя дух, просипел пионер.       — Ну блять, кто же знал, что она так резко выпрыгнет из рук, — переборов в себе неконтролируемый смех, выдохнул наконец Жожо.       — Чё случилось? — спросил Коломиец.       — Мы решили познакомить девчачью раздевалку с лягушкой, которую я подобрал по дороге. Вот только она нам сюрприз обломала, выпрыгнув раньше времени, — чересчур довольно молвил зам капитана.       — Но эффект всё равно был, как мы слышали, — фыркнул Сексбомба.       — Ага, и, я боюсь, эффект этот дойдёт и до меня, если девки решат пожаловаться вожатым, — недовольно поджал губы Дрейк, — А мне, как «самому старшенькому», придётся за вас отвечать.       Светловолосый отодвинулся в угол, серьёзным взглядом одаривая Пешкова и скрещивая руки на груди. Конечно, кто бы сомневался, что Серёня опять затеет какую-нибудь дохуя весёлую и дохуя сомнительную «развлекуху». А Денису за него отвечать, потому как Максим Владимирович с самого начала ему шепнул, что Дрейк обязан всех блюсти, а Пешкова, как самое опасное оружие отряда, в особенности.       — Ты с самого утра злой какой-то, — прищурившись, ответил темноволосый.       «Нихуя, спасибо, что всё-таки заметил», — раздражённо пронеслось в голове Дениса. И что он так бесится? Да он сам бы знать хотел! Но Серёжа его сегодня выводит хотя бы тем фактом, что просто дышит рядом, не говоря об остальном.       И, кажется, останавливаться он не собирается.       — Ну, Дре-ейк, ну ты чё, — жалобно заныл пионер, ни с того ни с сего подлетая к своему насупившемуся капитану, — Не души, хорошо же общались.       — Отстань, — отрезал Коломиец, но Серёня уже приземлился рядом, бескомпромиссно отодвигая собой несколько опешившего Мадаминова и боком заваливаясь на своего друга.       — Да, ну, бля, — прокряхтел растерявшийся парень, неловко попытавшись обозначить своё присутствие, но, сдаваясь под таким напором, всё же покорно отодвинулся от капитана.       — Подожди, видишь, у нас тут с моим коллегой разногласия возникли, — предельно важно и серьёзно бросил через плечо Жожо, не слишком одобрительно рассматривая пацана, который тут с чего-то начал с Дрейком общаться. Тоже, блин, собеседник нашёлся, — У меня друг без настроения проснулся, не порть его ещё сильнее, — добавил он, закидывая руку на Дениса, как бы тот ни сопротивлялся.       Сексбомба даже подвис немного от такого заявления, вытаращившись на зама капитана. Светловолосый лишь хмыкнул скептически, продолжая прожигать взглядом неугомонного «коллегу». Но у того, по всей видимости, природный похуизм, потому что реагировать на молчаливые недовольства Коломийца он не был намерен, напротив, обхватил того крепче, кольцом повиснув на шее товарища и не сводя глаз с растерявшегося Мадаминова. Хуй знает вообще, что он там Дрейку наговорил, что тот такой хмурый стал, поэтому таких подозрительных типов надо всегда держать на виду. Но взор сам собой зацепился за мельтешащего на фоне Ломакина, которому категорически похеру было на их разборки, ведь тот только и делал, что круги нарезал по оставшейся части раздевалки, смотря себе под кроссы.       И Жожо прекрасно понимал почему.       — Ну чё, Ломакин, готов снова с Артуром Сергеичем развлекаться? Тебе же явно сегодняшней зарядки не хватило, — ехидно поинтересовался темноволосый, одаривая одноотрядовца ироничной ухмылкой.       — Нахуй иди, — тут же ответил Владислав, не скупясь. Он и так чувствовал, что идёт не на ЛФК, а на собственную казнь, ещё и Жожо не упускает возможности поглумиться. Сегодня Злой, как назло, встал не то что «не с той ноги», Влад вообще задавался вопросом, нахуя тот встал. Лишь встретившись на поле для занятий, он наградил пионеров трёхминутным бегом, а к Ломакину у него снова возникли какие-то предъявы о неправильно поднимаемых коленях. Ну, вот он и не подумал, вспылил на физрука. А тот в долгу не остался — дополнительная пятиминутка сама себя не пробежит, сука. Ну Артур Сергеевич и напомнил про свою злопамятность, многообещающе посмотрев на пацана в конце разминки. И всё, пиздец. Если бы Ломакин знал, что по приезде все его мысли будут сводиться к какому-то мужику, вышел бы нахуй из машины прямо по дороге в лагерь.       — Да ты не переживай, может, у нас всё-таки не он будет, — с преувеличенной беззаботностью протянул Пешков. Так-то он правду говорит: гарантий того, что это будет Злой, нет никаких, но с таким он, сука, отчётливым стёбом это произносит, что у Влада зубы сами по себе сжимаются, хотя в словесную перепалку тот не вступает. Сам знает, что не вытянет. Жожо «тушить» разве что только Коломиец горазд, а остальным приходится лишь молча охуевать.       — Заткнись, — устало отвечает пионер, отведя взгляд.       Серёня голову склоняет с интересом, не ожидав такой спокойной реакции. Даже не спокойной, а смиренной какой-то. Да, дела что-то не очень. Пожалуй, он всё-таки сочувствует Ломакину. Отчасти. Конечно, наблюдать за чужими разборками всегда увлекательно, да и в Пешкове токсичности не занимать, но сейчас Влад выглядит действительно потеряно, и это немножко трогает Серого, хоть он упрямо не подаёт виду.       — Да ладно, нормально всё будет, — вмиг серьёзнее говорит темноволосый, — В конце концов, вряд ли тебе Артур Сергеич пропишет жим лёжа пятьдесят килограммов или присед в сорок. Ему же твоя смерть не выгодна, правда? — Серёжа тянется вымученно, раскидывая конечности во все стороны и чудом только не врезав Мадаминову, а потом оборачивается вновь на светловолосого, внимательно всматриваясь в чужие глаза, — Ну чё, успокоился?       — А должен был? — скептически вздёрнул брови Дрейк.       — Ну тебя же явно тут кто-то обижает, судя по твоей кислой морде, — пожал плечами Серёга, — Я видел, что тебе необходима моя братская поддержка. Если нужно выплакаться, — он вскользь обвёл взглядом Саню, — Я всегда готов подставить плечо.       — Долбоёб, — фыркнул Денис, закатывая глаза. Наверное, только Серёжа может проявлять такую своеобразную поддержку, что напоминает больше детские попытки пожалеть и прижаться, нежели решить вопрос по-взрослому. Господи, одно ребячество. Да и ладно, впрочем. Коломиец не может не признать, что самоуверенные слова о братской поддержке и «подставлении» плеча всё равно задели что-то внутри.       Быть может, они всё-таки могут стать «братвой»? Дрейк был бы не против.       — Вот щас и узнаем, что Артур Сергеич задумал, — вклинился в разговор Данилыч, отходя от двери и, убедившись, что за ней нет мстительных, злопамятных девок, вышел из раздевалки.       Остальные тоже решили не задерживаться. Выйдя из комнаты, Денис болезненно сощурился от яркого солнца, что било сквозь окна административного здания, в котором они находились. Что ни говори, а в тёмной коробке из четырёх стен ему понравилось больше.       — Ну и долго вы переодеваетесь, мальчишки, — прозвучал насмешливый голос справа.       Миловидная, невысокая девушка стояла совсем рядом и с весёлой усмешкой смотрела на растрёпанную детвору. Обтягивающие лосины и свободная футболка явно говорили о том, что она забрела сюда в спортивную часть корпуса не просто так.       — А Вы?.. — с сомнением протянул Пешков, внимательно осматривая блондинку.       — А я, между прочим, учительница ЛФК, — тут же отозвалась девушка, расставив руки по бокам, — Ольга Артуровна. Хотя от вас далеко не ушла, так что можете звать меня Оляшей.       — Дочка Злого? — шепнул на ухо Коломийцу Жожо.       — Совсем дурак? — нахмурился тот в ответ.       — Да чё, мы же не знаем, сколько тому лет на самом деле, — тут же ощетинился Серый.       — Нет, я к Артуру Сергеевичу не имею никакого отношения, — легко рассмеялась блондинка.       — Так это же прекрасно! — мигом встрепенулся Пешков, натягивая самую очаровательную улыбочку из всех имеющихся, — Значит, характер Вы от него не унаследовали.       — Да ладно вам, Артур Сергеевич не такой уж и плохой, — парировала Ольга Артуровна.       — Так он не плохой, — насуплено пробубнил Ломакин, — Он Злой.       — Так, когда начнём наши занятия? — максимально очаровательно в своей сквозящей похабности протянул Жожо, — Знаете, я очень спортивный парень. А с такими тренерами так вообще олимпийский чемпион.       — С какими тренерами? — подняла брови учительница.       — С такими прекрасными, конечно, — довольно кивнул зам капитана.       — Не знала, что вы такого мнения об Артуре Сергеевиче, но, думаю, вам стоит сказать ему об этом лично, — фыркнула Оляша.       — В смысле? — нахмурился Ломакин.       — Посмотрите на них, только из раздевалки повылазили, так сразу начали катить яйца к прекрасной даме. А ПОЧЕМУ НЕ КО МНЕ?!       Если существует коллективный инфаркт, то пацаны, несомненно, были близки. Мгновенно вздрогнув, они пошатнулись и обернулись назад, в тотальном ахуе уставившись на физрука.       — А-а-а… ртур Сергеич? — опасливо протянул Мадаминов.       — А чё мы не такие радостные, я не понял? Где мои признания в любви? — самодовольно поинтересовался физрук, обводя взглядом пионеров, — О, Ломакин, солнце моё круглое!       У Влада аж дыхалка сбилась.       — Что за подстава?! — не сдержавшись, возмутился Пешков, вновь поворачиваясь к блондинке, — Вы же сказали, что Вы тренер по ЛФК?       — Ну да, — кивнула Ольга Артуровна, — У девочек.       — Пиздос, — с трауром величайшего масштаба тихо выдохнул Жожо.       — Ты чё, ишак?! Не стыдно так при женщине выражаться?! — поразившись такой борзости, мгновенно завёлся физрук, — Инстинкт самосохранения отсутствует?       Серёня молча поджал губы, жмурясь. Сука, вот тут реально не подумал.       Кажется, он догадывается, кто составит компанию Ломакину в сегодняшнем забеге.

***

      По-хорошему, жаловаться Семенюку не на что: пятиразовое питание, относительно приятный коллектив, лояльное руководство, комфортные условия проживания, совожатый-уёбок, работа на свежем воздухе — всё, как надо! Красота, а не жизнь, чтоб её, блять! Для полноты ощущений не хватает лишь бассейна со шлюхами и пива холодного, но ни того, ни другого у парня нет. Зато, опять-таки, есть совожатый-уёбок, который каким-то образом умудрился слечь с температурой в этот прекрасный летний день. И по всем правилам стоило бы бить тревогу и выгонять его из «Юнги» прямым рейсом нахуй, но перспектива остаться одному с ордой спиногрызов не улыбалась Вове совершенно, поэтому он профессионально наныл у Ксюхи Зануды на аспирин и великодушную отмашку, пообещав, мол, на следующий день Шабанов будет живее всех живых. Других вариантов у Стинта и нет, иначе его Вова собственноручно придушит. Но теперь, оставляя Максима на «постельном режиме», пионервожатый с горем пополам вынужден был взвалить все заботы на себя, чтобы тот не перетруждался. Сдавленный кашель Шабанова служил тому подтверждением.       Актёр ёбанный. Сам же говорил, что у него только температура.       И если раньше Братишкин был на двести процентов уверен, что этот хитровыебанный гандон оставит его как минимум на пару дней, чтобы отдохнуть, то теперь он уверен строго в обратном. Неля же сама себя не закадрит, верно? У Макса слишком весомые причины продолжать вариться с Вовой в одном котле, так что тот лично поклялся, что будет лежать и «здороветь».       Просто нужно подождать.       Вот Братишкин и ждёт. Идёт и ждёт, когда любимый коллега поправится. Ну, а чтобы зря времени в ожидании не терять, делает буквально все дела, которые только можно представить в его грёбанной вожатской жизни.       А теперь ещё нужно встретить пацана, который по своим семейным обстоятельствам вынужден был присоединиться к отряду лишь сейчас. Главное, чтобы этот же отряд не перевернул весь дом вверх дном, пока Владимир Сергеевич будет отсутствовать, ибо понта в дрыхнущем Шабанове нет никакого.       Обшарпанная калитка главной арки встречает уже с обратной стороны, и тут нет такого приевшегося «Добро пожаловать!». Семенюк не удивлён: он бы тоже согласился, что «Юнга» на входе куда приветливее и дружелюбнее, нежели внутри.       Русоволосый паренёк уже дожидался пионервожатого перед воротами, смиренно рассевшись на собственном чемодане и без интереса листая что-то в телефоне.       — Не вижу радостного предвкушения перед долгожданным отдыхом, — иронично подметил Владимир Сергеевич, подходя к пацану и протягивая тому красный платок. Тот, нисколько не смутившись, тут же взялся за галстук и незатейливо завязал на шее маленький узел, — Смотрю, ты бывалый уже, — хмыкнул Братишкин.       — Ага, — кивнул пионер, — Было дело. А Вы, видимо, новый вожатый? Я Вас раньше не видел.       — Владимир Сергеевич, — представился мужчина, протягивая руку собеседнику.       — Ваня, — ответил парень, пожимая ладонь, — Но для всех я чаще всего Дипинс, зовите меня также.       — Чё? — поднял брови Вова, — Как?       — Ди-пинс, — спокойно повторил русоволосый.       — И нормально тебе с таким погонялом ходить? «Дипенис»? Это же надо такое придумать, мне было бы стыдно, — с максимально серьёзным и «честным» лицом высказался Семенюк.       — Владимир Сергеич! — тут же возмутился пацан, — Я не «Дипенис»! Дипинс!       — Не знаю, я бы на твоём месте этим не гордился. Ты бы лучше Ваней представлялся, а то тебя весь Сквад засмеёт, — невозмутимо добавил пионервожатый.       Мальчик глаза закатил, тяжко вздыхая и поджимая губы. Смена явно будет весёлой, — чего только одни вожатые стоят.       — У Вас же тоже должно быть прозвище? У всех вожатых есть, — вспомнил пионер.       — Ну да, Братишкин, — кивнул Владимир.       — Братишкин? Серьёзно? — нахмурился пионер.       — Ой, — скривившись, протянул Семенюк, — Ну давай, молодой, попробуй перевести стрелки на меня. Спорим, ты меня не потянешь?       — Да нет, Вы что, — протянул русоволосый, невинно хлопая глазами, — Ну, главное, чтобы Вам нравилось, — спустя паузу очень «ненавязчиво» добавил он.       — Ну давай, рискни вкинуть что-нибудь про моё имя, — весело отозвался Владимир, — Посмотрим, как ты будешь столовку в одиночку вылизывать на дежурстве.       — Понял, виноват, — мигом подсобрался парень, — Владимир Сергеич, знаю Вас пять минут, а такой Вы душевный человек, самый лучший.       — Ну, вот это уже другое дело, Дипенис, — довольно ухмыльнулся пионервожатый.       — А знаете, зовите меня лучше Ваней, — скривился пацан.       — Ну, нет, — помахал головой Семенюк, — Ты же попросил по прозвищу. А я человек добрый, мне несложно.       Ваня выдохнул протяжно. Что ж, остаётся только надеяться, что второй вожатый будет не таким подъёбистым.       Первый в мире случай, когда надежда помрёт самой первой.       — О! Здравствуйте-здравствуйте!       Вова удивлённо обернулся на голос, тут же натыкаясь взглядом на просто охуеть какого фигуристого мужчину. Нет, серьёзно, кто выпустил Тарзана из леса? Кудрявые чёрные волосы спускались до мускулистых плеч, обтянутых тёмной тканью тонкой рубашки. Даже под слоем относительно закрытой униформы, состоящей из рубашки и джинс, можно было заметить, насколько же жилистым был мужчина. Был бы Семенюк бабой, он бы, наверное, потёк или вроде того, но он парень, и он просто охуел от неожиданности. Но неожиданности на этом не заканчивались, потому что за этой новоявленной горой мышц последовала, о Господи блять, вторая точно такая гора, ничем не уступая предыдущей.       Буквально ничем. Они же одинаковые.       — Здравствуйте, а мы тут затормозили и Вас не услышали, — в оправдание затараторил первый мужчина, быстро кивая головой.       — Да, а я говорю: «А по-моему кто-то пришёл», — точно таким же голосом подхватил второй, — А Олег мне говорит: «Ну, правильно, Ваня же пришёл. Мы его видели». Ну, а я говорю: «Да нет же, кто-то ещё пришёл. Ваня же не может сам с собой разговаривать»… или может?       — Ну и мы вышли такие, а тут Вы уже. А мы даже не ожидали, что Вы так быстро появитесь…       — Так, стоять, — отрезал Владимир Сергеич, чувствуя, как от быстрой болтовни у него начинает пухнуть мозг. От того, что эта быстрая болтовня была потоком одного и того же человека, но при этом из двух тел, вообще хотелось запереться в дурку, — А вы типо вообще кто?       — А, да, точно! — резко опомнившись, вздрогнул второй мужчина, отчего с перепугу вздрогнули и Вова, и Ваня, ошарашено уставившись на того, — Вы же нас ещё не знаете! Приятно познакомиться, Олег Валентинович и Константин Валентинович, мы здесь охранниками работаем…       — А и, кстати, мы братики! — услужливо подсказал ещё один.       Повисла пауза. Довольно внезапно, учитывая, под каким артобстрелом из слов находился пионервожатый последние пару минут.       — А Вас как зовут? — неловко спросил Олег Валентинович. Стоп, или Константин Валентинович? Вот блядь.       — Владимир Сергеевич, — заторможенно кивнул Братишкин, — А в смысле охранники? А эти… э-э-э… круглые где?       — Так «пересменка» же, — пожал плечами один из мужчин, — Они домой уехали. Теперь наша смена.       Ну да, точно. Илюха же говорил, что с Антоном на день рождения идёт. Видимо, подстроился под его график. Вова вообще бы пофилософствовал на тему того, как часто Мазел под него… кхм… подстраивается, судя по их тёплым отношениям, но да ладно.       — Но Вы не подумайте, мы мальчика одного не оставляли! Просто так… получилось? — резко спохватился охранник, мельком кидая растерянный взгляд на своего коллегу.       — Да! — кивнул второй, — Мы тут это, мы тут стояли с Ваней, ждали Вас. А потом мальчик говорит: «А можно воды?»…       — Да, ну а мы же понимаем — жарко же, — замахал руками, вероятно, Константин Валентинович.       — Конечно, а мы же охранники — нам надо следить за безопасностью, там, за здоровьем детей, — перебил его брат.       — Вот, ну я говорю: «Олег, принеси ребёнку попить»…       — А я пошёл в домик, ну, наш который, а кружку для воды не нашёл. А у нас же куллер! Не, ну, я могу, конечно, куллер целый принести, но из него же пить неудобно будет ребёнку…       — Вот, а я говорю: «Олег, кружка в шкафчике»…       — Ну, а я смотрю, её нет. Я спрашиваю Костю, а он говорит: «Как это нет, всегда была!». А я смотрю в шкафчик для посуды и не вижу её!       — Ну, правильно, ты не видел, — возмутилась его копия, поворачиваясь к мужчине, — Я же сказал «в шкафчике»! Я же не сказал «в шкафчике для посуды», — но будто вспомнив, что он изначально отчитывался перед пионервожатым, сразу же повернулся к Вове с виноватым видом, — Вот, я пошёл к Олегу искать кружку, но я сказал Вашему Ване, чтобы он не сбегал. Ты же не сбежал? — с волнением поинтересовался Константин Валентинович, поворачиваясь к пионеру. Дипинс в панике помахал головой. В таком стремительном урагане реплик он запутался и потерялся нахуй, так что лучше лишний раз помалкивать, чтобы не оказаться вовлечённым в этот водоворот.       — Вот, ну мы оставили его на чуть-чуть, пока кружку искали, — подтвердил слова брата другой мужчина, — А тут выходим, и Вы уже стоите! — с неподдельным удивлением воскликнул он, взмахнув своими огромными жилистыми руками так, что Семенюк сам чуть не пересрал.       — Да, так что мы, если что, его не оставляли. Мы просто воды хотели принести, — наконец выдохнул Олег Валентинович, смущённо поджав губы.       — А… воды? — тихо спросил пионер, смотря на мужчин.       — ТОЧНО, ОЛЕГ, ВОДА! МЫ ЖЕ НЕ ПРИНЕСЛИ ЕЁ! — вспомнив, заорал Костя, ударив себя по лбу большой ладонью.       — Владимир Сергеич, может, пойдём уже? — с надеждой прошептал парень своему пионервожатому, чуть наклоняясь, — А то у меня щас мозг в трубочку свернётся.       — Согласен, — хмыкнул Братишкин, — Ну, в общем, мужики, было приятно… э-э-э… посмотреть, как вы общаетесь, но у нас важные отрядные дела, поэтому мы пошли.       — Ну, Вы же не злитесь? Мы мальчика не потеряли, — беспокойно спросил Олег Валентинович. Или Константин? Блять, Вова опять запутался.       — Нет, конечно, — поспешил заверить охранников парень, — А даже если бы потеряли — ничего страшного, у меня таких ещё двадцать девять.       — Эй! — обиженно кинул Ванёк.       — Всё, давайте, мужики, будьте здоровы, — беззаботно кивнул Владимир Сергеевич, отсалютовав на прощание, — Хотя вы и так здоровые, куда ещё, поэтому хер знает, что вам пожелать… э-э-э… не болейте.       — Вам тоже всего хорошего, Владимир Сергеевич, не болейте! — подхватил братик.       — Приятно было познакомиться! — вторил другой.       — Ну типа, — неловко согласился Семенюк, подхватив под локоть пацана.       — Как-то очень ебан… кхм… странно смена начинается, — ответил Дипинс, берясь за ручку от чемодана.       — Это ты ещё Пешкова не видел, — неопределённо протянул молодой человек, — И второго вожатого.       Ваня вздохнул. Надежда умерла ещё до её рождения.

***

      В какой-то момент начинает казаться, что размеренный стук совпадает с биением собственного сердца. Потом начинает казаться, что тот вторит уже каждому тику секундной стрелки. Теперь Денису кажется, что у него у самого, нахуй, тик начался.       — Я сейчас тебе ногу оторву и в жопу засуну, — наконец сказал Коломиец, поднимая серьёзный взгляд от экрана телефона.       — Тебе лишь бы что-нибудь в жопу засунуть, — не остался в долгу Жожо.       Сончас только начинался.       Только начинался, и Денис реально хотел подремать часок, — вот, где начинается старость. Но с этим делом как-то не пошло, поэтому он взялся за телефон, листая тупорылую ленту в попытках навести на себя сон. А навёл лишь унывающего, грустного Пешкова, который лежал рядом, — потому что на своей кровати ему, видите ли, ещё скучнее, — сместив сидящего Дрейка и от чрезвычайно скучной жизни стуча ногой по дверце несчастной тумбочки. И по мозгам несчастного Коломийца.       Тук-тук-тук.       — Подумай, — ещё раз предупреждающе заговорил светловолосый, — Если я сломаю тебе ногу, как ты будешь с Гаечкой медляки свои танцевать?       Серёня громко выдохнул, тут же остановившись и ещё более трагично уставившись в потолок. Даже Хатико снял бы шляпу и признал, что он бездарь по сравнению с этим депрессивным, щенячьим взглядом. И Денис прекрасно понимал, что Серёжа ломает эту мелодраму только ради одного.       — Ну, и что случилось? — наконец сдавшись, задал долгожданный вопрос капитан, откладывая телефон равно, как и свои попытки поспать.       — Да так, — загадочно проговорил Жожо, — Ничего.       Дрейк тихо цокнул. Правильно Владимир Сергеич говорит, что «Пешков не тигр, но ему только в цирке выступать». Обычно Денис его не поддерживает в данных высказываниях, но тут тяжело не согласиться.       — Это из-за Даши? — светловолосый скорее утверждает, чем спрашивает, ведь ответ очевиден, но Серёжу же необходимо подтолкнуть на разговор, а то так и продолжит молча страдать.       — Да, — лаконично выдохнул зам капитана. Слишком серьёзно. Коломийца это не должно волновать.       Но волнует.       — Что не так? — действительно удивляется парень, — Вы же нормально вчера общались, — не без нотки видимого укора, конечно. В конце концов, отчётливая картина того, как он плетётся сзади колонны, пока милая парочка идёт спереди и что-то довольно активно обсуждает, стоит перед глазами неприятным маревом ещё со вчерашнего вечера.       — Да, нормально, — осторожно соглашается Серёня, всё ещё продолжая всматриваться в листву за окном, — Но, знаешь, я общался с ней и понимал, что мысленно она не со мной.       — Серьёзно? — сморщился Денис. Такие чересчур чувственные и философские фразы да из серёжиного рта… что-то новенькое.       — Серьёзно, — мигом ответил Серый, внезапно садясь на кровати и поворачивая голову на друга, — Абсолютно. Знаешь, она разговаривает там, отвечает мне, но взгляд у неё блуждающий. Она совсем на меня не смотрит… оборачивается часто, иногда тормозит во время разговора, будто о чём-то своём вообще думает…       — Ну, знаешь, не зря её Владимир Сергеич за эти дни уже несколько раз камнем называл, — усмехнулся капитан, — Она же реально иногда потерянная.       — Может быть, — с сомнением поджал губы Пешков, обводя взглядом комнату, — Просто… надо что-то сделать…       «Отъебаться от неё?» — невольно пронеслось в голове Дрейка.       — Серёг, слушай, а что если… — аккуратно начал капитан, пытаясь подобрать как можно более корректные слова.       — Да, это же бабы — их надо удивлять! — резко воодушевился Жожо, вновь кидая загадочный взгляд на соседа, — Ты прав!       — Чё? — поднял брови Коломиец.       — Раз я не вызываю у неё таких сильных эмоций, так говно-вопрос, — сделаем! — задорно подмигнул темноволосый, вставая с кровати, — И ты тоже пойдёшь!       — Чё? — так и не опустил брови Коломиец.       — У нас два часа свободы — самое время погулять, — самодовольно ответил зам капитана, призывно дёргая бровями, — Позовём Гаечку и прогуляемся втроём.       — Дебил? — скептично отозвался пионер, — На сончасе нельзя никуда уходить, тем более шляться по территории лагеря.       — Говно-вопрос, мы за территорию пойдём, — пожал плечами Сергей.       — Ну, если только обратно не возвращаться, — нисколько не вдохновлённо хмыкнул Денис, — Потому что я даже представить не могу, что сделают с нами вожатые. Особенно с нами, блять, с капитаном отряда и его ёбанным замом.       — Так это наоборот должно нам помочь.       — Не в твоём случае, Серёг, — тяжко вздохнул светловолосый, — Да и вообще, я-то тут причём? Мне опять сзади вас плестись? — раздражённо бросил он вдогонку, одаривая друга довольно однозначным взглядом.       — Нет, — твёрдо ответил тот, — Во-первых, я не хочу оставлять тебя одного, во-вторых, приглашать девчонку одну «в лес погулять» звучит слишком по-маньячески, хоть я её насиловать не собираюсь, а в-третьих… — парень резко заткнулся, посмотрев по сторонам и, чуть-чуть помолчав, добавил, — Да похуй короче. Вместе веселее. С тобой и поспокойнее будет. Я же готов подставить тебе своё братское плечо, а ты мне? — провокационно взглянул на пионера Жожо.       И не суть важно, что в-третьих была перспектива того, что Коломиец опять каким-то образом сойдётся с этим своим Сашей, который Серёне не нравился вовсе. Что-то стрёмное было в этом кенте. К чему конкретно доебаться Пешков пока не нашёл, но он потом ещё подумает. А сейчас главным было то, чтобы этот пацан опять не начал приставать к Дрейку. Уж лучше Серёжа его под боком держать будет, да и компанию Коломиец разбавлять может, а это кстати. Ведь рассчитывать на подобие свиданки довольно самонадеянно, да и секс в лесу Серёже явно не светит, поэтому выходит чисто дружеская, но очень сближающая прогулка. Пешков на собственном опыте знает, как укрепляют отношения такие вот «приключения».       — Нас спалят, — уверенно говорит Денис, пытаясь образумить разгорячённого друга, — И Даша на это не подпишется.       — Нас не спалят, — не менее уверенно гнёт свою линию темноволосый, — Смотри, Максима Владимировича с самого утра не видно и не слышно. Владимир Сергеевич с самого утра туда-сюда по своим делам гоняет. Мы почти целый день предоставлены сами себе! Точнее, даже не так: мы почти целый день с тобой за «старшеньких». В отряде сейчас нет людей более влиятельных по званию, чем мы. А мы что? — он победно развёл руки в стороны, — А мы со знанием дела и абсолютным контролем берём Дашу погулять, потому что можем себе позволить! Заебись?       — Нет.       — Я знал, что ты меня поддержишь! — довольно кинул зам капитана, — Тут совсем недалеко, через лес, есть речка. Предлагаю туда сгонять.       — Нас спалят, — не унимался Коломиец.       — Мы быстро съебёмся с территории, — отмахнулся Жожо, набирая в телефоне сообщение, — Да даже по территории лагеря никто особенно не ходит на сончасе, так что проблем не будет.       Дрейк вздохнул громко, откидываясь на стену затылком и прикрывая глаза. Вот, что называется «пригрел манипулятора на груди». Пешков «подставлял плечо» весьма сомнительно, но вертеть этой фразой в своих целях ему не мешало. Более того, это дурацкое «не хочу оставлять тебя одного» всё ещё вертелось в голове. Неужто пытается доказать, что не похуй? С чего бы это? Дрейк бы заметил тайный подтекст, но сейчас он откровенно тупит. Серёжа хочет испортить собственную свиданку денисовым присутствием? Что-то новенькое…

***

      — Поверить не могу, что я всё-таки решилась, — сквозь неловкий смешок прокомментировала ситуацию Куданова, осторожно переступая ветку.       «Я, нахуй, тоже», — мысленно согласился Дрейк, идя рядом.       — А что такого, — беззаботно пожал плечами идущий чуть спереди Пешков, — Чистый воздух, живописный пейзаж, приятная компания в виде меня — что ещё нужно?       Оба его компаньона решили тактично промолчать.       — Ну, просто... опасно же это, — хмыкнула девушка, заинтересованно смотря по сторонам.       — Нисколько, — спокойно ответил зам капитана, — Пока ты с нами, первыми людьми Сквада, тебе ничего не угрожает.       «Конечно, потому что пизды получат именно первые люди Сквада», — молчаливо согласился Дрейк.       В одном Серёжа был прав: людей вокруг и правда не оказалось. То ли все действительно послушными детишками были, то ли тупо знают, что им грозит за нарушение данного запрета, в отличие от них, раздолбаев, — в любом случае, выйти за пределы весьма условного забора из пары колышек да низкой рабицы не составило труда даже маленькой Гайке. А дальше что Коломиец, что Куданова, оказались в полной власти Жожо, ибо только он знал или, по крайней мере, говорил, что знал, как дойти до лесной речки. Ну, Дрейк помолился на дорожку, мысленно попрощался с родными, прикинул, что, в случае чего, они объединятся с Дашей и первым сожрут Серёню, как самого пиздливого, и двинулся в путь.       Ладно, ещё в одном Серёжа тоже был прав: пейзаж красивый. Высоченные деревья тянулись в самое небо, раскинув огромные ветки по всем сторонам. Густая листва шелестела на фоне безоблачного неба, создавая свой уникальный аккомпанемент к пению голосистых птиц, жужжанию многочисленных жучков, сверчков и прочих лесных жителей. Время от времени по бокам шуршала уже опавшая листва, давая понять, что даже мыши охуели от появления двуногих. Ясно, значит, они идут там, где ещё не ступала нога человека. Пиздец.       — На месте, — уведомил темноволосый, мимолётно оборачиваясь на отстающих.       Хорошо, и тут Серый оказался прав: он действительно знал, куда шёл. Назвать это место «речкой» Коломиец не решился бы, а вот симпатичным лесным ручьём — очень даже. Потоки воды были не слишком внушительными, но довольно быстрыми, хотя уровень самой воды едва ли доставал Денису до колена. Но рыбки всё равно резвились на радость, — на дне они были видны очень даже отчётливо.       — Вау, — действительно восхищённо произнесла девушка, подходя ближе к линии берега и смотря вниз. Лягушкам было абсолютно безразлично появление нежданных гостей, так что те даже не сдвинулись, продолжая надувать свои зелёные бока.       — Окей, это и правда стоило того, чтобы приходить, — хмыкнул капитан, подходя к воде и садясь на корточки. Кристальная жидкость струилась меж пальцев, давая такую необходимую прохладу. Завелась даже дурная мысль попробовать воду, — уж больно чистой она казалась; но Дрейк вовремя напомнил себе, что они, вообще-то, в Подмосковье, так что из какого завода эта речка текла — оставалось лишь предполагать.       — Ну, а по-другому и быть не могло, — гордо ответил Серёжа, присаживаясь рядом и смотря на собственное отражение, рябью проходящее по глади воды, — Я же всегда знаю, что делаю.       Денис готов руку на отсечение дать, что видел этот чужой неуверенный взгляд и оборачивания по сторонам, пока они сюда шли, но да ладно.       — Смотрите! — поражённо прошептала девочка над их головами.       Подняв свои взгляды, оба пацана разом посмотрели на противоположный берег реки. С гордой осанкой, важным и умиротворённым видом, величественными и развесистыми рогами стоял самый что ни на есть настоящий благородной олень, чернильными глазками-пуговками посматривая на собравшуюся детвору.       — О, так это же твой родственник, — не удержался Дрейк, пихая локтем друга.       — Нахуй иди, — фыркнул Серёня, медленно и осторожно поднимаясь на ноги, не отводя взгляда от лесного животного, — Это скорее родственник Артура Сергеича, хотя я думал, он один олень в лагере.       Гаечка не сдержалась и звонко захихикала, на высоких частотах начиная пищать и прикрывать рот ладонью. Олень только ухом повёл, как-то осуждающе посматривая на расшумевшееся животное, которое ему раньше видеть не доводилось, а после медленно развернулся, двинувшись в сторону непроглядной чащи.       — Даже олень от твоих шуточек ливает, — заметил Коломиец, снизу вверх смотря на зама.       — Я тебя щас в речке утоплю, — многообещающе огрызнулся Пешков, в шутку замахиваясь на парня.       — Тут даже белочка не утонет, о чём речь? — фыркнул Дрейк, тоже вставая и потягиваясь.       — Ну, ты же не белочка, — протянул Жожо.       — Ну, ты меня и не потянешь, — также протянул Коломиец, поворачиваясь к другу.       Что произошло дальше, Гайка понять не успела. Но плеск воды уже раздался на много метров вокруг, когда она, кое-как очухавшись, успела отскочить прежде, чем воинственно орущий Пешков бросился на парня, столкнув того в воду и, сам не рассчитав, повалился туда же.       — О Господи, ну вы серьёзно? — спросила Куданова, сквозь смех наблюдая за охуевшим Коломийцем, который вообще не рассчитывал на такой поворот событий, и воодушевлённым Серёней, который в этой жизни рассчитывает, блять, на всё.       — Ты точно охуевший, — констатировал Денис, поднимаясь из ручья и смотря, как струями стекает вода по телу, — И явно планируешь сегодня сдохнуть.       — Ну чё, любитель повыёбываться, — вообще не расстроенно начал Жожо, также вставая, — Готов репетировать Гачи?       Это было настолько тупо и абсурдно, что даже смешно. Дрейк обычно такой хуйнёй не занимается в своей повседневной жизни, но с Серёжей всё наперекосяк. Вот он уже нагибается и хватает Коломийца под пояс, вместе с ним валясь обратно в воду. Она, кстати, нихуя не тёпленькая — вполне вероятно, что совсем рядом бил источник, но Денису и правда почему-то весело. Он мокрый до нитки, но лежит и героически отбивается как может: плещет водой в лицо, пытается дезориентировать громким смехом и криками, пока Пешков упрямо старается схватить его за запястья и развернуть ебалом в речку. Едва ли у него есть шансы, но Дрейку забавно за этим наблюдать. Он на секунду перестаёт сопротивляться и махать руками, потому как ему действительно интересно, что будет делать Серёня. Тот сразу же пользуется ситуацией, сильно, но не грубо сжимая пальцы на запястьях. Не сразу поняв, что у него получилось, Жожо удивлённо уставляется на них, в тупую разглядывая еле видимые венки под чужой кожей. Дрейку смешно. Он мягко и очень искренне смеётся, смотря на немного потерянное лицо друга, но такое веселье длится недолго: Серёжа отходит от минутного замешательства, с хитрым видом резко вздёргивая руки и заводя их над чужой головой, отчего едва ли успевший нормально усесться Денис тут же скользит задом по мокрым камням и падает на спину. Благо, они решили попиздиться совсем возле берега, а не на относительной глубине, иначе бы он нахлебался. Но сейчас пионер лишь лежит на спине, головой на берегу, и изумлённо смотрит на возвышающегося над ним парня, что держит его запястья над головой и выглядит так уверенно, будто выиграл в этой жизни всё возможное. У Серёжи волосы длинные, густые, тёмные и до невозможности мокрые сейчас. Потому, когда с них стекают крупные капли, все как одна попадая на чужое лицо, Дрейк ожидаемо морщится. Действие это, конечно, не остаётся незамеченным, поэтому Пешков капризно трясёт головой в разные стороны, да так, что светловолосому только возмущаться приходится, но недолго, потому что дурацкая вода всё же попадает в рот.       — Ты такой идиот, — говорит Коломиец, усмехаясь.       — Такой же, как ты, — отвечает Жожо.       Быть может, в мире есть ещё несколько вещей, в которых Серёжа безоговорочно прав.       Гайка наблюдает молча, но с нескрываемым интересом, и взгляд у неё такой понимающе-насмешливый, будто она на экскурсии в зоопарке. Но с тем, что есть нечто очаровательное в этих двух дурачках, спорить она не собирается. Серый еле как встаёт, наивно пытаясь выжать футболку по мере своих возможностей, и аккуратно выходит на берег.       — Зря ты к нам не присоединилась, — важно говорит парень, подходя к сидящей на бревне девушке, — Вода что надо.       — Для того чтобы заморозить почки, — кидает издалека Денис. Вода на самом деле не подарок, и Коломиец уже успел здесь замёрзнуть. Странно, что это понимание пришло к нему лишь с уходом Пешкова.       — Да я как-то не особо готова к вашим водным процедурам, — весело хмыкает Куданова, смотря на подошедшего одноотрядовца.       Сергей садится перед ней на корточки, неосторожно зачёсывая волосы назад. С них всё ещё немного капает вода, и Пешков в целом выглядит, как облезший котёнок, но улыбается всё также светло.       — Хотя, знаешь, я всё-таки немного замёрз, — говорит он совсем тихо и хрипло, нежно смотря на девочку и медленно, очень аккуратно беря в руки чужие тёплые ладошки.       — Тогда нужно скорее идти домой, — поспешно выдыхает Гаечка, кротко усмехаясь и плавно отводя взгляд, — Надо, чтобы вы высохли до конца сончаса, — смущённо улыбается она.       И убирает руки. Кладёт их по бокам от себя, упираясь ими в ствол дерева под собой, и смотрит так… будто тихо извиняется.       У Серёжи улыбка надломленная, искривлённая не слишком красиво, но он всё равно её выдавливает — у него же всегда всё в порядке.       — Да, — тихо отвечает он, — Ты права.       Дрейк со стороны только наблюдает за происходящим, отстранённо подмечая, что щёку он уже искусал в хлам. Чужие отношения ни в коем случае не его дело, поэтому он выдыхает надрывно и отворачивается, запрокидывая голову к небу. Сквозь густую листву яркие лучи солнца ложатся на лицо мелкими зайчиками.       Денис ни разу не эмпат по своей природе, но эту ноющую под рёбрами боль он почему-то делит на двоих.

***

      В тёмные времена всеобщего отчаяния, в моменты, когда лучшие из лучших сдаются под натиском обстоятельств, даже такой бесполезный долбоёб, как Джоин, может оказаться полезным. Невероятно, но Вова лично смог в этом убедиться по тому, как заветные и такие необходимые сейчас порошки ТераФлю уже лежали в кармане. Саня никогда в жизни не отличался умением действовать наперёд или продумывать что-либо заранее. Чаще всего у него было так: «горит сарай, гори и хата»; «если долго мучиться, что-нибудь получится»; «если пронесёт, значит всё будет заебись» и прочее-прочее. Но тут у нихрена не болеющего Стародубцева затесались иммуностимулирующие, что стало для Семенюка целым открытием, как минимум, мировых масштабов. Теперь вылечить своего мудака по комнате будет чуточку легче. Наверное. Честно, Братишкин в душе не знал, насколько всё плохо, потому что Стинт только и делал, что спал без перерыва, так и не давая другу представлений о своём самочувствии. Но Вова решил сам на всякий случай подсуетиться, потому что Макс ещё со вчерашнего вечера ничего не жрал, а так он хоть его ТераФлю покормит. Так сказать, убьёт сразу двух зайцев.       Блять, главное, чтобы не Шабанова.       Дорожки меж отрядных домиков до неприличия узкие. Серьёзно, тут даже вдвоём идти тесно. Вожатый бы лично пошире протоптал, но по бокам же, сука, цветы! Петунии, гладиолусы, маргаритки — да хер знает! Но их так много и такими они плотными рядами рассажены, что не хватает только пения белок на фоне и принца на белом коне под боком — и Семенюк внатуре Диснеевская принцесса.       Но молодой человек, едва ли подняв взгляд от дорожки, понимает, что до сказки ему далеко.       Хесус идёт не спеша. Идёт навстречу скорее прогулочным шагом, нежели целенаправленным, что-то увлечённо печатает в телефоне и совершенно не обращает внимания на пресловутые лютики. Он вообще мало заинтересован внешним миром — видимо, в телефоне и правда что-то интересное.       «Очередная девочка», — раздражённо думает Братишкин.       Мысль, конечно, идиотская и совсем не контролируемая, но противно от неё становится в мгновение. Как тупо. Тупее только то, что вожатый четвёртого всё же поднимает взгляд, по-видимому, заметив чужой силуэт на периферии зрения, задерживает его ровно на три секунды, — да, блять, Вова ненароком посчитал, — и также спокойно опускает обратно.       Ого, три секунды внимания. Это же на три секунды больше, чем с утра.       Да какого хуя происходит? Это настолько вводит в ступор, что даже не весело. Братишкин в чужих глазах выглядит настолько жалко, что уже не заслуживает внимания от столь именитой персоны? Кадрить малолеток всяко интереснее будет, чем сраться с раздражающим коллегой из первого… или всё-таки он обиделся?       Расстояние между ними сокращается до нескольких шагов и Вова даже не думает отводить взгляд. Хес даже не думает его поднимать. Деваться некуда — придётся пройти мимо друг друга, и Семенюк впервые в жизни малодушно рад этому факту, потому что теперь Губанову уж точно придётся перешагнуть через свои надуманные приколы и задержать на нём своё внимание. Не то чтобы Братишкин писался по его томным взглядам, но ведь Хесу придётся сделать то, чего он не хочет. И именно это подстёгивает парня крутиться перед ним чуть ли не двадцать четыре часа в сутки, если потребуется, лишь бы намозолить глаза.       «Не хочешь на меня смотреть? Хорошо, вызов принят».       Но этот мудак явно не промах. Потому что между ними остаётся всего каких-то пару метров, когда русоволосый начинает смотреть уже в упор, но у другого вожатого явно иные планы: он неспешно и до того грациозно поворачивает корпус, плавной тенью проскальзывая мимо парня, что никаких слов, блять, не хватает. Вот и Вове не хватило. Терпения. Он останавливается в тот же момент, как Лёша вновь увеличивает расстояние между ними до пределов двух шагов.       — Как там тот пацан с волейбола?       Неожиданно для них обоих. Для Хеса потому, что слова между ними в принципе не были ожидаемы. Для Братишкина потому, что он всеми силами пытался показать, как ему похуй. Не смог.       — Жить будет.       Ноль эмоций. Сухие факты, которые Семенюк и так, по правде говоря, знает. Неужели Хес реально его так сильно ненавидит? Нет, Вова, конечно, тоже к нему нежных чувств не питает, но сама мысль, что он так противен вожатому, отзывается неприятным, тяжёлым осадком в желудке. За что вообще можно не любить Вову? Он же не такой мудозвон, как Хесус!       — Хорошо.       Также прохладно отзывается парень. Стоило бы закончить столь короткий и, впервые между ними, беззлобный диалог. Но хер там. Вове не по нраву эта отстранённость, это тотальное безразличие. На самом деле глупо сомневаться, что Губанову на него не насрать, да и Семенюк ответил бы тем же, не задумываясь.       Но он хочет эмоций. Сейчас. Всех. Любых.       Необходимо растрясти эту кучу вселенского спокойствия и умиротворения. Честно сказать, в Вове определённо присутствует что-то от хаоса. Иначе как это объяснить? Саморазрушение или разрушение всего вокруг — нет разницы. Важно лишь то, что он этого хочет.       — Хотя с ним и не могло произойти ничего страшного, — максимально вальяжно и вызывающе тянет парень, всё же оборачиваясь к собеседнику. Чужая спина всё также в дурацких закрытых свитшотах и в таком же сковывающем напряжении. Хоть какая-то видимая реакция. Вова почти польщён.       — Ну да, — иронично кивает Алексей Александрович, тоже медленно поворачиваясь, — Всего лишь пару переломов или ушибов — так, фигня.       Вот оно. Это самая тупорылая победа в его жизни, но он ликует. Видит Бог, Семенюк не хотел начинать конфликт, но ведь лучше так, чем никак?       — Не души, — притворно недовольно закатывает глаза русоволосый, — Ты один истерил, хотя там видно было, что Серёга ничего пробить бы ему не смог.       — Лучше бы твой Серёга нормально себя вести смог, — раздражённо бросает Лёша, — Хотя с таким-то вожатым…       Это как на американских горках. Ты чувствуешь, что дело движется к пиздецу, когда перестаёшь ощущать опору под ногами, зато отчётливо чувствуешь, как ебашит пульс. Вова хотел эмоций. Он не подумал, что так глупо загонит себя в ту же клетку.       — Давай, да, попизди на меня! — раздражению Семенюка не было предела, — Будто бы это я ору на детей, как придурок!       — Ты орёшь сейчас на сончасе, да ещё и под домиками детей, как придурок, — спокойно отвечает Губанов, снисходительно смотря на парня, — Какой ты пример подаёшь?       — Не указывай мне, как воспитывать детей, — прошипел пионервожатый, сухо сглатывая.       — Да-а-а-а-а, — важно протянул Алексей, — Действительно, куда уж мне до тебя, педагога со стажем…       — О-ой, бля-я-ять, — скривился Владимир Сергеевич, — Знаешь, я по крайней мере не домогаюсь до малолеток со своим стажем.       — Чё? — небрежно бросил Губанов, недоумённо нахмурив брови.       — Не придуривайся. Будто это я создал вокруг себя образ ходячего идола, и теперь мне поклоняются все девочки, — уязвлённо сложил руки на груди пионервожатый, — Из своих девок сраную секту сделал, а теперь к моим детям лезешь?       — Э-эм, — поджал губы мужчина, в упор не видя собеседника, — К этим детям?       — Моим детям, придурок глухой, — уже начал закипать Братишкин.       — Ты не понял, дебил, — помахал головой Алексей Александрович, сверля взглядом куда-то за плечо, — К этим детям что ли?       Вова обернулся. И ебанулся. Хорошо, может ещё не ебанулся окончательно, но этот день явно ему намекает на подобный исход. В кустах позади него стоял ни кто иной как Пешков, напуганным и провинившимся взглядом смотря на вожатого. По его бровкам-домикам нетрудно догадаться, что он очень сожалеет. Жожо сожалеет о чём-то? Семенюк ни в жизнь не поверит, что парень так испугался поимки вожатым.       Или…       Пацан губу закусывает и макушкой кивает влево, тут же тихо пропадая за ветками. Русоволосому дважды повторять не нужно — он прослеживает за чужим взволнованным взором и... твою-то мать…       — Что вы тут делаете на сончасе? — довольно серьёзно и строго вопрошает Грачёва, расставляя руки по бокам и с подозрением осматривая стоящих, — А ваши совожатые где?       На этой ноте, в принципе, можно прощаться. Эта череда событий с самого начала должна была привести Вову в канаву. Всё началось ещё давно, двадцать лет назад, когда ему не повезло родиться в России… а закончится здесь, потому что его дети какого-то хуя не спят на сончасе и их видел Хесус, у которого нет ни одной даже малейшей причины хранить молчание.       — Алинка дома со всеми, — беспечно отозвался Алексей Александрович, дёрнув плечами, стоило лишь Синди подойти к парням, настороженно их разглядывая, — А я вот прогуляться вышел.       — С Братишкиным? — удивлённо поинтересовалась девушка.       «Ну всё, доебалась. Теперь уж точно конечная», — мысленно сжался Владимир Сергеевич, — «Сейчас он скажет, что первый раз меня видит. Танюха начнёт меня допрашивать, найдёт в карманах пакетики с порошком — и меня повяжут. Поймёт, что я подпольно храню у себя больного вожатого, и сожрёт меня с потрохами. Потом начнёт перепроверять всех детей и не найдёт Пешкова. Хотя, что тут думать: Хес спалит меня ещё раньше. Почему я вынужден умирать в таком позорном месте?».       — Ну-у-у-у-у… получается? — невинно похлопал глазами Губанов так, будто сам не до конца верен тому, что произносит.       Татьяна Денисовна ещё раз взглянула на пацанов, но теперь уже явно не так проникновенно, как раньше, уголок губ скривила насмешливо, еле заметно фыркнув.       — Молодцы, — одобрительно кивнула старшая вожатая, — Дружественную атмосферу надо поддерживать не только в рамках одного отряда, но и между ними. А то как вы будете учить дружбе детей, правда, Вов? — подмигнула она русоволосому.       — Ну, получается, что так, — неопределённо пробубнил парень, поджав губы.       — Молодцы, — ещё раз кивнула рыжеволосая, — Ну, вы особо друг другом не увлекайтесь, и к концу сончаса чтобы обязательно были по домам. По своим, — многозначительно бросила взгляд на Владимира Татьяна Денисовна.       Вова аж опешил, удивлённо уставившись в ответ.       — Веселитесь, мальчики, — бросила на прощание старшая вожатая, подвигая парней и уходя по своим важным делам.       Это было настолько близко, что даже не до конца верится, что угроза миновала. Пакетик ТераФлю в кармане затрёпан почти до дыр, но Братишкин вздыхает шумно, когда девушка заворачивает меж домиков и скрывается из виду. Вот это адреналин, охуеть. Обычно после смены дети смотрят на прибавившиеся сантиметры и граммы, Семенюк определённо пересчитает количество седых волос.       — Неудобная ситуация получилась… — нерешительно протянул Пешков, выходя из-за кустов. За ним также робко показалась смущённая Куданова и даже, мать его за ногу, Коломиец.       — Охуеть можно, — устало выдохнул Владимир Сергеевич, нечитаемым взглядом одаривая ребят, — Вы хоть понимаете, что бы было, если бы она вас спалила?       Пионеры промолчали, неуверенно бегая глазами кто куда, лишь бы не смотреть в упор на пионервожатого.       — Вы же в первую очередь подставляете меня с Максимом Владимировичем, вы понимаете? — уже более настойчиво и агрессивно добавляет парень.       — Ну, со всеми бывает, — невозмутимо пожимает плечами Алексей Александрович, внимательно осматривая детей. И если на Пешкова ему смотреть не особенно хочется, а Коломийца он в принципе не знает, то потерянная и явно сожалеющая Гаечка всё же привлекает внимание, — Кто бы не хотел поискать себе приключений на задницу? Это же святая традиция, — стебётся, не скрывая усмешки, но делает это так доброжелательно и жалостливо, что у Даши застенчивая улыбка сама собой на губах рисуется.       — Вы где вообще были? — недоумённо взмахивает руками Владимир, — Чё такие мокрые? — хмурит брови вожатый, сверху вниз оглядывая ещё не высохших пацанов.       — Так мы это… э-э-э-э… — в конце концов, не говорить же, что они были за территорией? Уж лучше пусть Владимир Сергеич думает, что они тут бродили, чем там. Серёня понимает это вполне отчётливо, а вот как выкрутиться? — Мы душ вместе принимали перед выходом.       — «Вместе»? — непонимающе хмурит брови пионервожатый, дёрнувшись.       — ТЫ КОНЧЕННЫЙ? — всплёскивает руками Денис, в ахуе уставившись на друга.       — Ну, в смысле, не вместе, а по очереди, но типо как…       — Всё, короче, мне неинтересно, — поморщившись, отрезает Владимир, махнув рукой.       Алексей Александрович за его плечом только глаза к небу поднимает, красноречиво их закатывая и ухмыляясь. Он уже ничему не удивляется с этим отрядом. Гайка от него взгляд не отрывает, но такая реакция мужчины забавна до смеха, так что весёлое фырканье вырывается против воли даже не смотря на то, что рядом стоит совсем не добродушный сейчас Владимир Сергеич.       До Вовы быстро всё доходит, когда он замечает, что Гайка только и делает, что мимо него смотрит. Молодой человек с каменным лицом оборачивается на другого вожатого, но тот даже глазом не моргает, всё также продолжая переглядываться с пионеркой. А к Братишкину снова как к пустому месту.       Хах, это просто уму непостижимо, как этот долбоёб его иногда бесит.       — На меня смотри.       Голос грубый, резкий, властный, но вместе с тем тихий потому, что уже нет сил рвать глотку, разрезает пространство равно, как Вова разрезает пространство между их гляделками. И смотрит. Серьёзно, прямо, безапелляционно прожигая взором.       Лёша задерживается ещё пару секунд на девушке, смотря куда-то сквозь пионервожатого, а потом его зрачки увеличиваются вдвое. Как и сердцебиение Вовы.       О Боже, блять, он ведь действительно смотрит.       Поднимает свой твёрдый, пробивающий насквозь взор прямо в чужие серые глаза, и Семенюка будто незримой волной окатывает, чуть ли не забирая землю под ногами.       Это точно что-то на грани с безумием.       Вова не позволяет себе волноваться. Он сглатывает сухо, самостоятельно себе кислород перекрывая, — всё, что угодно, лишь бы не выдать быстрый стук сердца в висках, — и не моргает совершенно. Не хватает ещё, чтоб Хес расценил это как слабость. Но тот, кажется, вообще этим не озабочен; лишь глядит безукоризненно, прямо как просили, и так, сука, опускает одним своим видом, что Вове внутри себя неуютно становится.       Всячески указывает Братишкину на то, где его место.       Но парень не прогибается ни на мгновение под чужим напором. Да хер там плавал! Вова из принципа сильнее лишь вытягивается, не отрываясь от чужого лица, и руки в карманы суёт, расправляя плечи. Нет, он не боится. Он не сжимается под чужими холодными глазами, как Гаечка. Он не видит в Лёше пуп земли, как его видят другие.       И он ещё докажет, чего он стоит.       Хеса явно что-то веселит во всём этом, потому что взгляд у него медленно, но верно приобретает куда более спокойные оттенки. И нет больше непробиваемого стекла в его глазах, когда из груди вырывается чуть слышный, короткий смешок, обдавая Владимира еле заметным тёплым дыханием. Семенюк недовольно хмурится: понятие тепла и этот мудак — вещи несопоставимые. Впрочем, Лёше здесь резко становится неинтересно; он зеркальным движением засовывает руки в карманы и обводит глазами всех собравшихся.       — Удачи, — просто хмыкает мужчина, дёргая головой.       Он обходит стороной и пионервожатого, и его подопечных, пока в вовином уме всё ещё не может уложиться одна очевидная, но в то же время совершенно не ясная мысль.       — И что, ты даже не спалишь? — в голове только и мысли о том, какой же ты долбоёб. Здравый смысл пытается воззвать: «Нахуя ты это сказал? Теперь же точно сделает!», но Семенюк просто не может это так оставить.       — В смысле? — действительно искренне удивляется Хесус, оборачиваясь через плечо к парню.       — Ну, ты же меня недолюбливаешь, — неопределённо повёл головой Владимир Сергеевич, несколько растерявшись от подобного вопроса, — У тебя был прекрасный шанс меня подставить.       Хес молчит. Молчит и смотрит на него, как на законченного имбецила, чуть поднимая бровь. Владимир стушёвывается как-то внезапно даже для самого себя, с таким же непониманием смотря на мужчину.       — Значит, вот ты как, — спустя непродолжительную паузу тихо отвечает парень, — Какой же ты долбоёб, Вов, — расстроенно хмурит он брови и, ничего больше не говоря, уходит в сторону домов.       Семенюк выдыхает отрывисто, почти возмущённо, и уже собирается ответить что-то про то, что «от долбоёба слышу», но так и не решается. По какой-то неведомой причине он правда ощущает себя последним придурком.

***

      В конце концов, даже лампочки на заборе не выдерживают долго, начиная мелко подрагивать под бит. Новый диджей, Илья Александрович, если не изменяет память, тот ещё клубный заводила и совсем не в миниатюре, — его разрывные треки разносятся на всю округу, кажется, выходя за пределы «Юнги» на много миль вперёд. Здесь настоящая тусовка, потому что даже самые ленивые начали качать головой в такт музыке, ибо ебашила она так бескомпромиссно, что других вариантов и не оставалось. Серёже, честно сказать, это не особо помогает.       Чужого веселья ему разделить не суждено. Пока другие сплетаются в общем ритме, он сидит в отдалении на лавке как в воду опущенный и, не переставая, смотрит на небо. Летние сумерки — красивое явление. Солнце уже опустилось за горизонт, но небесное полотно до сих пор сохраняет причудливый оттенок, который Пешков не может отнести ни к одному конкретному из тех, которые знает. В цветах больше девочки разбираются. Серёня, может, и спросил бы Дашу, какой это, по её мнению, оттенок, да теперь уже глупо будет таким заниматься. Вообще теперь неясно, чем заниматься. Серый обещал, что всё будет хорошо, и они не влипнут в неприятности, но закономерно обосрался. Владимир Сергеич выговора им не сделал, лишь устало махнул на них рукой по возвращению в домик и скрылся за дверью, оставляя после себя комок удушающий вины, что всё ещё скрипел в горле. Жожо честно был готов принять весь удар на себя, отстаивать и Гаечку, и Дрейка, получить пиздюлей так, как ещё не приходилось, но этого не последовало. Он бы порадовался, но мысль о том, что он просто чертовски заебал вожатого, что тот даже ссориться с ним не стал, липким грузом оставалась на периферии сознания. Была идея отыграться в прямом смысле этого слова на первом матче по футболу, победив второй отряд, но тут они тоже облажались. Футболисты из них, откровенно говоря, никудышные. Второй отряд под предводительством своего вожатого Славы Бустера надрал им задницу довольно быстро, мигом став фаворитом турнира. Серый старался как мог, но даже с быстрыми кентами в нападении и Ломакиным на воротах стало ясно, что выше головы им не прыгнуть. Владимир Сергеевич болел как мог, поддерживал даже их с Коломийцем, будто совсем позабыл о том случае. Да даже почему-то бледный Максим Владимирович впервые за сегодняшний день показался на поле, пытаясь их подбодрить, но матч всё равно закончился не в их пользу. Ну почему, когда победа нужна, как воздух, всё вечно идёт по пизде? Максим Владимирович похлопал по плечу и сказал, что они держались достойно, а проигрывать тоже надо уметь. Владимир Сергеич ничего не сказал.       А потом подошла Гайка. Серёжа до сих пор не верит, что в толпе из своих одноотрядовцев слышал и её голос. Она болела как могла. Может, не так громко, как некоторые, но искренне и верно. Даже не смотря на то, что они явно проигрывали. Даже не смотря на то, что Серёжа за тот случай на сончасе извиниться не успел. Даже не смотря на то, что было на речке. Не смотря ни на что, подошла в конце и похвалила за хорошую игру. Совсем по-доброму.       Скорее даже по-дружески.       Быть параноиком не в серёжиных правилах, но теперь он не мог избавиться от мерзкой мысли о том, что он не только подарил ей интересную прогулку с относительно хорошим исходом, но и лишний раз позволил ей увидеться с её ненаглядным вожатым. Потрясающе. Пока Пешков чуть ли не на говно исходит, пытаясь задержать на себе её внимание, Алексею Александровичу стоит только лишь появиться на горизонте, как все серёжины старания сводятся к нулю. Как весь Серёжа сводится для неё к одному сплошному нулю.       Думать об этом неприятно, — впору было бы танцевать, но дрыгаться Жожо совсем не хочет. Хочется поговорить с кем-нибудь, отвлечься от всего нехорошего. Ну, как «с кем-нибудь», — он бы сейчас не отказался от дрейковой компании, на самом деле. Другие его не слишком интересуют, а кто-то даже бесит. Например, вот, Мадаминов с Ломакиным. Они стоят сейчас с Денисом в другом углу танцпола и что-то весело обсуждают. Подходить к ним не имеет смысла, потому что Серый сейчас не в состоянии вывезти кого-либо кроме Коломийца, но «кореша» его явно так просто не отпустят, так что похер. Перед Дрейком он извинился почти сразу же. Почему-то на него обрушилась острая необходимость сделать это прямо на пороге их комнаты, пока не стало поздно. Не сказать, что он боялся, что Дрейк выселит его со всеми вещами после такого, но перед другом правда было стыдно. Тот зла не держал. Сказал только что-то из разряда «а я говорил, что нас спалят» скорее чтобы побурчать для вида, нежели чтобы правда обидеться, и забыл сразу же. Серый вздохнул полной грудью: Дрейк понял.       А теперь оставались лишь минуты до медляка. Жожо и хотел, и не хотел, и боялся, и ожидал. В голове до сих пор крутилась картинка с речки. Та самая. Что думать, он не знал. Гадать не имеет смысла. Даша, она вроде и рядом, но, блин, не дотянешься. Бред полный, но Серый решил не ходить вокруг да около. Он просто подойдёт и пригласит её на танец. Как мужик. А там уже как пойдёт — либо всё, либо ничего.       Илья Александрович даже сквозь оглушительные биты читает мысли. Серёня это понимает в тот момент, когда музыка плавно утихает, уступая место громким разговорам и, конечно, голосу самого диджея.       — Дамы, господа, — видимо, выступать с пафосными речами — это что-то на уровне диджейского ДНК, иначе объяснить чересчур слащавые лица сначала Ильи Ивановича, а теперь и Ильи Александровича — просто невозможно, — Сейчас звучит медленная композиция. Джентльмены, не стесняйтесь приглашать ваших очаровательных дам.       Когда начинают звучать первые ноты в исполнении фортепиано, Пешков понимает, что тут уже от него ничего не зависит. Он встаёт с засиженного места, чуть вытягиваясь по сторонам. Гайка мелкая конечно, но не такая незаметная, поэтому для парня становится удивлением тот факт, что он её не видит. Это как-то странно. Пионер даже по периметру обходит, осматривая всех её сидящих или не сидящих подруг, но девочки нет ни с одной из них. Тут точно что-то неладное, потому что сердце ошеломлённо замирает при одной только мысли, от которой мурашки по коже.       А где Алексей Александрович?       Пацан мечется взглядом уже более беспокойно, чем раньше, улавливает в округе все бордовые галстуки, что может заметить, но вожатого не видит. Он в панике сжимает руки в кулаки, рвано выдыхает, пытаясь совсем уже с ума не сходить, и ещё раз осматривается. Нет. Ни одной, ни другого. К горлу подкатывает неприятная тошнота, пока темноволосый на ватных ногах подходит к Владимиру Сергеевичу. Тот стоит, облокотившись об одну из стенок алюминиевой крыши над сценой, и сонно смотрит в одну точку. Видимо, правда устал.       — Владимир Сергеич, — в нерешительности обращается зам капитана, подходя, — А Вы… ну… Дашу не видели?       — Где-то ходит, — размеренно отвечает мужчина, даже не поднимая взгляд на подошедшего, продолжая медитировать в одну точку.       — В том-то и дело, — поджимает губы Жожо, — Её нигде нет.       Пионервожатый не слишком эмоционально реагирует, лишь хмыкает, давая понять, что Серёжу услышали, но сам так и не шевелится.       — А это… — как-то совсем понуро продолжает парень, — Вы не знаете, где Алексей Александрович?       Вот тут уже долго ждать не пришлось. Семенюк мгновенно глаза фокусирует, и его пассивное и унылое «в никуда» мигом превращается во вполне осмысленный и серьёзный взгляд прямо на пионера.       — В смысле? — сурово тянет Владимир Сергеевич.       — Ну, я его не могу найти, — смутившись, проговорил темноволосый.       Вова выдыхает медленно, глубоко, прямо как перед прыжком из самолёта и сразу в Преисподнюю. Тут не нужно быть гением, чтобы сложить два и два и понять, к чему клонит Серёга. Семенюк зубы крепко сжимает, чтобы не начать материться прямо в голос. Вот же блядь на Хесусе! Всё-таки добрался до его девок! Как таких вообще земля носит?! У Братишкина мурашки по коже табуном ходят и это уже почти мандраж. А может, это почти целая статья за убийство, если он до него доберётся. Но того и правда нигде не видно, что доводит чуть ли не до истерического смеха, который Владимир всё же сдерживает. Просто поразительно, как можно быть таким мудаком.       Мужик на фоне проникновенно поёт что-то про любовь, а Братишкин только и думает о том, под какую песню будет кастрировать Хесуса. Возможно, прямо под эту, чтобы символично было. Он срывается с места, когда видит блондинистые волосы, думая, что это Алина Рин, но это Ксюха из Модесталов, что смотрит на парня в лёгком шоке, когда её резко разворачивают. Русоволосый сконфуженно извиняется и именно в этот момент краем глаза подмечает заходящего в загон. Лёша так-то не слишком выделяется среди других вожатых, но Семенюк сразу понимает, что зашёл именно он. Вова, блять, его уже на клеточном уровне ощущает, потому что волосы встают дыбом в эту же секунду. И да, Хес расслабленно заходит в дискотечный загон, лениво обводя всех взглядом, когда Семенюк налетает на него буквально с порога, придавливая к первой попавшейся стене.       — Где ты был?! — Вова кричит. Кричит, потому что не может быть тише. Его уже выворачивает от злости за эти недолгие две минуты, и он точно не собирается себя контролировать.       Лёша выглядит действительно охуевшим. Осматривает коллегу сверху донизу ошарашенным взглядом, смотрит позади него, как бы отмечая, сколько глаз приковано к ним двоим из-за криков этого долбоёба. Немного. Большинство всё ещё увлечены медленным танцем, так что вожатый четвёртого вновь опускает взгляд на русоволосого, с явным недоумением говоря:       — Чё? В смысле?       Нет, Вова точно его сегодня грохнет. Сядет и даже не пожалеет, что грохнул. Хотя, лучше он его всё-таки сдаст. Всем известно, что делают на зоне с теми, кто совращает малолеток.       — В прямом, блять, — угрожающе тянет Владимир Сергеевич, наклоняясь ещё ближе, — Ты думаешь, я не понимаю, чем ты щас занимался?!       — Чё ты доебался?! — начинает откровенно психовать мужчина, теряясь в замешательстве, — Мне уже поссать нельзя сходить без твоего ведома? Или ты уже пять минут не можешь без меня продержаться, чтоб не доебать? Так сильно скучаешь?       Семенюк совсем оторопел, чуть отстраняясь. На этой чувственной ноте медляк и заканчивается. Дамы кокетливо улыбаются ухажёрам. Джентльмены говорят что-то эдакое на прощание. Вова стоит и в тупую смотрит на Хесуса, будто видит того впервые. Тот не выглядит таким растерянным, потому что смотрит на парня в своей уже излюбленной манере а-ля «ты совсем придурок или прикалываешься?» и чуть вздёргивает брови.       — Вы чё тут? — заинтересованно спрашивает Шабанов, появляясь на пороге, — Вы в курсе, что, когда стоишь на выходе, надо смотреть на толпу, а не друг на друга?       Братишкин поворачивает голову на голос и видит озадаченного Макса. И Гаечку рядом с ним. Было бы даже забавно, не будь это всё так по-дебильному.       — Где вы были?! — в неконтролируемом возмущении восклицает Владимир Сергеевич.       — В смысле? — искренне удивляется Максим Владимирович.       Сегодня все определённо сговорились против него.       — В лазарете, — просто пожимает плечами Шабанов, — Ты чё разошёлся-то? Я к тебе десять минут назад подходил и говорил, что мы пойдём к Зануде за таблеткой от головы, а то у Даши разболелась. Плюс я ещё и сам «подлатался» аспиринчиком, — заговорщическим тоном добавил он, чуть наклоняясь к своему совожатому.       Если пять минут назад Вова был решительно готов на убийство, то сейчас он вполне способен на самоубийство. Туманной дымкой всплывает в подсознании то, как Стинт действительно к нему подходил и даже говорил что-то, но вожатый слов разобрать не смог, да и не старался, в общем, так что хуй забил сразу же. Лучше бы он сразу в себя кусок арматуры забил.       — Может, отпустишь? — сухо раздаётся над ухом.       Семенюк переводит уставший взгляд на чужое точёное лицо, на котором вновь ни единой эмоции, — только глаза бледно-небесного цвета и ни капли заинтересованности. Русоволосый хмурится непонятливо, явно не догоняя. Хес глаза опускает выразительно, как бы намекая, и тут до Вовы доходит. Он неуклюже пальцы разжимает, наконец, отпуская чужую кофту, в которую, как оказалось, мёртвой хваткой вцепился. Ладонь тут же отзывается ноющей болью от выматывающего перенапряжения.       Алексей Александрович свитшот поправляет по-человечески, и Вова отстранённо замечает, как скрываются чужие острые ключицы под чёрной тканью. Господи, он ведь точно ненормальный.       — Почему я вечно оказываюсь в эпицентре всех ваших разборок? — по-философски спрашивает Губанов, — Я уже скоро сам начну думать, что я часть Сквада, — с намёками на язливость добавляет он, тут же обходя первый отряд и растворяясь в толпе.       «Да ни за что, блять», — хмуро думает Серый, в последний момент только подходя к месту событий.       — Вы меня искали, Владимир Сергеич? — осторожно интересуется Куданова, подходя поближе.       — Серёга искал, — невзрачно отвечает пионервожатый.       — А что такое? — спрашивает девушка, поворачиваясь к темноволосому.       — Да я просто… — смущённо начал Серёня, запуская руку в волосы. Песня закончилась вместе с серёжиными смятениями. Разве сейчас что-либо имеет смысл? — Я просто переживать за тебя начал, когда не увидел.       Куданова только фыркнула тихо, расцветая в доброй улыбке.       — А это, не знаешь, когда медляк будет? — с волнением спросил Шабанов, обращаясь к своему коллеге.       — Был уже, — выдыхает Владимир Сергеич, разворачиваясь спиной к стене, возле которой ещё с минуту назад стояла причина всех его разрушенных нервных клеток, и упираясь в неё гудящим затылком.       — Как это?! — шокировано уставился Стинт, — Серьёзно?! Блять, я только решился Нелю пригласить!       — Знаешь, я в рот ебал все эти ваши медляки, — не впечатлённо ответил Владимир, прикрывая глаза.

***

      Мелкая мошкара настойчиво билась в несчастную лампочку, как в последний раз. С разгону влетала в стекло, отскакивала от поверхности и опять по новой. Семенюк долго наблюдал за этой увлекательной картиной, упрямо пытаясь понять, какую цель преследуют глупые насекомые. В конечном итоге, секрет Вселенной так и не был раскрыт, потому что Шабанов подошёл уже через пару минут, в один клик выключая единственный источник света в округе и погружая домик в почти кромешную тьму.       — Ну что, пацаны, девочки, — привычно бодро начал Максим Владимирович, — Готовы перетереть по душам?       Стинт осел прямо на полу веранды, подкладывая подушку под поясницу и бесцеремонно смещая своего коллегу по цеху в угол. Вова не особо противился — молчаливо отсел от парня, подтягивая к себе старый плед и ещё раз обводя взглядом толпу. Шабанов выглядел уже на порядок свежее и лучше, а в темноте так вообще от здорового не отличить! Спасибо опытной медсестре Владимиру Сергеевичу — настоящий спец в своём деле. Сквад разложился, как только сумел: многочисленные подушки валялись здесь и там, создавая мягкие баррикады, на которые можно было облокотиться, лечь, обнять. Старые найденные одеяла служили посредником между детьми и прохладным деревянным полом веранды первого отряда. Да, в сумраке тёмной ночи, окружаемый мягкостью покрывал и тихими смешками своих одноотрядовцев, начинаешь чувствовать особенный уют.       — Думаю, все знают правила «свечки», — важно молвил Шабанов, включая ночник, — Но я повторю. Каждый из нас по очереди должен взять так называемую «свечку» — которая у нас электрический ночник, потому что я вам огонь в деревянном домике не доверю, — и рассказать всё, что желает: о себе, об отряде, о смене, о вожатых…       — Но здесь только хорошее! — перебил его Владимир Сергеевич, сопровождаемый тихими смешками.       — Ну, или хотя бы не слишком обидное, — неопределённо поморщился Стинт, — Всё, что угодно. Смысл не в том, что вы расскажете. Смысл в том, чтобы быть искренними. Только если мы будем честны друг с другом, мы сможем стать сплочённым отрядом, правда?       Нежный оранжевый свет переливался в чужих голубых глазах, когда Максим Владимирович с интересом осматривал свой Сквад. В детских лицах поселилась нотка неуверенности, в то время как пионеры начали переглядываться и перешёптываться меж собой, интересуясь друг у друга, что сказать. Даже завсегдатаи лагерных смен не всегда находят правильных слов, что тут говорить о новеньких?       — Ну, ладно, тогда начну я, — вздохнул пионервожатый, расслабленно устраиваясь на подушке и намеренно пристраиваясь плечом к плечу со своим совожатым, — Знаете, почему мы с Владимиром Сергеевичем так долго дружим?       — Он держит меня в заложниках, — серьёзно перебил Семенюк.       — Нет, — спокойно отозвался молодой человек, игнорируя смешки со стороны, — Мы друг другу доверяем. Я вот ради него на всё готов и знаю, что он ответит мне тем же.       И даже если Вове и хотелось сказануть что-нибудь ехидное, то вся его язвительность мгновенно растворилась на языке от чужой... искренности.       — Это же самое важное в дружбе — доверять, — серьёзно добавил пионервожатый, ещё раз обводя всех взглядом, — Мы здесь всего несколько дней, но, знаете, я уже вижу, как среди некоторых из вас зарождается самая настоящая дружба, — по-доброму улыбнулся мужчина, перекатывая маленький источник света в руках, — И я искренне надеюсь и верю, что у многих она продолжится даже после смены. Кто-то уже готов за другом на рожон лезть, а что будет дальше? — бросил он мимолётный, хитрый взгляд на растерявшегося Коломийца, впрочем, не прекращая вещать, — Знаете, мне кажется, что мы собрались здесь все не просто так, и у каждого из нас в этой смене будет своя неповторимая, но очень интересная история. Я думаю, каждый найдёт здесь что-то для себя. Может, это будут красочные, уникальные воспоминания, которые навсегда останутся в сердце, а может, это будут приятели на всю жизнь, — парень легко пожал плечами, — Одно я знаю точно: мы все можем стать не просто отрядом, а самой настоящей семьёй. Я серьёзно, — твёрдо добавил вожатый, кивая, — Четыре дня позади, но я уже к вам привязался, без шуток. А что будет через двадцать дней? Так, если в конце смены я буду рыдать на плече Владимира Сергеевича, чур, меня не осуждать, — поднял руки мужчина под общий смех, — Как бы там ни было, я верю, что мы можем сделать эту смену самой лучшей друг для друга. И мы сделаем. Я в этом даже не сомневаюсь. Мы же Восемьдесят девятый Сквад! Пусть для других это просто цифры, но мы-то все знаем, что это признак крутизны, — довольно помахал головой пионервожатый, — Так что, кто готов продолжить наш круг крутизны? Владимир Сергеевич, не желаете присоединиться? — донельзя официально обратился к коллеге парень, поворачивая голову.       — Тебе честно ответить? — с сомнением отозвался Семенюк.       — Честно ты нам щас всем здесь ответишь, — хитро ответил Стинт, швыряя ночник в друга, — Давай, заводи.       — Ну-у-у-у… — неуверенно протянул молодой человек, засматриваясь, как пускают блики маленькие электрические лампочки, — Что мне добавить к твоей душещипательной речи? Скажу как есть: наверное, я не думал, что будет так сложно. Нести ответственность не только за себя одного, но и за всех, — настоящий труд, я бы никогда в жизни на такое не решился, не будь у меня самого «настоящего», блин, друга Александра Александровича. Да, это тот, который из столовки булки таскает, если вы не поняли. Благодаря этому при… кхм… -ятному молодому человеку я здесь и оказался. Признаться, я думал, что вся эта вожатская тема — это водить вас в столовку туда и обратно, да заставлять вас спать на сончасе, но получилось так, что меня за эти четыре дня окунуло в такой водоворот событий и… людей… что я… — он вымученно выдохнул, отведя глаза от слепящего света, — Я растерялся. Наверное, я немного… запутался? Не знаю, — нечто забавное определённо проскальзывает в неуверенности, отчего Вове самому смешно. Он откидывает голову наверх и криво ухмыляется самому себе, а потом поднимает взгляд прямо на Макса, — Знаешь, а я ведь правда хотел сбежать.       У Стинта глаза сами по себе вдвое увеличиваются, когда он с тихим выдохом таращится в ответ.       — Думал об этом постоянно первые три дня, — продолжает Владимир Сергеевич, — А потом весь этот кипиш с подготовкой к конкурсу, все эти соревнования, нервы… а потом Дрейк выходит с нашей первой победной грамотой и… я понял: не хочу. Не хочу оставлять наш Сквад. Кажется, я и сам здесь очень сильно привязался, — усмехается парень.       Макс уголком губ дёргает, и ему кажется, что его пульс на всю веранду слышно — настолько все умолкли вокруг.       — Да и к тому же, кто, если не я, будет останавливать Пешкова? Коломиец что ли? Ага, я уже видел, кто там на кого влияет, — натягивает маску насмешливости пионервожатый, недвусмысленно обводя взглядом упомянутых пионеров, — Может, ты нам и расскажешь? Давай, Шеф, начинай, — ехидно подмигивает он, подкидывая светильник капитану.       — Что? Я? — озадаченно хлопает глазами Денис, не ожидав подобного разворота.       — Ну, не я же с Пешковым вместе в душ хожу, — смеётся русоволосый.       — ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ! — тут же возникает сидящий рядом Жожо.       — Брат, — осторожно наклоняется к другу Шабанов в попытках не сбить чужой монолог, — Слушай, я тебе это редко говорю, но, блять, я так рад, что ты мой друг.       Братишкин ухмыляется беззвучно и со всей несвойственной ему нежностью трепет того по голове. Он в своей любви ещё реже признаваться привык, но Макс и так всё видит, поэтому даже не сомневается.       Вожатый вдыхает прохладный воздух и молча отворачивается в сторону улицы. На чернильном полотне ночного неба бледно-голубая луна выделяется особенно ярко. Красивый цвет. Он такой видел разве что только… Вова хмурится чуточку и еле заметно машет головой, пытаясь отогнать дурацкие, совершенно неуместные ассоциации. Не важно.       У него в отряде — тридцать причин, чтобы остаться; плюс ещё одна, которую он гордо называет своим совожатым.       И, быть может, что-то ещё, о чём он даже не догадывается.