Обреченные быть

Может быть, мы попадаем в ад не за те поступки, которые совершили. Может быть, мы попадаем в ад за поступки, которые не совершили. За дела, которые не довели до конца. Чак Паланик «Колыбельная»

Драко представлял себе захолустье, в котором обитала теперь Гермиона Грейнджер под дурацкой фамилией Лост. Во снах отец показывал ему это место. Но Драко не хотел рисковать, аппарируя в точку, которой не видел воочию, поэтому в аэропорту пришлось взять такси. Под жизнерадостную трескотню водителя он мрачно разглядывал в открытое окно непривычные виды. Драко прилетел в Австралию каких-то пару часов назад, но его уже достала здешняя фауна. Ни за что не стал бы он жить в месте, настолько кишащим насекомыми всех мастей. И не только ими: стоя на светофоре, Драко приметил настоящую игуану. Она неторопливо выползла из кустов, выпрашивая еду, и — он бы не поверил, если не увидел собственными глазами, — прохожий кинул ей что-то съестное. Драко передернуло. Он никогда не питал тёплых чувств к рептилиям, и, будь его воля, выбрал бы символом факультета Слизерин не змею, а, например, ворона. Мудрейшее создание, при этом достаточно беспринципное в достижении своих целей. Или, скажем, пантеру, ягуара... Впрочем, большая кошка уже покровительствовала Гриффиндору. Из всех кошачьих — самая лохматая. Как Грейнджер. Из унылых размышлений его вытряхнул таксист, затормозивший в сантиметре от бордюра, почти сразу за которым начинался невысокий забор. Землю на этой улочке расходовали более чем экономно. Драко щедро расплатился, не слушая благодарностей, и окинул взглядом приземистый дом. Барсучья нора, заключил он без удивления, и толкнул калитку. Она оказалась не заперта, и через несколько шагов Драко уже стучал в дверь. — Просто впусти меня. Я хочу поговорить. — Какого черта ты здесь забыл? — Гермиона шипела, как перепуганная кошка. Довольно ободранная кошка. — Грейнджер, я ведь могу и заставить... — Драко потянулся за палочкой и замер. — НЕТ!!! — от её крика задрожали стекла, но Драко поразило не это. В её голосе звучала знакомая властность — знакомая с детства. Гермиона выглядела так, будто смотрела в лицо смерти. Она вытянулась, как струна, вцепившись в ворот собственной футболки. В огромных от страха глазах светилось безумие. Но — безоружная! — она сумела остановить его одним окриком, и это сбивало Драко с толку. Он медленно вернул палочку в поясной чехол и поднял руки, показывая Грейнджер пустые ладони. — Хорошо, я понял. Никаких палочек. Никаких заклинаний. Грейнджер! Черт... — ему пришлось подхватить её, иначе она рухнула бы, где стояла. — Н-никогда... не смей... — она с трудом выталкивала слова, задыхаясь и крупно дрожа. — Никогда... Вон отсюда. Вон. Несмотря на обуявший её непонятный приступ, Гермиона вырывалась с невероятной силой, и Драко пришлось скрутить её, прижимая к себе. Он слышал, как колотится её сердце, и всерьёз испугался, что оно разорвётся и она умрет у него на коленях. Прямо сейчас. Но ещё больше пугало её «вон», выжатое сквозь судорожно стиснутые зубы. Не её «вон». И окрик, заставивший его без раздумий капитулировать, был не её. Драко узнавал эти интонации: даже не разум — само тело привычно реагировало на них. Так заставить нутро сжиматься в комок умел только его отец. Пока он пытался совладать со смятением, Грейнджер закатила глаза и тяжело обмякла у него на коленях. Драко изучал её изможденное лицо: скорбно опущенные уголки губ, тени под глазами, заострившийся нос. Она казалась смертельно больной, и выступающие рёбра под его пальцами завершали картину. Драко с усилием поднялся на ноги, держа её на руках, и осмотрелся в поисках кровати. Крохотная комната — на его взгляд, сущая конура — была обставлена по-спартански. Небольшой столик, пара стульев, встроенный шкаф; на полу невзрачный ковер. Где чертова кровать, она же не спит на полу... Он увидел большое нелепое панно в половину стены и не сразу сообразил, что это и есть кровать. Складная: её нужно было откинуть, для чего пришлось снова опустить Гермиону на пол. Чертыхаясь вполголоса, Драко разобрался с механизмом и, наконец, уложил все ещё бесчувственную Грейнджер. Сел на один из двух стульев, глубоко вздохнул и уставился на подрагивающие пальцы. Что происходит? Он пытался подготовиться к этой встрече, пытался понять, чего хочет от него отец. Но к такому невозможно подготовиться. Что с ней творится — шизофрения? Одержимость? Паническая атака, определенно. Или он спит у себя в номере, смертельно уставший после двадцатичасового перелета, и видит чудовищный сон, где все смешалось? Драко посмотрел на Гермиону. Её грудь мерно вздымалась, лицо сковало напряжением, словно она испытывала боль. Но больше не дрожала, как припадочная. Привести её в чувство или дождаться, пока сама придёт в себя? Он ещё раз вздохнул, пытаясь унять собственную дрожь, и уставился в окно — единственное достоинство этой убогой комнатушки. Огромное — от пола до потолка, — воздушный легкий переплёт, кристально чистое стекло; в обрамлении темных портьер, тоже от потолка и до пола. Будто Гермиона не хотела, но вынуждена была мириться, защищаясь глухими шторами. Вид из окна открывался на берег реки, утопающий в зелени. Драко взглянул на Грейнджер: она по-прежнему лежала тихо, будто спала. Не впала же она в кому, в самом деле, пронеслось в голове, но он отогнал дурную мысль. Просто нужно дать ей ещё немного времени. Драко вытянул ноги и закрыл глаза. Он чертовски устал. Перед полётом пришлось пройти вводный курс по поведению в маггловском транспорте. На таможенном контроле в аэропорту задерганная ведьма заблокировала его палочку, выдала памятку с правилами поведения на борту самолёта и отправила к стойке регистрации. Очередь из шумных суетливых магглов испортила ему настроение окончательно. За одиннадцать часов перелёта он лишь пару раз сумел задремать. Драко предстояло найти на краю земли Гермиону Грейнджер, которую он не видел восемь лет и рад был не видеть до конца жизни, и сделать ей совершенно абсурдное предложение. Ступив, наконец, на землю Зеленого континента, он не чувствовал в себе сил убедить её согласиться. К сожалению, выбора у него не оставалось. * * * — Немедленно вставай! Драко вздрогнул и заморгал, морщась от боли в затёкшем теле. Перед ним стояла Гермиона, и её палочка почти упиралась ему в грудь. Он отпрянул, насколько позволила спинка неудобного стула, и поднял руки, защищаясь. — Какого черта ты здесь делаешь? — она перехватила палочку покрепче и судорожно смахнула волосы с лица. — Грейнджер, успокойся. Дай мне объяснить... — Давай, объясняй. — Может, уберешь от меня палочку, — предложил Драко, медленно потянувшись за своей, и нашарил пустоту. — Не трудись, — мрачно предупредила Гермиона. — Не позволю нападать на меня в моем собственном доме. Драко скрипнул зубами, осознавая безнадёжность своего плана. — Я не собирался тебе угрожать. — Я заметила это. Ты спровоцировал... Мне стало плохо из-за тебя. — Ты плохо выглядишь, — отчаявшись найти к ней подход, Драко сказал не то, что следовало бы. Но он так устал, что готов был послать к чертям свою затею и ближайшим рейсом улететь домой. И никогда не вспоминать о драной кошке Грейнджер. Пусть прозябает дальше в своей глуши, набитой насекомыми и кенгуру. Гермиона дернула углом рта, повела плечом, отбрасывая назад волосы. Драко снова пронзил озноб. Пугающе знакомые черты проступали в её облике, как из-подо льда: нечетко, неясно. Но там точно что-то есть, надо лишь примериться и пробить ледяное стекло. Драко заставил себя извиниться, ни на йоту не изменив своего мнения. Она выглядела плохо, и одному Мерлину известно, как она сможет справиться с тем, чего он от неё хочет. — Малфой, я жду объяснений. Что тебе понадобилось в моем доме? Драко потёр лицо рукой и длинно вздохнул. — Слушай. Это не так просто объяснить... Черт, совсем непросто. Я адски устал: пролетел десять тысяч миль. Давай сделаем так, — он заметил, как каменеет её лицо, и заторопился: — Встретимся где скажешь, поужинаем и поговорим. Я плачу, разумеется, — он прикусил язык, опасаясь спугнуть вызывающе независимую Грейнджер, но она, кажется, не обратила внимания. — С чего бы мне это было надо? Назови хоть одну причину. — Я хочу поговорить о моем отце. Её глаза расширились и почернели, как у зельеманки, на лбу выступила испарина. Драко затаил дыхание, в очередной раз предположив, что она чем-то больна. Чем-то омерзительно смертельным. — Малфой... — Гермиона с трудом подбирала слова, да она будто и дышала с трудом. — Это... Это немыслимо. Какое отношение я могу иметь к... твоему отцу? — Это я и хочу выяснить, Грейнджер. Вопреки его ожиданиям, она не послала ему в лоб проклятие и не указала на дверь. Она колебалась. И значит, его подозрения имели почву. Значит, она может и согласиться, по крайней мере, она его выслушает. Теперь Драко был уверен. Голос внутри подсказывал это. Тот самый голос, чьи вибрации он разобрал в словах Гермионы перед её обмороком. Вон отсюда. Вон. — Хорошо, — медленно и напряженно. Обреченно и с облегчением. Драко поразился эмоциям, собранным в одном коротком слове. Грейнджер напоминала ему убийцу, которой удавалось скрываться много лет, но расплата нашла её, и теперь предстояло ответить за все. — Встретимся в «Золотой кукабаре». В шесть. Найдёшь сам. Драко поморщился, прикидывая, сколько удастся выкроить на сон, с учётом времени привести себя в порядок, но возражать не стал. Не стоило сейчас испытывать её терпение. — Договорились. Вернёшь мою палочку? Гермиона прикусила губу. — Акцио, палочка Малфоя! — держа в руках обе палочки, она кивнула ему на дверь: — Выходи. Драко поднялся, сделал шаг и запнулся. На ботинке развязался шнурок. Было бы просто отлично растянуться на полу под ногами Грейнджер. — Сейчас... — он присел, чтобы завязать шнурок, и зацепился взглядом за корзину для мусора. Идеально чистая, не считая клочка пергамента на дне, опалённого по краям. Ещё не зная, зачем ему это, Драко покосился на Гермиону. Она смотрела в окно, не опуская, впрочем, своей палочки, направленной на него. Неуловимым движением он вытащил клочок из корзины и сунул в карман. — Я иду. Гермиона проводила его до дверей и, лишь когда он спустился с крыльца, бросила ему палочку. — В шесть, — напомнила она, меряя взглядом сверху вниз. — Если тебя не будет, я уйду через десять минут. И больше никогда тебе не открою. Драко постоял, созерцая стеклянную дверь. Люди здесь просто безгранично доверяли друг другу. Чего не скажешь о Грейнджер. Правда он и не мирный сосед. — Не откроешь, устрою тебе осаду, — пробормотал он сквозь зубы, развернулся и зашагал прочь. Перебирая в кармане кусок пергамента, Драко мрачно думал, что сон придётся отложить до лучших времён. Зато, возможно, у него в руках ключ от комнаты с демонами Грейнджер. * * * Увидеть на пороге Драко Малфоя было потрясением. В жизни Гермионы Лост не было потрясений, долгих восемь лет ровной не-жизни. Ей до сих пор не верилось, что это произошло. Надо было очень постараться, чтобы разыскать её, и он это сделал. Зачем? Гермиона в сотый раз подошла к окну, невидяще глядя на реку. Что ему от неё понадобилось? О чем он хочет говорить? Не стоило давать ему время до вечера. Когда-то Гарри сказал ей, что Малфоям нельзя дарить время для обдумывания ответного удара. Но она не нападала на Драко, не она разыскала его на краю земли — о каком ударе может идти речь? Все, что хотел, он обдумал по пути. Да бог знает, сколько вообще он обдумывал... неизвестно что. Что привело его к ней. Времени у него было достаточно. А вот ей бы не сойти с ума до шести. Гермиона вошла в ванную и посмотрела в зеркало. Мерзавец сказал ей, что она плохо выглядит. Невзирая на то, что ему позарез от неё что-то нужно, он не отказал себе в гадости на её счёт. Малфой — это неизбежно какое-то дерьмо, от которого не отмыться. Гермиона покачала головой, ощущая нарастающий ужас. Малфой рядом — снова. И какая-то её часть неистово рада этому. Она знала, что за часть. В её личной страшной сказке не Красная Шапочка оказалась в животе у Волка, а Волк поселился в Красной Шапочке и много лет пытается ею управлять. Одному богу известно, каких сил ей стоит бороться с этим, и вот является Драко Малфой и сообщает ей, что она выглядит плохо. Гермиона даже убить его не смогла бы, зло в ней не позволит поднять палочку на собственное произведение. Она присела на край ванны, закрыла лицо руками и заплакала — тихо и безнадежно. * * * Голова болела, но Драко запил обезболивающее зелье крепким кофе и отодвинул сон на потом. Украденный пергамент жёг ему руки. Восстанавливать спаленные послания было его тайным хобби ещё в Хогвартсе. Если от бумаги, уничтоженной небрежно, либо неумело, остался хоть крохотный клочок — талант, открытый в себе Драко, позволял восстановить её целиком. В основном ему попадались любовные записки неудачников или запоротые эссе, но иногда случались интересные находки. Так, например, Драко узнал, что во время его дежурств Панси бегает на свидания к Блейзу. Письмо из мусорной корзины Грейнджер повергло его в шок. Дрожащей рукой он водил палочкой по краю возникающего из небытия листка, жадно вчитываясь в косые строчки. Похоже, она действительно свихнулась или подверглась какому-то лютому проклятию... но чем тогда объяснить его сны, которые привели его сюда? Драко не знал, что думать и чему верить. «...Я скажу тебе то, о чем так и не решилась сказать. Хозяин остался Хозяином, даже уйдя в бездну. Ведь и это было его решением, хотя приговор, казалось бы, вынес Визенгамот...» «...Империус ломает твою суть, вынимает душу и не всегда возвращает обратно...» «...Иногда мне снятся не только глаза. Я отчетливо помню его руки, касающиеся моего тела; его губы, скользящие по моей коже. Помню слова, что шептали эти губы, ужасные, грязные, убийственные. Он хотел уничтожить меня — во всех смыслах. Таким, как я, не было места в его мире. Но я нужна была для скорейшего достижения намеченной им цели, и ждать он не хотел...» «...Люциус Малфой не любил ждать, не выносил помех своим планам. Люциус Малфой ненавидел грязнокровок, запах лука и желтый цвет. Люциус Малфой был прохладен к своей жене, трепетно любил своего сына и мечтал иметь еще одного. Люциус Малфой знал маггловскую сказку о Красной Шапочке и Сером Волке. Люциус Малфой был Серым Волком. Спросишь, откуда я это знаю? О, Гарри, я знаю много больше...» — Нет, пожалуйста, — шептал Драко, не осознавая этого, — отец... Пожалуйста... нет. Он отлично знал, что да. «...Сущность Малфоя живет и развивается внутри меня, как дьявольский ребенок, которым я беременна вот уже который год. И я схожу с ума при мысли, что когда-нибудь эта сущность увидит свет...» Драко положил листок на стол, отошёл к окну и дернул фрамугу. Ему нужно было глотнуть воздуха, чтобы не рухнуть без чувств, как недавно Грейнджер. Будь он проклят, если предполагал такое, да как это могло произойти вообще. Он всегда оправдывал отца. В с е г д а. И сейчас, ещё пытаясь справиться с ураганом, бушующим внутри, Драко уже его оправдал. У отца была цель — Грейнджер так и писала, — и он шёл к ней, обходя, где можно, а где нельзя — двигаясь напролом. Но столкнуться лоб в лоб с делами его рук Драко был не готов. Он судорожно вздохнул, до отказа наполнив легкие тёплым чужим воздухом, и вернулся к письму. Оставалось совсем немного. «...Я — фальшивое окно в министерском подземелье. Я пишу эти письма, а потом пишу совсем другие — и отправляю тебе. И это письмо сгорит прежде, чем высохнут чернила последних строк...» Вот так. Она не могла и предположить, что кто-то увидит её исповедь. А тем более — он, Драко Малфой. Сын Люциуса — её вечного господина. По коже продрал мороз. Меньше Грейнджер предполагать подобное мог только он сам.