Лагерный переполох

      Нам Джун впервые проснулся без лишних звуков, его окружающих, — без пения птиц, слов напарницы «вставай» и без головной боли, которая начиналась с первым визгом ребёнка и заканчивалась… да что уж тут говорить, не заканчивалась она никогда. По коридору ходили тихо родители и младшая сестра, и парень откинул одеяло, вставая на пол и мечтая плотненько поесть, чтобы быть активным целый день. На часах девять утра, каникулы, он дома, в кошельке деньги за работу, а ещё он впервые за этот месяц выспался и был готов на разные приключения, но для этого надо сначала умыться и одеться.       — С добрым утром, оппа, — проговорила сестрёнка, что перестала казаться такой уж раздражающей, и чмокнула его в щёку. Настроение на высоте. Всё хорошо. Кошмар длиной в двадцать один день закончился.       Это лето парень вместе с семьёй провёл в полной изоляции от всего мира, уехал в глухую деревню, читал и мечтал о том, чтобы такое прекрасное время года не кончалось, а продолжалось долго, тянулось, как жевательная резинка. Нам Джун посвятил всё своё свободное время себе: много читал, гулял, говорил с сестрой на достаточно серьёзные для её подросткового сознания темы и порой даже принимал её точку зрения — ладно, не обломится ему хоть раз что-то да полезное услышать от младшей, которая была знаменита своим острым язычком. Всё хорошее рано или поздно кончается, и бывший вожатый и нынешний студент университета, отъевшийся и отдохнувший, прибыл в учебное заведение, где на первом же собрании старост нынешнего четвёртого курса сказали:       — Ну, через две недели у вас экзамен по вожатству, сейчас раздам вам распечатки, это всё нужно подготовить и выслать.       Глаза полезли на лоб не только у Кима: каждая девушка, что сидела рядом с ним, вглядывалась в листочек и про себя шептала «господи, за что нам эти мучения?» Все еле поняли, что требовалось для фестиваля-экзамена, и Нам Джун, как в старые-добрые времена, когда их только-только с белыми платочками отправляли в лагерь, снова предстал перед своей группой, большой стаей бывалых волков, которые сейчас стали больше напоминать беззащитных волчат.       — Мы должны разбиться на несколько групп и подготовить задания, — проговорил он. — Одна группа делает стенгазету, вторая готовит игры, третья — визитку, четвёртая — отрядную песню, так что идите сюда, всех сейчас запишем, всё сейчас сделаем и сможем. Ведь так, девочки и Хосок?       Друг-предатель кивнул, ухмыльнулся и записал себя вместе с Джуном на стенгазету, чтобы поменьше рыпаться и не разочароваться в проделанной явно минимальной работе. Разбившись на команды, решив, что координация внутри точно будет, группа ушла на учёбу, чтобы потом, дома, мазаться в клее, перерывать интернет и делать хоть что-то, чтобы сдать экзамен хорошо, потому что все знали — староста их по головке не погладит, в особо печальном случае лбом приложит о стол. Каждый для себя решил, что ему стоит это сделать, ему это надо сделать, иначе подведёт всю прекрасную группу педагогов начального образования.       Все были готовы защищаться уже через неделю, сдали в учебный сектор материалы и решили немного отдохнуть, тем более что от сессии до сессии живут студенты весело, а это можно действительно считать за своеобразную сессию. Нам Джун же, в отличие от одногруппников, предпочёл в это время хорошо выспаться и пропустить парочку собраний старост, чтобы подзарядиться силами, конечно же, ничто не проходит гладко, тем более что Чиён буквально соблазнила его походом в бар с несколькими избранными, в число которых входили Ухи, Наби и Хеён. Ки никто звать не стал, но ладно, Ким не осуждал, хотя всё равно хотелось видеть бывшую напарницу.       Оказывается, Чиён была этим летом не только на первой смене в лагере, но и на третьей, и на четвёртой, со смехом рассказывала, что было смешно, что было нелепо. На третьей смене она работала организатором, как Шихён (которая, кстати, уехала куда-то с концами и разбила сердце Чимину, который, оказывается, был в неё влюблён), на последней же совмещала должности секретаря и вожатого. Ухи ездила тогда вместе с ней, прикрывала сейчас глаза рукой и говорила, что это был ужас, в особенности во время банных дней или тогда, когда надо что-то поменять из постельного белья.       — Ночью у нас девочка в постели случайно сделала свои дела, — начала Чиён. — Я отнесла в прачечную, пришла на склад, но мне не дали запасного одеяла. Решила, что хрен с ним, оставлю как есть, мне надо ещё обед разлить. Так во время обеда директор с рейдом чистоты намылился, вызвал меня, я, не евшая и злая, пришла в корпус. Он на меня наехал, что у ребёнка нет одеяла, сказал принести его из прачечной, а я как вспылила… сказала, что этой обоссанной тряпкой дам ему по лицу… до сих пор жалею, но, думаю, это пошло на пользу нашим отношениям. Мне выписали премию.       — Будешь в следующем году работать там? — спросила Хеён, склонив голову, как маленькая птичка.       — Конечно! А потом смещу директора с его должности и назначу себя! — Чиён одним махом опрокинула в себя шот и закусила, чтобы потом выдохнуть и улыбаться. — Вы тоже давайте, свежий воздух и дикая природа — благодать!..       — Сидели мы как-то в корпусе пятого отряда, — Ухи красноречиво посмотрела на Нам Джуна и его бывшую напарницу. — Точнее, я сидела с воспитательницей. Пили мы коньячок, а потом я увидела таракана на проёме двери. Так что, отвечая на ваш вопрос: нет, никаких санитарных обработок там не провели, а нас в кроватях закусали клопы.       Экзамен подкрался стремительно, быстро, и никто испугаться из групп четвёртого курса не успел, как все оказались сидящими в актовом зале, по-разному одетыми, но команды были одинаковыми, и «Жучки» четыреста двенадцатой группы сидели со слегка напряжёнными лицами и скованностью. Хотя всё прошло более чем отлично: и спели, и станцевали, и гран-при получили, что сразу же вручили куратору, а потом посыпались поздравления, фотографии и наконец-таки облегчение. Вожатство окончательно закончено, дисциплины больше никогда не будет, а студенты, травмированные шокирующим опытом, наконец-таки улыбнулись друг другу свободно, так, как не улыбались все эти месяцы до экзамена.

* * *

      Выпуск из университета Нам Джун почти не запомнил, но твёрдо знал одно — в педагогике и школе ему делать нечего, а потому следующие два года прошли в забвении. Первый год он просто работал в интернете, в остальное время шатаясь по квартире, как призрак, и не понимая, куда вообще катится его жизнь. Есть диплом о высшем образовании, но им проще подтереться и никак на него не реагировать, потому уже практически ровно триста шестьдесят пять дней он работал в кафе официантом, никому не распространяясь о том, что имел оконченное образование педагога начальных классов. Его звали работать на летние смены, активистка Чиён, которой понравилось жить в аду, постоянно говорила ему, что там классно и вообще стоит просто немного потерпеть, зато там еда есть, да и ночевать можно спокойно. Ухи её на эту тему подстёбывала, да и Кима тоже, и подруги стали мотивировать его отказ тем, что у парня ничего не получилось с Ниён и он больше не хотел её видеть. Только вот была одна загвоздка — эта девушка тоже никогда больше не ездила в летний лагерь «Лёгкий ветер».       Ким делал попытку встречаться с девушками, но они были либо слишком глупыми, либо слишком деловыми, говорящими, что он попусту растрачивал своё образование и возможности, потому и не хотелось продолжать с ними общение. Однажды он даже пригласил на свидание Хеён, но молодые люди посидели в кафе только как старые знакомые, никто больше, потому что потом девушка сказала, что хочет уехать в Китай на пару месяцев на стажировку, потому что её пригласили. Подсознательно Джун скучал по беззаботным дням, когда он ещё был студентом, хотел какой-либо движухи в своей жизни, но в то же время упивался одиночеством в своей крохотной квартирке, в которой не было никогда женской руки. Были даже мысли пойти отслужить, но по состоянию здоровья он был не годен, потому ещё больше стал унывать и замыкаться в себе.       Нам Джун протирал столик перед закрытием, оставалось всего десять минут до окончания работы кафе, как звоночек на двери оповестил о новом клиенте, что желал отведать что-либо вкусное. Никто никогда не приходил так поздно, тем более что все в округе знали график работы, и можно было сделать вывод, что пришёл человек, который не знал расписания. Кухня уже тоже почти закрылась, Дахён, работница, что часто строила глазки Киму, находилась в подсобке, и парень, не оборачиваясь, произнёс:       — Здравствуйте, но мы уже закрываемся, приходите завтра.       Дахён была забавной студенткой-картографом, часто рассказывала о том, как после получения образования использует свой диплом на максимум, но парень прям чувствовал, что в ближайшее время она разочаруется в своей профессии. Учёба — это одно, работа — другое, Ким с головной болью не хотел привыкать лежать на выходных, а так как работать с людьми ему нравилось, пошёл в кафе, пускай особо больших денег не платили, зато можно было не готовиться постоянно к ведению уроков, а просто приносить заказы и заниматься делами по мелочи. Конечно же, родители и бывшие одногруппницы говорили, что он растрачивал вложенные в него ресурсы, но парень пока занимался банальным накопительством — потом поступит в университет снова, выучится на новую профессию и будет радоваться, сидя в студии звукозаписи. Он уже полностью распланировал своё будущее и был уверен в том, что, даже несмотря на невзгоды, справится.       — Господин Ким? Нам Джун? Это ты?       Этот голос, что почти не изменился, заставил вздрогнуть и быстро обернуться, цепляя знакомые, такие родные черты лица, от которых сердце замерло. Да, изменился цвет волос, наконец-то пришедший в норму, одежда стала строже, школьная, видимо, а ещё не изменились сердечные ритмы, которые чувствовал Нам Джун, глядя на эту девочку. Не думал он, что былые чувства воспылают вновь, а когда Ниён, это была именно она, прошла к нему стремительным шагом и обняла, парень ощутил, что вот он — его дом, его маленькое счастье. И пофиг на ненужное образование, пофиг на то, что он натерпелся в лагере в своё время, сейчас он был счастлив и хотел провести с этой девчонкой, такой надоедливой занозой, лучшие годы своей жизни.       Где-то в закоулках сознания обоих молодых людей, что не сдержали своих чувств, хихикал Джин, но им, кажется, было всё равно.