Прекрасное преступление

Муза поморгала. Намек на утреннее солнце исходил от окна, находившимся рядом с кроватью. Она снова закрыла глаза и уснула. Чувствуя удовольствие, тепло и безопасность. Примерно через час она поняла, что хочет в туалет. «Черт бы побрал эту утреннюю тошноту», — подумала она. — «Почему они называют это утренней тошнотой, когда это может случиться в любое время дня? Особенно, в самый неподходящий момент». Она попыталась высвободиться из источника теплоты, под который заползла ночью. Когда она попыталась пошевелиться, сильные руки обняли ее и прижали еще ближе, так сильно, что она не смогла пошевелиться, будучи не в состоянии покинуть защитную оболочку. Она попыталась еще раз, но безуспешно. Муза легонько ударила Ривена в грудь и произнесла тихим голосом: — Рив…? Рииииввв? Он что-то промычал. Она попробовала еще раз, на этот раз громче, чем раньше. — Рив, мне нужно в туалет. Этот трюк сработал, и Специалист непроизвольно выпустил ее из своих рук, приоткрыв при этом глаза. Он был так прекрасен с утра. Свет падал ему прямо в лицо и подчеркивал линию его подбородка, длинные ресницы и каштановые волосы, наполовину спадавшие на правую сторону лица. Большинство людей не выглядят сразу на все сто после пробуждения. Она вдруг вспомнила волосы Блум, спутанные и разбросанные на подушке, словно их переехал грузовик. Рыжие волосы были везде. Ее левая рука болталась в воздухе между кроватью и деревянным полом. Ее рот был слегка приоткрыт, она похрапывала и пускала слюни на подушку. Этот образ напоминал ей Анну из «Холодного сердца». Муза усмехнулась облику, возникшему в голове. Черт, даже она не была в своем лучшем физическом или эмоциональном состоянии по утрам и ночам, — горько подумала она. Муза говорила во сне, когда был особенно трудный день из-за бесконечных эмоций людей, и, как следствие, ее разум не успевал обрабатывать их. В результате ее мозг был гиперактивен и не отключался. Иногда она даже плакала во сне или, что еще хуже, громко кричала. Она просыпалась почти каждое утро с Террой под боком, которая поглаживала ее красивые волосы и нежно убаюкивала, говоря ей, что все будет в порядке. Она чувствовала себя ужасно после, она не хотела расстраивать самого хорошего человека на свете, соседку по комнате, которая, хотя и ужасно переживала разрыв между ней и Сэмом, просто оставалась в стороне и не стала относиться к ней по-другому. Муза замечала беспокойство в ее глазах на следующий день, после того, как кричала и разговаривала во сне. Она никогда не признавалась в этом и не обсуждала свои «особенности сна» с другими девочками. Хотя она была почти уверена, что они знают, но из соображений порядочности не спрашивали ее ни о чем. Такой сон происходил все чаще и чаще в последние несколько недель, поэтому она решила принять снотворное, чтобы, наконец, выспаться. Конечно, когда она узнала, что беременна, она перестала их принимать. Она не ходила ни к гинекологу (она даже не знала, есть ли рядом с Алфеей врач, так как никогда не нуждалась в нем раньше), ни к медсестре в школе (потому что она знала, что будет обязана отчитываться перед директрисой), ни с кем не говорила об этом, даже с девочками, потому что у них было миллион дел в их повседневной жизни, поэтому она не хотела их беспокоить, ну или так она говорила себе. Но если быть честной перед собой, то часть ее боялась их эмоциональной и вербальной реакции. Большинство из них не знали о ней и Ривене. Они решили держать свои отношения в секрете, не желая привлекать к себе внимания и сохраняя свою личную жизнь в тайне, особенно когда Розалинда на посту директрисы. У нее есть уши и мелкие шпионы в Алфее повсюду, поэтому они стараются быть как можно более осторожными. Они проводят свидания в случайных безлюдных местах вокруг школы и никогда не используют одно место дважды, чтобы ни одна душа не узнала об этом. Более того, они тайком пробираются друг к другу в комнаты. (Розалинда управляет Алфеей по своему графику. Именно поэтому было очень распространено подкрадываться к студентам посреди ночи, под окна их комнат, и громким голосом объявлять им, чтобы они были готовы идти на тренировку через 10 минут. Никто никогда не опаздывал и даже не думал о том, чтобы не пойти. Были истории о людях, которые сначала не воспринимали это всерьез, а потом таинственно исчезли, и никто не знал, что, черт возьми, с ними случилось). Розалинда сказала, что Специалистам необходимо закаляться в холодную погоду, в отсутствии солнца, и приобретать знания, доверяясь своим инстинктам в самые темные часы ночи, учась ориентироваться в лесу, чтобы они стали идеальными солдатами. Для фей это не было обязательным. В начале семестра она ввела феям тренировки, как у Специалистов, сказав им, что они должны быть в состоянии защитить себя и не зависеть от других, особенно в бою. Они превратила их в партнеров по тренировкам внутри и за пределами школьной территории. Что в Специализации, что в ее «миссиях» были те же партнеры. Розалинда называла это «работой в команде». — Ты должен доверять своей команде. Но не так, как друзьям, потому что они злоупотребят этим доверием и, в конце концов, предадут тебя, — говорила она, многозначительно глядя на Андреаса, который стоял рядом с ней, присоединяясь к их «миссии». — Но ты должен действовать, как хорошо смазанная машина, готовая сделать все, что нужно, когда это необходимо, — промолвила Розалинда. Поэтому у Музы и Ривена было другое расписание, чем у Ская и Блум, Брэндона и Стеллы, Терры и Дейна, Аиши и Набу. Они ухватились за возможность немного побыть наедине и провести время вместе. Беспокоясь, конечно, о благополучии своих друзей, но в то же время испытывая облегчение от того, что они увидят друг друга в одежде и без нее. Теперь Ривен смотрел на нее так, словно она была самой красивой девушкой во всем мире. Муза вспомнила, почему она разбудила его в первую очередь. Перекатившись на бок, босые ноги коснулись деревянного пола и направились в ванную. Там она приблизилась к краю унитаза, готовая заняться своим делом, но ничего не вышло. Через некоторое время, убедившись, что ее желудок находится в хорошем состоянии, не нуждаясь в освобождении рвоты, она вымыла руки и лицо и вышла из маленькой ванной. Фея разума наблюдала за Ривеном, сидящим на кровати. Он смотрел на нее с выражением лица, которое она не могла прочесть. Через две минуты он спросил ровным голосом: — Как давно ты про это знаешь? — Неделю. — Почему ты не сказал мне, когда узнала? — он посмотрел на нее с обиженным выражением на лице, но быстро сменил его на прежнее. — Я не была уверена, стоит ли рассказывать тебе о беременности. Ривен открыл рот, пытаясь что-то сказать, но она подняла свою правую руку перед ним, останавливая его от формулировки вопроса. Он закрыл рот. — Мы оба подростки, живущие в разгаре грядущей войны, без чего-либо определенного, даже без жизни для себя на данный момент. Она продолжала: — Ривен, мне страшно. Блин,да я охренеть как боюсь!. Что мы вообще будем делать? Я думала о том, чтобы сохранить ребенка, потом я думала о том, чтобы избавиться от него… Потом я представила себе, какой будет моя жизнь, если ты согласишься на это… И какой будет моя жизнь, если ты не согласишься и оставишь меня совсем одну, не желая больше никогда видеть меня. Она помассировала голову, которая болела от бесчисленных сцен тошноты на прошлой недели, которые выходили из ее рта. Умоляющими глазами она смотрела на красивого юношу, сидевшего перед ней. Он поднялся на ноги и наконец заговорил: — Почему ты так плохо обо мне думаешь? Разве я не доказал тебе что-либо за те три месяца, что мы вместе? Это потому, что я не такой, как Скай? Ты знаешь, этого золотого мальчика в этой гребаной школе до сих пор все обожают, несмотря на то, что его отец — серийный убийца! А может тебе просто стыдно, что чувак, которого ни во что не ставят, разве что считают гребаной игрушкой, обрюхатил тебя? — последние слова Ривен произнес с ядом в голосе. Она ошеломленно смотрела на него, не зная, как переварить то, что только что вырвалось у него. Конечно, его низкая самооценка, проблемы с родителями, синдром самозванца и плохое представление о себе и о своей ценности, вышли в самое неподходящее время. Думает, блять, только о себе. Ярость захлестнула ее. Как он пришел к такому выводу после всего, что они делали эти драгоценные три месяца? Или, что еще хуже, таково было его мнение о ней? Она сделала глубокий вдох и громко выдохнула. Она пыталась остановить слезы, готовые вот-вот хлынуть из ее глаз. Она попыталась очистить голову и подумать, как сформулировать следующую фразу. Спокойно, даже не зная как, она сумела говорить ровным голосом: — Так вот какого ты обо мне мнения? Что я девица, попавшая в беду и нуждающаяся в спасении? Что я хочу той грандиозной любви, которая изображается в фильмах и в сказках на ночь? Если бы я действительнохотела этого, Ривен, я бы, блять, осталась с Сэмом! Тот самый Сэм, драгоценный фей земли, который писал мне любовные письма из старого стационара и вручала их мне в те дни, когда я была слишком переполнена эмоциями других людей, изливал свое сердце и душу на бумаге, сочиняя прекрасные стихи о том, что он чувствовал ко мне. С Сэмом, который всегда смотрел на меня с восхищением в глазах и называл меня самыми уникальными прозвищами. Всегда считал себя и меня равными и нежно любил меня! Тогда да! Я хочу быть с человеком, который всегда будет прикрывать мою спину, который никогда не будет лгать мне. С тем, на кого я могу положиться и кому я могу доверять. С этими словами она повернулась и вышла из комнаты парня, с силой захлопнув за собой дверь. «Вот тебе и взрослые разговоры», — с горечью подумала она, направляясь в кафетерий, чтобы встретиться со своими соседками.