Out of reach, out of touch. How you've learned to hate so much?
UFO — Belladonna
— Оставь так, Джел. Ладонь коммандера всего на несколько секунд замирает над панелью управления ставнями. Одессенская луна светит ярко, рисуя широкие линии на полу, но слепит глаза. Лане это нравится, и в такой мелочи Джельвет согласна ей уступить. Не из нежных чувств: просто слишком вымотана, чтобы спорить из-за подобного. Джельвет возвращается в постель. Обыденно игнорирует возникшую в кресле белую фигуру, которая, в отличие от её ручных призраков, не согласна подчиняться командам и утруждать себя мыслями о приватности. Валкорион «живёт своей жизнью», пусть и делит с ней голову. Он вообще не похож на призрака, насколько уж коммандер с ними знакома. Джельвет слышит его шаги, видит не сгустком Силы, а почти настоящим. Подрагивающим иногда лёгкой рябью, как нестабильная проекция. И никогда не может заставить его замолчать. — Твоя подруга красивая, — бесстрастно комментирует император, глядя, как Лана кладёт голову ей на плечо. — Но не понимает тебя. Боится даже, поэтому пытается контролировать. Чтобы ты не стала той, кем она не хочет. Её видение ограничено. — Словно тебе нужно что-то другое, — телепатически огрызается коммандер. Валкорион не говорит ничего нового. Только то, что Джельвет давно чувствует, но в силу своей человеческой натуры пытается игнорировать. За надеждой, с которой смотрит Альянс, прячется зыбкий страх. За преданностью — толкающая на неё безысходность. Её ситхи видят предателя, бросившего Империю в час нужды, но подчиняются сильному лидеру, как должно. Её джедаи ищут мира, но не прекращают изучать слабости, чтобы ударить потом. Джельвет знает, что, когда угрозы Закуула не будет, всё это обратится против неё. — Я никогда не пытался изменить тебя, — спокойно напоминает Валкорион. — Заключить в рамки. Тебе не нужен поводок, на который она старается посадить. Нечеловечески проницательный взгляд впивается иглами, и даже Лану передёргивает от этого незримого воздействия. — Я не враг тебе, — говорит он в тысячный раз, но Джельвет всё равно не верит. Гордый профиль императора подсвечивает луна, будто Валкорион и вправду здесь, а не в голове Джельвет. Коммандер тайком улыбается, думая, было бы в Империи святотатством считать Владыку красивым. Она продолжает смотреть, поскольку его безмятежность порождает в душе хоть какое-то подобие равновесия. И Лана. Её платиновые пряди разметались по плечу, дыхание выдаёт неглубокий, чуткий сон, а правая рука лежит на бедре так, что меч с тумбы можно призвать за доли секунд. Эта поза такая… такая, готовая к обороне, что Джельвет становится тошно, и собственное горло сдавливает гнев. Следом появляется желание разбудить «подругу» и прогнать. Её ведь всё равно что нет. Джельвет осторожно высвобождает руку, отворачивается и подбирает под себя колени, словно находится в защитном коконе. Пытается уснуть, но мысли жалят роем разъярённых насекомых, запертых в голове. Джельвет даже не помнит, сколько не спит толком. Сутки? Двое? Как будто кому-то есть дело. Будто кому-то не плевать, что проклятый коммандер Альянса тоже смертный. Воздуха от этих размышлений быстро перестаёт хватать, и пустая, бесполезная ярость ползёт судорогами по всему телу. На самом деле, Джельвет ведь всегда знала, зачем здесь Лана, и без пояснений Валкориона. Следить за ней. Реагировать на любые проявления императорской воли. Пресечь, если опасность будет слишком велика. Может, когда-то их и связывала страсть, но сейчас мисс Бенико играет на её остатках, как истинный ситх обеспечивая достижение своей цели. Подобралась очень близко. Нет. Это Джельвет подпустила слишком близко. — Джел, — сонно тянет Лана, потревоженная дребезжащей ненавистью. — Что-то случилось? Что-то случилось очень давно. — Уходи, — звучит сухой приказ. — Я хочу спать одна. — Я не понимаю. Что… — Убирайся! — глухо рычит Джельвет, и Сила, вложенная в голос, ураганом проносится по комнате. Мебель и декор разлетаются будто бумажные, осколки не убранной с ужина посуды высокими нотами звенят над этим грохотом. Тревога в глазах Ланы перетекает в страх и тут же — в возмущение. Взгляд же мечется между Джельвет и мечом. — Это его сила, я знаю. Что он тебе сказал на этот раз? — Если ты сейчас не уйдёшь, я буду потом жалеть, — сквозь зубы цедит коммандер. Бенико не спорит. Уходит молча, осторожно ступая и не сводя с неё глаз. Джельвет только думает, какая же она двуличная дрянь. Даже сейчас готова к нападению, перемещается от одной устойчивой, защищённой позиции к другой. — Не будешь, — холодно добавляет император. — Жалеть. Джельвет остаётся одна в своей разрушенной комнате, и ненависть до сих пор волнами бьётся в груди, не желая затихать. Коммандер делает единственное, что может её хоть как-то успокоить: заваривает чай. Она годами служила в чайном доме графини Серенно, поэтому никогда не ошибается в рецепте. Пропорции, вкус, температура и цвет неизменно идеальны. Джельвет нравится это занятие. Джельвет нравится хоть в чём-то никогда не ошибаться. Ещё она знает, что Валкорион стоит за спиной и наблюдает с оттенком любопытства. Как тёмный лорд ситхов терпеливо отмеряет багровые листья, держит изрезанную сухими линиями ладонь воина над чайником. Пальцы до сих пор дрожат, и Джельвет неловко рассыпает на стол лиловые цветы из мешочка. Замирает и задерживает дыхание. В это мгновение кажется, что она сейчас взорвётся и превратит в пыль половину Одессена. Слабое постороннее веление Силы сметает хрупкие соцветия, заставляя чашки слегка дребезжать. Джельвет второй раз за ночь прячет хмурую улыбку и продолжает гораздо спокойнее. Может, Валкорион думает, что она не замечает, как тот следит за ней уже долгое время. Сейчас, например, смотрит, как её ступни тонут в мягком ворсе ковра, мозолистые кисти убирают небрежно брошенный датапад, чтобы поставить чашку. Джельвет качает головой в такт своим едким мыслям. Император ситхов — заклятый враг, с которым она так долго боролась, — единственный, кто постоянно видит её уставшей, сердитой и одинокой. Человеком, в сущности, а не публичным образом спасительницы галактики. Даже Лане достаётся непоколебимая, не испытывающая сомнений Дарт Нокс, которую она всегда знала. Есть в этом что-то забавное и одновременно горькое. Несмотря на внеплановый ритуал, спать у Джельвет не получается. Мелкая дрожь всё ещё бьёт остатками той ненависти. Тьма обволакивает густой волной, и Джельвет ощущает себя тростинкой, на которую обрушился ливень. Нужно гораздо больше, чтобы сломать, но всё время испытывать подобную тяжесть иногда невыносимо. Вместе с крупинкой слабости прокрадывается деструктивное желание прекратить давление. — Не уходи, — Джельвет сипит через силу, глядя на белые полы боковым зрением. Пытается, чтобы это звучало как приказ, но получается неубедительно. — Разве я когда-то бросал тебя? — его снисходительный взор вызывает что-то похожее на стыд. — Лгал, глядя в глаза? Можешь не верить словам, но смотри здраво хотя бы на поступки. Не только мои — тех, кто тебя окружает. Джельвет моргает, и янтарные глаза императора оказываются прямо перед ней. — Разве я хоть раз предавал тебя? Она переводит взгляд на руки, потому что не может выдержать пламя этого янтаря сейчас. Видит, как неосязаемая ладонь подхватывает пальцы, поднимает их немного над покрывалом. И тут же отпускает, словно император пересёк запретную черту. Джельвет язвительно усмехается. Черта у призрака, который только и говорит про отсутствие границ. — Это не то, что тебе нужно, — произносит, будто угадывая её мысли. — А тебе? — дерзко и провокационно спрашивает коммандер. Поток Силы возвращает из груды хлама кресло. Белая фигура плывёт по комнате, огибает сломанный столик и снова занимает любимое место. Игнорирует заданный вопрос. Валкорион никогда не отвечает, если это не кажется ему важным. — Почему ты позволил ей уйти? — Джельвет упирается затылком в изголовье кровати, наслаждаясь холодом металла. — Сенье. Ты мог бы найти тысячу способов заставить её остаться. — Разве это любовь? Привязать кого-то. Изменить, деформировать под свои взгляды. Будет ли тогда этот человек тем, кого ты полюбил? Будет ли любить тебя, зная, что ты держишь его страхом, долгом или обманом? — То есть ты смирился с её уходом, потому что любил? — Я лишь не ограничивал выбор. Сенья сочла подобное равнодушием. Тебе ведь известно, некоторые счастливы только в цепях. Стремятся к ним истово, стараются заковать других, потому что не понимают, что делать со своей и чужой свободой. Мы понимаем. Я и ты. — Его сложенные ладони касаются подбородка. — Вот почему не имело смысла её держать. У этого пути не было продолжения. Они проводят несколько минут в тишине, где каждый молчит о своём. — Спи, коммандер, — Джельвет улавливает в его тоне странные ноты, похожие на заботу. Притворные, ясное дело, но по-своему необходимые. — Дни твои не станут проще или короче. — Попробуй тут уснуть, — мрачно отзывается она. Император поворачивает голову. Медленно и мерно, как один из его дроидов. — Слышала легенду о Гиллам? — Одессенская луна всё так же очерчивает императорский профиль. Валкорион хмурится, словно призраку Силы нужно копаться в воспоминаниях. — Механический рыцарь, безликая защитница Закуула. — О, сказка на ночь! — с искренней живостью восторгается Джельвет. Натяжение её нервов чуть ослабевает от смеха, вызванного абсурдностью предложения. — А там будут драконы? — Зилдрог. Великий змей, изрыгающий пламя. Он почему-то воспринимает вопрос совершенно серьёзно. Откидывается назад, и пепельные волосы чуть мнутся о спинку кресла. Пальцы обхватывают резной подлокотник, бесшумно постукивают о дерево, будто задавая ритм. Рассказ планируется долгий, но, кажется, Джельвет именно это и нужно.