«Вопрос 45: почему смерть ощущается так реально?»
Энвелл не был похож на обычную виртуальную реальность, это было нечто большее. Как создатели дошли до такого остаётся лишь только гадать, и Витя правда пытался объяснить это с физической точки зрения, но каждый раз, когда он всё глубже в этот вопрос углублялся, заходил в тупик. Стены в его комнате завешаны плакатами с красными нитками, доска исписана формулами. Параллельный мир? Другая планета? Какова природа Энвела, чёрт возьми? Новые вопросы появляются с каждой попыткой отыскать ответ на старые. Ничего не выходит. Но если большинство вопросов вызывали у Вити больше научный интерес, то вопрос о смерти заставлял его думать о моральных принципах. Когда Сменкина настигла игровая «смерть» в первый раз, это ощущалось так по-настоящему, что Витя уже подумал, что никогда больше не увидит белый свет. Это была нестерпимая боль, казалось, будто весь воздух выкачали из лёгких. Его словно мгновенно высушило, и тело парализовало. Картинка застыла, а потом расплылась медленно-медленно, неспешно теряя краски, словно Витя ещё пытался ухватиться за неё кончиками пальцев, но в конце концов тьма настала, и больше ничего не было. Он ощутил себя музыкальным плеером, на котором медленно убавляли звук, и в самом конце наступила мёртвая тишина. Не было ни света, ни голосов, ни чувств. Это был настоящий конец. И как бы нелепо это не звучало, но для Сменкина воскрешение оказалось наиболее болезненным. Вэл рывком достала его с того света, заставив снова дышать. Но звук стал слишком громким. Витя стал бояться смерти. Ощущения, которые он испытал в первый раз, навсегда в его голове засели, и он к ним часто возвращался, порой, даже не нарочно во сне, и это заставляло его ворочиться в постели и даже просыпаться посреди ночи. Витя знал точно, что с такими «дополнениями» игра становилась уж слишком опасной, и отсюда, именно отсюда всплыл другой вопрос.«Вопрос 46: задумывались ли создатели о последствиях?»
Смерть — это всегда конец. И когда этот процесс вспять оборачивают, нарушаются все законы природы. Тело имеет память, разум имеет память, мышцы имеют память… Все части человека имеют. И каждая часть Вика запомнила эти ощущения, ощущения смерти. Продолжать жить ему было невыносимо, зная, что жить он, по идее, не должен. И боится он снова пережить скорее даже не саму смерть. Он боится вновь воскреснуть. И это снова произошло. Снова! И тяжелее всего было принять бессмертие финального босса. Ему хотелось спрятаться подальше, лишь бы не пришлось стать жертвой очередного убийства и «чудесного» восскрешения. Жизнь для него потеряла ценность, ведь пока остальные стремились к победе над Моргартом, Витя опустил руки. Вечная жизнь только кажется цветной и яркой. На деле же это бездонная яма, в которую ты бесконечно падаешь. Сменкин лишь защищал себя, убивая «монстров», которые ежедневно подкрадывались к нему в виде красных точек на карте. А когда он узнал, что монстрами оказались реальные люди… Вик перестал считать себя человеком. Очередной сеанс у психотерапевта заканчивается, и юноша выходит из клиники с новым рецептом на лекарства. Ничего другого он и не ожидал. Ситуация с Энвеллом, с которой прошёл уже год, сильно поломала Виктора, и походы в клинику в рутину превратились. И он уже привык к такой жизни. Серой, тусклой. Ненастоящей. Проклиная этот горький осадок, который никак не смоется с его личности, он направляется в метро, в голове крутя свой последний, сто тридцать пятый вопрос.«Почему так больно до сих пор?»
Витя спускается вместе со своими мыслями под землю, и, кажется, словно фонари на эскалаторе не излучают света. Перед глазами бельмо, от которого Сменкин всё никак избавиться не может. И он чувствует, как уши его закладывает, и он не понимает, мысли ли это его, или он уже в самом низу. Витя подходит к краю платформы и чувствует, как сильный холод из туннеля до него доходит. Он пропускает каждый поезд, будучи не в силах сдвинуться с места. Хуже всего иметь чувства, которые сложно объяснить. И Витя точно не может сказать, почему он так долго в метро каждый день стоит у платформы, наблюдая за тем, как мимо него каждый раз с грохотом нужный поезд проносится. Вот он! Двери открываются перед ним! Но чего он ждёт? Или кого? Неожиданно для Сменкина из очередного поезда, который он хотел проводить усталыми глазами в тёмную непроглядную дыру, выходит обладатель самого смазливого лица из всех, кого Вик только знает. Светлые блестящие волосы, хозяин которых их постоянно поправляя, вроде бы бережно, но белобрысые патлы настолько сильно лезут в глаза, что в следующую секунду он яростно сдувает их со лба. Горячая широкая улыбка, сопровождающаяся глубокими заметными ямочками. Острый изучающий взгляд. И особенно выделялся громкий звук чавканья, что удивительно в таком шумном месте. Он умудрялся жевать жвачку громче грохота поезда. Без сомнений, это был Филипп Черных, недавно вернувшийся в Питер. И без каких-либо сомнений среди огромной толпы он сумел бы разглядеть друга детства, смугловатого зеленоглазого парнишку с такой то заметной татуировкой на лице. Но двери поезда открываются перед лицом Вити, и зрительный контакт происходит сразу же. Друг от друга их отделяет лишь несколько шагов, и это расстояние Фил мгновенно сокращает. — Витькаааа! — кричит белобрысый чуть ли не на всё метро, затем быстро невесомо обнимает того за плечи, будучи не сильно тактильным человеком. Сменкин робко улыбается и поправляет почти слетевшие с его вздёрнутого носа очки, крепче усаживая их на переносице. Такая реакция резкая и неожиданная встреча зарядила юношу странной энергией, оживила. — Неожидал тебя увидеть, — так и отвечает Витя. — На самом деле, я тоже неожидал бы себя увидеть в Питере, но так сложились обстоятельства, — объясняет Филипп, в очередной раз сдувая со лба светлую челку. Витя глупо улыбается, что ему совсем не свойственно, и это заставляет лицо Фила скривиться в непонятном выражении лица, негодующим. — Долго поезд ждёшь? — Нет, — отмахнулся Сменкин, безжалостно соврав, — вот недавно спустился… Витя переминался с ноги на ногу, нервно сжимая края вельветового пальто, криво улыбался. И тут приехал ещё один поезд, который юноша хотел пропустить, но впервые ему не захотелось надолго задерживаться на дне. Он робко берёт Черных за руку и задаёт неловкий вопрос. — Не хочешь ко мне в гости? Филипп, казалось, заморгал со скоростью света. И именно в это мгновение, когда внешние раздражители перестали звучать для них, он обратил внимание на то, что татуировка Сменкина приняла оттенок, который ранее никогда не принимала. Жёлтый плавно перетекающий в оранжевый, а затем в красный. Но даже без этого обозначения, Фил понимал, что Вик был сильно смущён. Скорее он даже понял это по его глазам. Татуировка Филиппа же сначала загорелась оранжевым, прежде чем потухнуть. — Почему нет? С радостью! — звонко отвечает светловолосый, крепко сжимая руку Вити, забегая внутрь поезда и друга туда затаскивая, — ты как раз близко живёшь, а уже поздно, мне так лень до дома чапать, ты прямо спасёшь меня! — тараторит он, усаживая себя и Сменкина на свободные места. Витя даже среагировать не успевает, как его собеседник выдаёт что-то ещё. — И давай за тортиком зайдём! Сладкого хочется, умираю! Двери поезда закрываются, и Сменкин с Черных движутся во тьму, но в то же мгновение оказываются на следующей станции.