Кровь и шелк

      Этой ночью она отказала ему в сексе, но и Давид не настаивал: видел, что Дана в ярости и лучше оставить её одну. Мысль о том, что он убегает от своей дочери, хоть и под предлогом того, что она устала и ей надо отдохнуть, не понравилась Давиду и заставила его замедлить шаг. Дана вела себя странно и этим удивила даже его: сначала она как ни в чём не бывало отогрелась в ванной, упрямо не глядя на Давида, по-прежнему сидевшего рядом, потом встала, вытерлась, накинула халат и улеглась в кровать. Молча. Будто Давида рядом и не было. Надменный холодный взгляд, гордо вскинутый подбородок, надутые губки — всё было с ней понятно. Злить её ещё больше Давид почему-то не хотел, поэтому нежно поцеловал в щёчку и ушёл, хоть и пообещал вернуться к утру. «Когда ты будешь в настроении», — мягко напомнил о себе Давид, потому что все предыдущие его попытки и намёки Дана игнорировала.       Он очень надеялся, что дочь за это время немного придёт в себя. Возможно, поплачет. Возможно, будет продумывать план мести, но уж точно не останется равнодушной, а к утру уже остынет настолько, что будет готова к сексу.       И всё-таки Давид злился на неё, потому что никто из его детей ещё не отказывал ему. Но Дану было жаль. Мало того, что она расстроилась из-за горькой правды, о которой давно подозревала, так ещё и устала после тренировки с Ярославом. Мальчишка всегда был несносным и на этот раз решил проявить свой гонор с малышкой Даной. Слишком много он себе позволяет. Но, стоило признаться, его наглость пошла Дане на пользу. Девчонка с ума сходила от злости, а теперь ещё и от ревности.       — Отец, — промурлыкал Ярослав, выныривая из темноты.       Он стоял напротив Давида в тёмном коридоре и никуда не спешил. В общем-то, он бродил по дому бесцельно, надеясь на случайную встречу с Отцом, и сам не понял, как оказался на втором этаже возле спальни Даны. Наверное, ноги сами его привели туда, где точно будет Давид. Какое удивительное событие: встретить Отца на его этаже, да ещё и возле спальни его дочери!       — Ярослав, — улыбнулся Давид, чуть наклоняя голову.       Мальчишка не сможет его обмануть, мол, забрёл сюда случайно.       — Как дела у Даны? Я не сильно её утомил?       Давид услышал в его вопросе сексуальный подтекст и чуть прищурился. Был бы он таким же несдержанным мальчишкой, как Яр, то уже съязвил бы, но вместо этого ответил подчёркнуто вежливо:       — Она больше замёрзла, чем устала. Яр, она сильнее, чем ты думаешь. И не стоит её недооценивать.       Это было уже предупреждение, и Ярослав заметил, как злая усмешка чуть приподняла уголки прекрасных губ. Почему, ну почему Давид снова говорит о ней? Вместо разговоров ужасно хотелось просто припечатать эти губы страстным поцелуем, чтобы больше никогда не слышать это проклятое имя!       — Относительно следующей тренировки. Я хотел бы кое-что с вами обсудить… — начал Ярослав, намекая, что хорошо бы уединиться в кабинете.       Он уже сделал шаг в направлении кабинета, но Отец, мгновенно разгадавший его план, тихонько засмеялся и покачал головой:       — Пойдём, думаю, я смогу уделить тебе немного времени.       И вместо кабинета он направился в одну из своих любимых комнат: что-то среднее между библиотекой, кабинетом и комнатой для отдыха. Это было его убежище длинными летними днями, когда нельзя было никуда выйти, но и заниматься ничем не хотелось. И Давид, не особо любивший современную технику, предпочитал отдыхать в тишине и одиночестве, разве что в сопровождении музыки.       Они вошли в комнату, и Давид не стал включать свет: он любил полумрак, поэтому уже привычно зажёг свечи. И, пока он ходил по комнате, Ярослав не сводил с него влюблённый взгляд. Красивый. Чёрт, сколько ему веков, а он так красив! Ярослав верил, что даже если бы старость вдруг коснулась Давида, Отец ничего бы особо не потерял: грация и уверенность в себе никуда бы не делись, и именно они делали его таким неотразимым.       — О чём задумался? — с улыбкой в голосе спросил Давид, и Ярослав понял, что краснеет, поэтому решил не лгать:       — Залюбовался вами. Вы прекрасно выглядите!       Яр подкрепил это не только взволнованной интонацией, но и восторженным взглядом.       — Это всё Дана. Знаешь, Ярослав, я должен поблагодарить тебя за ошибку твоего сына: появление Даны изменило мою жизнь.       Взгляд Ярослава стал ещё ядовитее, чем взгляд Даны буквально полчаса назад, но это того стоило.       — Не злись! — засмеялся Давид, отворачиваясь к бару и оценивая его содержимое. — Хочешь что-то выпить?       Не дожидаясь ответа, Давид достал бутылку вина и два бокала.       — Любимое вино Даны. Не знаю, почему оно ей так нравится.       Ярослав молчал, хоть ещё вчера и собирался узнать, что это за вино, от которого вампирша пьянеет, как школьница. Но сегодня он был настолько расстроенным, что не хотел ничего. Только немного внимания от Отца. Совсем немного ласки, разве о многом он просит?       Но пока Отец подал ему лишь бокал красного вина.       — Садись, ты хотел о чём-то поговорить?       — Да, у Даны есть любимая служанка. Наверное, Дане нравится её запах, и мне кажется, что эта девчонка стала бы отличной приманкой. Я хочу усыпить служанку ненадолго, спрятать где-то в лесу и посмотреть, как быстро Дана её найдёт.       — Хорошая идея. Вот только не заморозь мне служанку так, как Дану сегодня. И что это за царапины на руках? Я же предупреждал: чтобы ни царапинки!       — Извините, Отец. Без этого не получилось бы сегодня. Дану очень сложно было разозлить. Она либо смеялась и дурачилась, либо упрямилась, либо ныла, но никак не была похожа на охотницу.       Ярославу было всё равно, о чём говорить: он говорил и говорил, чтобы только сидеть рядом с Давидом. Отец был так близко… Сидел на диване так близко от кресла Ярослава, что можно было протянуть руку и коснуться его колена. Можно, но нельзя. Какой же невыносимый соблазн.       — Она ещё совсем дитя, — засмеялся Давид — разговоры о Дане поднимали ему настроение, и он не мог этого скрыть. — И это была её самая первая в жизни тренировка. Как ты думаешь, насколько она голодна?       — Служанка сказала, что торт Дана почти доела, значит, она очень голодная. Но даже это не помогло ей бежать за мной быстрее.       Ярослав фыркнул, не сдержавшись. Он и сам был голодным, но пока Отец не давал ему разрешения на охоту, а просить так не хотелось. Ничего, вот пройдёт Церемония, и тогда уже можно будет намекнуть…       — Следующая тренировка должна быть намного серьёзнее. Поверь мне, ты недооцениваешь Дану. Едва ты покажешь, как именно ей следует нападать, и уже тебе придётся бегать от неё по лесу. Так что будь готов.       Давид улыбался глазами, и Ярослав смотрел на него настолько влюблённо, что не слышал слов, только понимал, что получил добро гонять девчонку ещё сильнее, ещё безжалостнее.       — Ярослав, ты же будешь на Церемонии?       Вопрос не требовал ответа, поэтому Ярослав напрягся и сразу же стал намного внимательнее.       — Конечно же, буду.       Лишних слов лучше было не произносить, чтобы не ошибиться, но пока Давид ласково улыбался.       — И ты знаешь, что я приглашаю всю нашу семью. Твой сын… — Давид многозначительно замолчал, и Ярослав занервничал и теперь старался не выдать себя. — Конечно, он имеет право присутствовать на вечере, и у всех возникнут вопросы, если он не придёт. Но ты же понимаешь, что будет очень-очень неловкая ситуация, если Дана вдруг его узнает.       — Разве такое возможно?       Ярослав забеспокоился ещё больше: ему даже в голову не приходило, что девчонка может узнать Тимофея.       — Не в том виде, что ты подумал, но вполне возможно, что Дана почувствует нечто странное, когда окажется рядом с Тимофеем. Смотри, чтобы она не захотела его убить.       — Разве такое возможно? — повторил Ярослав, сразу же переводя всё в шутку, потому что тон Давида показался ему отнюдь не шуточным.       Ничего, он всегда был любимчиком, и даже появление Даны не изменит его положения. Ярослав знал, за что его любил Давид, и знал, как вернуть его расположение. Стоит только немного постараться, и он сможет обезопасить себя и своего сына. На Тимофея никто не посмеет напасть. А уж тем более эта маленькая дрянь Дана. Но она же не сможет это сделать, ведь так?       — Вот завтра и в последующие дни ты и должен убедиться, сможет ли она убить вампира третьего ранга. Это важно. Ты справишься?       Давид начинал мурлыкать, щурился довольно, как кот на солнцепёке, и Ярослав улыбался в ответ. Таким он особенно любил Отца.       — Я очень постараюсь. Мне и самому интересно, на что она способна.       Его голос сочился лестью, но не к Дане, конечно же, а к Давиду. Он был так близко, так соблазнительно близко. И эта ночь, свечи, вино, любимая комната Давида… Неужели?.. Неужели Отец привёл его сюда не просто так? Ярослав помнил, что Давид не особо любил заниматься сексом в кровати, постоянно искал места поинтереснее, так может…       — Она быстро учится. И она молодец. Помнишь свой первый год?       Давид многозначительно замолчал, потягивая вино и привычно пряча улыбку за бокалом, а Ярослав сразу же включился в игру.       — Я никогда его не забуду, Отец. Очень жаль, что… что всё осталось в прошлом, — сказал он огорчённо и кокетливо посмотрел на Отца из-под пушистых ресниц.       Ярослав знал, что он красив, и знал, как это подчеркнуть, как улыбнуться, как посмотреть, и сейчас использовал весь арсенал, чтобы понравиться Давиду. Вновь понравиться. Возможно, выглядело это нелепо, но они ведь не на первом свидании — Отец всё знает и всё понимает. Вот только захочет ли ответить на такой откровенный флирт?       — Ты не обижаешься на меня? — ласково спросил Давид, отставляя бокал подальше на столик и закидывая ногу на ногу.       — Ну что вы, Отец. Я благодарен вам за всё.       — За всё… Ты никогда не думал о том, как бы сложилась твоя жизнь, если бы ты не встретил меня?       Вопрос удивил Ярослава настолько, что парень и сам отставил вино, к которому почти не прикасался, и сел в кресле ровно, как школьник. Если Давид задавал вопрос, то хотел услышать ответ на него незамедлительно. Но что же ему ответить? Да, все они забывали о своём прошлом, но ведь Давид далеко не сразу превращал их, они долго встречались, пока Отец принимал окончательное решение. И все эти волнения, всю страсть, все страхи Ярослав, как и его братья, тщательно фиксировал в дневниках. Так тогда было модно. Так что Ярослав помнил, как после превращения, когда Отец уже был готов хоть ненадолго выпускать его из постели, нашёл свои дневники и был ошарашен. Он ведь был совсем мальчишкой! Наивным, неопытным, даже мечтательным; вёл дневники с самых юных лет, записывал свои планы и мечты, поэтому был изумлён тем, как всё изменилось с появлением Давида. Сначала он перестал учиться, почти сразу же разорвал отношения с семьёй. Все осуждали не столько его, сколько Давида, и Яр, чистое дитя, защищал его, как мог, хоть и понимал, что назад пути нет. Всё его будущее было перечёркнуто одной встречей, а потом и одним укусом. С тех пор он стал полностью зависим от Давида, и первое осознание этого вызвало у него настоящую истерику, которой он не стыдился. Он помнил, как горько плакал над своими дневниками. На них и до сих пор сохранились следы слёз осознания случившегося.       Мог ли Ярослав сказать, что Давид его обманул? Он раз за разом перечитывал свои записи о тех днях, когда очаровательный Давид только-только обратил на него внимание. Как всё было красиво! Как волнительно! Ярослав дрожал от нетерпения, молил о встречах, даже дежурил у дома Давида, не решаясь зайти и не в силах уйди. И ещё мечтал о нормальной жизни, потому что не знал, кем являлся Давид. А когда узнал… то планы его стали ещё грандиознее. И только сейчас, когда Отец задал этот вопрос, Ярослав понял, что ничего из того, что он себе напланировал почти сто лет назад, не сбылось. Да и не могло сбыться, потому что Отец не видел в нём наследника, лишь только смазливую мордашку и покорную сексуальную игрушку. А вот Дана… Как хорошо, что она не увидит даже свои соцсети, не узнает того, что знает Ярослав, и не сможет разочароваться. Счастливица.       — Когда-то, когда я был совсем мальчишкой, мечтал о всяких глупостях, но только вы сделали мою жизнь настоящей.       Давид усмехнулся, довольный ответом, которому не поверил ни на секунду. Все его дети переживали это разочарование. Когда проходила первая эйфория, любопытство тянуло их в прошлое, и они искали любые возможности узнать о себе хоть что-то. Многие даже не скрывались, приходили к своим семьям, друзьям, просто сказывались больными, сумасшедшими и поэтому потерявшими память, и расспрашивали о себе. Многие вели дневники, которые хранили до сих пор. А кто-то просто тщательно записывал всё, что удавалось узнать о своём прошлом, и тоже берёг как зеницу ока. Придёт время, и этим же займётся и Дана. Хорошо, что Давид сразу же унёс её в дом, находившийся в другом городе — в сотне километров от места её пропажи. Но стоит увезти девчонку ещё дальше, потому что эта авантюристка обязательно будет копать о своей жизни. Какая же она… потрясающая. Давид заулыбался ещё сильнее, но с удивлением отметил, что хочет к ней. Хочет просто обнять, прижать к себе. Даже если бы она сейчас сидела рядом, это было бы отлично. Зачем он вообще играет с этим ревнивым мальчишкой, если так близко злится его малышка?       — А если меня не будет в твоей жизни?..       — Отец, я не представляю жизни без вас… — прошептал Ярослав, опуская взгляд.       Он снова чувствовал себя юным, растерянным, испуганным. Птенчиком, которого взял под крылышко Давид. И Яр сейчас говорил абсолютно искренне, поэтому стал ещё беззащитнее и ранимее.       — Вот об этом мы и говорим. Ярослав, ты так давно со мной, тебе пора бы подумать о том, чем заниматься дальше. Создавай и укрепляй свою семью.       — Вы — моя семья! — с жаром вскрикнул Ярослав, прекрасно понимая, к чему клонит Отец. — Если вы так наказываете меня за мою ошибку…       — Я не наказываю тебя!       Давид понял, что погорячился: его сын так и остался мальчишкой, несмотря на прожитые десятилетия, и теперь этот мальчишка чуть не плакал. Что ж, придётся его утешать.       — Иди ко мне, — уже привычно позвал Давид, указывая рукой на место на диване возле себя, и Ярослав мгновенно оказался рядом.       Он ничуть не стыдился своего порыва, потому что от боли хотелось плакать и невозможно было дышать, а близость Отца всегда успокаивала. Даже когда они дрались с Андреем до кровотечений, переломов и потерь сознания, Отец одним своим появлением сразу же успокаивал их смертоносную ярость.       И всё равно Давид держался отстранённо, он не обнимал сына, только наклонился к нему и чуть коснулся руки.       — Послушай, я не выгоняю тебя. И я по-прежнему тебя люблю. Но теперь у меня есть Дана, и ты всё прекрасно понимаешь: я хочу уберечь её от лишний волнений, а себя — от лишних соблазнов. От неё невозможно было скрыть отношения между нами, так что Дана очень взволнованна вашим присутствием. Девочка ревнива, как, впрочем, и ты, а мне не нужны конфликты.       С каждым словом он закидывал удочки с наживками, и Ярослав с радостью хватал их все, и на его лице отражалась буря эмоций: от первого ужаса до ядовитой решимости уничтожить соперницу. Давид наслаждался эффектом, но где-то внутри появился вопрос: а зачем он, собственно, так старательно их стравливает? Из своего извечного желания драм, интриг и скандалов? Или из-за ревности, которую старательно гасил, потому что не позволял себе поверить в то, что его малышка Дана может влюбиться в Ярослава? Но Яр ведь хочет её. И уже не раз Давид улавливал похотливые мысли мальчишки и даже его планы соблазнить его девочку. Только его девочку.       Давид нежно погладил руку Ярослава кончиками пальцев, чувствуя, что сын всё больше расслабляется от близости. Пора бы Яру переключиться с Даны на него, вспомнить их былую страсть.       — Ярослав, я уже говорил тебе, что никто не запретит тебе приходить ко мне. Но ты держишься особняком, даже с братьями не общаешься.       — Я не хочу натворить глупостей. Я и так виноват в случившемся, так что…       Что именно «так что» он не договорил, потому что его внимание полностью поглотил Давид — его пальцы осторожно, но уверенно ласкали руку Ярослава, затаившего дыхание от волнения.       — Ты не виноват, я простил тебя и твоего сына. Я уже сказал: ваша ошибка обернулась для меня настоящим подарком судьбы. Наверное, я даже должен быть тебе благодарен.       Давид улыбался и не сводил зелёных глаз с Ярослава, будто лаская его. Ярослав действительно был одним из его любимчиков хотя бы потому, что, несмотря на вспыльчивость, был самым покорным в сексе. Дану до такого уровня ещё требовалось тренировать, а Ярослав был готов на всё, чтобы снова забраться в его постель. Стоило проверить, готов ли и до сих пор?       — Ты остаёшься на ночь здесь? — как бы невзначай спросил Давид, наклонился, чтобы взять бокал, но пальцы с руки сына не убрал, даже положил теперь всю ладонь.       — Да, я бы хотел провести всё время до Церемонии в доме.       Голос Ярослава дрожал, во рту мгновенно пересохло от волнения и возбуждения: от широкой ладони Давида будто шёл ток. Так близко. Так соблазнительно близко… Отец пил вино и будто бы и не смотрел на сына, но Ярослав догадывался, что это начало новой игры. Был ли смысл говорить? Ведь всё и так понятно. Ярослав чуть наклонился к Давиду, уже не в силах сдерживаться: хотелось укусить его или поцеловать. Но Давид отстранился, убрал руку и перехватил Ярослава за подбородок.       — Ты вздумал меня соблазнять?       Хоть слова и казались злыми, но тон был соблазнительным, и Ярослав сразу же узнал флирт.       — Ну что вы, Отец. У вас ведь есть Дана… — горячо выдохнул Яр, но взгляд у него был пьяным от возбуждения.       — Ну да, Дана… И я не стану ей изменять. Девочка просто не заслуживает такого обращения.       Давид демонстративно отвёл взгляд, но соблазнительно улыбаться не перестал. Он знал, что этими словами только ещё больше подстегнёт Ярослава.       — Я ни в коем случае не стал бы мешать вашим отношениям: я понимаю, как важен первый год, когда она особенно уязвима и растерянна. Но я не хочу думать, что теперь стал вам не нужен…       — Разве можешь ты стать мне не нужен? Что за глупости! — Давид засмеялся и чуть похлопал сына по щеке.       И всё же его смех и флирт не скрыли холода — Ярослав почувствовал, что мыслями Отец далеко. И понятно с кем. Ну ничего. Он ещё вернёт расположение к себе. Как только Отец наиграется с девчонкой, Яр снова вернётся в его мысли, сердце и постель. А пока… Пока Ярослав досидел до момента, когда стало понятно, что пора идти, и ушёл с тяжёлым сердцем. Что ж, Отца тяжело было винить: у них ведь и так давно уже не было отношений, так только иногда… Но теперь Давид чётко дал понять, что даже «иногда» теперь Ярославу не светит, и именно поэтому так остро захотелось…       В одном Давид был прав: у Ярослава есть свой сын. У него есть Тимофей. И что это были за странные намёки на то, что встреча Даны с Тимом может стать опасной? Что за речи о том, может ли Дана убить вампира третьего ранга? Вот теперь Ярослав в полной мере понял, что испытывал Отец, пока дежурил у постели Даны: всепоглощающая тревога, страх за жизнь своего ребёнка, готовность сделать всё, чтобы защитить его. И именно поэтому Ярослав помчался к Тимофею, едва вышел из комнаты Давида.       — Ой, я тебя не ждал сегодня! — радостно воскликнул Тим, вскакивая из-за стола с ноутбуком.       Ярослав ничего не успел сказать, потому что едва не рухнул от неожиданно сильных объятий Тима. Он так соскучился? Ну что за глупости. И всё же внутри Ярослав был безумно доволен: приятно знать, что тебя так любят. Но показывать это он не хотел, ядовитой надменной холодности он набрался у Давида и отчаянно старался ему подражать, но получалось, конечно, плохо.       — Что это с тобой? Кто это тебя так? Всё хорошо?       Тимофей хлопотал вокруг него, не отрывая рук от лица любимого. Ярослав не противился, подставлялся его пальцам и губам, довольно щурился и не сразу понял, о чём его спрашивает сын, а когда понял — скривился:       — Дана. У нас сегодня была первая тренировка.       — И поэтому она расцарапала тебе лицо? Что ты с ней делал?       Тимофей спрашивал шутливо, но всматривался серьёзно: на высокой красивой скуле Ярослава остались следы ногтей. Как он мог такое допустить? Тимофей не раз был на охоте вместе с Яром и знал, что тот очень быстрый, ловкий, изящный хищник. А тут такое…       — Бесил. И это было взаимно. Ну всё-всё, отлипни от меня. Я никуда не пропаду — останусь с тобой до вечера.       — А потом снова к… — Тимофей замер на полуслове, потому что понял: какое бы имя он ни назвал, всё равно Ярослав разозлится.       — А потом снова к Дане — я теперь её тренирую. Видишь, всё обошлось, и не стоило так обо мне переживать.       Яр наконец-то вырвался из объятий Тимофея и прошёл дальше в комнату, чтобы рухнуть на кровать. Этот дом нравился Тимофею, поэтому Ярослав уже не настаивал на переезде. Пусть мальчишка живёт там, где ему комфортно.       — Я не могу не переживать! — горячо воскликнул Тим. — Я не мог успокоиться с тех пор, как ты ушёл из ресторана. Ты же мне не позвонил! И не предупредил.       Ярослав приподнялся на подушках и посмотрел на Тимофея, насмешливо изогнув бровь. Тим метался по комнате, будто бы вообще не обращая на него внимания: просто говорил и говорил. Бедный, а он действительно переживал. Ярославу стало неловко: он даже не вспомнил о том, что где-то в городе сходит с ума его сын. Как же он его любит… И за что?       — Я был в доме у Отца. Ты же понимаешь, что там меня никто не обидит. Кстати, — Ярослав дождался, пока Тим остановится хоть на секунду. — Отец приглашает тебя на вечер в честь Церемонии первого укуса. Познакомишься с Даной.       Он не сдержался и хихикнул: настолько смешно выглядел изумлённый Тимофей, застывший посреди комнаты.       — Я? С Даной? А Давид? Он же меня терпеть не может…       Ярослав не стал уточнять, что на самом деле Отцу глубоко параллельно существование Тимофея: он просто не считает его за члена семьи, но формальности стоит соблюсти.       — Более того, Отец хочет посмотреть, не узнает ли тебя Дана, так что будешь под его пристальным взглядом…       Тимофей бледнел всё больше, но зато перестал носиться и сел на кровать рядом с Ярославом.       — И что мне делать? Я не хочу, чтобы она меня видела!       Он едва ли не плакал, и Ярославу это не понравилось. Он сел в постели и притянул к себе испуганного сына. Это ещё что такое?       — Ты её боишься? Что за глупости, — фыркнул Ярослав, когда Тимофей довольно прильнул к его груди, свернулся в объятиях, как котёнок.       — Ты бы видел её в ту ночь. Она меня укусила! Она — меня! Будучи человеческой девчонкой, а что будет сейчас? Я видел её, она опасная. А напившись крови, станет ещё опаснее.       — Да ладно тебе. В ту ночь она просто испугалась, а в ночь Церемонии она будет как сучка во время течки: вертеть хвостом перед всеми. Она стала такой нахалкой.       Тимофей решил на этот раз промолчать, потому что в голосе Ярослава было слишком много зависти и ревности. Стала нахалкой. Да она и была такой! И в ту самую ночь — тоже. Тимофей прекрасно знал, какое значение вкладывал в это слово Ярослав: нахалка просто потому, что не подчиняется. Ни ему, ни другим братьям, ни Давиду. Первый испуг прошёл, и девчонка начала проявлять характер. Что ж, пусть теперь сами с ней и разбираются. Раз Давид сам решил сохранить ей жизнь, пусть несёт ответственность за последствия.       — Нет никакой возможности избежать встречи с Даной? — всё-таки жалобно спросил Тимофей, выныривая из объятий Ярослава.       — Никакой, — Яр улыбнулся коварно и самодовольно.       Он что-то задумал? Тимофею это не нравилось. Эта ревность погубит Ярослава. Даже Тимофей понимал, что не стоит ввязываться в эту игру. Но как это доказать Ярославу? И стоит ли вообще об этом с ним говорить?       — Но ты не переживай, — начал утешать Ярослав. — Там будут все вампиры клана, не думаю, что Дана сможет уделить тебе много внимания.       — Ну вот. Ты умеешь утешить. Все вампиры клана! — фыркнул Тимофей, понимая, что нервничает ещё больше. — На мой Первый укус никого не приглашали.       Ярослав хихикнул, но прижал Тимофея ещё сильнее и ласково сдул непослушную прядь с его лица. Его сын чаще был трусом, чем свирепым хищником, так что он его не винил. Наверное, самым смелым его поступком была та самая судьбоносная попытка обчистить карманы Ярославу, да и то лишь от отчаяния. А теперь столкнуться с несколькими десятками вампиров, которые намного сильнее его, было действительно страшным событием.       — На мой — приглашали. И это было… неприятно. После Первого укуса Дана будет будто пьяной, не сможет контролировать себя, будет такой уязвимой под прицелом насмешливых взглядов. Нет, однозначно стоит посмотреть на вечер её позора.       Тимофею не нравился тон Ярослава, но он молчал. Да, первое убийство меняет сознание, но Тиму почему-то стало ещё страшнее встретить Дану, когда она будет в неуравновешенном состоянии. И тут он вспомнил:       — Ты сказал, что она может меня узнать? Как такое возможно?       Если она его узнает — то уж точно убьёт. И никто из старших вампиров не вступится за него. А Ярослав? Что будет делать Ярослав? Защитит ли его или побоится выступить против Отца?       Ярослав улёгся удобнее, укладывая себе на грудь Тимофея и приглаживая его как котёнка. Мальчишка — а он был ещё большим мальчишкой, чем сам Яр, — был буквально раздавлен предстоящей встречей. Надо его успокоить, а то он своей нервозностью сам себя и выдаст.       — Отец считает, что Дана сможет почувствовать что-то такое, так что постарайся меньше возле неё быть. Но и избегать её нельзя: это заметят другие, а у нас там и так сейчас все на нервах, все косятся друг на друга. Будь вежлив, но не навязчив: подошёл, представился, поклонился, поздравил её с Церемонией и ушёл. Даже подарок вручу я, так что не переживай. Всё будет хорошо. Я буду рядом.       Тимофей давно не слышал, чтобы Ярослав говорил так ласково, с такой нежностью и заботой. Что ж, в этот раз Тим поверил ему безоговорочно. А впрочем, как и всегда.              Дана почти не спала: не спала, когда улеглась в постель после ванны, не спала, когда ушёл Давид, не спала, когда он вернулся… И теперь тоже, когда удовлетворённый Давид спал рядом; Дана не сразу смогла выбраться из его объятий, она лежала и старалась даже не дышать.       Она смотрела на чёрные шторы, плотно задёрнутые в этот солнечный морозный день, и тосковала. Так будет всегда? Она больше никогда не увидит солнца? Там сейчас так красиво, снежок искрится… Но даже к окну нельзя подойти. Ужасно хотелось плакать, но даже плакать было нельзя — Давид хоть и был утомлён сексом, но спал чутко, и Дана всё ждала, когда он заметит, что она отвернулась и отодвинулась от него.       В доме происходило что-то не то, но Дана понимала, что ничего не может изменить. Пока не может. С каждым днём Дана всё больше тревожилась, и, как оказалось, не зря. Как можно быть спокойной в окружении такого количества бывших? Как можно верить в то, что Давид больше не… не любит их. Другие слова Дана даже постеснялась подбирать. Он ведь страстный и ненасытный, а эти мужчины такие красивые! Соблазнительные, опытные, искушённые, не то что она. Да и усталость давала о себе знать: Дана лежала, смотрела на часы, понимала, что скоро надо вставать и приниматься за учёбу, но она так и не выспалась, не отдохнула… А ещё этот голод!.. Было сложно отрицать, что кровь давала ей силы и на тренировки, и на учёбу, и теперь Дана чувствовала опустошение. Она была как выжатая губка. А ещё и этот Ярослав. Он же почти прямо говорил ей, что спал с Отцом, а она… Дура. Убить его мало. И на тренировке он был таким высокомерным. Опозорил её перед Отцом, а она ведь старалась. Так старалась, что мышцы до сих пор болели, и Дане было очень сложно собраться с силами, когда Давид вернулся в постель.       Когда он вернулся, стало ясно, что больше отказывать ему не получится. Дана и сама не поняла, как это у неё получилось отвертеться от его настойчивых ухаживаний, но в тот момент она была действительно не в настроении. Было так мерзко от одной мысли, что он с ними… Что он делал это с ними. Сразу после его спокойного «да» в голове вспыхнули такие картинки, что Дана едва сдержала слёзы жгучего стыда. Да, именно стыда. Любовниц она бы ему простила, но любовники… Это уж слишком. Красивые, конечно, но мужчины. И как?.. Как это у них было? Собственно, мысли о том, как именно у них всё это происходило, заполнили остаток её ночи!       И когда он пришёл… Дана не знала, что ей делать. Как ей теперь это делать? Он ведь обещал, что не сделает ей больно, не потребует от неё сразу… вот так. Но он ведь так любит? Страх, стыд и отчаяние захватили её, и Дана просто была покорной, доверилась его опыту и буквально отдалась. Но Давид был ласков и нежен, поэтому всё прошло не так уж и плохо, и он действительно не настаивал на чём-то новом, так что Дана пока могла расслабиться, но надолго ли? Ведь ему мало, она и сама понимала, что ему мало. Надо что-то придумать. Иначе…       Её ужалила ужасная мысль о том, что Давид мог даже вот только что уйти к одному из сыновей и провести с ним время… Да, чёрт возьми, заняться с ним сексом! Горячим сексом, как он любит, и сыновья бы сделали всё так, как он любит, это уж точно. И не дрожали от малейшего «не такого» прикосновения. Ничего, когда-нибудь и она сможет так же. Они все уедут, а она останется.       Останется… На этой мысли она зашла в тупик. Так будет всегда? Она навсегда заперта в этом доме? И сможет выходить только ночью? А всё остальное время только учиться?       Необычайная тоска напала на неё, и Дана едва сдерживала слёзы. Плакать ей было нельзя, злиться — тоже; точнее, злиться можно было только на Ярослава, и то лишь потому, что ей разрешил Отец, но ведь злилась-то она не на него, а на Давида. Давид её пугал. С ним было безопасно только потому, что он один её защищал, но в любой момент он же мог её убить, Дана это не просто понимала, она это чувствовала. Ей стало так страшно, что захотелось зарыться в подушку, укрыться одеялом с головой и не высовывать нос, а только жалобно плакать. Но вместо тёплого одеяла была скользкая холодная простыня, и Дана неуютно завозилась. Холодно, страшно и одиноко. И совершенно непонятно, что делать, чтобы жить дальше в этом тёмном доме?       Она так опрометчиво пообещала, что сама выгонит Ярослава, но понятия не имела, как это сделать. Ярослав живёт здесь уже сто лет… Он идеально знает Отца, знает всё, что тот любит, ему будет легко снова стать его любимчиком. Если Дана только ошибётся, малейшая ошибка — и он мгновенно займёт её место. Что же делать? Что же делать?!       Дану разрывало от отчаяния, злости и боли. Глупая. До чего же она ещё глупая. Нашла, с кем тягаться. И попросить помощи не у кого. Или?..       — Котик, что с тобой? Ты почему не спишь?       Дана вздрогнула, потому что не услышала ни единого шума, только тихий голос Давида.       — Не спится, — так же тихо ответила Дана, но не спешила поворачиваться — ей нужно было время, чтобы снова надеть маску.       — Поспи ещё часик, я разбужу тебя.       Голос пробивался к ней будто сквозь подушку — Давид снова усыплял её магией.       Давид приподнялся на локте и ласково коснулся лица Даны. Девчонка глубоко спала, но даже во сне выглядела несчастной, и ему это не нравилось. Что-то с ней было не так, и Давид понимал, что постепенно теряет над ней контроль. Самым опасным звоночком стало то, что Дана его не хотела. Это было слишком заметно, чтобы игнорировать дальше. Дану требовалось строго воспитывать. Но об этом он подумает потом: сегодня у Давида была назначена встреча, да не просто встреча, а с членами Совета Старейшин. Да, сейчас Давид главенствовал в Совете, но это не значило, что на него не распространялись общие правила — так что Старейшины хотели поговорить о Дане, прежде чем пройдёт Церемония.       Конечно, эта встреча всего лишь формальность, но даже Давид должен был отчитаться о появлении нового вампира. И как же ему не хотелось бросать малышку саму! Пусть она крепко спит, но на мгновение у Давида появилась паническая мысль замкнуть Дану в комнате, чтобы она никуда не вышла, да и к ней никто не зашёл, но он быстро взял себя в руки: глупо настолько не доверять своим детям.       На этот раз встреча была назначена в штаб-квартире во Франции, в холодном старом особняке, так что Давид надел ещё и тёплое пальто — в последнее время он всё больше мёрз и всё чаще думал о том, что пора перекусить кем-то из своих сыновей, потому что человеческой крови ему уже не хватает. Все силы уходили на Дану.       Дверь открылась в комнату, в которую никогда не попадал солнечный свет, зато в ней горел камин и было тепло и по-домашнему уютно. Давида ждали: слуга из числа вампиров замер в вежливом полупоклоне.       — Господин… — слуга обратился к нему на французском, используя последнюю его вымышленную фамилию, так что Давид лишь улыбнулся — было забавно, что сегодня его встречали как гостя, а не как хозяина. — Вас уже ожидают.       И всё же по коридору он шёл как хозяин, и слуга за ним едва поспевал. Давида действительно ждали: четыре великолепных мужчины сидели в высоких креслах и вели неторопливую беседу, прервавшуюся появлением Давида. Они встали, чтобы пожать ему руку, и вернулись на свои места, а Давид сел в пятое кресло по центру. Даже если его «вызвали на разговор», он всё равно остаётся главой Совета.       — Давно вы к нам не заходили, Давид, — начал Эрик — самый молодой из них.       Это был невысокий чуть пухловатый мужчина на вид едва за тридцать. В его фигуре было что-то женственное, а в лице — капризное и требовательное, как у утончённой избалованной барышни. Он любил всё красивое и дорогое, вкусную еду и особенно неприступных женщин. Ох, женщины были его слабостью, за столетия своей жизни он соблазнил десятки тысяч красавиц и потратил на них несметное количество денег. Даже Давид так сильно не любил заводить романы и интрижки, как его коллега по Совету.       — И вас можно понять. Мы наслышаны, что в вашей семье пополнение. С чем вас и поздравляем, — медленно и тихо произнёс Чарльз, манерно растягивая слова.       Будто делал одолжение своему собеседнику. И его можно было понять. Чарльз был сухощавым вечно уставшим мужчиной без возраста: когда маячила крупная сделка, он будто выходил из спячки, оживал, молодел, глаза загорались, морщинки разглаживались, тело наливалось энергией. В другое же время он выглядел ленивым и сонным, будто хронически больным. Давиду, как врачу, было ужасно интересно, действительно ли его коллега болен? Порой по привычке он ставил ему диагнозы, но тут же их отметал: вампиры не болеют язвой и псориазом, но, глядя на Чарльза, так и не скажешь.       Витторио и Анатоль были слишком похожи, поэтому всегда держались вместе. Оба они были представителями древнейших дворянских родов Италии и Франции соответственно, поэтому считали себя выше других. Из-за этого Давиду и Чарльзу постоянно приходилось пресекать их гонор и амбиции. Правила — это не для них. Ограничения — также. Но при возможности ткнуть конкурента в малейшее нарушение правил и срочно принять меры — о, в этом они первые. В общем, для Давида они были бы опасными, если бы не одно «но»: он уже связал их клятвами крови, когда лечил их любимчиков и любимиц. За сотни лет такое происходило не раз, и все эти случаи были тщательно зафиксированы Давидом. А ещё оба были слишком ухожены, что выдавало их почти что болезненную самовлюблённость. В общем, Дану бы эта четвёрка точно заинтересовала.       Но пока интересовались ей.       — Благодарю. Пока что рано поздравлять, Церемонии ещё не было, — спокойно ответил Давид, закуривая сигару.       — Странно, что вы и словом ни обмолвились, что собираетесь обратить кого-то, — хитренько начал Анатоль.       — Мы с вами не так часто встречались, чтобы обсуждать мою личную жизнь.       — И всё же, нам тут донесли, что у вас дочь, это правда? — хихикнул Витторио, подмигивая Анатолю.       Ох уж эти сплетники. Кстати, из них пятерых Дана могла бы быть наиболее интересна Эрику, Анатоль и Витторио же… Хм, возможно, роман был и между ними двумя? Давид вполне бы в это поверил.       — Это правда. У вас отличные информаторы.       Интересно, кстати, кто?       — Ходят слухи, конечно же, только слухи, что эта девушка для вас особенная, — начал Эрик издалека, но Давид пока демонстративно молчал, и тот продолжил: — И именно поэтому мы и пригласили вас. Чтобы развеять слухи.       — Не вижу смысла развеивать или подтверждать слухи. Всё, что происходит в моей семье, остаётся в моей семье, так что нет повода для беспокойства.       Спокойный тон Давида никого не обманул, даже наоборот — атмосфера в комнате стала напряжённее, хоть Давид курил демонстративно медленно и спокойно. Дана не любила табачный дым, хоть и терпела, но явно кривилась, так что при ней он не курил, а без неё оставаться не хотел, поэтому теперь с удовольствием предавался этому маленькому пороку.       — А вот и нет, — оживился вдруг Чарльз, что уже было плохим знаком. — У вас какие-то особые планы на неё, не так ли?       — С чего вы взяли? — засмеялся теперь уже Давид.       Интересно, кто это распускает слухи? Старейшины знают слишком много, и теперь стоило выяснить, где утечка.       — Конечно, это моя любимая девочка, и у меня на неё планы, как и на каждого из моих детей.       — Ну не скромничайте. Девушка, которая украла вас из Подлунного мира больше чем на месяц, уж точно много для вас значит, — ехидно подметил Анатоль, уже не скрываясь. — Когда вы нас познакомите с ней?       — На Зимнем балу, как и положено. Всему своё время, да и вы все прекрасно знаете правила, так что вопрос неуместен.       — И кстати, раз уж мы заговорили о правилах. Не так давно на вашей территории произошла ситуация, в которой вы, как мы думаем, разобрались. Так что мы не стали вызывать вас для отчёта, учитывая ваше особенное положение ныне, — витиевато и потому неуклюже начал Эрик, и Давид улыбнулся опасно и предупреждающе.       Всё, что касалось вверенной ему территории, в которую входили страны Восточной Европы и постсоветского пространства, обычно не подвергалось обсуждению и оценке. Но уж точно не ситуация с Тимом. В ту же ночь Давид сообщил Совету, что разобрался в ситуации, но в подробности не вдавался, и теперь их нетерпеливое любопытство раздражало его.       — Я же сразу сказал, что ситуация не требует вашего вмешательства.       Его холодный тон стал намёком, что дальше расспрашивать не стоит, но его коллеги были настойчивыми:       — Удивительно вот что: обращение вашей дочери и то неприятное событие совпали по времени. Это просто совпадение? Ведь жертвенная кровь пролилась, а через несколько дней мы почувствовали укус превращения.       Чарльз давил, Чарльз явно что-то накопал, так что придётся рассказать хотя бы часть правды.       — Что ж, вы правы, но я хотел бы, чтобы подробности остались между нами. В ту ночь на девушку напали, я боролся за её жизнь и вскоре обратил её. Но, уверяю вас, нападение на неё никак вас не касается — она отбивалась от грабителя и получила удар ножом.       — И этот грабитель никак не причастен к Подлунному миру?       — Никак, иначе он бы уже предстал перед судом. А так я отомщу обидчику чуть позже, не переживайте. Пока же у меня нет времени на него — сами понимаете, юные вампиры требуют слишком много внимания.       — И именно поэтому мы не смеем вас задерживать, — язвительно бросил Эрик так, будто змея прошипела.       — Но ждём скорейшей встречи с вашей дочерью, — добавил Анатоль уже в спину Давиду.       Ждите-ждите. Раньше бала никто её не увидит. Только члены их большой семьи. И всё же… Шпион в доме? Предатель в семье? Кто же это? Эх, в последнее время сыновья всё чаще разочаровывают его. Как бы не пришлось поступить с ними так же, как и с другими когда-то… Очень не хотелось бы. Да, у него теперь была Дана — его последняя надежда, но ведь на сыновьях держалось так много всего: бизнес, деньги, власть. И пока рано было перекладывать это всё на хрупкие плечи Даны. Она ещё малышка.       Давид тихонько вошёл в комнату, чтобы не разбудить её, чтобы полюбоваться ею — такой беззащитной во сне. Но он остановился, как только закрыл за собой дверь, и недовольно выдохнул: постель была пуста, в комнате Даны не было.       Нет, конечно же в доме ей ничего не угрожало, да и Давид не запрещал Дане выходить. Но! Было одно важное «но»: под действием его магии Дана должна была спать долго и крепко, Давид и так собирался разбудить её, буквально стряхнув с неё магический сон. И не должна была девчонка проснуться сама. Это означало, что она всё больше и больше ускользает из-под его влияния. Почему так? Что с ней не так?       Давид круто повернулся на каблуках и направился на поиски дочери.              Она снова не спала. Возможно, слишком сильно волновалась, чтобы крепко спать, поэтому проснулась почти сразу же и больше уже не лежала. Невозможно было больше лежать. Едва Дана поняла, что Давида в комнате нет, она побежала переодеваться. С удивлением обнаружила удобную и закрытую одежду, наверное, купленную для тренировок, собрала волосы в хвост и вприпрыжку понеслась исследовать дом.       Бессонница подсказала ей выход из сложившейся ситуации, и теперь Дана спешила его воплотить. Мысль была проста: она не первая и, возможно, не последняя, кто оказался в такой ситуации. Все старшие дети переживали то же, что и Ярослав, и почти все — то же, что и она. Едва появлялся новый любимчик у Давида, как все автоматически передвигались на задний план, и начиналась борьба за внимание Отца и за место в доме. Так что Дана даже удивилась, как это раньше не пришло ей в голову. Ведь всё так просто!       На этот раз своей жертвой она выбрала Андрея. На ужине он подходил к ней, явно пытался привлечь внимание, а теперь уже она придёт к нему. Наверное, он не откажет ей в беседе? Ведь так? Вот только надо его ещё найти.       Днём братья обычно скучали в комнатах на третьем этаже, но как подгадать, чтобы встретить только его, да ещё желательно не натолкнуться на Ярослава? Ух, это было тяжело хотя бы потому, что полагаться на удачу Дана не любила.       И всё же именно удача улыбнулась ей в виде спешащей куда-то Ирочки.       — Ой! — уже привычно пискнула Ирочка, едва не врезавшись в Дану.       — Куда спешишь?       — На кухню, — она кивнула на поднос, заваленный грязными чашками. — Вам что-то принести?       — Лучше скажи, ты не видела Андрея?       — Это такой высокий шатен?       — Да. Именно так. Так ты его не видела?       — Мне кажется, он в бильярдной на четвёртом этаже.       Сколько же комнат в этом доме… Дана в очередной раз возмущалась, пока поднималась по лестнице и пыталась вспомнить, где же там на этаже эта бильярдная? Но думать об этом долго не пришлось: навстречу ей уже бежал Андрей. Вот только рядом с ним был ещё кто-то из братьев, чьё имя она забыла, да и не суть.       — Добрый день!       Дана специально остановилась перед Андреем и посмотрела на него в упор, чтобы молча сказать ему, что он ей нужен. Один. Без брата.       — Добрый…       Андрей растерялся буквально на секунду, но тут же улыбнулся про себя: девчонке что-то от него надо. Как интересно. А ещё она хорошенькая даже в таком скромном виде: спортивный костюм был обтягивающий и так ещё больше подчёркивал всё, что нужно. Но этот взгляд. Очаровательная милашка, но совсем не королева. Именно поэтому Андрей улыбнулся ей открыто и почти искренне.       — Вы к нам в гости? Хотите, я покажу этаж? Не думаю, что у вас было время заглянуть во все интересные закутки дома.       Андрей повернулся к брату и коротко кивнул ему, а Дану быстро подхватил под локоть: пока Отец не видит, можно пообщаться с девчонкой поближе. Тем более она сама пришла. Вот только что ей надо?       Был бы сейчас Ярослав рядом, он бы сразу же узнал Дану, ту самую Дану, которая так же шла с ним по лестнице. Милую, открытую и совсем не опасную. Даже наоборот: эта девушка не могла представлять опасность, и даже крупный рубин на тонком пальце казался просто украшением, а не угрозой для всех братьев.       — Буду очень вам признательна. А то мне немного неловко подниматься наверх: здесь все братья, и я чувствую себя лишней в этой мужской компании.       — Ох, ну что вы! Вы — украшение этой компании. Так что не стесняйтесь, чаще приходите к нам. К тому же мы скоро уедем из дома и будем встречаться крайне редко.       — А со мной останется Ярослав! — как бы случайно подметила Дана и коротко засмеялась.       Смех делал её ещё более обворожительной, и Андрею не понравилось то, что он почувствовал: подобная соблазнительная энергия исходила от Давида, когда он хотел произвести впечатление. Удивительно, что младшая так сильно похожа на Отца. Но Андрей всё равно ласково поддерживал её руку, пока они шли коридором.       — А с вами останется Ярослав. Или же уедет к своему сыну. Вы знаете, что у него есть сын?       — Да, знаю.       Что-то такое Дана слышала и поэтому ещё больше не понимала, почему он так привязан к дому Отца. Ему ведь есть куда ехать и где жить. И с кем жить.       — А у вас есть дети?       — Конечно. У меня трое сыновей и две дочери. Вы познакомитесь на Церемонии. Вся наша семья с нетерпением ждёт Церемонии, а вы, наверное, переживаете?       — Есть такое. И без Церемонии хватает забот… — Дана вздохнула и жалобно заглянула в лицо Андрею, остановившемуся у одной из дверей.       — Я вас понимаю. Первый год — самый тяжёлый. Вот, прошу, это моя любимая комната. Вы не играете?       Да, это была бильярдная, и нет, Дана не играла.       — Я могу вас научить, если хотите? — предложил Андрей, но осёкся, потому что Дана сразу же села на диван.       — На самом деле я хотела поговорить, точнее, мне нужен ваш совет.       Андрей коротко хмыкнул, но уселся на диване на почтительном расстоянии от Даны.       — Мне кажется, я понимаю, о чём вы хотели поговорить.       Он улыбался так аккуратно и очаровательно, что Дана немного расслабилась. Вот только как ему сказать? Что она всё знает. Фантазии ужалили её, и Дана посмотрела на Андрея колким ревнивым взглядом. Давид спал и с ним тоже. Ну что это такое? Как теперь с ними всеми общаться?       Она ещё плохо управляла мимикой, поэтому Андрей сразу же расхохотался:       — Не переживайте, я понимаю, что вас терзает. Мы все пережили это. Ярослав вас донимает?       Андрей наклонился к ней с такой заботой, что Дана чуть отстранилась: от его близости стало неловко. Он был очень красивым мужчиной и очень в её вкусе! Не такой опасно соблазнительный, как Давид, а наоборот, располагающий к себе, будто ему можно довериться, положиться на него. Ох, даже думать об этом нельзя, так что…       — Ярослав… С ним очень сложно. Я бы не хотела, чтобы он постоянно находился рядом…       — Ох, я вас понимаю. Он всегда был несносным мальчишкой. А сейчас снова сходит с ума от ревности, так ведь?       Андрей улыбнулся так, будто точно-точно знал, что происходит в душе у Даны, и ей это не понравилось. Почему, ну почему все в этом доме смотрят на неё как на ребёнка?       — Так… И я не знаю, что делать…       — Тогда Вы обратились по адресу, я знаю все его слабые стороны, — Андрей хитренько улыбнулся и вдруг коснулся её руки. Да не просто коснулся, а полностью прикрыл ладонью.       Дана мгновенно покраснела: почему-то физический контакт с этим мужчиной ей не понравилась. Даже вспыльчивый красавчик Ярослав казался ей не таким опасным… в этом плане. Этот же будто соблазнял её, но это ведь не так? Ему же нельзя. Нельзя даже думать о таком.       — Например?.. — дрожащим голосом спросила Дана и сразу же разозлилась на себя за это.       — Например, его сын. До появления в его жизни Тимофея Ярослав был настолько несдержанным, что даже Отец не всегда мог его укротить, но потом, можно сказать, Ярослав остепенился.       — Почему же он тогда не с ним, а с Отцом? Сидит здесь безвылазно… — Дана поняла, что начала бурчать, и поэтому замолчала.       — Потому что ревнует, и вы это знаете. Он хочет снова почувствовать себя любимчиком, но это невозможно. Так что он будет делать всё, чтобы и вы не были любимицей Отца.       Дана неловко завозилась, пытаясь сбросить ладонь Андрея, но он только ещё сильнее втиснул её руку в диван: пока она была так близко, он мог улавливать все её чувства, почти что читать мысли. Удивительно, но рядом с ним будто была маленькая шаровая молния: Дана так и искрилась раздражением и горькой обидой. Она так злилась, что было больно прикасаться к ней, и Андрей заставлял себя держать ладонь на её тонкой руке. Вот только на кого она так злится? Только ли на Ярослава? Или на всех братьев? Она ревнивая. Эта ревность клокотала в ней, но пока не выливалась, и Андрей подумал, что лучше уехать раньше, чем это произойдёт.       — Я поделюсь с вами всеми секретами Ярослава, но взамен я попрошу лишь одно: когда придёт время, вы вспомните о том, кто именно вам помог.              В спальню она не вернулась — сразу же пошла в кабинет, потому что работы было слишком много. Голова кружилась, а живот странно ныл, и Дана поняла, что ужасно голодная. Вот и как учиться, когда все мысли только о еде? Ну, ладно, не о еде. Уже нет смысла скрывать от себя: она хотела крови, горячей и живой, немного солёной, но такой вкусной…       Дана отложила ручку и посмотрела на конспект. О чём она только что писала? Пока читала, вроде бы понимала, но теперь оказалось, что она совершенно не помнит, о чём эта глава. Так, надо собраться, чтобы не опозориться этой ночью — Отец очень требователен, когда речь идёт об учёбе. И о тренировках.       Девушка зевнула и подпёрла голову рукой. За чёрной шторой ещё был яркий солнечный зимний день, но Дана об этом могла лишь догадываться по прогнозу погоды, потому что в комнату свет почти не пробивался. Она уже научилась распознавать, что за окном, даже с плотно закрытыми шторами. Как же хотелось на улицу. Как же хотелось просто жить…       Дверь распахнулась так, что ударила по стенке шкафа, и Дана вздрогнула, испугавшись. И не зря: Давид стоял молча и не спешил заходить в комнату. У неё тут же появилось желание встать и так и стоять, пока он не разрешит ей сесть, но Дана одёрнула себя: ничего такого она не сделала, за что её можно было бы ругать.       — Доброе утро! — сказала Дана и улыбнулась абсурдности этой фразы.       Какое же это утро, если уже вечер? Но для неё это действительно утро, даже служанка вот-вот принесёт ей первую чашку кофе, чтобы Дана могла окончательно проснуться и взяться за учёбу со свежей головой.       — Доброе. Ты где была?       Давид прошёл в комнату и сел на диван, но с таким недовольным видом, будто Дана должна была просить у него прощения.       — Вы меня потеряли? — хихикнула Дана, но внутренне понимала, что пора переводить тему в положительное русло. День и так не задался, не стоит делать его ещё хуже. У неё и так тренировка с Ярославом. Уже от одного этого воспоминания настроение мгновенно испортилось.       Давид молчал, но смотрел опытным взглядом инквизитора, вынуждая её покаяться. Вот только беда: каяться было не в чем. Поэтому Дана встала из-за стола, не сводя глаз с недовольного Отца, медленно прошла по комнате и подсела к нему очень близко, едва не на коленки.       — Дана, я пришёл в спальню, а тебя там нет. И в кабинете тебя тоже не было. И где же ты была?       Давид отстранился от неё, и Дана не стала скрывать недовольства: это ещё что за поведение? Что за допрос? Да и после общения с Андреем ей вдруг особенно захотелось, чтобы Отец обнял её, прижал к себе покрепче и не отпускал. Она так остро почувствовала себя маленькой девочкой. Девочкой, которой так нужна защита и помощь. Помощь того, кто сделал это с ней, а не посторонних людей, которые теперь ненавидят за это её. Её, а не Отца.       — Общалась с одним из братьев. Как думаете, с каким?       Дана мурлыкала и ластилась, обняла Давида за руку, прижалась к плечу и заглядывала в глаза, холодные и колючие сейчас. Что не так?       — С Андреем. Я всегда знаю, где ты и с кем. Что тебя к нему привело?       — Наверное, вы и это знаете.       — Знаю. И что хорошего он тебе рассказал? Дал совет?       Дана поджала ноги, устаиваясь на диване удобнее, и теперь уже полностью легла на плечо Давиду. Отец был удивительно тёплым, и от него пахло табаком и коньяком — соблазнительный букет.       — Не особо. Рассказал кое-какие сплетни о Ярославе, но мне это не понравилось. Все братья так друг друга ненавидят?       — А ты как думаешь?       Впервые в его голосе послышалась улыбка, и Дана и сама улыбнулась, наверное, постепенно привыкала жить в такой атмосфере.       — А меня они тоже так ненавидят?       — А тебя они безумно любят. Вот только, котик, ты меня очень огорчила.       — Чем же это?       Давид выбрался из её цепких объятий и перехватил за подбородок, чтобы Дана не отводила взгляд.       — Спортивная одежда для тренировок. Только для тренировок.       — Но…       Дана поняла, что начала краснеть — не столько от неловкости, сколько от злости: только она нашла более-менее удобную и скромную одежду, как тут же за это получила.       — Никаких «но». Для тебя подобраны самые лучшие наряды, самые красивые и дорогие платья, так что немедленно пойди и переоденься! И чтобы я такого больше не видел!       Давид действительно злился, Дана это чувствовала, поэтому тут же ушла в спальню, а он остался ждать её в кабинете. Злился он не из-за одежды, хотя и не мог позволить, чтобы его красавица ходила по дому не в роскошных платьях, а в спортивных штанах. Вывело его сразу несколько вещей. Во-первых, его магия не подействовала на Дану, и девчонка проснулась раньше, чем следовало. Во-вторых, она пошла за советом к Андрею, что уже было странно. Странно, что она вообще решила к кому-то обратиться! Видимо, девочка всерьёз восприняла его комментарий относительно Ярослава. Что ж, будет интересно, кто победит в этой войне. Ну а в-третьих, Давид чувствовал, что Дана мыслями слишком далека от него. Так быть не должно. В первый год молодые вампиры должны быть буквально одержимы своим родителем. Малейшая разлука должна становиться для них невыносимой. Но не для Даны. Холод от неё был ощутимым, осязаемым. И Давид с недовольством отметил, что пора заканчивать игры в ревность: Дана должна поверить, что в мире существуют только они вдвоём. И никто им не помешает, даже ревнивый мальчишка Ярослав. А ещё почему-то в её голове прочно засела мысль о Ярославе, что было ещё одним плохим знаком.       — Вот так намного лучше! Ты у меня красавица!       Дана не прогадала, надела достаточно откровенное платье, чтобы понравиться Давиду, и теперь отметила, что он доволен её видом. Доволен настолько, что разрешил сесть себе на колени и обнял за талию.       — Котик, всё-таки расскажи, о чём вы говорили с Андреем.       Когда Давид был так близко, Дана мгновенно расслаблялась. Странно, но она соскучилась по нему. Хотелось, чтобы он вот так держал её всегда и не отпускал. Так что неудивительно, что Дана сразу же начала щебетать, хоть тема и была неприятной.       — Андрей рассказал мне об одной истории… Я даже не знаю, стоит ли о ней говорить… Наверное, я хочу услышать ваш вариант случившегося.       — Да? Интересно, и что же это за история?       Всё он прекрасно знал. Если Дана пошла к Андрею, то точно говорить о Ярославе. А что ещё о Ярославе может рассказать злюка Андрей, самолюбие которого до сих пор не восстановилось? Только самую больную для Ярослава историю.       — О его сестре…       Дана вздохнула и посмотрела на Давида с плохо скрываемым любопытством. Да, история была грустной, но девушка всё же оказалась любопытной сплетницей и не могла отказать себе в удовольствии узнать подробности.       — Андрей, наверное, рассказал тебе всё, да ещё и приукрасил. Уж я его знаю. Так что ты хочешь услышать от меня? Почему я запретил ему это делать?       — Я хочу услышать всё. С подробностями и пояснениями.       Прозвучало это как требование, и Давид хмыкнул её нахальству. Девочка вся в него. Он тоже был таким же требовательным с самых первых своих дней, чем доставал и Отца, и братьев.       — Тогда устраивайся удобнее, история длинная. Андрей не просто так рассказал тебе об этом — Ярослав до сих пор не может мне этого простить. Во время превращения у него уже была младшая сестра, его любимица Анна. Очаровательное создание, я видел её тогда. Ей было лет десять, может, меньше, но она была такой озорной, будто совсем маленький ребёнок. И Ярослав любил её за это. Я помню, что он даже тайком встречался с ней, когда родители уже отказались от него из-за наших отношений и не пускали его на порог дома. Именно разлука с ней его угнетала, но, как ты сама понимаешь, недолго. Прошло лет пять после обращения, и Ярослав в другом городе случайно встретил старого знакомого, который и сообщил ему плохую новость: Анна болела, очень тяжело и долго. И вся семья готовилась к её смерти, так что родители даже рады были бы возвращению Ярослава. И он, конечно же, помчался домой, не спросив меня, даже не сообщив мне об этом! Когда я нашёл его, оказалось, что он уже похитил сестру и даже попытался обратить. Только вот беда, мальчишка был слишком юн, он даже не подозревал, что у него не хватит на это сил. Так что я нашёл его в ужасе, а девчонку в агонии. Теперь ты понимаешь, что выбора у меня не было? Так что да, я убил девчонку. И нет, я не чувствовал себя виноватым, хоть Ярослав и устроил истерику. Ну что, достаточно подробная история?       — Не совсем. Его сын…       — Что с его сыном?       — Андрей сказал, что Ярослав решился на это только много лет спустя.       — Да, спустя пятьдесят лет. И, конечно же, он снова меня не спросил.       — А должен был? Я думала, что это решение принимают сами дети… Это же их семья.       Давид снова хмыкнул, удивляясь, куда клонит Дана. Что ж, стоит сразу же объяснить ей правила.       — Это моя семья. И их дети должны соответствовать моим требованиям. А Ярослав снова меня разочаровал: мальчишка оказался слабым, без каких-либо способностей, разве что живучий, потому что был беспризорником. Не знаю, почему Ярослав выбрал именно его, но я уже не стал убивать мальчишку. Возможно, это компенсация за убийство Анны?       — Как вы думаете, Ярослав уже простил вас за это?       — Я не думаю об этом, — насмешливо фыркнул Давид, ничуть не расстроившийся воспоминанием об этой истории. — Зачем? Один слабый мальчишка не испортил мой клан, но Ярослав предупреждён, что больше такого не повторится.       Дана задумалась и затихла, так что Давид поспешил её расшевелить.       — Котик, ты расстроилась? Из-за чего?       — Я тут подумала… Может, и у меня есть братья или сёстры, а я о них не помню?       Так, это было уже серьёзное заявление. Стоило пресечь подобные мысли на корню. Поэтому Давид ссадил Дану с колен и чуть отстранился, чтобы смотреть ей прямо в глаза.       — Дана, мы уже говорили об этом: у тебя есть шестнадцать братьев! И это твоя семья! Ты меня поняла?       — Да. И всё же!.. — не унималась Дана, и Давид начал злиться.       — Дана! Твоя семья — это мы! И ты больше никогда не увидишь людей из своей прошлой жизни. Это для твоего же блага!       Дана молчала, чтобы ещё больше не злить Давида, но понимала, что от него не скрылось её угрюмое настроение. Ей стало безумно жаль Ярослава, и было странно, что Давид именно так относился к случившемуся. Ведь его самый младший сын хотел сделать как лучше, хотел спасти дорогого ему человека, да к тому же не любовницу, а сестру.       — Знаешь, котик, будь Ярослав хоть немного мудрее, он бы не стал с тобой ссориться. Возможно, ты смогла бы заменить ему Анну? Ведь та тоже была очаровательной брюнеткой с такими же горящими глазами. Если бы Ярослав принял тебя как сестру, ему сразу же стало бы легче.       Давид любовался Даной, ласково перебирал пряди гладких волос, чуть поглаживал белую щёчку, и поэтому её неожиданно язвительное замечание стало для него особенно неприятным:       — Не думаю, что это возможно. Никто из ваших сыновей не считает меня сестрой, не так ли?       — Что ты имеешь в виду?       Недовольный прищур его зелёных глаз должен был стать для неё предупреждением, но Дана распалялась всё больше:       — Как будто вы не замечаете! Они относятся ко мне либо как к глупому ребёнку, либо как к проститутке. И я не знаю, что мне не нравится больше.       Такой злой он её ещё не видел. Дана вскочила так быстро, что Давид даже не успел остановить её — она просто сердито скинула его руку и отошла к своему столу.       — Дана, послушай меня… — начал Давид, успокаивая скорее себя, чем её. Такие истерики последний раз ему устраивал только Ярослав, но это было так давно, что он уже и забыл, насколько неприятно непослушание детей. — Во-первых, ты преувеличиваешь. Даже если ты и вызываешь у них определённые желания, то это не должно тебя смущать. Ты очень красивая девушка, так что стоит привыкнуть к подобному отношению. А во-вторых, ты моя первая и единственная дочь, так что твоим братьям сложно понять, как именно к тебе относиться. У них самих есть дочери, так что они немного запутались. Не стоит их за это винить.       — Ну вот пусть они так относятся к своим дочерям, а ко мне…       Дана задохнулась от возмущения на половине фразы, и Давид договорил за неё:       — Относятся с почтением? Ты это хотела сказать?       У неё нехорошо горели глаза и подрагивала верхняя губка, и Давид не мог налюбоваться этими переменами. Неужели её можно расшевелить только ненавистью и соперничеством? Откуда в ней столько воинственности? Давид не мог не согласиться с отношением своих сыновей к Дане: в её внешности было что-то такое порочное и томное, что сразу же вызывало определённые желания. И это пугало и злило её. Дана хотела кое-чего другого, в чём боялась признаться даже себе. Да и Давид не был уверен, что она уже готова к этому, хоть он и сам подстёгивал её буквально несколько дней назад… Поднять её над всеми братьями, возвысить до своего уровня — это было в его власти; но только сейчас Давид задумался, а не слишком ли это опасно? Дана должна понимать, что ему нужно подчиняться. И зубки показывать категорически нельзя. Для этого есть Ярослав — с ним пусть делает, что хочет: злится, кусается, ругается, дерётся, хамит и язвит, сколько ей вздумается.       — Я согласен с этим, но только с одним условием: ты обязана относиться с почтением ко мне. Я вижу, что разбаловал тебя.       Давид говорил, и с каждым словом лицо его становилось всё строже, а лицо Даны — всё белее. Она уже пожалела о том, что не сдержала себя. Но все эти взгляды уже надоели ей. И отчасти она злилась не потому, что нравилась мужчинам, а потому, что не могла ответить на их флирт. А так хотелось хоть немного расслабиться и не думать о Давиде, который всё видит и всё замечает. Дана уже кое-что поняла об отношениях с ним, и ей это очень не понравилось: она не любила его, но была болезненно привязана к нему, да ещё и боялась его. Нет, в этих отношениях не было ничего здорового и нормального. Но как-то же другие братья жили в этом?.. И им настолько это нравилось, что они и сейчас были готовы буквально сражаться за секунду его внимания. Дана чего-то не понимала, но выяснять это сейчас так не хотелось. Лучше сделать вид, что всё хорошо и что она любит Давида. Так будет безопаснее.       Этот её взгляд не понравился Давиду. Так на него смотрел строптивый Лео, никогда по-настоящему не принадлежавший ему. Так на него смотрели сыновья через лет пять после превращения, когда уже готовы были уйти от него. Но ещё до самой Церемонии?.. Слишком рано. Она молчала, но взгляд её был красноречив. Девчонка не принадлежала ему. Если бы он не потратил на неё столько сил, то убил бы прямо сейчас — настолько возмутило его это терпеливое равнодушие.       — Дана, подойди ко мне.       Она не спешила. Она даже не сдвинулась с места: стояла, опершись о стол, сложив руки на груди и вздёрнув подбородок. Внутри неё происходила страшная борьба: подчиниться ему сейчас означало перечеркнуть все попытки быть независимой. Она ничего такого не сделала, чтобы…       Додумать она не успела: страшная сила сдёрнула её со стола и уронила на ковёр так, что Дана на несколько секунд потерялась во времени и пространстве. Пока не было особо больно, хоть девушка и поняла, что колени и ладони обожгло, скорее, было страшно и унизительно. Она села на полу, но не поднимала затуманенных слезами глаз, поэтому видела только туфли и брюки Давида. Что-то знакомое было в этой картинке, но Дана не успела углубиться в это ощущение, потому что ситуация становилась слишком опасной и требовала от неё собранности. А её не было — только нарастающий ужас, с которым невозможно было справиться.       Давид наклонился к Дане, поставив локти на колени и сложив пальцы в замок. После первого жестокого урока с ремнём он решил, что Дана не заслуживает такого отношения, что она очень послушная и смышлёная девочка, но как же он ошибся. Разбаловал её буквально за неделю. Но лучше уж вернуться к урокам сейчас, чем запустить её воспитание и пожалеть потом ещё больше.       Она попыталась сесть удобнее, но он тут же приказал ей:       — Не шевелись. Я не разрешал тебе вставать.       — Я не…       — И говорить тоже.       С этой фразой пришла и боль: она припечатала Дану так, что та рухнула на ковёр, уткнулась в него щекой и жалобно заскулила. Давид не шевелился — это Дана знала точно, потому что следила за ним краем глаза, но боль была оглушающей, и захотелось растаять, раствориться, исчезнуть, чтобы только всё это закончилось. Если он пошевелится — она умрёт. Это было для неё очевидным. Дышала она с трудом, потому что на спине будто лежала бетонная плита. Сердце билось медленно и слабо, и Дана почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Вот только он не позволит ей…       — Дана, — нараспев начал Давид, и его голос, казалось, звучал издалека. — Как так получилось, что ты подумала, что можешь меня не слушаться? Мой глупый ребёнок!       Она задыхалась и хватала воздух как рыба, выброшенная на берег. Боль была сильной, но ноющей, равномерной, так что Дана нашла в себе силы чуть приподняться, буквально на секунду, потому что Давид сердито фыркнул, и её будто ударило прутом поперёк спины. Она ахнула и снова распласталась на ковре.       — Не шевелись, если не хочешь получить снова. Или тебе нравится боль? Тогда я найду ей другое применение.       Дана молчала, но Давид всё равно услышал её мысли: девчонка продолжала противиться даже в таком состоянии. Ну что же с ней делать? Ох, не стоило вливать в неё свою кровь. Из-за этого она так на него похожа. Упрямая, но ещё неопытная. Будь она чуть старше, она бы догадалась смолчать, подчиниться, а отомстить потом. Но нет. Она будет биться до последнего и идти напролом. Глупая! Придётся применять магию, жестокую и древнюю. На зов этой магии люди приходили умирать. С улыбкой на лице, счастливые, влюблённые, они шли за вампирами, становились их покорными рабами. Как жаль, что придётся использовать эту магию против драгоценной Даны.       — Дана. Поднимись, встань на колени и посмотри мне в глаза.       Боль не прошла. Она накатила новой волной, от которой Дану теперь било крупной дрожью, но зато сознание немного прояснилось, вот только перед глазами всё поплыло от гнева и слёз. Становиться перед ним на колени она не хотела, но и лежать буквально у его ног было ещё хуже. До чего же унизительная ситуация! И Дана понимала, что он имеет на это право. С самого первого взгляда, когда она только открыла глаза после страшной холодной тьмы, Дана поняла, что этот мужчина будет распоряжаться её жизнью. И как она могла об этом забыть? Теперь же Дану охватил ужас. Что же с ней будет? Что он с ней сделает?       Так что именно этот ужас помог ей перебороть гордость и стыд и встать перед Давидом на колени. Но поднять на него взгляд было так сложно, что проще было пережить новую порцию боли, чем посмотреть в эти зелёные глаза.       Всё было так, как он и ожидал: залитые слезами щёки пылали стыдом и яростью. Вот только взгляд она не потушила, смотрела на него с такой ненавистью, что Давид едва сдержал смех. Почему-то захотелось взять её прямо здесь и сейчас, чтобы укротить её таким немного необычным способом. Но пока он схватил её за подбородок, впившись пальцами так, что у Даны снова побежали слёзы, задрал голову и с улыбкой посмотрел в глаза.       — Не отводи взгляд и слушай меня внимательно. Ты моя, и ты выполняешь все мои приказы незамедлительно. Ты стараешься угодить мне во всём. Ты любишь меня больше жизни. Без меня ты не можешь спать, не можешь есть, не можешь найти покой. Ты хочешь только меня. Ни один мужчина, ни одна женщина не вызывают у тебя сексуального желания, только я. Все твои мысли — только обо мне. Ты верна мне. Ты защищаешь меня и мои интересы. Если ты узнаешь о предательстве, сразу же сообщишь мне. Если я прикажу — ты умрёшь, если я прикажу — ты убьёшь. Ты счастлива быть со мной. Ты счастлива, когда я рядом, и грустишь, когда остаёшься одна.       Ей было плохо, Давид видел это. Он держал её за подбородок, и только поэтому Дана не падала, но она уже не была с ним, так что говорить дальше не было смысла. Он даже не был уверен, что она услышала и поняла всё, что он говорил, или отключилась раньше, но глаза её были пустыми. Бедная девочка. Она слишком сопротивлялась, Давид чувствовал это, поэтому знал, что произойдёт сейчас: как только он отпустит её, Дана впадёт в сильнейшую истерику, после которой потеряет сознание, потому что психика её не выдержит. Но когда очнётся… Ох, это будет совершенно другая Дана! Очень похожая на ту, что ждала его в своей спальне, когда весь её мир был сосредоточен только на нём.       Давид очень осторожно поднял её на руки, уложил на диван, прижал к груди и баюкал как больного ребёнка. Она и была сейчас как ребёнок, вот только в истерику не впадала, а жалобно всхлипывала и плакала почти беззвучно.       — Котик, ты как?       Её лоб был горячий и влажный, щёки красные, а губы бледными, но в целом Дана была в порядке.       — Отец, — позвала она шёпотом и уткнулась в его плечо. — Простите меня. Я вас расстроила. Я не должна вас расстраивать.       Что-то нездоровое было в её словах, в её интонации. Дана была будто пьяна, и Давид догадался, что ей нужно время, чтобы прийти в себя, чтобы его слова подействовали, укрепились в её подсознании. Пока любое сказанное слово будет расценено как приказ, так что стоит быть осторожным, и Давид начал волнительным полушёпотом убеждать её:       — Дана, я очень тебя люблю. Люблю так, как никогда не любил. Поверь мне. Ты для меня не просто красивая девушка, ты моя любимая женщина, моя королева. Если ты будешь послушной, я превращу твою жизнь в вечный праздник. Но я не потерплю предательства. Я не отдам тебя ни одному мужчине, ни одной женщине. Если кто-то посягнёт на тебя, я убью его. И если ты захочешь уйти, я тебя не отпущу. Никогда.       Она плакала уже навзрыд, и Давиду пришлось зацеловывать её, чтобы хоть немного успокоить. Дана теперь была особенно беспомощной, цеплялась за него, прижималась, но не могла успокоиться, пока Давид не сжал её в объятиях и не убаюкал как младенца. Совсем немного отдыха — и всё будет хорошо.