Кровь и шелк

      Улыбка. Взгляд. Прикосновение. Улыбка? Взгляд? Прикосновение? Это ещё что такое?! Дана подумала об этом возмущённо, но посмотрела перед собой тупо, будто у неё не было сил реагировать. Не имеет значения, что происходит вокруг, потому что внутри Даны уже происходило что-то странное, и ей стоило в этом разобраться.       Веки показались ей свинцовыми, когда она попыталась сморгнуть алые круги, расплывающиеся перед глазами. Конечно же, ничего не получилось, стало только хуже: теперь весь огромный сияющий зал был будто залит кровью и объят пламенем. Как она раньше этого не замечала? И, действительно, Дана поняла, что только сейчас оглянулась по сторонам, а до этого будто плыла в какой-то сонливой дымке. Она помнила, как у неё ужасно тряслись ноги и как тяжело было стоять ровно и ждать, когда же появится её жертва. А потом Дана не помнила ничего, никаких картинок, только запутанный клубок чувств, настолько болезненно острый, что страшно было его распутывать. Да и зачем? В памяти всплыл запах — терпкий и удушающий. Именно он привёл её в чувство. Дана вспомнила, что сначала почувствовала запах, поняла, что Давид рядом, совсем близко, что его можно коснуться, поэтому несмело протянула руки и кончиками пальцев пробежалась по знакомой груди. Это был он. Её мужчина. Ему можно довериться. Только убедившись в этом, Дана открыла глаза, хоть сначала ничего не увидела: только алые вспышки, от которых закружилась голова и затошнило. От Давида тянуло странным холодом, который, однако, окончательно её отрезвил: Дана моргнула и позвала его по имени, и на этот звук быстрее забилось сердце. Это её мужчина. И если он посмеет посмотреть ещё на кого-то так, как смотрит сейчас на неё, она жестоко отомстит.       Что-то холодное и злое поднималось из глубин сознания, отчего хотелось хохотать и плакать, но близость Давида сдерживала все эти порывы. Время странно замерло, и Дана только вспышками замечала, как меняются лица возле неё: Эд, Николас, какие-то женщины, красивые женщины, поэтому от них стоило избавиться как можно скорее; а вот и Ярослав с очаровательным мальчишкой, которого невыносимо захотелось обнять, прижать и не отпускать. Такой миленький! Дана ожила на секунду, потому что мальчишка вызвал у неё искреннюю улыбку. Интересно, какой Ярослав рядом с ним? Такой же горячий любовник, как обещают его блядские глаза? Или мягкий и нежный, как шёлк его кожи или кудри этого мальчишки? А сам мальчишка? Всегда ли он так мил и невинен, как улыбка на его пухлых губах?       Дана едва сдержалась, чтобы не облизнуться жадно и похотливо. Давид — её мужчина, но он так часто холоден и жесток с ней, а она требует поклонения. Она достойна поклонения! И ей очень захотелось вдруг, чтобы этим днём именно она не давала мальчишке спокойно спать, то и дело разжигая фантазии. Разве она хуже этого дерзкого Ярослава?       Ярослава, который теперь наклонился через стол, оттеснив её, и что-то быстро говорил Давиду, как бы невзначай касаясь его руки. До чего же он нахальный! И почему он до сих пор не у её ног?       И всё же ей было плохо. Алые волны захватывали её и качали, убаюкивая и одновременно волнуя. Запахи и образы заполнили весь мир. Она посмотрела прямо и едва не скривилась: напротив сидел Эд, и так всегда недовольный, теперь же от него несло чем-то кислым, будто от забродившего мусора. Если бы Дана могла, она бы потребовала немедленно выставить его вон и никогда не впускать к ней. Разве он всегда был таким… мерзким? Или что-то случилось? В густом алом тумане Дана видела его извивающимся и то и дело подёргивающимся, будто его било током. Нет, всё-таки с ним что-то случилось, но это пройдёт, ему просто надо собраться.       Как и ей. Дана поняла вдруг, почему ей так душно: из этой сотни вампиров она чувствовала каждого, и, как ей казалось, если она только захочет, сосредоточится, постарается, она сможет раздавить эти алые куски мяса в их грудных клетках. Их сердца были такими яркими, но такими беззащитными… Такими доступными! Как и алые пульсирующие нити, пронизывающие весь зал и связывающие всех в единую, хоть и очень запутанную сеть. И Дана едва сдерживала себя, чтобы не протянуть руку и не коснуться одной такой нити острым ноготком. Что будет, если она так сделает? Как интересно! И почему Отец не говорил ей об этом?       Отец… Разве он её Отец? Давид — её создатель, это понятно. Но он же и её мужчина, хоть порой он и хотел бы об этом забыть. Вот, например, эта пульсирующая нить, что тянется мимо неё прямо к его сердцу. Чья она? Дана и так поняла, даже не оглядываясь. Этот жар был волнительнее, чем запах людей, то и дело проходивших рядом. От того запаха пересыхало во рту, и быстрее билось сердце, и горячие мурашки пробегали по телу, разнося тягучее тепло… Но то были лишь голод и сладкий соблазн. А что же это? Дана замерла, чуть откинулась на спинку высокого стула, закусила губку, чтобы не застонать… Как же было хорошо! Так близко, так соблазнительно, даже вызывающе близко! Этот жар тёк в неё с правого плеча прямо в живот, едва задевая по пути сердце, и так уже болезненно сжавшееся.       Сколько же в нём любви и жизни? Ни в ком живом она никогда не найдёт даже десятой части всего того, что таит в себе этот несносный мальчишка. Как он пронёс это сквозь век жизни с Давидом? Как он смог утолить его голод и остаться живым? Горячим! Будто пламя пожара, пожиравшего всё на своём пути. Хватит ли этого пламени, чтобы согреть Дану? Утолить её голод? Ох, если бы не Давид, не его ледяной взгляд, которым он точно вспорет ей сердце, Дана бы уже кинулась на Ярослава, впилась в его шею, прижала бы к себе и не отпускала бы долго-долго!.. Всего глоток его крови…       И что было бы? Дана распахнула глаза и будто очнулась. Давид говорил что-то тихо и размеренно, и краем глаза Дана заметила, как влюблённо на него смотрит Ярослав. Алые круги потихоньку таяли, но кровавая нить всё пульсировала перед её лицом, будто дразнясь. Дана впилась ногтями в бедро, едва не вспоров платье — только так она смогла сдержаться и не рвануть эту нить. Толстую и крепкую, как стальной прут, но, очевидно, живую, да ещё и пульсирующую с обоих сторон.       Дана метнула быстрый взгляд на грудь Ярослава, избегая смотреть ему в глаза. Алое сердце трепетало, в то время как сердце Давида Дана увидеть так и не смогла: за чёрным с серебром пиджаком таилось нечто настолько же чёрное. Но из всех нитей, что шли к нему, самой крепкой и алой была пока что её — толстый канат, не только пульсирующий, но и горящий, обвивал всю Дану, перехватывал и шею, и руки, и талию. Только увидев это, Дана испугалась. Она не хотела видеть всё это. Не просила об этом. Как сделать так, чтобы это прекратилось?       Она дёрнулась вся, будто попыталась стряхнуть с себя всё это красное и жгучее, но оно исчезло лишь с холодным прикосновением.       — Дана, котик, всё нормально?       Большая ладонь Давида перехватила её маленькую руку и крепко сжала. Дана посмотрела на него отрешённо и немного испуганно. А вдруг он всё заметил и всё понял? Она не могла контролировать себя, а это очень и очень опасно. Чтобы обезопасить себя, Дана посмотрела на него чуть просяще и коротко сказала:       — Я устала.       Это стало сигналом заканчивать. Давид встал, не отпуская её руки, и коротко поблагодарил всех за вечер. Он разрешил им веселиться до утра, пить в честь Даны, но сам спешил уйти. Что ж, без него веселья явно станет больше, но Дана уже ничего не хотела видеть. Слишком много внимания, совсем не такого, как ей хотелось. Да, поначалу она жутко боялась этого знакомства, когда-то даже не могла спать, всё переживала, как её примут, но теперь всё это казалось таким смешным. Сам Давид обратил её, выбрал её, и все должны были не просто принять его выбор, но склониться перед ней, так почему же она чувствует их недовольство? Разве смеют они быть против?       Жгучий гнев клокотал в груди, пока Дана шла длинным залом под руку с Давидом, и спину ей пронзали взгляды и шепотки, и смешки. Как они смеют?! И только надменный холод Давида немного приводил её в чувство.       — Какая ты сегодня необыкновенная! — вдруг горячо шепнул ей на ушко Давид, и Дана остановилась.       — Как и вы.       Она чуть прикусила губку, но всё же не сдержалась и потянулась, чтобы поцеловать его. Это был медленный поцелуй, закрепляющий её право безгранично владеть этим мужчиной, и Давид это понял.       — Ты теперь совсем большая девочка.       Он держал её лицо в своих больших ладонях и пристально смотрел в глаза. Как сильно изменила её первая жертва! Давид тщательно скрывал своё волнение, но всё же боялся, что Дана окажется не такой, как ему нужно. Не такой надменной и сильной, не такой хищной и соблазнительной. Но она не разочаровала его. Его маленькая копия, его достойная наследница. И та женщина, ради которой он мог уничтожить весь свой клан. Она ещё не знает это точно, но уже чувствует, он видел это в её потемневших глазах, в самодовольной усмешке. Он испортит её, разбалует, потому что ей невозможно отказать. Нет, он всё сделал правильно и никому и ни за что не отдаст своё идеальное творение.       — Пойдём домой, отпразднуем вдвоём.       Давид погладил Дану по щеке, едва-едва касаясь кончиками пальцев белой кожи. Он был будто околдован её взглядом и впервые позволил себе утонуть в этой сладкой магии. Впервые за сотни лет он доверял женщине. Более того, он хотел её любви, а этого с ним не случалось никогда.              — Яр! Постой! — не стесняясь, крикнул на весь зал Тимофей.       Его любимый уходил, стремительно рассекал толпу, не глядя и будто ничего не видя перед собой. Ну конечно же, Давид ушёл, и Ярослав послушно поплёлся за ним как щенок. Но вот беда, у него тоже был свой щенок. И Яр не имел права забывать о нём!       Появление Даны, такой блестящей и высокомерной, перевернуло жизнь не только Ярослава. Она задела всех, хоть сама пока об этом и не думала. Яр ожидал, что первая кровь опьянит Дану и сделает её смешной, но вышло всё совсем не так, и Тимофей чувствовал это особенно остро. Быть самым слабым в клане — проклятие, но и в этом проклятии можно найти пользу: чем меньше вампирского было в Тимофее, тем больше оставалось человеческого, и поэтому он чувствовал всех своих родственников по-другому, почти по-человечески. И Дана не просто испугала его, она показалась ему божеством, почти равным Давиду. Конечно же, Тим сразу понял, что Ярослав тоже попал под действие её чар, хоть сам он никогда не признается в этом даже себе. Яр всегда был гордым, даже слишком, но Дана сможет его укротить, в этом Тимофей не сомневался. Но зачем ей это? Зачем ей уводить у него единственного — самого дорогого мужчину? У неё ведь есть Давид, буквально пожирающий её взглядом, ревниво посматривающий на каждого, кто хоть немного приблизится к ней, но будто не замечавший Ярослава, влюблённого в них по уши. В них, именно так, и в Давида, и в Дану. В этом Тимофей не сомневался. Весь вечер он внимательно следил за любимым и всё яснее видел, что теряет его. За эти десятилетия он почти смирился, что вынужден делить Ярослава с Давидом, ведь право Отца невозможно было оспорить, только подчиниться. Но вот Дана!.. Зачем ей Ярослав? Зачем, если у неё есть Давид?       Зачем Ярославу Дана Тимофей даже не сомневался. Что ж, это всё кровь Давида, её зову невозможно противиться. Тимофей и сам мгновенно краснел, едва задевал взглядом Дану. Ему становилось физически плохо от одного воспоминания о её прикосновении. Тим не обманывал себя: даже сейчас, будучи совсем ещё неопытной, она могла уничтожить его, потому что сила крови Давида была слишком ощутимой. Для него, по крайней мере.       И всё же он решил бороться. Пусть он никогда не станет таким же сильным и влиятельным, как Дана, но он не отдаст ей единственное своё сокровище — Ярослава! И теперь Тим бежал за ним, позабыв обо всех приличиях. Пусть он выглядит смешно, что ему до этого? Ведь и сам Ярослав спешил выбраться из дворца, расталкивая вампиров, теперь уже откровенно веселящихся. Они были словно дети, оставшиеся без присмотра строгих родителей, так что спешили воспользоваться этой возможностью вовсю. И им не было дела до маленькой трагедии, разыгрывающейся прямо на их глазах, даже Андрей, всегда присматривающий за Ярославом, ничего не заметил.       — Постой же! Ну! — сердито крикнул Тимофей, хватая Ярослава за рукав тонкого пальто.       Яра дёрнуло, и только это заставило его остановиться. Он так спешил, что накидывал пальто уже на крыльце и не заметил бы сына, если бы не это грубое движение.       — Ты чего? — спросил он не столько строго, сколько растерянно.       Казалось, Яр вообще забыл, что Тимофей ещё здесь, и теперь будто удивился его появлению.       — Не иди за ними, — едва слышно произнёс Тимофей, опуская взгляд, но не выпуская из стиснутой руки рукав — Ярослав так и стоял с наполовину надетым пальто.       — Что ты?.. — фыркнул Ярослав, но слова сына отрезвили его.       Что ж, мальчишка прав. Не стоит ему сейчас бежать за Отцом, ведь понятно, что он хочет окончательно раствориться в Дане. И если Ярослав ему помешает, то на этот раз наказание будет намного серьёзнее, чем просто отлучение от дома на неделю.       — Ты прав, — коротко кивнул Ярослав, но поспешил отвернуться от сына — ему стало неловко, что его подловили в такой нелепой ситуации.       Будь перед ним кто-то другой, Ярослав бы уже вспылил, но на Тимофея он злиться не мог: слишком уж мальчишка был беззащитен. И теперь он не мог повернуться к нему, просто не находил в себе сил, потому что знал, что натолкнётся на огромные глаза, полные грусти и затаённого укора. Тимофей никогда ни в чём его не обвинял, не предъявлял претензий, не ревновал, хоть Ярослав частенько давал поводы и действительно разочаровывал сына. Сегодня же Тимофей особенно в нём нуждается, это понятно, и странно, что Ярослав совсем о нём забыл.       — Одевайся же, а то замёрзнешь, — заботливо сказал Тим, помогая Ярославу надеть пальто. — Хочешь, пойдём в твой любимый отель в столице? Или в какой-то клуб?       Тимофей говорил это и сам привычно обнимал Ярослава со спины. Он знал, что Яр сейчас злится, но не хочет этого показывать, так что именно такие объятия помогут погасить его гнев. Гнев всегда был его слабым местом, и в такие моменты стоило быть особенно осторожным.       — Ты ещё живёшь в том доме?.. — едва слышно, будто через силу, начал Ярослав, и Тим тут же подхватил:       — Да, конечно. Там сейчас всё готово к твоему приезду. Хочешь?..       — Я, наверное, останусь там на несколько дней, ты не против?       Ярослав вздохнул так тяжело, что Тимофей сразу же понял, что это просто вынужденная мера, пока Давид не будет готов снова принять его в своём доме. Едва только тот поманит, как Яр снова побежит туда и совсем забудет о Тиме. Что ж, это уже не впервые, так что ничего страшного. Тимофей просто постарается насладиться этими короткими мгновениями счастья, ведь это всё, что у него есть.       — Я всегда рад тебя видеть, — промурлыкал Тимофей и потёрся щекой о спину Ярослава, пока ещё каменную от сдерживаемой злости.       — Ну хватит тебе! — раздражённо пробурчал Ярослав, но Тим понял по голосу, что тот оттаивает. — Ну не при всех же!       — Почему? — засмеялся Тим, вдруг оказавшись перед Ярославом. — А то они не такие же!       Он чувствовал, что нужен Ярославу, и именно поэтому был так весел, хоть смех его, как и улыбка, были лишь прикрытием невыносимой боли. Ярослав любит не его. Это не значило, что он разлюбил Тима, нет, но временно совсем о нём забыл, отвлёкшись на Дану. Что ж, Тим сам виноват — если бы не та пьяная ночь, то ничего бы такого сейчас не было. Вот только он не мог себя обманывать: Ярослав мог влюбиться в кого угодно, может, это было бы не так остро и заметно, но вполне могло быть. Скоро ведь Зимний бал, там представят новичков, и Ярославу вполне мог бы кто-нибудь понравиться.       Но не так как Дана. Она была для него особенной, это было очевидно. Что ж, у Тима было не так много времени, так что стоило действовать, ловить момент, а не стоять на морозе и грустить.       — Держись крепко, — вздохнул Ярослав, снова включаясь в роль заботливого отца.       Если бы не Ярослав, то Тимофею пришлось бы возвращаться в дом и ждать, пока ему настроят телепорт в его город, а так Ярослав просто сделал шаг в темноту сада, и Тимофея дёрнуло так, что сердце ушло в пятки. Темнота сада сменилась полумраком переулка, освещаемого одним пыльным жёлтым фонарём.       — Где это мы? — немного испуганно начал Тимофей, но Ярослав улыбнулся и чуть наклонился к нему со странной болезненной улыбкой:       — Разве ты не узнаёшь? Это же тот самый переулок.       Теперь Тим догадался, но понял, что совершенно не помнит, где именно это случилось. Он тогда был пьян не только от алкоголя, но и от ослепительной любви, в которой купался в те дни. Ярослав с наступлением холодов всегда становился чуть более домашним и ласковым. Он начинал мёрзнуть, поэтому с огромным удовольствием проводил всё светлое время суток в уютных спальнях, возле камина, с чем-нибудь вкусным и согревающим. И всегда в объятиях Тимофея. А вот ночами он отправлялся на поиски приключений. Ночи были глухими и тёмными, будто специально созданными для вечно голодного вампира. Ярослав был прекрасным охотником, и он снисходительно учил Тима всем своим секретам. А теперь Яр делился этими секретами с Даной.       — Зачем мы здесь? — немного испуганно спросил Тимофей после затянувшейся паузы, во время которой чуть не утонул в сладких воспоминаниях.       Как же всё было хорошо, пока он не совершил эту ужасную ошибку. Он разрушил жизнь незнакомой девчонки, а она в ответ — его и Ярослава. Слишком высокая цена одной ошибки.       Ярослав подошёл чуть ближе к фонарю и прищурился на его неровный болезненный свет. Тимофей притих, потому что догадался, что Ярослав задумался и мысли его такие же горькие. Они уже ничего не могли изменить, теперь это стало окончательно понятным. А их мысли о том, что можно избавиться от неё, сейчас показались нелепыми. Теперь уже приходилось думать о том, как понравиться ей, как бы не прогневить её, потому что один её каприз мог стать для них решающим.       И всё же долго думать о Дане Тимофей не мог. Ярослав стоял под фонарём, запрокинув голову, и как загипнотизированный следил за танцем редких снежинок в жёлтом электрическом свете. Высокий, стройный, ловкий, жгуче красивый. Зачем ему грустить? О ком? Ведь он прекрасен и может соблазнить любого или любую одним только взглядом тёмных глаз. Сейчас же под его чары снова подпал Тимофей, любовавшийся им издалека и боявшийся не то что подойти, даже вздохнуть, чтобы эта прекрасная картинка не растаяла как утренний туман.       Кстати, об утре. Тимофей вспомнил, что вот-вот придёт рассвет и им стоит поспешить укрыться в доме. Зимнее солнце, конечно, не такое опасное, но всё же может немного подпортить прекрасную кожу Ярослава.       — Яр, нам пора, — осторожно начал Тимофей, всё ещё не двигаясь с места — красота Ярослава в этом странном свете парализовала его.       — Да, ты прав, — со вздохом согласился Ярослав, медленно поворачиваясь.       Тимофей смотрел на него таким влюблённым взглядом, что Ярослав сразу же заулыбался. Как же он его любит! И за что? За то что он постоянно его огорчает? За то что бросил его одного, пока сам погряз в любовных сетях Давида и Даны? А Тимофей поддерживал его, заботился, переживал. И ждал. Ярослав сам ненавидел ждать и только сейчас вдруг понял, как же тяжело было его сыну просто сидеть одному взаперти и мучиться от неведения. Просто ждать и верить.       — Ну не стой там так сиротливо, — улыбнулся Ярослав, распахивая руки в объятиях. — Иди ко мне!       Всё-таки его сын был быстрым: уж в его объятиях он оказался мгновенно, сжал Ярослава крепко и уткнулся носом в грудь.       — Я так скучал! — едва слышно прошептал Тимофей и вспыхнул от стыда до кончиков ушей.       Он сразу же пожалел, что дал слабину, потому что ожидал, что Ярослав рассмеётся. Яр не всегда был нежен, чаще он смеялся над слишком ласковым и податливым Тимофеем, старался казаться надменным и холодным и не выражать чувства, хоть это и получалось у него далеко не всегда.       — Я тоже, — легко солгал Ярослав.       Как бы он хотел, чтобы так и было. Чтобы он действительно мог за эти недели заскучать по своему дорогому сыну. Но и разум, и сердце его были растерзаны болезненными чувствами к Давиду и Дане. Ненависть и любовь, ревность и желание разрывали его, и не было у него ни секунды покоя. Разве что…       Ярослав сильнее прижал к груди Тимофея, стиснул пальцы так, будто хотел расцарапать ему спину, и замер в странном открытии: ему стало легче. Рядом с этим покорным и влюблённым мальчишкой горячее сердце билось спокойнее и медленнее. И Ярославу нестерпимо захотелось оказаться с ним в мягкой постели в сильно натопленной комнате, чтобы сладко спать и ни о чём не беспокоиться. Но сначала…       — Пойдём-ка домой, а то ты совсем замёрз! Тебя надо срочно согревать!       Только сейчас Ярослав понял, что Тим выскочил за ним, даже не захватив пальто, так что это именно он сейчас ужасно мёрз, но, скорее всего, даже не замечал этого. Бедняжка. Он же заболеет… Ярослав вдруг понял, что так привык к сильной и выносливой Дане, что совсем забыл, какой его сын хрупкий и болезненный. В первые годы после знакомства с ним, когда Ярослав ещё думал, стоит ли вообще обращать этого мальчишку, Тимофею требовалось много внимания и заботы. Голодные детство и юность на улице не самым лучшим образом отразились на его здоровье, хоть Тимофей и терпел и никогда не жаловался, но Ярослав всё замечал. Вампиры должны быть крепкими и выносливыми, а этот мальчишка был таким нежным, таким ранимым, таким беззащитным!.. С каждым месяцем Ярослав всё сильнее утопал в тёплой нежности, которой укутывал Тимофея, пока мальчишка не отъелся и не стал достаточно сильным, чтобы пережить обращение. А потом Яр как-то и позабыл, что его сын самый слабый из всего из клана, пока не встретил Дану. Бывшая человеческая девчонка сразу же показала ему, каким должен быть молодой вампир. Она горела безумным огнём, была одержима бесконечным голодом и такой же неутолимой похотью, хоть и умело скрывала это под маской высокомерной красавицы. Что ж, Ярослав больше не мог себя обманывать: его любимый сын этой неопытной девице на один зуб. Она и не заметит, как уничтожит его, так что стоит побольше времени проводить с Тимофеем, чтобы если что…       — О чём задумался?       Тимофей резко остановился посреди дороги и заискивающе посмотрел в глаза Ярославу. Тот вдруг отстранился, вскинул голову, будто испугавшись, но быстро собрался и насмешливо хмыкнул:       — О тебе, о ком же ещё я могу думать?       — О Давиде? О Дане? Ты не думай, я не обижаюсь, я всё понимаю…       — Эй! Прекрати!       Ярослав засмеялся и взял Тимофея за плечи, встряхнул и быстро поцеловал в ледяную щёку. Какой же он ещё неопытный! Ярослав порой удивлялся тому, каким чистым и наивным остался его сын, хоть прошло уже столько десятилетий с его обращения. Его невинное дитя с огромным сердцем. И как смеет он его ранить? Ввязался сам в эти больные ядовитые отношения, так зачем же тащить в них ещё и Тимофея? Наоборот, он должен оберегать его, заботиться о нём, защищать ото всех, в том числе от любопытной Даны, которая пока не понимает, насколько опасной может быть…       — Забудь! Не стоит тебе даже думать о них! Я буду рядом столько, сколько тебе понадобится. И если ты только попросишь — я сразу же примчусь, ты меня понял? Обещай, что не будешь страдать сам в этом холодном доме только из-за того, что не хочешь меня беспокоить?       — Я обещаю, — заулыбался Тимофей и уткнулся в грудь Ярославу.       Он сжал Ярослава так сильно, что тому стало тяжело дышать, но Яр терпел — если его сыну так нужна эта близость, то пусть так и будет.       — Ну-ну, ты же совсем замёрз, — снова напомнил Ярослав, стараясь согреть Тимофея в объятиях. — Давай быстрее домой, наберём горячую ванну, и я постараюсь тебя отогреть…              Она не замечала ничего: ни холода, ни усталости, ни лёгкого хмеля в голове. Ей было хорошо, но совершенно по-другому, как никогда ранее, и Дана понимала, что Давид тоже это заметил, но, раз он ничего ей не сказал, значит, всё так и должно быть.       Из блестящего роскошью дворца во Франции они сделали шаг и оказались на хорошо знакомом крыльце. Давид тут же подхватил Дану на руки и занёс в дом как молодую жену. В общем-то так оно и было, так что Дана довольно хихикнула.       — Что такое?       — Мне просто нравится, что вы носите меня на руках! — засмеялась Дана, крепче обнимая Давида.       От него приятно пахло парфюмом и алкоголем, и Дане невыносимо хотелось его поцеловать. Как можно быть таким роскошным? Можно. Более того, Дана больше не сомневалась, что достойна этого мужчины. Пусть он намного старше, пусть он умеет несравнимо больше, но и она ещё проявит себя. Не зря же он её так любит! Любит, точно любит! Это было шокирующее открытие, и Дана улыбнулась ему самодовольно, потому что почувствовала, что никого из своих детей он не любил, а вот её… Пусть они считают, что она глупенькая и ничего не понимает, но она чувствует особым женским чутьём, что всё изменилось, и изменилось буквально только что. Едва Церемония закончилась, началась новая жизнь.       — Я буду носить тебя на руках всегда! — довольно улыбнулся Давид.       Он нёс её всё дальше, не давая возможности передумать. Хоть она сегодня и стала его королевой, но пока ещё он не мог дать ей право выбора. Его маленькая девочка уже готова к большему, стоит только немного порадовать её лаской, а потом она его отблагодарит. Он видел по её изменившемуся взгляду, что Дана больше не та испуганная девчонка, которую он принёс из тёмного переулка. Она — королева, готовая войти в чёрную комнату, полную боли и наслаждения, и он поможет ей пройти этот путь.       Давид занёс её в тёмный коридор и осторожно поставил на ноги. Вино и кровь всё же вскружили ей голову, и Дана неустойчиво стояла на высоких шпильках, так что сразу же прильнула к Давиду, ища в нём опору. Но он отстранил её и строго посмотрел в глаза.       — Моя дорогая, я должен тебя предупредить, — таинственно зашептал Давид, наклоняясь к ней так, что Дана замерла от его близости и острого взгляда. — Сегодня ты изменилась, это невозможно не заметить, но я хочу, чтобы ты помнила, кто я. Именно я сделал тебя той, кем ты сейчас есть, и я сделаю тебя ещё лучше, если ты позволишь.       Дана слушала его внимательно, но самодовольно улыбалась. О да, она сильно изменилась и не собиралась это скрывать, хоть и стоило бы, наверное, потому что братья явно не обрадуются её новой роли.       А Давид тем временем осторожно ласкал её лицо и волосы кончиками пальцев, будто заново узнавал её. Дана стояла, высокомерно запрокинув голову, и томно смотрела из-под опущенных пушистых ресниц. Она не могла скрыть улыбку, потому что Давид снова излучал заразительное тепло влюблённости. Как мальчишка! Удивительно, что она смогла с ним сделать, сама того не желая.       — Я позволю вам всё, только не причиняйте мне боль, — игриво, но строго произнесла Дана и потянулась за поцелуем, но Давид отстранил её.       — Послушай меня, Дана. Это важно.       Дана посмотрела на него чуть испуганно, но это была лишь формальность, на самом деле, она больше не боялась его. Нет, конечно, она не посмеет пойти против него в каких-то важных вещах, не предаст, не изменит, но в мелочах она больше его не боялась.       — Эта корона на твоей очаровательной головке… Запомни, пока чувствуешь её тяжесть: я её на тебя надел, я же её и сниму, так что будь очень осторожной и не забывайся.       Корона действительно была тяжёлой, да и тянула волосы, постоянно причиняя боль, но девушка и забыла о ней. Горячая жертвенная кровь пылала внутри Даны, и было тяжело дышать, тяжело спокойно стоять, хотелось всего и сразу, но напоминание о короне немного отрезвило её.       — Мне не нужна корона. Мне нужны вы! — прошептала Дана.       — Но рядом со мной должна быть достойная женщина, — начал было Давид, но Дана его перебила:       — Я достойна вас, и вы это знаете.       Алый отблеск в её глазах насторожил Давида: перед ним была неукротимая хищница! Что ж, так было даже лучше. У него давным-давно не было женщины, которая бы посмела ему противостоять, все сразу же становились покорными и готовыми на всё, лишь бы ему угодить. Но Дана… Ох, всё становилось только интереснее.       — Я это знаю. Удивительно, что и ты теперь это знаешь. И докажешь мне, ведь так?       Давид улыбался и наклонялся всё ниже к её губам. Она едва прикрыла глаза, подсматривала из-под ресниц и улыбалась, даже когда Давид крепко поцеловал её. Ему пришлось чуть прикусить пухлую губку, чтобы Дана перестала так нахально улыбаться, но её руки уже скользнули по серебру пиджака в поисках пуговиц.       — Не здесь, — строго одёрнул её Давид, перехватил за талию и прижал к себе.       Она была такой соблазнительной в этом строгом платье, что Давид решил пока его не снимать, даже корона так и осталась в высокой сложной причёске. Его королева останется королевой до конца. Возможно, это поможет ей достойно войти в чёрную комнату и не испугаться?       Давид толкнул дверь, и они буквально ввалились в его любимую спальню: такую же чёрно-алую, как и спальня Даны.       — Тебе нравится боль? — прошептал Давид, не столько спрашивая, сколько утверждая, и Дана чуть поёжилась от его страстного дыхания.       — Разве?       — Я прикусил тебе губку, и ты лишь чуть застонала. Тебе понравилось?       Она и так была немного пьяна, но его шёпот пьянил её сильнее, чем самый крепкий алкоголь.       — Не знаю, я не заметила… — прошептала Дана, но тут же встрепенулась. — Я хочу выпить!       — Крови?       Дана не отвечала, она рассматривала спальню, очень похожую на её комнату. Вот только здесь было слишком много мест для секса. Буквально всё здесь предназначалось для секса. Дана примерно прикидывала рост Давида и понимала, что всё здесь сделано для его удобства: даже кровать настолько высокая, чтобы он мог стать на колени и… Ох… Дана тут же захотела устроиться на кровати так, чтобы Давид оказался у её ног.       Давид проследил за её взглядами и понял, что Дана не заметила самого главного — чёрной двери в другую комнату. Готова ли она пройти дальше? Пришла пора проверить.       — Нет, я хочу вина. Много сладкого вина.       Дана выскользнула из его рук и прошла в глубь комнаты, по-хозяйски осматриваясь. Она выбирала место для секса, и это было так очевидно, что Давид усмехнулся.       — А я хочу тебя, — промурлыкал Давид, перехватывая Дану сзади и целуя в шейку. — Если ты хочешь, я напою тебя, но мне кажется, что ты и так сегодня пьяна.       Бокал в его руке появился из ниоткуда, и Давид тут же перехватил Дану за тонкую шею, пальцами запрокидывая ей голову.       — Ты мне доверяешь? — не скрывая усмешки, спросил Давид.       — Обещаете, что мне будет очень хорошо?       Она не просила, не спрашивала, она требовала. Что ж, сегодня она заслужила его поклонения. Давид боялся, что её потрясающее очарование молодой вампирши, так порадовавшее его во время Церемонии, рассеется, едва Дана окажется дома. Но этого не произошло. Более того, Дана теперь выглядела так, словно была его королевой уже многие века, и сердце старого вампира снова забилось взволнованно, будто он был молодым парнем, впервые встретившим роскошную женщину.       — Я постараюсь тебе угодить, — улыбнулся Давид, и Дана услышала эту улыбку в его голосе. — Если ты мне доверишься…       — Я верю вам, вы же знаете!       Говорить становилось сложно, Дана поняла, что ужасно волнуется, будто сегодня она впервые отдастся этому мужчине. Может, так оно и было? Этой ночью она узнала новую себя, значит, и Давид должен быть с ней другим, это же очевидно.       К её губам лёг холодный край бокала, и Дана зажмурилась. Она почувствовала, что Давид начинает опасную, но соблазнительную игру, и сразу же включилась в неё. Дана пила крошечными глоточками слишком сладкое вино и чувствовала, что пьянеет всё сильнее. Жертвенная кровь, выпитая этим вечером, смешивалась с вином и жгла всё тело, охватывала голову пылающим венцом. Голова закружилась, и Дана покачнулась на высоких каблуках, падая на грудь Давиду.       — Тише-тише, — недовольно шикнул Давид, и Дана тут же выпрямилась, хоть на это и потребовались силы. — Ты же совсем пьяная, а я такое не люблю!       Бокал в его руке изменился, и она поняла, что теперь в нём кровь. Кровь так остро пахла, что Дана тут же очнулась и встрепенулась. Ей не очень понравился запах, сладкое вино пахло соблазнительнее.       — Пей, — коротко приказал Давид, снова запрокидывая Дане голову и прижимая кубок к алым губам.       Она покорно сделала первый глоток, но тут же фыркнула, попытавшись отстраниться.       — Пей! — ещё твёрже сказал Давид и усмехнулся.       Не каждая кровь вкусная. И уже тем более для капризной и требовательной Даны, так что неудивительно, что она попыталась отвернуться. Но она должна её выпить, чтобы немного протрезветь и набраться сил. И Дана покорилась, хоть Давид и чувствовал по её напряжённой спинке, что она недовольна.       — Пей, это тебя взбодрит. Ты нужна мне полной сил и энергии. Впереди у нас длинная ночь. Длинная и сложная. Я думаю, ты уже готова к большему, ты и сама это знаешь. Но скажи мне, тебе удобно в этой одежде?       Она не сразу поняла, что он от неё хочет: вино ещё кружило голову, и даже горьковатая кровь не сразу её отрезвила. Дана прислушалась к себе и поняла, что на ней слишком много всего, а этой ночью ей не нужно ничего, только близость Давида.       — На мне слишком много лишнего, — улыбнулась Дана, поворачиваясь к Давиду и снова игриво пробегая кончиками пальцев по пиджаку, расшитому серебром.       Так она намекала, что и на Давиде много одежды, но догадывалась, что этой ночью Давид может так и остаться в роскошном костюме. Внешний вид для него имеет огромное значение. И хоть у него и хорошая фигура, но наготы он избегает. Дана будто впервые это заметила и внутренне улыбнулась: странно, что у этого идеального мужчины есть свои уязвимые места.       — Снимете с меня корону? Она слишком тяжёлая, — попросила Дана и взглянула на Давида украдкой.       — Сегодня ты моя королева, и я хочу, чтобы ты помнила об этом до самого рассвета, так что корону лучше оставить. А вот туфли можешь снять.       Так она станет чуть ниже и не будет смотреть на него так высокомерно. Ну а корону Давид всё же чуть поправил, чтобы роскошная причёска Даны не рассыпалась.       — Ты позволишь мне за тобой поухаживать?       Его голос, такой низкий и зовущий, вызвал у неё мурашки, и Дана закусила губку в нетерпении. Давид был прав: он сильно прокусил ей губу, и теперь снова потекла кровь.       — Позволь мне… — быстро сказал он, наклоняясь и слизывая большую каплю крови.       И зажмурился от пронзившего его острого удовольствия. До чего же у неё вкусная кровь. И почему он раньше не делал этого с ней? Ведь очевидно же, что её кровь должна наполнять его молодостью и силой. И неукротимой похотью. Давно уже Давиду не доводилось ощущать подобное сводящее с ума желание.       — Ты доверишься мне?.. — дрожаще выдохнул он и замолчал, чтобы Дана не догадалась, насколько он возбуждён.       Давид отступил на шаг и протянул перед Даной руки. Дана посмотрела на него в недоумении. В холодной темноте спальни она не сразу поняла, что он ей подаёт. Шёлковая лента. Широкая, блестящая в неверном свете огоньков свеч, она обещала невероятное приключение. Но Дана сдавленно выдохнула и едва удержалась, чтобы не сделать шаг назад. Она вовремя взяла себя в руки — нельзя, чтобы он догадался, что она всё ещё боится его. Он может сделать ей безумно больно, он может убить её, если захочет. Нужно всегда об этом помнить.       — Да.       На большее у неё не хватило сил. Дана зажмурилась и чуть подалась вперёд. Каблуки предательски шатнулись, но она устояла. Давид очень осторожно завязывал ленту, прислушиваясь к её испуганному дыханию. Девочка всё ещё его боится. Как забавно! А он так много хотел сегодня попробовать. Сможет ли она?..       — А теперь расслабься. Я о тебе позабочусь.       Он с трудом сдерживал довольный смех. Такой покорной Дана нравилась ему больше: хоть королевскую осанку она сохранила, но опиралась на его руку, и поэтому была такой беспомощной и полностью в его власти. Давид подвёл её к высокой кровати и повернул к себе лицом. Дана всё так же высоко держала голову, но нервно облизывала губки, жадно ловя любое движение Давида. С завязанными глазами все её чувства обострились, и Дану била крупная дрожь.       Давид перехватил её за подбородок и ласково провёл большим пальцем по нижней губке, искусанной и красной уже не от помады, а от крови. Как же хотелось напиться её крови… Но Дана ещё не готова. Она испугается, так что придётся отложить это. А жаль, ей бы очень понравилось. Что ж, Давид обещал, так что будет сегодня очень осторожным. В конце концов, она далеко не первая его ученица, он знает, что делать с неопытными девчонками.       Поэтому для начала Давид очень-очень ласково и долго поцеловал Дану в искусанные губы, наслаждаясь тем, как она сжимается от боли, но не смеет вырваться, не смеет даже пошевелиться в его руках. Но, когда он отпрянул, Дана выдохнула с облегчением и чуть расслабилась, достаточно, чтобы Давид мог подхватить её на руки.       — Доверься мне, если хочешь открыть для себя мир новых удовольствий, — прошептал он, укладывая ту на кровать так, как она и хотела.       Дана чуть сжалась, когда тяжёлый подол платья вдруг приподнялся и крепкая рука скользнула по ноге. Неужели он прочёл её мысли и действительно оказался у её ног? Не зря же он положил её на самый край кровати? Но пока что Давид осторожно и нарочито медленно снимал с неё туфли, наслаждаясь тем, как затихла в ожидании Дана. Сегодня она была особенно чувствительной, и Давид не мог этим не воспользоваться, так что устроился у её ног, но пока только дразняще пробирался руками вверх по бёдрам.       Дана понимала, что сегодня её ждёт сладкая боль, поэтому тревожно реагировала на каждое прикосновение. Губы всё ещё ныли, но Дана не могла сказать, что ей не было хорошо. Что-то странное и ненормальное было в этом ощущении: в тот момент она хотела, чтобы он остановился и в то же время не прекращал. Так что и сейчас она ожидала как минимум сильных засосов или же лёгких укусов. Давид никогда не сдерживал свои желания.       Но пока всё было хорошо. Крепкие руки нахально раздвинули белые бёдра, и Дана только коротко выдохнула в предвкушении. Он не часто её баловал, но как же он был хорош. И первое же прикосновение пухлых губ к внутренней части бедра обожгло её так, что Дана вздрогнула и потянулась рукой, но Давид грубо перехватил её за запястье.       — Нет, не мешай мне. Сегодня я здесь Хозяин, а ты мне подчиняешься, — строго сказал Давид, и Дана замерла. — Либо уходишь.       Последние два слова ужалили её так, что Дана мгновенно протрезвела. Даже боль в запястье, на котором как тиски сжимались пальцы, она не заметила, только эти ледяные слова. Давид умел быть жестоким. Так что ей оставалось только покориться, довериться ему и расслабиться. Он почувствовал, что она обмякла, и только тогда отпустил запястье.       — Я не хочу тебя связывать. Пока что. Так что будь хорошей девочкой.       Давид закрепил эти слова, нарочито медленно проведя кончиком языка по бедру, и Дана крепко вцепилась в шёлк постели, чтобы снова не помешать Давиду. А ведь так хотелось. Чем дольше он дразнил её медленными поцелуями, тем больше ей хотелось запустить руку в его волосы и… Ох, нет, даже думать о таком было опасно.       И всё же она возбудилась. Давид ещё не коснулся её там, только на секунду оторвался от бедра, но заметил, как блестят влажные набухшие губы. Дана вздрагивала в ответ на любое его прикосновение и дышала взволнованно и нетерпеливо, но Давиду было мало. Сегодня она должна проявить себя, тянуть больше некуда. И первым уроком должно стать абсолютное послушание.       Давид перестал целовать бёдра и устроился удобнее, подтянув Дану ближе к краю кровати. Сегодня она была гладковыбритой, и Давида манили нежно-розовые губы, мокрые и пухлые. Он лизнул их широким мягким языком, наслаждаясь тем, как Дана вздрогнула в ответ. Если она надеется, что сегодня он будет с ней ласков, то зря. Стоит сразу же настроить её на нужный лад. Поэтому Давид впился губами в набухший бугорок, и Дана жалобно вскрикнула. Она была слишком чувствительной и боялась этого, поэтому инстинктивно попыталась отодвинуться, но Давид сильно царапнул её бедро, чтобы она пришла в себя.       — Не надо… Пожалуйста, остановитесь!       Он знал самые чувствительные её точки и не щадил её. После этого вскрика Давид стал ещё более жестоким: запустил сразу два пальца и прижал чувствительную точку изнутри так, что Дана испуганно задёргалась над ним, пытаясь освободиться. Ей не было больно, но Давид был слишком настойчивым, и Дану будто пронизывало ударами тока, и она не могла больше контролировать своё тело, но и не могла позволить себе отдаться этому безумию.       Давид усмехался тому, какую власть имел над бедной девушкой. Великолепная королева теперь почти плакала, всхлипывала и молила его остановиться. Это было возмутительное нарушение правил, но если он сейчас остановится, если оторвётся, чтобы сказать об этом, то всё испортит. Нет, сегодня он должен не просто довести её до грани, но и заставить Дану переступить через неё. Переступить через себя.       Давид знал, где находится самое чувствительное место, и обычно был ласков и осторожен, но не сегодня. Сегодня он был настойчив и даже груб в своих сильных движениях, знал, что раздражает её до слёз боли, но не мог остановиться. Дана забилась над ним в сокрушительном оргазме и попыталась освободиться, сбежать от этой жестокой пытки губами и пальцами, но Давид свободной рукой сжал её бедро так, что оставил огромный синяк. Он остановился только, когда Дана наконец обмякла и, часто вздрагивая, расплакалась. Возможно, он перестарался? Нет. Дана большая девочка, она справится. Давид улыбнулся и осыпал вздрагивающее бедро поцелуями. Дана постепенно приходила в себя, после такой бури эмоций ей хотелось понежиться, отдохнуть, но острая боль вдруг вспорола ей бедро, и девушка, не сдержавшись, закричала. Она инстинктивно протянула руку, чтобы отстранить Давида, так предательски запустившего зубы в самоё нежное место, но что-то изменилось, и рука мягко легла на шёлк. Давид пил её кровь, и эта странная мысль растворилась в сладком тягучем удовольствии. Думать стало невозможно, даже дышать стало тяжело. Давид вытащил клыки и теперь медленно, наслаждаясь острым вкусом, слизывал ручейки крови. Это был сильнейший наркотик, действующий мгновенно, отключавший сознание, зато наполнявший тело мягким теплом, истомой и лёгкостью.       Давид замер, привалившись на край кровати, и какое-то время просто отдыхал. Как же давно он не пробовал такой крови! В Средние века он уничтожил всех своих братьев, всех равных ему вампиров, и всегда выпивал их до последней капли. Но даже тогда ему не было так хорошо. Зря он это сделал сегодня. Впереди у него ответственная ночь, Дану нужно воспитывать, а вместо этого он стоит на коленях у её ног, расслабленно пьяный, зато с каменным стояком, и кровь невыносимо пульсирует в висках и в члене. Нужно собраться, прийти в себя, потому что Дана почти в таком же состоянии — его укус наполнил её томным желанием, с которым она не могла справиться сама.       Он встал, пошатываясь, вытер губы и порадовался, что глаза Даны завязаны. Она не должна видеть его таким, не должна знать, что способна делать с ним такое.       — Котик, ты как? — спросил он ласково, наклоняясь к Дане и осторожно касаясь её румяной щёчки.       Она была мокрой от слёз, и Давид с садистским удовольствием подхватил одну слезинку кончиком пальца и слизнул. Это только начало. Дана сжала бёдра, жалобно обняла себя за плечи и несколько раз вздохнула, прежде чем ответила:       — Нормально…       — Нормально? А я видел, что тебе хорошо. Тебе было хорошо?       — Да… Слишком! Я просила вас остановиться…       — Вот об этом мы сейчас и поговорим. Это второе предупреждение: не смей просить меня остановиться. Я сам прекрасно знаю, что с тобой делать и что ты можешь выдержать. Ты меня поняла?       — Да, — едва слышно прошептала Дана, но обняла себя ещё крепче.       Его тон был таким ледяным, таким жестоким, что Дане стало не по себе. В какой-то момент ей было так хорошо, что даже больно, неприятно, она хотела, чтобы он остановился, прекратил немедленно, отпустил её, оставил в покое. Но он не остановился. Да, Дана не жалела о случившемся, она никогда не испытывала такого оргазма, после него она будто заново родилась, будто что-то в ней изменилось… Но что? И что будет дальше?       — А теперь встань!       Это был приказ, и Дана поспешила его исполнить. Уставшие ступни коснулись мягкого ковра, и она расслабилась ещё больше. Всё было хорошо, если бы ещё корону снять и это платье… Тело было таким уязвимым, таким чувствительным, что даже прикосновение ткани вызывало мурашки.       — Протяни руки. Не бойся, это чтобы ты мне не мешала. Если захочешь, то сможешь выбраться.       Холодный шёлк скользнул по запястьям, и Дана поняла, что Давид просто завязал ленту на бантик, совсем не туго. Нестрашно. Но после он повёл её за собой, и Дана осторожно ступала, едва поспевая за Давидом. Вот теперь стало страшно. Мягкий ковёр закончился, и Дана вздрогнула, когда наступила на холодный паркет. Она настороженно прислушивалась к ощущениям и испуганно замерла, когда услышала щелчок замка. Давид вёл её в другую комнату.       Давид заметил её оцепенение, поэтому перехватил её за талию и крепко прижал спиной к груди. Он направлял её, как опытный кукловод, и всё же позволил взять паузу перед тем, как войти в чёрную комнату.       — Стоп-слова сегодня не будет, — с нескрываемым удовольствием прошептал Давид на ушко испуганной Дане. — Я знаю твои возможности, и я тебе не наврежу. Так что ты должна довериться мне, либо уйти сейчас.       Дана вспыхнула и взволнованно задышала. Он требовал от неё невозможного. Она ведь просила его не делать ей больно, но он хочет именно этого. А если она ему откажет сейчас, то что же будет дальше? Захочет ли он с ней спать? Осторожно прикосновение кончиков пальцев к шее было таким чувственным, что Дана не смогла сдержать тихий стон. Этот мужчина знает её тело лучше неё. Если ему довериться… Ох, как же страшно было ему довериться!       — Я готова, — кивнула Дана и сделала шаг вперёд.              — И всё-таки я не понимаю, почему ей так нравится это вино, — ворчливо заметил Яр, сделав глоточек слишком сладкого вина.       Он лежал в огромной ванне и смотрел на мерцающие огоньки свечей сквозь бокал с вином. Нет, он однозначно не понимал, почему Дана так любит именно это вино. Но одно он понял точно: от, казалось бы, самого заурядного вина захмелел даже он, сильный молодой вампир, и этот хмель усиливал желание.       — А мне нравится! — довольно хихикнул Тимофей, пропустивший мимо ушей тот факт, что даже здесь, так близко к нему, Ярослав всё равно вспоминает Дану.       Вино он пил намного быстрее и, разогретый в горячей воде, быстро пьянел. Теперь Яр мог бы делать с ним всё, что угодно, от малейших его почти случайных прикосновений Тимофей вздрагивал и хихикал. Он был послушным, покорным, мягким и ласковым, как котёнок, но Ярослав пока держал его на расстоянии. Ванна была слишком большой, и Яр сел в неё чуть поодаль от Тима, а ему так хотелось в объятия… Но пока он только осторожно задевал Ярослава ногами, время от времени напоминая о себе.       — Я рад, что порадовал тебя. Что-то ты стал часто грустить.       Яр сделал ещё один глоток и хитро посмотрел на Тимофея. Он и сам прекрасно знал, почему грустит его сын, но не хотел лишний раз напоминать об этом. Пусть это утро будет только для них одних.       — Неправда, — хихикнул Тим, — просто ты всегда попадаешь в такие моменты. А так я не грущу. Я очень-очень рад, что ты сейчас здесь! Давай выпьем за это?       Он протянул бокал, и Ярослав потянулся навстречу. Сегодня Тимофей его радовал. Его счастье будто перетекало в постоянно недовольного в последнее время Ярослава, и ледяное сердце таяло, согреваясь в этом искристом чувстве. И за что Тимофей его так любит? Ярослав вдруг подумал, что, возможно, всё дело в их магической связи? Ведь любой обращённый вампир будет без ума от своего создателя, и эту связь невозможно уничтожить. А так Яр только тем и занимался, что разочаровывал своего сына. Он был не только плохим отцом, но и ужасным партнёром. Ведь он позволял себе спать с любым понравившимся парнем, а вот Тимофея бы за это убил, не раздумывая. А теперь в его жизнь ворвалась Дана, такая соблазнительная, что невозможно было устоять, и Яр даже себе не хотел признаваться, сколько раз она приходила к нему в самых пикантных снах. И что он только с ней ни делал. С её сочным, сильным, выносливым телом. Её бы можно было трахать всю ночь, и всё равно он не смог бы погасить её похоть.       Его взгляд скользнул по Тимофею, изящному и хрупкому, мягкому и женственному, совсем не выносливому. Да, он знал, как удовлетворить Ярослава, но его тактикой было тушение пожара страсти, а вот Дана могла бы разжигать его всё больше и больше, пока Ярослав не упал бы обессиленным у её ног. Как же хотелось испытать это с ней! Ему даже не стыдно было бы не удовлетворить её, потому что он догадывался, что она ненасытна.       — Эй, я вижу, у тебя отличное настроение! — хихикнул Тим, и Ярослав стиснул зубы, стараясь скрыть смущение.       У него встал. Член налился так, что Ярославу стало немного больно, но Тимофей нахально скользнул рукой, придя на помощь. Яр зажмурился, потому что образ Даны ещё остался в голове, и нежная рука Тимофея вполне могла бы сойти за женскую… Как же хорошо! Тимофей наглел: видя, что его любовник расслабленно раскинулся, он подсел близко, прильнул к его бедру и свободной рукой играл с непослушными прядями, ласкал лицо и шею, пока Яр довольно щурился, как кот на солнце.       — Не спеши, — хрипло прошептал Ярослав и облизнул пересохшие губы, но Тим тут же захватил их своими мягкими губами.       Казалось, что его руки были везде, и Ярослав распахнул глаза, потому что дальше невозможно было обманываться. Какой бы соблазнительной ни казалась ему Дана, но только Тимофей знал, как его удовлетворить. Яр грубо схватил его за талию, притягивая к себе, и запустил язык глубоко между мягких губ, между острых зубов к покорному горячему языку. Тим всегда покорялся, позволял Ярославу играть со своим языком, кусать губы, потому что знал, что Яр не любит, когда ему хоть в чём-то сопротивляются.       — М-м-м, у тебя тоже встал, — хохотнул Ярослав, в живот которому упёрся член Тимофея. — Хочешь пошалить?       — Мы же не спешим! — выдохнул Тим, но говорить стало тяжело: рука Яра уверенно перехватила его за мошонку и тонкие пальцы принялись игриво ласкать яички и основу члена.       — А я и не спешу. Устраивайся удобнее, а то ты соскальзываешь!       Тимофей сел рядом, но их ноги переплелись, так что они удерживали друг друга, чтобы не скользить в огромной ванне.       — Иди ко мне. Ты сегодня будто стесняешься меня! Разве ты забыл, что мы с тобой делали?       — Я помню, — засмущался Тимофей и потянулся к любимым губам за медленным поцелуем, но Яр снова поцеловал его жестоко, прикусив губу до крови.       — И ты помнишь наш первый раз? Ты тогда был совсем мальчишкой, и мне было даже страшно прикоснуться к тебе.       Да и сейчас он тот же мальчишка. И тоже хочет ласки и так же смущается. Ну до чего же он милый! За эти десятилетия Ярослав развратил его, научил всему, попробовал с ним всё, что только мог придумать, но Тимофей так и остался невинным. Этот лучистый открытый взгляд влюблённых глаз пробирал до мурашек, и Яр растаял. К чёрту Давида и Дану с их обжигающей похотью и ледяной надменностью. В такую холодную ночь ему хотелось мягкого укутывающего тепла, которое мог дать только этот мальчишка с огромными глазами.       — А мне не было страшно! Я доверял тебе! Всегда, с первой встречи!       Тимофей ласково потёрся о плечо Ярослава, а рукой скользнул ниже. Он не забыл, что Яр возбуждён и знал, как ему помочь.       — Ты совсем забыл о вине, — сдерживая стон, сдавленно произнёс Ярослав. — Оно выветрится и будет не таким вкусным.       — Ты не о том думаешь, да и слишком горячо здесь, чтобы пить вино. Я и так уже пьяный, не хочу, чтобы меня разморило.       — А я думал, что мы для этого тут и сидим, чтобы отогреться и расслабиться после такой тяжёлой ночи.       — Лучше расслабиться в постели…       — Это когда это мы могли расслабиться в постели? — хихикнул Ярослав и понял, что его тоже развезло.       Всё-таки ночь была очень тяжёлой. Ярослав ненавидел подлунный мир, особенно элиту этого мира, к которой сам и принадлежал. Давид занимал слишком видное место, чтобы его дети могли отсидеться в тени. И Яр впервые порадовался, что в жизни Давида появилась Дана: теперь именно её Давид будет таскать на все балы и званые ужины, именно она будет в центре внимания, и Ярослав впервые за сто лет сможет отдохнуть от оценивающих взглядов и шепотков в спину. Наконец-то он сможет жить своей жизнью. И делать то, что хочет. Но что он хочет? Он отчаянно убеждал себя в том, что вот так вот уютно сидеть с Тимофеем в объятиях и есть счастье, но зелёные глаза Давида или сладкая улыбка Даны обещали такое удовольствие… Ядовитое удовольствие. После ночей с Давидом Ярослав всегда чувствовал себя странно: одновременно особенным, самым любимым, но в то же время использованным. И всё же с появлением Даны он понял, что ещё не готов отказаться от всего того, что может предложить ему Давид. Но цена была слишком высокой…       Из раздумий его вырвали настойчивые губы Тима. Порой он мог быть очень страстным. Вот и сейчас Тимофей впился Ярославу в шею так сильно, что вызвал громкий стон. Яр перехватил Тима в объятия и усадил сверху, придерживая за талию, чтобы он не соскользнул.       — Я хочу, чтобы тебе было очень хорошо, — прошептал Тимофей и наклонился, чтобы поцеловать Ярослава чуть ниже ключицы, но Яр опередил его, поцеловав в плечо.       И тут же скривился. Срочно надо идти в душ и смывать с себя эту чёртову пену. Пусть ароматную и пушистую, но явно невкусную. Но как же не хотелось вставать…       — Подожди, — сбивчиво выдохнул Яр. — Садись рядом, вот так, держись за меня.       Они снова сплелись ногами, но Яр одной рукой скользнул к паху Тима. Член всё ещё стоял, но Яр знал, что Тим любит кое-что другое, так что, прижимая мошонку основой ладони, пальцами скользнул к анусу. Длинные тонкие пальцы только чуть коснулись его, дразнились, но не настаивали, но Тим сразу же покраснел и смущённо прикусил губку.       — Ты хочешь…       — Я ничего не хочу, только чтобы тебе было хорошо. Иди ко мне и ни о чём не переживай.       Если его сын сегодня не готов, Яр не будет настаивать, но ведь никто не мешает им ласкать друг друга до изнеможения? Яр, например, любил, когда с его членом обращались грубо, почти жестоко. Отец приучил его к такой боли, которую Тим ни за что не сможет ему причинить. А вот с Тимом нужно быть ласковым, нежным, заботливым. Он готов кончать от малейших прикосновений, быстро возбуждается и так же быстро устаёт. Он не вынес бы жестоких уроков Отца.       Ярослав снова разозлился на себя из-за того, что думает не о тех. Да, ему сейчас как никогда хотелось боли и унижений, хотелось ползать в ногах Давида и Даны и молить их прикоснуться к горящему от желания телу, но он ещё не готов сдаться, снова переступить через себя и своё самолюбие. Войти в чёрную комнату означало отказаться от своего «я» и раствориться в воле Господина. Или Госпожи. Может ли он представить, что Дана будет пытать и терзать его, дразнить и мучить? Ох!..       Но эта рука снова была не Даны, а Тима, как и губы, и всё же Ярослав впился жадным поцелуем, одной рукой прижимая его голову так, что Тим чуть не задохнулся, а два пальца второй запуская настолько глубоко, насколько смог дотянуться.       Тим был отзывчивым: он извивался, вертелся в крепких руках любовника, не забывая крепко сжимать ему член. С Яром что-то происходило: поцелуи его, сначала жадные и даже опасные, становились всё медленнее и нежнее. В конце он медленно облизнул губы Тиму и чуть отстранился, чтобы заглянуть ему в глаза.       — Я больше не могу так… — простонал Ярослав. — Пойдём в душ.       Он поскользнулся и едва не упал, пока выбирался из ванны, и Тим взволнованно подхватил его под локоть. Яр слишком пьян? Или сказывается стресс этой ночи? Или же… он не может отогнать мысли о том, что сейчас делает Давид с Даной? А ведь Дану ждёт очень долгая и тяжёлая ночь, это понимал даже Тим. Чёрт! Что же делать? Как отвлечь Ярослава от всех тревог?       И всё же он молча завёл его в просторную душевую кабинку с прозрачными стенками, включил воду и буквально на секунду выскочил, чтобы захватить с собой бокал вина. Ярослав не умел пить. Едва он напивался, то становился таким мягким и ранимым, с ним можно было делать, что угодно. И Тимофей знал, что если его ещё немного подпоить, то можно будет расслабить его и оставить с собой надолго. Что-что, а ласку этот самовлюблённый мальчишка любил.       — Это вам, мой господин! — угодливо промурлыкал Тимофей, подавая Ярославу вино.       Тот лениво приоткрыл глаза и будто только заметил, что Тимофея рядом не было.       — Пей, а я пока о тебе позабочусь.       Тим ужасно не хотел намочить чёрные кудри Яра, поэтому взял лейку душа в руки и стал очень осторожно поливать любимое тело, не забывая ласкать его. Член Яра уже упал, и Тимофей даже был этому рад — ещё один повод подразнить Ярослава. Но пока он игриво облизнул сосок, и Ярослав застонал и потянулся навстречу Тиму.       — Ты совершенно несносный мальчишка!       Он пьянел всё больше, понимал это, но не мог перестать пить. Это вино было особенным. Будто приворотное зелье. От него так хотелось всего и сразу. Хотелось горячего выносливого тела, не важно чьего, лишь бы оно было рядом, лишь бы было в его руках, у его ног!.. И пока Тимофей полностью его устраивал. Мальчишка продолжал поливать его тёплой водой, но губами и языком играл с сосками, и Ярослав едва сдерживался, чтобы не оттолкнуть его и не поставить раком прямо здесь. Но было так хорошо… Чёрт! Надо бы и ему сделать хорошо. Нельзя быть таким эгоистом.       Яр с трудом пробился сквозь пелену похоти и опьянения.       — Отпусти меня или забери бокал!       Он боялся уронить его и разбить, боялся, что мальчишка порежется, так что пусть лучше Тим позаботится о нём. Тим буквально на секунду вышел из кабинки, чтобы убрать бокал, но когда вернулся, то застал удивительно красивую картину: Яр переключил душ так, что теперь крепкие струи заливали его смуглое тело сверху, и намыливал пушистую мочалку.       — Иди ко мне! — позвал он, и Тимофей прильнул к нему, сразу же впиваясь в слишком соблазнительные губы.       Яр действительно взялся ухаживать за Тимофеем: даже пока они целовались, пушистая мочалка в его руках скользнула по спинке, слишком округлой как для парня попке, крепких бёдрах и снова поднялась к плечам. И обратно, пока Тим весь не покрылся пеной, которую тут же спешила смыть вода.       — Я тоже хочу! Дай и мне!       Забрать мочалку из рук пьяного Ярослава оказалось слишком легко, но Яр не остановился: даже без мочалки он скользил руками в геле по груди, животу, бёдрам Тима, пока что избегая интимных мест. Но Тим был настойчивым, поэтому член Яра быстро оказался в свободной руке, пока мочалка слишком тщательно мыла ему ягодицы. Яр уже откровенно подавался вперёд, так что Тим принялся бесстыже ему дрочить.       — Тебе нравится так? — шепнул он Яру на ушко и крепко сжал член у основания.       — Да, — выдохнул Ярослав, и его рука нагло раздвинула ягодицы Тима, пробираясь глубже. — А тебе так?       Он не просто прижал Тима, а зажал ягодицу и только потом засунул два пальца. Тим замер, потому что разгорячённый Ярослав наваливался на него всем телом и одновременно подтягивал пальцами. Это было опасно, но как же возбуждающе!       — Ты шевелиться не будешь? — жалобно спросил Тим.       — А ты?       — Я могу стать на колени и…       — Нет, я не хочу!       Ярослав вдруг зло укусил его за плечо и грубо отстранил. Теперь он поспешно смывал с себя пену под струями воды, и Тим понял, почему он так спешит — член стоял так, что почти прижимался к животу. Ярослав больше не выдерживает. Но он что-то задумал.       — Я жду тебя! Не задерживайся!       Ярослав схватил полотенце, и на ходу вытираясь, ушёл в спальню, так что Тиму пришлось спешно делать то же. Что же он задумал? Ведь только что он был томно пьяным, и вдруг его будто перемкнуло.       Тим увидел его уже лежащим на кровати, вызывающе голым. Яр даже не стеснялся ласкать себя, и Тим понял, что его любовник слишком пьян. Что-то не то. Надо быть осторожным.       — Иди ко мне. Я тебя хочу, — глухо простонал Яр, и Тимофей заметил, что его глаза затуманены похотью.       В таком состоянии он мог быть опасным. Ярослав продолжал медленно ласкать член, то крепко обхватывая ствол и надрачивая его, то лишь касаясь головки, и Тим понял, как именно можно позаботиться о Ярославе.       — Яр, хочешь кое-что интересное? Ты это любишь!       — Давай, — кивнул Яр, зажмуриваясь и откидывая голову в блаженстве.       В голове его вертелись мысли о сочном теле Даны, о её большой мягкой груди, о том, как можно было бы раздеть её, поставить на колени и заставить её взять в рот член по самые яйца. И обязательно кончить ей на лицо, чтобы она знала своё место.       Тим услышал стон и понял, что ему надо спешить. Ещё не было такого, чтобы этот самовлюблённый мальчишка сам себе… Нет-нет! Для этого всегда был Тимофей. Но теперь Яр даже не заметил, что его сын сел рядом, пока его промежности не коснулось что-то холодное.       — Это смазка и твой любимый вибратор. Я помогу тебе кончить и не раз, — шептал Тим и хотел устроиться у ног Ярослава, но тот вдруг приказал:       — Иди ко мне! Я хочу твой член! Сейчас!       Тим чуть смутился, но покорно устроился над лицом Ярослава. Часто Яр любил дразнить Тима, бесконечно возбуждал и заставлял кончать раз за разом, буквально выдаивая сперму, пока Тим не начинал молить о пощаде, но сегодня Яр был слишком взволнован для этого.       — Ты не отвлекайся, — хихикнул он, устраивая Тима так, чтобы дотянуться языком до мошонки. — И дай мне смазку.       Он не смог договорить, потому что Тим как раз засунул крошечный, но мощный вибратор ему поглубже в зад, и Ярослав застонал, как последняя сучка. Давид не особо церемонился с ним, обычно ебал жестоко и грубо и почти не признавал современных игрушек, а Яр всё же был очень чувствительным, и сейчас ему понадобилась добрая минута, прежде чем в голове прояснилось.       — Дай мне смазку! — простонал он. — И не вертись, ты мне мешаешь!       Тим знал все его слабые места. Пока вибратор набирал обороты, Тим осторожно взял член губами, понемногу насаживаясь и не забывая ласкать его языком. Свободной же рукой он крепко сжимал мошонку Ярослава, знал, что эта боль только обостряет ему удовольствие.       Но и Яр не терял время зря. Пока он ещё мог себя контролировать, то щедро смазал пальцы смазкой и принялся постепенно растягивать тугое кольцо ануса, пробираясь всё глубже, второй же рукой он ласково и нарочито медленно дрочил Тиму. Но больше всего он работал языком и губами: Тим был таким чувствительным! И самыми нежными у него были мошонка и промежность, всегда гладковыбритые, а теперь ещё и такие мокрые от слюны Яра. Пьяный, он лизал, целовал, сосал мошонку, мял член и неистово дрочил пальцами, совершенно не замечая, что происходит с Тимом. Он не думал о его удовольствии, а кайфовал от того, что делал сам. Похоть заливала его, и Яр очнулся только когда понял, что вот-вот кончит. Он замер, откинулся, чтобы вздохнуть глубже и застонал как-то почти жалобно, когда, вздрагивая, стал кончать. Вибратор не снижал обороты, только Тим разжал руку и лишь языком чуть поглаживал головку, принимая всю сперму в рот, но ещё не сглатывая.       — Ещё! — прошептал Яр, облизывая губы. — Только нежно! И иди сюда! Я тоже хочу!       Тим всё понял и осторожно устроился так, чтобы Яр мог пухлыми губами обхватить головку его члена. Тимофею было неловко, но Яр запрокинул голову и заглотил член ещё глубже, и Тиму пришлось смириться: сегодня его ждёт глубокий минет. И делать его будет не он. И всё же Яр, хорошо натренированный членом Давида, был мастером, так что Тиму потребовалось много сил, чтобы не упасть, держаться над лицом Ярослава и продолжать загонять член глубоко в горячий и мокрый рот. Эти гортанные звуки, хриплые стоны Ярослава, извивавшегося от терзавшего его вибратора, и хлюпанье слюны сводили Тима с ума.       — Я не могу! Я сейчас кончу! — почти плача простонал Тим, но Яр будто не слышал его, и сперма потекла ему в горло.       — Прости меня, я не хотел! — шептал Тим, приподнимаясь, но встать не смог: Яр жадно обсасывал член, собирая остатки спермы.       Он уже знал, чего ему не хватает. Знал, чего хочет его извращённый мозг. И знал, что Отец может ему это дать. Эти мысли только обострили удовольствие, и уже Яр залил живот горячей спермой. Он насытился. Он устал.       — Иди ко мне! — жалобно попросил Ярослав, и Тим довольно скользнул к нему под бок. — Давай немного отдохнём, и я снова тобой займусь. Я так соскучился!       Совершенно пьяный — и от вина, и от похоти — Яр уснул раньше, чем Тим успел ему ответить. Что ж, пока он займётся Яром: уберёт вибратор, вытрет сперму с живота, укроет одеялком и оставит мирно отдыхать. Сегодня Яр его очень удивил и порадовал. Но что это с ним?              — Тебе удобно? Ничего не мешает?       Давид говорил теперь низким хриплым голосом, и Дана не догадывалась, что его самого трясёт от возбуждения. Обычно так не было. Он мог сохранять спокойствие до конца сессии, пока его партнёр не доходил до исступления, только тогда он позволял себе получить все удовольствия. Но сегодня терпения ему не хватало.       — Всё хорошо, — выдохнула Дана.       Она лежала на огромной кровати, закинув связанные руки за голову. Было волнительно, и девушка чутко ловила все звуки и движения, но Давид пока был где-то далеко, и от этого становилось только страшнее. Дана слышала, что Давид что-то ищет, открывает и закрывает шкафчики, и чем дольше его не было, тем сильнее было напряжение.       Он готовился к этой ночи последние несколько недель, но теперь не был уверен, что Дана выдержит его задумку. Тот ремень, которым он совсем недавно порол Ярослава, идеально подошёл бы и нежной Дане, но она сегодня такая испуганная, что вряд ли оценит даже самый мягкий ремень. Так с чего же начать? Стек? Широкий стек будет хорошим вариантом, а уж потом можно и флоггер. Но начать лучше всё же с обычных шлепков, так Дана меньше испугается, и ему будет легче её успокаивать нежными поглаживаниями.       — Знаешь, я подготовил для тебя так много, что теперь не знаю, что и выбрать, — засмеялся Давид, но Дана его настроя не оценила.       Всё-таки она была испуганна, хоть и старалась это скрыть.       — Ты можешь бояться, тебе может быть больно, ты можешь кричать или плакать, если тебе так будет легче, — мягко начал Давид, подходя к кровати. — Давай-ка я тебе помогу.       Дана почувствовала себя куклой в его руках, пока Давид ловко снимал с неё платье. Даже ненадолго развязанные руки не дали ей ощущения свободы. Тело больше ничего не сдерживало, и Дана с наслаждением потянулась, но тут же испуганно замерла: Давид перевернул её на живот, укладывая на высокую подушку так, что спина и попа оказались приподнятыми, и эта поза мгновенно сделала Дану беззащитной, но спрашивать Давида она не решилась.       — Устраивайся удобнее. И я обещаю, что буду ласков с тобой.       Давид погладил её по волосам, и Дана зажмурилась от нехорошего предчувствия. Чем ласковее он был, тем страшнее ей было. Но пока он действительно только ласкал её спинку кончиками пальцев, и от его прикосновений мурашки бежали по коже. Дана чувствовала, что он сидит рядом с ней на кровати, и это раньше всегда успокаивало её, так что она попыталась расслабиться. В конце концов, тело ещё было слишком возбуждено после того, что он с ней сделал, и даже страх не перебил желание.       — Если хочешь — кричи, никто нас не подслушивает. Мы в доме одни.       Дана даже не успела забеспокоиться — шлепок обжёг ягодицу так, что девушка испуганно вскрикнула. Раз, второй, третий — боль приходила волнами и не успевала пройти, так что Дана оказалась в каком-то бесконечном водовороте боли. И что-то изменилось: испуганные вскрики перешли в слабые постанывания. Дана извивалась, выгибалась, царапала скользкий шёлк, но не просила Давида остановиться. Её разрывало от странных противоречивых чувств: от боли и острого удовольствия. Ненормального удовольствия — и поэтому пугающего.       — Моя умница! — засмеялся Давид и вдруг ласково погладил Дану по розовым от ударов ягодицам. — Ты не просишь остановиться, значит, я продолжу.       Стек бил прогнозированно, но скучно. Давид больше любил флоггер, хвосты которого разлетались по большой площади, или кнут, оставляющий алые полосы, но Дана была ещё совсем неопытной. Хоть она и разгорячала себя стонами, но всё равно ещё не до конца погрузилась в сладкий мир боли. Всё будет постепенно. Но Давиду не хватало игры, так что он загадочно произнёс:       — Ярослав.       Последовавший за этим удар стеком по и так уже розовой ягодице не получил отклика. Дана молчала, и Давид внутренне засмеялся. Ага, он нашёл её слабое место. Маленькая красавица решила, что может соблазнить его сына? Может, но не имеет права.       — Между вами что-то есть. То, чего быть не должно. И если ты думала, что я тебя за это не накажу, то ты ошиблась.       Она не понимала слов, потому что опасный шёпот Давида сопровождался сильными ударами, и Дана только громко и протяжно застонала. Пусть он не останавливается! Не прекращает! Не замедляется! Широкий стек то поочерёдно бил по ягодицам, то вдруг спускался на нежные бёдра, и боль становилась острее, но Дана больше не воспринимала это чувство как что-то негативное, наоборот, она с дрожью жадно ждала нового удара, потому что ей было мало. Но это был лишь голос тела, сознание менялось, и Дана мало что понимала.       Давид понял, что она его не слышит, и это было опасным. Нельзя так сразу погружаться так глубоко.       — Дана, — мягко позвал он, но та не отвечала, только сбивчиво дышала и дрожала.       Резко остановиться он не мог, да и не хотел. Несмотря на опыт, сегодня ему впервые захотелось нарушить все правила и утопить Дану в боли. Если бы это была обычная девчонка, он бы разошёлся так, что забил бы её до смерти, потому что тело было прекрасным и слишком соблазнительным в своей уязвимости. Ужасно хотелось взять кнут, но вместо этого Давид взял нежный флоггер. Дану надо было доставать из тягучего мира новых опасных ощущений — и делать это осторожно.       Боль больше не находила волнами, только мелкими покалываниями, и Дана вдруг чётко осознала их. Что происходит? Что с ней? Её тело горело и дрожало, сердце взволнованно билось, воздуха не хватало, и девушка не сразу смогла вздохнуть так, как хотелось. Она чуть выгнулась и едва не соскользнула с подушки, но сильная рука вдруг прижала её за поясницу.       — Тише-тише. Всё хорошо. Я с тобой, моя маленькая.       Слёзы потекли сами, и Дана расплакалась так, что едва не задохнулась, но ей становилось всё легче и легче, будто со слезами выходила давняя боль. Зато боль физическая изменилась: теперь Дана ощущала игривые прикосновения хвостов флоггера и спешила из-под них выбраться.       — Всё-всё. Я прекращаю, — засмеялся Давид. — Иди ко мне.       Он ласково коснулся кончиками пальцев алой ягодицы, но Дана зашипела и снова дёрнулась.       — Тебе больно? Дыши медленно и глубоко. Сейчас тебе станет легче.       Ей не нравились его прикосновения: тело было настолько чувствительным, что даже гладкий шёлк раздражал. Её всю колотило, истерика продолжалась, и Дана захлёбывалась слезами. Но было одно чувство, которое её смущало: облегчение. Будто камень упал с души и стало легче дышать, легче жить. Что он с ней сделал? Что только что произошло?       Ледяное прикосновение обожгло её, но Дана неожиданно для себя застонала. Как же хорошо. Горящее тело нуждалось в этом, и она со стыдом поняла, что снова возбуждается. Да что же с ней происходит?!       И всё же он был нежен с ней. Да, кожа была красной, но он ничего не рассёк, так что порка получилась откровенно нежной, для первого раза самое то. И всё же Давид был приятно поражён тем, как жадно извивалась Дана под кубиком льда. Ей ещё рано возбуждаться. Пусть сначала отдохнёт, придёт в себя.       Давид лёг рядом, но продолжил дразнить Дану, проводя кубиком льда по разгорячённой спинке.       — Всё под контролем, не бойся. Я с тобой, — нежно шептал Давид, пока Дана, зажмурившись, извивалась рядом.       До чего же красивая. Её тело, молодое и крепкое, восстанавливалось быстро, и Давид понял, что снова возбуждён. Ситуация ускользала из-под его контроля.       — Говори со мной, — хрипло приказал он и облизнул пересохшие губы.       Хорошо, что Дана не могла это увидеть. Она только сейчас смогла приподняться на подушке и соскользнуть в объятия Давида. Он развязал ленту на руках, но не на глазах, так что Дана снова прислушивалась к ощущениям.       — Как ты?       — Это было… странно, — призналась Дана, укладываясь на грудь Давиду. — Я не понимаю, что чувствую.       — Хочешь повторить?       Она испуганно вздрогнула, и Давид поспешил её успокоить:       — Не сейчас, а когда снова захочешь. А ты захочешь. Мало кому удаётся с первого же раза достичь такого состояния.       — Это… нормально?       Она ужасно устыдилась своего поведения. Как она выглядела и что делала, когда… когда он бил её. Почему ей это понравилось? Она и сейчас была настолько возбуждённой, что смазка текла по бёдрам. Ужасно стыдно!       — Всё прекрасно!       Давид поцеловал её и не смог отстранить, потому что Дана прижалась к нему, крепко обняла за шею, а бедром прижалась к его паху. Ох, не только она возбуждена. Так чего же он ждёт?       — Я хочу продолжения, — промурлыкала Дана, и тонкие пальцы скользнули по пуговицам пиджака, но новый кубик льда вдруг оказался у её губ.       — Тогда докажи мне, что ты готова!       Лежать на спине ей было бы ещё слишком больно, поэтому Давид уложил её на бок, подложил подушки, чтобы ей было удобнее, но лёд скользнул по шее к груди, и Дана замерла в ожидании. Давид видел, как она дрожит от холодных прикосновений и возбуждения, и самодовольно усмехался. А она выносливая. Интересно, насколько?       Он держал её крепко даже одной рукой, но всё равно не был готов к тому, как сильно она дёрнулась, когда горячая капля воска упала на её живот.       — Что такое? Не нравится? Расслабься, тебе понравится!       Дана не понимала, как он это делает, но её живота казались то лёд, то горячий воск, и она извивалась змеёй, но не могла выбраться из крепкой хватки Давида. Более того, едва она откидывалась на спину, избитое тело напоминало о себе, и проще было терпеть новую пытку, чем попытаться вырваться.       — Больно! — слабо пискнула Дана, прекрасно понимая, что он не остановится.       — Погрузись в свои ощущения. Тебе понравится. Позволь телу всё сделать за тебя.       Её успокоили не столько слова, сколько интонации. Давид соблазнял её всё больше, и Дана не могла сдерживаться. Ужасно хотелось запустить руку между ног и сделать всё самой, но она понимала, что так делать нельзя, так что просто крепко сжала бёдра. Давид был прав: тело захватило контроль, и желание обострилось до невыносимости. Теперь прикосновения горячего воска казались удивительно приятными, и Дана стонала и выгибалась им навстречу, а когда Давид тут же охлаждал тело льдом, её бросало в дрожь.       — Хватит, а то ты кончишь без меня! — засмеялся Давид, и Дана ощутила, что он встал с кровати.       Без него и его сладких пыток, Дана почувствовала себя беззащитной и одинокой. Она свернулась в клубочек и старалась дышать медленно и глубоко, чтобы хоть немного снять возбуждение. Но она прекрасно понимала, чего хочет. Чтобы он взял её прямо сейчас. Без прелюдий, грубо и жёстко. В таких сладких мечтах она не сразу заметила шуршание одежды: Давид раздевался. Наконец-то. Она безумно хотела увидеть его сегодня обнажённым, и впервые чёрная лента на глазах ей мешала.       Давид подхватил её на руки и посадил себе на колени. Совершенно мокрая и горячая, она завозилась, стремясь как можно быстрее насадиться на член, но Давид отстранил её и наконец-то снял повязку с глаз.       Ослеплённая похотью, она не заметила даже совершенно особенной комнаты — перед ней был только Давид. Голый и возбуждённый. Дана же была нетерпеливой, она совсем забыла обо всех правилах Давида и нахально схватилась за его член. Давид даже не пытался ей мешать: он устроился удобнее, потому что Дана уже медленно усаживалась сверху. Хоть её тело и забыло о боли, но Давид не схватился привычно за бёдра, а только осторожно придерживал Дану за спинку, не мешая ей двигаться так, как она хочет, но и не направляя её. Сегодня она заслужила это удовольствие.       Слишком горячая и мокрая. Давид понял, что не выдержит долго. Этой ночью она слишком возбудила его, но теперь своими нетерпеливыми движениями то почти доводила его до оргазма, то сбивала всё удовольствие, и Давид пока не хотел ей мешать. Она заслужила.       Дана насытилась быстро. Желание было слишком острым, так что и оргазм настиг её быстро, но как-то не так. Вместе с ним пришло не облегчение, а разочарование, и Дана с тревогой поняла, что такой желанный член её не удовлетворил. Слишком острые ощущения этой ночи было невозможно превзойти. Но Давид и не пытался. Он только смотрел Дане в глаза и осторожно поддерживал за спинку. Девушка быстро устала скакать на нём и лениво повисла на шее, ей хотелось спокойствия и отдыха, но она понимала, что Давид так просто её не отпустит.       Он откинулся на кровать, утягивая за собой Дану, и та довольно хихикнула, оказавшись на его груди. Она очень любила близость Давида, его большого сильного тела, так что игриво поцеловала его в шею и расслабилась, позволив ему двигаться самому. Она уже устала и хотела, чтобы всё быстрее закончилось.       И всё же его сильные толчки вызывали у неё громкие стоны и слезинки острого удовольствия. Он был слишком хорош, и её измученное, слишком чувствительное тело откликалось на малейшее движение. В какой-то момент Дана потеряла контроль и довольно запустила зубы в широкую шею. Она не хотела кусать его, как свою жертву, нет, просто игралась, но вкус его крови, пьянящий и острый, вскружил ей голову, и Дана замерла, запуская зубы всё глубже.       Боль обожгла ему шею, и Давид тихо зашипел, но сразу же зажмурился: внутри будто взорвался фейерверк, и Давид почти задохнулся от слишком острого удовольствия. Чёрт, он не ожидал, что так быстро кончит, но этот укус!.. Дана не выпустила зубы, и он почувствовал, как по телу растекается сладкое тягучее тепло. Она отравляла его. Но он не мог отстраниться, не мог освободиться, силы покинули его, и хотелось только лежать и наслаждаться происходящим. Но как она посмела?..       Что-то было не так. Дана ожидала, что Давид оттолкнёт её, разозлится, но вместо этого он обмяк под ней, и она поняла, что ей тоже можно слезть с него и устроиться рядом. Но кровь была такой вкусной, и от неё приятно кружилась голова, и так не хотелось, чтобы всё заканчивалось!.. И всё же Дана пришла в себя первой, осторожно вытащила зубки, заботливо зализала ранки и медленно встала.       Только теперь она могла осмотреться, и первым её удивил Давид. Он лежал, запрокинув голову, зажмурившись, и тяжело дышал. Дана догадалась, что ему нужно время, чтобы прийти в себя, но не поняла, что именно её укус сделал его таким уязвимым. В его крови был наркотик её яда, и для Давида это было давно забытое чувство, к которому он оказался не готов.       Как не готова была Дана увидеть чёрную комнату. Это была очень большая комната, в которой, кроме кровати, стояли ещё кресло и очень странные приспособления, на которых Дана не хотела бы оказаться, например, большой Х-подобный крест. По углам стояли шкафы-витрины, в которых дожидались своего часа разные интересные штучки, предназначение которых было очевидным: вызывать боль и извращённое удовольствие. А под ногами Дана увидела стек и флоггер, хоть, конечно, и не знала, что они так называются, но поняла, что именно они прошлись по её коже. Так неужели всё то, что находится здесь, когда-то окажется на или в её теле? Нет-нет, она не готова!       — Испугалась? — хитро спросил Давид, и Дана поспешила нацепить довольную улыбочку.       — Не-ет, просто не видела такого раньше.       — У тебя ещё будет время всё рассмотреть, иди ко мне.       Давид по-королевски устроился на подушках и снова выглядел надменно и самодовольно. Дана скользнула к нему под бок и скривилась от боли, когда задела избитое бедро.       — Как тебе первый урок?       — Я не знаю… Всё так сложно… Я ожидала, что самое большое удовольствие будет от самого секса, но…       — Не бойся меня обидеть. Я знаю, что ты чувствуешь. Удовольствие от порки намного острее, чем от обычного секса, так что это нормально. Я рад, что тебе всё понравилось.       — Порка… — задумчиво произнесла Дана, будто пробуя слово на вкус.       Звучало вкусно, сочно, соблазнительно.       — Да, и от порки, и от куни, и от крови! Почему вы не делали со мной этого раньше?       Она приподнялась и заглянула Давиду в глаза.       — Кстати, о крови. Будь очень осторожна со своими острыми зубками!       Давид улыбался довольно, и Дана не понимала, будет ли он её ругать? Ему понравилось то, что она с ним сделала, как и ей. Она помнила, хоть и смутно, что когда он её укусил за бедро, то, кроме боли, она ощутила сладкое тягучее удовольствие. Это было удивительно приятно.       — А то что? — хихикнула Дана и быстро поцеловала его в уголок пухлых губ.       — Это слишком сильный наркотик. Ты и сама это поняла, так что не заигрывайся. Потом ты без этого не сможешь.       — Но мы ведь есть друг у друга? Почему бы нам иногда не…       — Я подумаю над этим. А пока давай поговорим о боли. Это было только начало, дальше будет больнее. Ты выдержишь?       — Я скажу об этом через неделю, когда смогу сидеть, — хихикнула Дана, но Давид был слишком серьёзен, и она ответила, чуть подумав: — Я выдержу всё, что вы мне предложите. Я доверяю вам. Я никогда ещё не испытывала такого. Спасибо!       Она поцеловала его нежно, будто впервые, и Давид самодовольно усмехнулся. Эта надменная вампирша снова у его ног, хоть корона и осталась на её голове. Что ж, первый урок она усвоила хорошо. Пора готовить следующий.