* * * *
Если бы Гарри спросили в день его восемнадцатилетия, что он будет делать через три года, он никогда бы не мог подумать, что его ответом будет «позволить Драко Малфою трахнуть меня до бесчувствия над раковиной в туалете маггловского бара». Честно говоря, ему немного не верится, что это происходит, даже когда он смотрит на склоненную голову Малфоя в зеркале; прядь его белых волос падает на плечо Гарри, как будто предъявляет на него свои права. Гарри опускает голову вперед, ударяясь об отражение; он сосредотачивается на том, как длинный член Малфоя входит и выходит из него, на том, как его рука слишком сильно прижимается к животу Гарри, чтобы удержать его на месте. Как будто Гарри куда-то собирается уходить. Малфой поднимает руку и обхватывает ей бедро, удерживая Гарри на месте и уверенно сжимая в кулаке его член. Кулак Малфоя заставляет Гарри поверить в происходящее. Костяшки пальцев белеют на раковине, и когда Гарри с тихим всхлипом льнет к руке Малфоя, тот хрипло смеется и поднимает голову. Он горячо и влажно прижимается к щеке Гарри и говорит: — Ты так хорошо смотришься с моим членом, Поттер. Что бы написали в газетах, если бы узнали, что алкоголя и танцев достаточно, чтобы тебя трахнуть? — Ты думаешь, что твой коктейль был первым, который я выпил сегодня? — спрашивает Гарри. Он приподнимается на цыпочках, его задница обхватывает твердый, уверенно двигающийся член Малфоя, и это сладко — и ужасно, потому что, черт возьми, это так приятно. У Малфоя такое выражение лица, будто он думает, что выиграл, поэтому Гарри накрывает его руку своей и с рычанием сильнее насаживается на член Малфоя. — Тебе не кажется, что я этого и искал? Конечно, это было не так. Гарри не планировал ничего такого — конечно, нет. Выбор бара был случайным, и Гарри, конечно же, не ожидал, что будет удивлен насмешливой улыбкой Малфоя; что заметит, как его глаза наполнились светом. К тому времени, как они добрались до танцпола, Гарри был уже наполовину возбужден, а Малфой еще сильнее. Они терлись друг о друга, пристально глядя в глаза и крепко прижимаясь бедрами. Гарри чувствовал себя разбитым и опустошенным, он не узнавал собственное тело из-за взгляда Малфоя. Гарри хотелось бы сослаться на дьявольский заговор или опьянение, или, черт возьми, на невменяемость, но, по правде говоря, он был просто в приподнятом настроении, достаточном для того, чтобы взять то, чего он хотел — и послать к черту последствия. Малфой рычит и кусает плечо Гарри слишком сильно — и это тоже выглядит правдоподобным. Но Малфой, отстраняясь, зализывает укус и бормочет: «Тебе будет, о чем рассказать», — и его рука стремительно и грубо скользит по члену, а локоть упирается в живот. Он сильнее двигает бедрами, позвякивая пряжкой ремня Гарри, болтающейся у его колен, и тянет его назад, так сильно прижимая задницу к своим бедрам, что Гарри начинает стонать. Толчки невероятные, член Малфоя так глубоко, что головка болезненно задевает простату. Малфой толкается и замирает, сдавленный звук слетает с его губ, и он вздрагивает и кончает. Гарри мельком видит лицо Малфоя в зеркале: голова запрокинута, глаза закрыты, губы блестят, а обычно резкие черты искажены экстазом. Гарри сглатывает; он так близок к собственному оргазму, что ему хочется закричать. Малфой перестает двигать рукой и тут же начинает снова: его ладонь умело сжимает член Гарри, пальцы задевают головку и стирают вязкое предсемя. Малфой выходит из него и толкается снова, два, три, четыре раза, и Гарри, выругавшись, кончает в кулак Малфоя, прижимаясь спиной к его животу и груди. — Достаточно хорошо? — задыхаясь, спрашивает Малфой. Гарри чувствует затылком его влажный лоб. — Да, — говорит Гарри, все еще дрожа. — Пойдет.* * * *
Гарри читает газеты несколько недель; Рон и Гермиона одаривают его вопросительными взглядами. Но всякий раз, когда Гарри видит свое лицо на первой полосе, оно никогда не сопровождается заголовком «Трахнул Спасителя!», — а Гарри вполне ожидает такой статьи. Он даже использует чары Гламура, когда куда-то идет. Но нет никаких сенсаций и едких комментариев Малфоя о том, каково это — трахать Гарри; как он выглядел и каким бесстыдным он был. Гарри списывает это на то, что они оба были пьяны, и снова начинает выбрасывать газеты в ведро. Гарри внушает себе, что это не имеет значения — в конце концов он обязательно забудет. Малфой, разумеется, как всегда все усложняет. Он столько лет был на периферии жизни Гарри вплоть до этой самой ночи, а теперь он словно звезда, вокруг которой вращается Гарри. Он неизменно в центре любого события, которое посещает Гарри; он в столовой на работе, когда Гарри приходит пообедать; он выходит из лифта, в который Гарри собирается войти. Он притягивает к себе, и Гарри больше не может сопротивляться. И что еще хуже: Малфой почти не замечает его, лишь иногда бросая в сторону Гарри слишком короткие, ничего не выражающие взгляды. Гарри никогда не прерывает зрительный контакт первым и задается вопросом, удалось ли Малфою забыть. Он не понимает, как это возможно: даже солнцу приходится видеть Землю каждый день.* * * *
Сова с письмом в лапе стучится в окно, и Гарри сразу понимает, от кого оно. Прошло уже два месяца с той памятной ночи, и теперь он чувствует трепет магии Малфоя на расстоянии, через всю комнату, через залитое дождем стекло. Он ломает сургучную печать — фамильный герб Малфоев, и дрожит от нахлынувшего на него чувства. «Новости в последнее время скучные. Хочешь рассказать им хорошую историю, или это сделать мне? — Д.M.» Член Гарри дергается. Он сидит на кровати; сова Малфоя прыгает на гостевом насесте, стряхивая воду со своих кремово-коричневых перьев, а потом съедает жареного кузнечика, которого дал ей Гарри. Он касается четких, изящных букв и вздрагивает от того, как те будто гладят подушечки его пальцев. Гарри призывает чистый пергамент и перо и пишет: «И что ты расскажешь? Ты можешь облажаться. — Г.Д.П», затем складывает письмо вчетверо и отдает сове Малфоя, которая тут же улетает обратно под дождь. Не обращая внимания на стук собственного сердца, Гарри спускается по лестнице на кухню и ставит чайник. Он заваривает чай и пьет его. Вернувшись наверх, он смотрит на книгу, которую начал читать. Дождь хлещет в открытое окно, капли падают на деревянный пол. Через некоторое время в комнату влетает другая сова, пятнистая и с ушами торчком, и спускается на прикроватный столик, держа в лапках мокрое послание. Гарри открывает его. Всем заинтересованным лицам «Тридцать первого июля две тысячи первого года я заметил, что Гарри Поттер наблюдает за мной с другого конца зала одного маггловского заведения. В интересах поддержания мира — и поскольку я хорошо осведомлен о вспыльчивости Поттера — я предложил угостить его выпивкой. Он же практически затащил меня на танцпол, напал на меня, наложив какое-то заклинание похоти, и стал тереться своим очень твердым членом о мое невинное бедро. Я был потрясен его поведением, но, будучи воспитанным в хороших манерах, не стал выражать несогласие вслух. Как только песня закончилась, я извинился и отошел в уборную. Поттер последовал за мной, приняв какое-то зелье, которое делало его задницу восхитительной для любого, кто на нее посмотрит. Он не позволил мне выйти из уборной, пока я не поцеловал его задницу… Гарри тяжело выдыхает. Он сует руку под резинку выцветших пижамных штанов: член бесстыдно стоит, упираясь в ткань, а головка уже влажная. Он проводит пальцем по выступившей из щели влаге и думает о Малфое. Как тот вылизывал его яйца, пока Гарри дрожащими руками держался за раковину, как одна ладонь Малфоя лежала на его пояснице, а другой он дрочил Гарри, неторопливо и дразняще. Гарри мягко и быстро гладит свой член. Он понимает, что скоро кончит, хоть и заставляет свои трепещущие веки оставаться открытыми. Он практически слышит низкий, непристойный голос Малфоя у себя в голове. …что я и сделал. Я опустился на колени и трахнул его языком, пока он стонал, как шлюха, и приказывал мне поторапливаться, поскорее сосать его задницу. Его ноги дрожали, а член выглядел неправдоподобно большим — должно быть, он наложил на него чары Гламура. В этот момент его заклинание похоти достигло своего пика, и когда он сказал: «Вставь же мне, Малфой, о боже, сделай это, черт возьми, ты такой твердый, еще сильнее, да…», я понял, что не могу сопротивляться. Я вгонял в него свой член снова и снова и… Гарри выгибается, письмо выскальзывает из его рук, когда он толкается себе в кулак. Он раздвигает ноги и проводит пальцами по сжимающемуся кольцу мыщц, все его тело напряжено, и он вспоминает Малфоя — как круглая головка его члена дразнила дырочку каждый раз, когда он выходил из его тела. Оргазм сотрясает Гарри с силой метеорита, как если бы он был Землей: с его поверхности поднимается пыль и вырастают новые долины, пока он глубоко дышит и пытается восстановить биение своего сердца. Проходит несколько секунд, прежде чем Гарри поднимает письмо. …и еще я должен признать, что он восхитительно принимал мой член, пока я не достиг оргазма. Затем он положил мою руку на свой возбужденный член и заставил меня отдрочить ему, пока я втрахивал свою сперму в его задницу. В какой-то момент Поттер потребовал, чтобы его крайне неподобающее поведение стало достоянием общественности. Я не желал быть ложно обвиненным в том, будто воспользовался вышеупомянутым Избранным (учитывая нашу историю), и у меня не было никакого желания ни подчиняться ему, ни видеть его снова. Я ушел. Но, к моему сожалению, этот идиот продолжает пялиться на меня каждый раз, когда мы пересекаемся, как будто желает повторить; как будто он не понимает, какую сильную боль я могу ему причинить, если захочу — что, должен признаться, я делал довольно часто. Возможно, публикация этого письма поможет ему понять последствия своих действий. С уважением, Драко Л. Малфой» — Подпишись внизу, Поттер, и отправь в Пророк на досуге.* * * *
Гарри мельком видит Малфоя в течение следующих двух дней, и только его спину: будто Малфой увидел его первым и уже убегает, решительно отказываясь признавать то, что происходит между ними. Гарри не против подождать, потому, возможно, что хорошего обычно приходится долго ждать — или потому, что он сам не знает, что происходит между ними. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как Гарри было наплевать на Малфоя — и еще больше с того момента, когда он действительно ненавидел его. На третий день Гарри направляется к лифтам, когда замечает Малфоя, идущего ему навстречу; распахнутая мантия развевается позади него, выставляя напоказ идеальную складку черных брюк на длинных ногах и облегающий блестящий изумрудный жилет. Малфой поднимает взгляд, спотыкается, затем снова продолжает шаг. Они стоят плечом к плечу и смотрят на мигающее табло с этажами, и сквозь шум в ушах Гарри слышит, как Малфой тихо выдыхает. — Если ты не собираешься отправлять письмо, верни мне совой, — бормочет он. — Его опубликуют к утру. — Извини, я уже вставил его в рамку. — Гарри смотрит на него и сглатывает комок в горле. — Кроме того, твое письмо полно неточностей. — Да, ты уже говорил. — Значит, ты получил мой ответ? Малфой необдуманно машет в сторону своего кармана, прежде чем спохватиться. Он с нескрываемой злостью смотрит на Гарри: не игнорирует, и на том спасибо. Он спрашивает: — Какие неточности? — Ну, — говорит Гарри, понижая голос, когда люди подходят к ним в ожидании лифта, — во-первых, ты начал дрочить мне еще до того, как кончил сам. Я помню, как было приятно. — Ты!.. — Малфой хватает Гарри за локоть и уводит их прочь от лифтов, в ту сторону, откуда пришел сам. У Гарри не было особых причин посещать архивариусов, но он с любопытством оглядывает их аккуратные кабинеты. Он готов поспорить, что Малфой возглавит отдел через год или два, прежде чем перейдет в другое место. Малфой вталкивает Гарри в комнату в конце коридора. Там стоит стол, стул, лежит огромное количество папок — и ничего больше. Малфой снова толкает Гарри, с громким щелчком захлопывает дверь и прислоняется к ней, тяжело дыша. — В какие игры, черт возьми, ты играешь? — Ты спросил, я ответил, — Гарри пожимает плечами. — Разве ты не понял, что… — Малфой замолкает. Его кадык дергается; он качает головой, прядь волос выбивается из его заколки и падает на скулу. На его лице появляется тень страха, которую Гарри знает с тех пор, как они были детьми. Глаза Малфоя неотрывно смотрят на него, раскаленные, как вулканический пепел, и в сердце Гарри зарождается новая планета. — Я все понимаю. — Гарри делает шаг вперед. — А ты? Малфой сжимает челюсть; каким-то образом его лицо становится еще более заостренным. На скулах проступает румянец. — Это чертовски плохая идея, Поттер. — но слова звучат как предупреждение, а не как отказ. Голос Малфоя хриплый. — Ты хоть понимаешь, что творишь? — Обычно нет, — говорит Гарри. Он достаточно близко, чтобы прикоснуться, поэтому держит руки вдоль тела. — Но я не против стать поучительной историей. — Моей историей ты точно не будешь, — хрипло выдыхает Малфой. Гарри думает, что кем-то своим для Малфоя он бы мог стать. Вокруг них медленно сжимается пространство. Гарри поднимает руку, чтобы коснуться атласной пряди волос, той, которая лежала на его плече в ту ночь, но Малфой перехватывает его запястье. Рука хрустит в его сильной хватке. Они пристально смотрят друг на друга. А затем губы Малфоя оказываются на его губах, и это все, чего Гарри не хватило в прошлый раз. Внутри разгорается пламя, когда язык Малфоя жарко скользит в его рот. Малфой разрывает поцелуй и снова толкает Гарри, так что он падает на стол. Стопки папок с грохотом летят на пол. Малфой наклоняется к нему, накрывает своим телом, прижимает Гарри так сильно к столу, что пальцы его ног едва касаются пола. Малфой снова целует его, грубо и болезненно, посылая дрожь прямо к члену Гарри, а потом коленом раздвигает его ноги, грубо вклиниваясь между ними. — О боже, — выдыхает Гарри ему в губы. — Драко. Малфой отстраняется. Его глаза блестят, а лицо напряженное, как и член, прижатый к бедру Гарри. — Я даже не хочу тебя, — говорит он и со стоном целует Гарри, доказывая свою ложь. Гарри проводит пальцами по светлым волосам, теперь взъерошенным и выбивающимся из заколки. Он сжимает пряди в кулак, и Малфой дрожит. Волосы — то немногое мягкое в Малфое, и Гарри снова целует его, ошеломленный силой собственного желания. Он забирается повыше и одной ногой обхватывает бедра Малфоя. — Нет, ты хочешь меня, — выдыхает Гарри. Малфой резко отстраняется от его губ и скользит вниз по шее, оставляя отметины и сильно царапая зубами кожу, как будто хочет доказать, что Гарри ошибается. Гарри прижимается к его бедрам; Малфой стонет и неосознанно двигается в такт ему легкими круговыми толчками. Он проводит ладонью по алой мантии Гарри, которая послушно распахивается перед ним, и прижимается к Гарри всем телом от плеч до паха. Малфой быстро находит правильный угол, его член трется о член Гарри через слои ткани, а пальцы впиваются в ткань футболки у самой шеи. Он обхватывает Гарри за задницу и притягивает к себе еще сильнее. — Ты ничего не знаешь, Поттер, — стонет Малфой. Он горячо прижимается щекой к скуле Гарри и не поднимает голову. Гарри изгибается, чтобы поймать мочку его уха, и посасывает ее. Малфой издает тихий, отчаянный звук. — Это ничего не значит, — говорит он и толкается еще сильнее, неистово дрожа. Оргазм приближается к Гарри постепенно, с каждым толчком, который посылает дрожь удовольствия от промежности к конечностям. Гарри кончает с тихим, сдавленным криком, бедра и член беспомощно дергаются, и без того влажные трусы становятся мокрыми, теплыми и липкими. Малфой выдыхает, и влажное тепло его вздоха покалывает зацелованную шею. Он впивается пальцами в задницу Гарри и кончает так сильно, что Гарри чувствует пульсацию его члена сквозь слои хлопка и шерсти. Гарри обнимает его крепче; он заставляет Малфоя поднять голову и целует его, двигая бедрами в такт, пока Малфой окончательно не расслабляется в его объятиях. Малфой лежит сверху; его тело, обманчиво худое, давит с приятной тяжестью, и все так хорошо — ровно до того момента, пока Малфой не вырывается из его рук и не слезает со стола. Гарри садится. Он поправляет очки и молча наблюдает, как Малфой ищет свою палочку и накладывает очищающее заклинание. Малфой настороженно смотрит на Гарри и вытирает губы, распухшие от поцелуев Гарри, тыльной стороной запястья. Он наклоняется, чтобы собрать папки, упавшие со стола. Его кожа пылает, а волосы в беспорядке. Гарри с трудом переводит дыхание, глядя на него. — Это что-то значит, — говорит Гарри. Малфой поджимает губы, и Гарри продолжает: — Думай что хочешь, но это что-то значит. — Ты даже не знаешь меня, Поттер, — тихо говорит Малфой; одновременно правду и самую вопиющую неправду, которую только можно вообразить. Потому что невозможно ненавидеть кого-то годами, наблюдать за ним и сходить по нему с ума, жалеть его, спасать и заниматься сексом — и не знать его при этом больше остальных. — Вообще-то я тебя знаю, — говорит Гарри. Малфой фыркает, встает и со скучающим видом поднимает бровь. Гарри слезает со стола. Малфой складывает папки и замирает, повернувшись к нему спиной. Его плечи напряжены. — Это. — Драко обводит рукой свой кабинет, все еще не поворачиваясь, — Вот что это значит. И это все, что у нас может быть. — Это уже что-то, — говорит Гарри. Он видит сложенный листок пергамента, торчащий из кармана помятых брюк Малфоя: его собственное письмо, отправленное несколько дней назад… «Всего несколько серьезных неточностей, я впечатлен. Приходи ко мне, чтобы освежить память — в последнее время она явно тебя подводит. Спасибо за дрочку». Малфой вздыхает и оборачивается. Он прислоняется к столу, скрестив руки на груди, и его взгляд на один удар сердца замирает на Гарри. — Это значит, что у кого-то нет особого выбора, а другой достаточно возбужден, чтобы воспользоваться ситуацией. Слова настолько холодные, что могли бы заморозить бурлящий океан, но Гарри удивляет их обоих улыбкой: — Убеждай себя, Малфой. Это ведь не я написал развратное письмо. На лице Малфоя мелькает чувство вины. — Ты все не так понял, — говорит он, отводя взгляд. — Я не это имел в виду. — Я знаю, что ты имел в виду. — говорит Гарри. Он идет к двери, пока за ним еще остается последнее слово. — Увидимся. — Нет, не увидимся, — злобно выплевывает Малфой у него за спиной. Гарри закрывает дверь.* * * *
Но все же они видятся, ведь теперь сила притяжения удерживает их вместе. Малфой всегда нетерпелив и в то же время отстранен. Гарри учится чувствовать затылком его взгляд — именно его, а не других. Жаркий зов влечет его, обвиваясь плетьми вокруг лодыжек, прокладывая ему путь, пока Гарри не оказывается в кладовке для метел на вечеринке, или в темном гардеробе на гала-концерте, или в кабинете архивариуса на обеденном перерыве. И все время — в объятиях Малфоя. Проходят эпохи. По крайней мере, так кажется. Гарри не знает, когда и что произойдет. Малфой — единственная его константа. Малфой медленно растягивает его, разводя внутри пальцы, или расстегивает ширинку, приказывая Гарри встать на колени и отсосать ему. Гарри должно быть стыдно, он должен быть опустошен, но этого никогда не происходит. Малфой видит Гарри таким, каким его не видели ни другие любовники, ни даже друзья. Он понимает, что все победы Гарри омрачены смертями; он не понаслышке знает о тьме, и эта тьма есть в Гарри… и ему все равно. У них есть кодовый язык, на котором они говорят после секса. Слова перетекают в предложения, как пустая болтовня: их рабочие графики, новости, игры по квиддичу, на которые они хотят сходить. Слова содержат шифр о том, когда они снова смогут встретиться и обладать друг другом; и каждая жалоба Малфоя — это частичка его самого, которой он делится с Гарри: работаю допоздна, чтобы у нового сотрудника в бухгалтерии были на все дубликаты файлов. Вот он расстроится, когда не к чему будет придраться,или в газете пишут, что торговец нелегальными артефактами попытался заавадить одного из авроров. Это ведь был не ты? Я знаю, как ты любишь ввязываться в неприятности; и ты больше никогда не увидишь меня на матче Пушек. Они дерьмово играют, а еще их менеджера чуть не выгнали из школы на седьмом курсе. Он пытался подсунуть моей матери любовное зелье, когда ей было всего четырнадцать лет. Иногда Малфой прижимается дрожащим поцелуем ко лбу Гарри, когда кончает; иногда он задевает чувствительное щекотное место на бедре Гарри, когда они трахаются, и смеется, когда Гарри дергается. В эти моменты то, что происходит между ними, превращается в нечто сладкое и спокойное; во что-то, чему они оба боятся дать имя. И тогда не существует ледяного молчания, на котором настаивает Малфой на людях; все меркнет в сравнении с их обжигающей близостью. В такие моменты мир, спящий в сердце Гарри, раскрывается, и он видит бескрайние земли, наполненные живыми существами. Он пишет Малфою письма: Ты хорошо спал? Когда я засыпаю… и этот галстук так хорошо смотрелся на тебе сегодня, что я подумал… и никто не знает, что у меня аллергия на мидий, если бы они знали… . Это наполовину законченные мысли, Малфой никогда не отвечает на них, и Гарри ни с кем больше ими не делится. Гарри представляет, как Малфой долго вглядывается в строки, стараясь понять глубинный смысл его слов. Эта мысль одновременно смешна и причиняет боль: нет скрытого смысла там, где все лежит на поверхности.* * * *
— Я сделаю тебе больно, — говорит ему Малфой, прижимая к стене; его пальцы сжимают запястья Гарри. Малфой притворяется, что спрашивает разрешения, что говорит о сексе, но это не так. Он так уязвим в этот момент, ведь на самом деле за его словами стоит то самое письмо, отправленное месяцы назад и оставленное без ответа. Ты сделаешь мне больно, правда? Мы сделаем друг другу больно. — Нет. — Гарри поднимает бедра, их члены соприкасаются. — Но мы можем притвориться, если хочешь. Глаза Малфоя темнеют. Поцелуй яростный, голодный — и заканчивается слишком быстро. Малфой разворачивает Гарри, прижимает ладонью его щеку к стене и пристраивается рядом. Он дразнит Гарри, проникая в него только головкой члена, входя и выходя, снова и снова, и наконец входит одним длинным, скользким толчком. — У тебя нет ни капли чертова чувства самосохранения, — бормочет он, задыхаясь, и жесткие завитки его лобковых волос задевают ягодицы Гарри. Малфой отстраняется, а затем снова входит, прижимаясь губами к плечу Гарри и заглушая свой всхлип. Он лижет шею Гарри и говорит: — Я столько всего могу с тобой сделать. Гарри чувствует себя наполненным, растянутым до предела, пылающим. Он поворачивается и ловит взгляд Малфоя. — Так сделай, — отвечает Гарри.* * * *
Стрелка часов едва переваливает за час ночи, когда защитные чары вокруг дома Гарри тревожно гудят. Гарри еще не спит: шампанское с новогодней вечеринки Рона и Гермионы дает о себе знать. Он ждет. Тревожный звук переходит в мягкий, неразличимый звон, похожий на подводное пение китов: такое случается каждый раз, когда сквозь чары проходит человек, которому позволено войти в дом. Гарри соскальзывает с кровати и спускается вниз. Драко стоит у камина, и кажется, что он удивлен больше самого Гарри. На нем угольно-черный смокинг; галстук-бабочка свободно болтается на воротнике, три верхние пуговицы рубашки расстегнуты, открывая горло и ключицы, а волосы небрежно обрамляют лицо. Драко облизывает губы. — Что скажут газеты, если узнают, что Пожирателю открыт доступ в твой дом? — Хотел бы я знать, — отвечает Гарри. Они сталкиваются посреди комнаты, словно притянутые магнитом; Гарри наклоняет голову и Драко жадно впивается в его рот, обхватывая ладонью его щеку. — Ты такой глупый, Поттер, — шепчет он разбито в перерывах между поцелуями. Голос Драко звучит так сдавленно, будто он пытается сдержать рыдание, и Гарри гладит его по спине. — Ты такой глупый, у тебя нет здравого смысла, ты ведь даже не… — Да, — говорит Гарри, притягивая его к себе для очередного поцелуя. — Да. — Не надо, — стонет Драко. Он обвивает рукой талию Гарри и скользит языком в его рот, горячо и сладко, будто пытаясь заставить Гарри замолчать. Как будто он недостаточно смел, чтобы услышать. Гарри позволяет себе отвлечься на несколько долгих минут, но, почувствовав возбуждённый член у своего бедра, отстраняется. — Слишком поздно, — говорит Гарри. — Я люблю тебя. Дыхание Драко на его губах исчезает. Он молча смотрит на Гарри, на его лице мелькают эмоции. В его глазах боль, как будто он не знает, что это то самое чувство, которое очищает все без остатка, меняет местами полюса и бывшие пустыни становятся лесами. Гарри гладит лацканы Драко, сминает их в кулаке, стягивает пиджак и роняет на пол. — Глупый, — снова говорит Драко, пока Гарри вытаскивает полы его рубашки из брюк и расстегивает пуговицы. Драко закрывает глаза и вздыхает. — Мы оба глупые. Но любовь однажды спасла каждого из них, и, когда Драко открывает глаза, Гарри видит это в его взгляде. Гарри стягивает с его плеч подтяжки — они повисают по бокам — и снимает рубашку. — Пойдем. Они идут наверх, держась за руки. Драко садится на край кровати и смотрит, как Гарри раздевается. Его взгляд не покидает лица Гарри, а рука легко скользит по волосам, когда Гарри опускается на колени, чтобы снять с Драко ботинки, носки и брюки. Гарри остается на коленях и берет его член в рот, не разрывая взгляда, и Драко выдыхает и дрожит, шире раскрывая ноги, пока Гарри вылизывает и сосет его член. Он берет ладонь Гарри в свою и подносит к своей промежности, прижимает два его пальца к своей дырочке и шепчет его имя. Гарри отстраняется и смотрит на Драко с дико бьющимся сердцем. Он наколдовывает липкую смазку и готовит Драко пальцами, языком, говорит ему, что он прекрасен, когда Драко вскрикивает и извивается, говорит ему, что любит его, говорит ему, что все остальное не имеет значения. Потом Гарри накрывает его собой и толкается внутрь. Каждая клеточка Гарри дрожит от возбуждения, но он двигается медленно, снова и снова доводя Драко до грани. Колени Драко прижаты к груди, руки вдавлены в матрас, а пальцы переплетены с пальцами Гарри. И когда Драко, наконец, кончает на их животы, его мышцы до боли сжимаются вокруг Гарри, а глаза стекленеют и сияют как звезды.* * * *
Если бы Драко спросили в день его восемнадцатилетия, что он видит в своем будущем, он никогда бы не подумал, что ответит: «Гарри Поттера в постели со мной, на простынях, которые пахнут нами обоими». — Рон как-то рассказывал мне одну историю, — говорит Гарри. Он становится разговорчивым после секса, хоть и очень хочет спать. Драко никогда не остается на ночь, как будто боится, что если задержится еще на немного, Гарри вдруг решит, что им лучше расстаться. Гарри кладет подбородок на плечо Драко и смотрит на него; Драко заставляет себя не отводить взгляд. Ему неловко, эта глубокая умиротворенность пугает, то… что их ждет впереди. Как будто он не уверен, что верит в них достаточно, что риск оправдан. — Да? — после долгой паузы спрашивает он. Гарри моргает, медленно и сонно, зеленые глаза манят Драко. Он переворачивается на бок и кладет ногу на бедро Гарри, их мягкие члены прижимаются друг к другу. Драко проводит пальцами по изгибу плеча Гарри, зачарованный тем, что ему позволено так прикасаться к нему. Откашливается, пытаясь собраться с мыслями. — Мне кажется, Уизли рассказывал тебе много историй за эти годы. Не он разве убедил тебя пойти на матч Пушек? Просто не обращай внимания на его болтовню. Гарри тихо смеется, не обижаясь за Уизли, что обнадеживает: Драко не собирается льстить рыжему придурку только потому, что он сошел с ума и влюбился в его лучшего друга. Гарри говорит: — Это была старая волшебная сказка. Рон рассказывал ее, когда мы прятались в лесу и искали крестражи. В следующий раз тебе расскажу о них, если захочешь, — добавляет Гарри, помолчав. — Захочу, — осторожно говорит Драко. Гарри кивает и кладет голову на подушку — одну на двоих. Драко понятия не имеет, куда делись остальные. — Хорошо, — говорит Гарри. Он проводит пальцами по дорожке волос под пупком Драко, а потом кладет ладонь ему на бедро. — Та сказка. Там было… я думаю, она была о том, как возник мир. — И? — Рон так и не рассказал ее до конца, — говорит Гарри. — Или я просто заснул. Ты когда-нибудь слышал ее? У Драко дергается уголок рта. Иногда он хочет ненавидеть ту отчаянную преданность, которую он чувствует по отношению к Гарри. Ей невозможно сопротивляться — с тех самых пор, когда Драко обернулся и поймал взгляд Гарри в толпе танцующих тел. Или, может быть, все началось еще раньше. Что ж, Драко хотя бы пытался устоять. — Сомневаюсь, что есть волшебная сказка, которую бы я не знал, — отвечает Драко. Он на мгновение задумывается и вспоминает, — история магии и творения? — М-м-м… вроде да. — ладонь Гарри теплая: она сжимает бедро Драко. — И чем же все закончилось? — Так вот, что тебе нравится? — не удержавшись, насмешливо спрашивает Драко. — Детские сказки в постели? Гарри фыркает. — Не всем в детстве рассказывали сказки. — Это очень несправедливо. — И это действительно так, как и то, каким грустным взглядом Гарри смотрит на него. На свете нет волшебника, который не знал бы печальную историю о воспитании Поттера. Но Гарри портит момент, тихо усмехаясь выражению лица Драко: он не хочет жалости. И, по необъяснимой причине, уважение Драко к нему становится только больше. Коварный Поттер. — Привыкай. Теплое зерно в груди расцветает. Драко смотрит на полог кровати, чтобы собраться с мыслями, потом прочищает горло и тихо начинает: — История начинается так. Когда-то не было ни миров, ни звезд. Космос был пустотой, и по нему метались частицы, и каждая из них отчаянно пыталась соединиться. Некоторые нашли себе пару, и Вселенная возникла из их столкновений. Они взрывались, и так рождались звезды и галактики, кометы, планеты, созвездия и черные дыры, и так было на протяжении многих миллионов лет. — Да, это точно та самая сказка, — бормочет Гарри. Драко глубоко вздыхает. — Наша солнечная система развивалась. Земля только родилась и пострадала от хаоса: она не имела защиты от пролетающих астероидов, ее озера были переполнены магмой, и огненные бури проносились над земной поверхностью — до тех пор, пока пролетающая мимо комета не принесла две сильные частицы магии. Их разделило и разбросало по разным концам света, и магия, которую они излучали, сотрясала земли и формировала равнины, покрывая землю саваном, чтобы ей не было жарко. В конце концов, частицы вернулись друг к другу, но было слишком поздно. Они забыли о своей любви и противились силе друг друга. Но им было суждено быть вместе, и они попытались снова соединиться, но не смогли. Сила притяжения удерживала их рядом, и они возненавидели друг друга. — Это какая-то хрень, — говорит Гарри, зевая, но изо всех сил старается не закрывать глаза. Драко смотрит на него, на его медленный ритм дыхания, на красивую золотистую кожу и взъерошенные черные волосы. Что-то темное отделяется внутри Драко, и остается кристальная чистота. — Подожди, — мягко говорит он. — Прошли миллионы лет, и земля остыла. Вокруг частиц зарождалась жизнь, существа выплывали из морей, чтобы встать на ноги, и природа процветала. Частицы сталкивались и неслись по земле, оставляя за собой ослепительную энергию. Наконец, устав от долгой вражды, они прилепились к корням одного тисового дерева. — Однажды пришел человек и сорвал ветку тиса, чтобы создать образ из своих снов: первую волшебную палочку. — Гарри дышит, закрыв глаза, и он так красив, что Драко становится больно. — Человек коснулся дерева, и его прикосновение было наполнено магией частиц — той самой, которая покрывала всю землю. И тогда частицы вспомнили друг друга. Но между ними было столько обид, что они боялись соединиться. Они цеплялись за дерево, пока волшебник счищал кору. Он взмахнул палочкой и произнес заклинание, такое сильное, что частицы поняли: им нужно либо довериться друг другу, либо быть уничтоженными тем самым даром, который они принесли на землю. Драко украдкой целует Гарри в лоб. — Это детская сказка, — шепчет он, хотя Гарри уже крепко спит. Этот поцелуй — послание, думает Драко, как и все те письма, которые Драко хранит в своем сундуке: «Я доверяю тебе», — сквозит в каждом из них. — Это сказка о том, насколько магия особенная. О прощении, вере, и… — Драко замолкает, не в силах продолжать. Он сглатывает. — О возможностях. — И чем она заканчивается? — бормочет Гарри. Он приоткрывает глаза, вздыхает и снова их закрывает. — В том-то и дело, Гарри, — отвечает Драко, и перед ним раскрывается мир, полный обещаний. — Она никогда не закончится.