Взаперти

-Тео, не бойся, ты можешь мне доверять. -Доктор Сейко, я не боюсь. У меня просто всё хорошо! -Твоя приёмная семья так не думает. Диана Карлайл звонила мне вчера и назначила эту встречу не просто так. Тео, расскажи мне… Мальчишка лет девятнадцати сидел напротив дамы преклонного возраста азиатской внешности. Он закусывал губы, поворачивая голову в разные стороны, будто что-то искал. Хоть парень и доверял доктору, но всё же,  это было нелегко — вспомнить всё и рассказать. Тео — молодой юноша, который,  несмотря на свой возраст, казался всё ещё юным подростком лет пятнадцати. Он был невысокого роста, не карлик, конечно, но далеко не супермен. Парень жил в приёмной семье, которая усыновила его практически совершеннолетним, за пару месяцев до восемнадцати. Он жил в красивом двухэтажном доме с семьёй, состоящей из отца — Криса Карлайл, матери — Дианы и пятерых детей. Софи, Милена,  Кэти и Трис были десятилетними четверняшками, родными детьми Криса и Дианы, а Тео — приёмный мальчишка. У Тео был милый голос, а пел он словно прекрасная птица. Жаль только, что человек, который был ему роднее всех собственноручно обрезал этой птичке крылья и запер в клетку, которая увы не то что золотой, даже ржавой не была, только голые бетонные стены без окон и лишь с одной железной дверью, за которой находилась то, чего юноша желал больше всего — свобода, так недоступная ему. Изумрудные глаза уже давно не отражали радости, а порой и вовсе жизни. Когда-то у него были длинные светло-русые волосы, на солнце казалось, что они блестят золотом. Тот человек, которого теперь Тео безуспешно пытался забыть и больше никогда бы не назвал отцом, очень любил эти волосы, особенно наматывать их на руку и причинять боль родному сыну, который из-за хрупкого телосложения совершенно был не в силах дать отпор. Теперь же Тео специально отрезал их по плечи и покрасил в синий, так как мечтал об этом с двенадцати.  На данный момент юноша сидел в кабинете психиатра, к которому уже как год его водили приёмные родители. Жаль, но это не помогала, ведь то, что ему пришлось пережить, сильно застряло в памяти, не желая уходить.  Тео и Томас родились с разнецой в год. Томас, первый ребёнок Патрисии и Патрика Шевол, совершенно отличался от любимого младшего брата. Белые волосы, ангельская улыбка с ямочками, карие глаза и длинные пальцы пианиста, хотя он играл на флейте. Томас был перфекционистом, каждая вещичка всегда идеально выглажена, аккуратно разложена в шкафу по цвету. У Тео же всё валялось так, что только  он один мог среди этой кучи грязного белья найти единственную чистую майку. Томас от природы музыкант мечтатель, которому можно только посочувствовать, ведь из всех мечт сбылась только одна — спасти младшего брата. Тео же далёк от музыки, хоть и чудесно поёт. Зато рисовал он божественно. Только его красочные рисунки и спасали те невзрачные голые стены подвальной тюрьмы. Да, мальчишки были в большой беде. Всё началось, когда Томасу исполнилось десять… -Ты можешь хоть на секунду заткнуться? — высокая худощавая женщина, у которой несмотря на не столь большой возраст уже просвечивалась седина от стресса, кричала на ещё более высокого накаченого мужика, смотрящего на неё не как на женщину, жену и мать его детей, а как на стервозную дамочку, которая только и умеет, что выносить мозг. -Патрик, у нашего сына день рождения, а ты не то что друзей запретил приводить, ты даже торт не купил! -А ты хочешь, чтобы по нашему дому бегало стадо малолетних дураков, после которых от нашего дома остались бы только опилки?! Тем временем на лестнице сидели сыновья. Младший прижался к старшему, спрятав голову на его груди и тихо плача. -Томас, давай убежим? Ребята лежали в постелях, но, несмотря на поздний час, не смыкали глаз. Трудно спать, когда внизу постоянные ссоры родителей снова перешли в битьё посуды и разбрасывания всего на пути. В прошлый раз они устроили на кухне такое, что уцелели лишь тумбочки. На полу валялась разбитая посуда, из сломанного крана текла вода, а стеклянный стол частями надо собирать по всей комнате.  Ссоры проходили практически каждый день и всегда по одному и тому же сценарию. Вначале одно неакуратное слово перерастало в небольшую словесную перепалку минут на пять. Затем начинался ор на весь дом. Через десять минут уже слышны звуки ударов и «полётов», а спустя где-то пол часа жёсткий страстный секс. От аргазма Патрисия голосила так, что даже соседи могли услышать, как она кончает. На самом деле, Тео и Томас были не единственными детьми. Первого ребёнка Патрисия должна была родить в четырнадцать. Они с Патриком, которому на тот момент было шестнадцать, уже состояли в «свободных отношениях». Это те отношения, когда совершенно нет никаких обязательств, поэтому молодая мать не знала от кого ребёнок, но всё же предполагала, что от Льюиса — двадцатилетнего футболиста, который, несмотря на возраст, учился в школе, так как многократно оставался на два — три года в одном классе. Футболист хороший, но тупее пробки. Тогда Патрисия без укола совести сделала аборт и продолжила свою разгульную жизнь. Дальше она залетела в шестнадцать и тоже не знала, от кого ребёнок, точнее два. Но случился выкидыш, чему ветреная девка была безумно рада. Кстати Патрик даже не знал об этой беременности. В семнадцать Патрисия родила Томаса и буквально через два дня залетела опять. Так и появился Тео. Спустя чуть меньше двух лет Патрик и Патрисия поженились. Их союзу очень радовались родители Патрика, ведь они жили в съёмной комнате у престарелой хозяйки, чей сын был алкаш, с которым Патрик частенько зависал на кухне, снова и снова напиваясь в хлам. А вот отец Патрисии — серьёзный человек, слоганом которого было: «работа важнее семьи», совершенно не одобрял этот брак, но далеко не потому что волновался из-за дочери, так как с семи лет воспитывал её один, он переживал за то, что скажут люди. Поэтому они договорились сделать следующим образом — он покупает молодожёнам небольшой домик вдали от города и подстраивает смерть дочери, а она в свою очередь переезжает туда с горе мужем и никогда никому не рассказывает о том, что случилось. Она больше не Эмма Ривески, а Патрисия. В двадцать один этот брак принёс на свет Фиону, которую оставили в роддоме, быстренько сбежав, с запиской, в которой чётко указано, что никто не хочет этого ребёнка. Ну и в конце концов в возрасте двадцати семи лет Патрисия села на двадцать лет в тюрьму за убийство своего трёх месячного сына, выкинула его из окна со словами: «лети ненужное говно!». Это как раз было на следующий день после десятилетия Томаса.  Спустя год и пять месяцев.  -Томас, Тео, подойдите! Патрик сидел в гостиной, смотря телевизор.  -Мы здесь,  сэр, — тихо промолвил Томас. «Как же меня бесит их беканье! Тряпки! Так ещё и выглядят как бабы! Противно! Я хотел наорать, но, повернув в их сторону голову, передумал. Ох, мои мальчики… Сейчас, все в синяках, оставленных моей рукой, с опущенными глазами, в которых только страх они выглядят божественно. О чём они там говорили ночью? Сбежать хотят? Не пущу!» Патрик встал с дивана и обошёл детей, остановившись за ними. -Томас, — ласково начал Патрик. — Что я говорил по поводу беканья себе под нос? -Что это удел тряпки и слабака, сэр. -Я не слышу! — крикнул Патрик. -Ээээто уддел слабаков, сэр, — заикаясь повторил мальчишка, еле сдерживая слёзы. -Тео, ты чего ревёшь? — продолжал орать отец. -Простите, сэр, — еле произнёс ребёнок.  -Достали! Один заикается, как придурок, второй мямлит. Послал же Бог таких сыновей. Вы должны быть благодарны за то, что я позволил вам жить! А ну-ка, сняли штаны. Живо! Пока дети трясущимися руками стягивали грязные рваные джинсы, их папаша снял ремень.  «Я уже хотел ударить, но невольно засмотрелся. Я не педик, но их милые попки!».  Не удержавшись, Патрик протянул руку и погладил Томаса по детской аппетитной попы, но, быстро придя в себя, занёс руку и первый удар оставил на заду Томаса красный след. Это был далеко не первый раз, когда отец калотил их ремнём, но разве к такому привыкнешь? Естественно мальчики кричали и просили остановиться, но дёрнуться ни один не решился, зная, что за это отец в край рассвирипеет. -Томас, ты спишь? — подойдя к кровати брата, спросил шёпотом Тео. -Нет, малыш. -Пожалуйста, давай убежим! Гиблая идея. Жаль, ребята это не поняли раньше