Жизнь после

Мир стал другим. И без того серый Питер окрасился в ещё более мрачные, безжизненные оттенки. Солнце для него не светит. Погасло на век. А в голове крутится бесконечное множество «Почему?». Почему всё сложилось именно так и никак иначе. Почему ничего нельзя изменить. Почему именно он. Почему именно Антон. Мужчина в чёрном потрёпанном свитере сидел на полу, облокотившись о стенку, поднося дрожащими руками бутылку к приоткрытым губам. Последние капли алкоголя падали на язык, стекая в прожженное горло, неприятно отзываясь болью по всему телу. Когда последняя капля покатилась по подбородку, рука с бутылкой резко опустилась на пол, вызывая звонкий стук о другие пустые бутылки. От этого звука Антон, сидящий рядом и опустивший голову промеж колен, вдруг вздрогнул. — Арс, кончай уже бухать, заебал, — Шастун раздражённо вздохнул, глядя на своего учителя, а затем снова закрыл глаза и опустил голову. — Ну зачем ты это делаешь… Попов откинул назад голову, ударяясь ей о стену, крепче сжимая в руке пустую бутылку. Взгляд, кажется, не выражал ничего, но продолжал буравить стену напротив. Затем Арсений снова откидывется до глухого удара. Снова и снова. А после швыряет бутылку в стену, от чего по всей комнате разлетаются зелёные осколки. Руки ползут по лицу вверх, вплетаясь в волосы и крепко цепляясь за них. Раздаётся прерывистый вопль, за которым следуют слёзы. Антон не может больше на это смотреть. Антон чувствует, что он причина страданий Арса. Антону жаль. Действительно жаль. Мужчина роняет голову в ноги и истошно кричит. Антону больно от этого звука. Он подползает к учителю, тянется рукой к тёмным волосам, но тут же одергивает её, словно обжигаясь. Пальцы вновь утопают в голове Арсения, но тот их не чувствует. Никогда уже не почувствует. — Твою мать… — словно ошпаренный шипит Антон, вскакивая на ноги и убегая на балкон. Серое небо заволокло тучами, сыпятся мелкие дождинки, бьющиеся о зеркальные поверхности ещё вчерашних луж. Парень поднимает голову и выставляет руки вперёд: ничего. Ни холода, ни влаги, ни ветра. Н-и-ч-е-г-о. Ему бы самому сейчас разреветься, закричать, что есть мочи, и затопить весь мир своим горем. Но он не может. Никогда уже не сможет. — Ну почему всё так?! Зачем я только потянулся за этими чёртовыми сигаретами?! Господи, ну почему?! — Антон пытается плакать, но щеки остаются сухими. Ресницы вздрагивают, когда он слышит грохот где-то за спиной. Оборачивается, теряя равновесие и судорожно царапая воздух пальцами, срывается вниз. Полёт. Удар. Темнота. Ноги твёрдо стоят на разбитом полу балкона. Тело, словно каменное, застыло, руки мёртвой хваткой вцепились в перила. На лице рисовались непонимание и боль. Он никогда не забудет ТУ боль. ТЕ последние мысли. ТОГО Арсения. Унёсший его только-только налаживающуюся жизнь, ТОТ проклятый день. Арсений не может собраться из миллионов разбитых кусочков. Арсений не может взять себя в руки. Арсений умер в один день с Антоном. По крайней мере, он так чувствовал. Антон возвращается в комнату, замечая странные звуки. — Что ты делаешь? — парень наблюдает за тем, как еле стоящий на ногах мужчина хватает провод и тащит из кухни табурет. — Арс? Арсений не слышит. Он продолжает волочить табуретку, задевая ей все углы, больно ударяясь, матерясь, шипит и пытается поставить её посередине комнаты, ровно под люстрой. — Арс, не смей, что ты удумал? — Антон подлетает к мужчине, перекрывая ему собой доступ к мебели, расставляя руки. Тот лишь проходит сквозь парня, ничего не чувствуя. В отличие от Шаста, который сжимает зубы от неприятных ощущений. — А-арс, нет! — голос дрогнул, Антон бросается к мужчине, пытаясь хоть как-то оттянуть его за одежду, но руки беспомощно утопают, не имея шанса ни за что схватиться. — Арс! Арсений перекидывает провод через люстру, не представляя, выдержит ли та. Пальцами снова и снова пытаясь поймать болтающиеся концы в попытке сделать что-то наподобие петли. Антон, словно в агонии, кидается на мужчину, рассыпая ударами, но всё время промахиваясь. — Не позволю, не позволю! — парень задыхался от отчаяния. Арсений встаёт на табурет и накидывает провод на шею. — Прости меня, Тош… — срывается шёпот с губ Попова прежде, чем Антон, что есть мочи закричал: — НЕТ! — Антон? — внезапно раздаётся голос мужчины. «Ха?» — Шастун поднимает взгляд замирая, пока Арсений, округлив влажные, красные глаза от неожиданности теряет равновесие, хватается за провод и сваливается с табуретки. Перед ним падает и вдребезги разбивается люстра. Парень опешил, не находя в себе сил пошевелиться, не отрывая взгляда от испуганных глаз Арсения. — А-антон? — неуверенно позвал Попов в пустоту перед собой, тяжело дыша и судорожно сжимая провод, покоющийся на шее. — Арс..? — Шастун тихо приближается к мужчине, обходя табурет и каркас люстры, при этом глядя на него в упор. Арсений не видит его. Антон вплотную подходит к мужчине, опускается перед ним на колени и машет рукой перед его лицом. Арсений. Его. Не. Видит. — Антон… — тише проговаривает учитель, протягивая руку вперёд в пустоту. Она почти касается скулы парня, но застывает в нескольких сантиметрах от неё. Парень переводит взгляд от пальцев Арсения к его мокрым глазам и обратно, а затем тянется к протянутой ладони лицом, стремительно сокращая расстояние. Закрыв глаза, Шастун жадно припадает к пальцам щекой, со вселенской болью и сожалением потираясь о фаланги мужчины. Он чувствует тепло, чувствует нежность и, почему-то, ощущает себя как никогда живым. Открывать глаза не хочется — один миг, и всё это исчезнет так же внезапно, как и появилось. Но вопреки всему, нехотя открыв глаза Антон натыкается на два испепеляющих его голубых огонька, осознанно смотрящих прямо в его душу. — Антон?!