Без снотворного

— Можно у тебя переночевать? Алексей ожидал всего, что угодно, но только не такой просьбы от наглого беглеца. Сердце трепещет и замирает, не в силах пережить разросшийся шторм, что господствует внутри ещё с середины дня. Трудно сдержать необъятную неизвестную агрессию, но ему удаётся и сквозь зубы, но Алексей спрашивает: — Ты трезвый вообще? Вместо ответа по началу в трубке слышатся неизвестного рода шумы, лишь после, словно засыпая на ходу, по слогам мямлит человек на том конце провода: — Нет, а что, не пус-тишь теперь? К сожалению, от ушей собеседника не удаётся скрыть громкого выдоха сквозь зубы, от чего разгорячённый Вова продолжает гнуть свою линию: — Да бля, пусти. Мне что, на улице ночевать? — Ладно, — еле слышно сдаётся Алексей и тут же сбрасывает за мгновение надоевший звонок. Телефон с характерным звуком возвращается на место. Стример совершенно забывает о своем детище на неопределенное время, погружается в пустоту мыслей, вновь в бездну. Безысходность. Он заслужил все эти колкости, он оттолкнул и теперь искупает вину. Перед кем? Судьбой, Вовой? Сам не понимает, но чувствует, что идёт всё так, как надо. В конце концов, наклоняясь над клавиатурой, даже не включает камеру, а лишь подрубив микрофон, сухо произносит: — Стрим переносится на завтра, — и неуместное, без настоящей вины, –Простите. Обещанный звонок в дверь не заставляет себя долго ждать и владелец квартиры не спеша ползёт от своего стримерского стола к широкому дверному проёму. Хватается за холодную ручку, по телу бегут мурашки, а на загривке встают волосы дыбом. От холода ли вообще. Боится… Тянет на себя дверь, делает по наитию шажок вперед и почти врезается в стоящего напротив человека. — То есть, ты заранее пришёл? — неловко возвращается за порог Алексей и потупляет взгляд в пол. — А? — Забудь, входи, — уже разворачивается и по пути, бурчит Хес. А Владимиру разрешения и не нужны. Он словно кот, впервые попавший в квартиру — никогда не видел местности, а ведёт себя как… король. Пока Алеша на подгибающихся конечностях бредёт к дивану, «Вовий» ускоряется обгоняет своего соулмейта и с разбега плюхается на тот самый угловой диван. — Эй! — прикрикивает худощавый, ощущая жгучую боль в районе пятой точки. «И как, блять, на такое реагировать?» Однако провинившийся даже головы не удосуживается повернуть. Больше того — он уже где-то нашёл бесхозный стакан и жадно поглощал содержимое. Что именно? Довольно таки очевидно. — С тебя на сегодня хватит, — слегка повысил голос доползший до точки назначения мужчина, практически выбил пластиковый стаканчик из ладоней и строго посмотрел в затуманенные зрачки «бандита». — А тебе-то что? — злой взгляд лезвием врезается в хрупкие рёбра, не жалея ни капли, режет и упивается нанесённой болью. Алексей опешил. — Я ж нахуй тебе не сдался… А острие невидимого ножа продолжало разрушать грудь. — Ты зачем пришёл? Переночевать? Так иди, — с запинками выговаривает растерявшийся мужчина и плюхается на заветный диван. Он бы сказал много чего ещё, но говорить с горяча, всё, что в голову взбредёт или пытаться вразумить Вову под градусом — такая же дурацкая идея, как спорить с человеком, который точно прав. В ответ раздаётся неразборчивый гундёж, со временем растворившийся в бетонных стенах. Только после наступления полнейшей тишины, Хесус смог выдохнуть. Только что появившаяся сквозящая рана саднила как никогда, от чего на душе стало пусто и как-то невыносимо одиноко.

Депрессия

Никогда Алексей не ощущал такого яркого чувства нерешительности как сейчас. При чём оно неоправданное, ведь решаться не на что, ну, или он так думал. Спать не хотелось от слова совсем, а сконцентрироваться даже на просмотре ленты социальных сетей не удавалось. Он не ел с самого утра, но ему и не хотелось. После того «взрыва» все его действия замедлились, словно запал жить исчез. И так, погружённый в себя, Алексей провёл по ощущениям не меньше получаса. А когда, вышел из этого состояния то, в нём что-то изменилось, что-то щёлкнуло, он вспомнил слова Вовы и стал анализировать прошедшее время, ища тот момент, где он проебался.

Принятие

И Алексей решил действовать, так ничего особо и не надумав. «Буду импровизировать» — сделал он вывод и уже более уверенной походкой, но всё ещё уставший, побрёл в лабиринт комнат за «пьяницей». Тонкие пальцы вновь и вновь упирались в гладкие стены, ища опору. Ноги подкашивались. Изо рта вырвался нежданный зевок. И вот, сквозь дымку виднеется в конце коридора часть постели, а потом и вся комната. — Я думал ты не припрёшься, — практически по слогам и растягивая каждый, выдаёт сонный Вова. Однако эта фраза звучит так презрительно из его уст, что решимость в Алексее колеблется. Голова Владимира, безостановочно тянущаяся к земле, еле удерживается шеей, а сложенные руки выпрямляются. Теперь он сидит и готов на «серьёзные» разговоры. Его цепкий взгляд залезает под кожу, выведывает все секреты, от него не скрыться. Он убивает заживо, выпытывает правду и в итоге добивается своего. Хесус отрывается от стены и рывком оказывается над сидящим. Нависает над ним. Предательская слабость…во всех смыслах. Не удерживая веса тела на своих двоих, мужчина припадает вперёд. Братишкин даже бухой в хлам осознаёт всю неловкость момента и ловко успевает откинуться на мягкую пружинистую постель. Так они и замерли: ноги одного едва касались пола, тело расслабленно принимало ласки волнистых простыней, а глаза ошалело бегали по лицу «напавшего»; второй же находился в максимально непривычной для себя позе — упёршись ногами в землю, а руками по обе стороны от «жертвы». Какое-то наваждение и Алексей, обдумав заранее все за и не найдя против, бросается в омут с головой. Молниеносное движение вперёд головой и он приникает губами к другим, более податливым и мягким, сминает их своим напором и не чувствует ни отдачи, ни сопротивления, только горьковатый привкус алкоголя. Руками упирается в белоснежную простыню по сторонам от чужой груди всё сильнее, мнёт её не в силах сдержать то, что долго копил внутри. Его не оттолкнут, как поступил он, не должны, иначе он разобьётся и не в силах будет собрать себя без весомых потерь или помощи. Все по-детски радужные надежды рушатся, когда он ощущает горячее дыхание на своих губах и слышит в ответ грубый хриплый голос: — Отвали. Следом толчок в грудь, ещё один. Под гнётом ударов, мужчина не смеет настаивать и стыдливо опустив глаза в пол, отстраняется. А не наигравшийся Вова продолжает, не умеет и не может сдержать все свои эмоции, поднимается на локтях: — Приятно тебе, м? Отвечай! Теперь каждый его жест казался опасным, предвещающим беду, удар, колкость. Но Алексей продолжает настаивать на одной единственной оправдывающей ситуацию мысли — «Он заслужил». И продолжает терпеть всё, что выкидывает его соулмейт. Его соулмейт. Теперь эта фраза стала осмысленной, как никогда. В тот вечер, в тот момент перед падением, он догадывался, он предполагал, что выводил на эмоции и бесил тот, кто сейчас ёжиком выпускает иголки, не из-за градуса. Специально. И до последнего верил в то, что не прав, хотел верить. А сейчас… — Я был неправ, — голос дрожит, что слышно даже в произнесённом шёпоте, — Ты винишь меня, правильно. Я виноват, да. Но знаешь что… Неотвратимость происходящего очевидна и нужно заканчивать этот односторонний проигрышный бой. Алексей поднимает изменившийся взгляд. Долго наблюдает, отступает на шаг, словно получив в ответ удар поддых и продолжает укоризненно, но со стальным спокойствием: — Ты такой же. Ты виноват не меньше. Ты поступал опрометчиво. Знал, что так всё будет и не попытался остановить происходящее. Просто сдался, сбежал как трус, как крыса с корабля. Так кто же виноват, есть ли разница? Привычно тихий и на вид спокойный мужчина, разгорячился и не сдерживал ни единственного рвавшегося наружу слова. Он впитывал тот взгляд, которым его одаривал лежащий напротив. И менялся под ним, попутно меняя их владельца. Он окончил бой, неожиданно одержав победу и включил музыку, чтобы начать танец. — Нет, — сдаётся изначально не настроенный на скандал стример и добавляет движений вписываясь в такт, — Нет никакой разницы. Мы два придурка, вот и всё. Он позволяет себе сдавленный смешок и откидывается обратно на матрас, закрыв глаза ладонями. Просто не способен, не может, не имеет права держать обиду и знает это. Решает, что пора бы забыть всё происходящее до данного момента, и вместо этого забывает границы. Ладони замирают, возвращаются на постель. Насколько это возможно, резко сгибается, разгибает колени. Тут же пошатывается, но под удивлённый взгляд делает шаг к облокотившемуся о стену Хесусу. Не контролирует хаотичные движения и упирается вздымающейся грудью в чужую; медленно, играючи поднимает отяжелевшую голову и растянувшись в улыбке, шепчет за плечо: — Я так долго этого ждал, — признаётся и сам себе. Теперь он ведёт… Дикий порыв, пошлая улыбка, томный взгляд — всё меняется в этом человеке и алкоголь здесь ни при чём. Он зависим, уже давно, только от него, только от его присутствия. А завидев ответную вовсе не добродушную улыбку напротив, крышу срывает надолго и бесповоротно. Руки перемещаются на чужую тонкую шею, оглаживают кожу большими пальцами, силой давят, приближая к губам чужие, припухшие от недавней выходки. Партнёр, поддавшись тому же пламени, обводит руками талию, прижимая к себе так сильно, чтобы ясно чувствовать появившееся в соулмейте возбуждение. А тот, ведомый своим сложным характером, только больше распаляется — трётся бёдрами о чужие, касается бегло губами чужих, щеки, кадыка, притягательной шеи. Из раза в раз на изученной бледной коже проявляются болезненно выглядящие отметины, синяки, а в ответ приглушённые всхрипы и стоны — доказательство правильности происходящего. Чувствует запах чужого тела и упивается им, водя вдоль просвечивающей венки носом. Не в силах сдержать этого демона, Алексей только усмехается происходящему и вливается в процесс, поддаётся, помогает, жаждет большего. Откидывает изредка голову, давая больше пространства для активных ласк, водит ладонями по чужому телу, изучая сквозь одежду. В какой-то момент этого становится мало, и ладони проскальзывают под футболку, оглаживают часть позвоночника. Не только ему становится мало. Обладатель серых горящих глаз, продолжает вести и перемещает ладони всё ниже. Надоедливая кофта становится преградой и тот, не зная, что делать, пытается как можно спокойным голосом сказать что-либо, но голос предательски дрожит и из уст вырывается угрожающе-рычащее: — Сними. Понимающее небо напротив подчиняется, готовое сделать всё что угодно, лишь бы видеть партнёра удовлетворённым. Ненужная одежда летит в угол. Глаза в глаза и две искры образуют разрушающий пожар. Но стоит ли его тушить? Нет, точно нет, ведь они прошли огонь и воду за эти несколько дней и теперь они неуязвимы. Вместе. И навсегда.