На первом из занятии Энтони объясняет, что нужно быть изобретательнее — так ему брат говорил. Подделывать почерк — одна из ступеней на пути озорства от пешки до короля. Мерула только кривится на эту его лекцию, а Энтони опирается рукой на стол и спрашивает строго:
— Так ты хочешь научиться этому искусству у подопечного человека, который прославился на весь Хогвартс, как главный пакостник?
Мерула не может поспорить с такой постановкой вопроса.
— Смотри внимательно. Вот здесь я надавливал пером чуть сильнее, это видно, — теперь он может легально наклоняться над ее плечом, но поворачивать голову все равно не решается. Они смотрят на конспект, написанный его рукой. Ну а что еще давать на обучение? Позже он будет писать при ней, объясняя, на что обращать внимание при таком копировании.
— Но разбирать почерк ты так и не научился, — подлавливает его Мерула в какой-то момент. Энтони чешет затылок и бормочет:
— Я практиковался только на родителях... У них почерк совершенно не такой, как у тебя.
Однажды, пока она пишет, Энтони всматривается в ее конспект, учась копировать то, как пишет Мерула. Задумавшись, он тихо говорит:
— А у тебя красивый почерк...
И тут же вскидывает голову. Мерула продолжает выводить буквы. Не заметила?
Энтони незаметно выдыхает.
Как-то так получается, что он рассказывает ей о своей семье. О бабушке, которая умела делать самые лучшие зелья и самые вкусные варенья, о книгах у них дома, ютящихся тут и там — на всех столах, на стульях, на кроватях и под ними, о братьях и сестрах, но больше всего — о Джейкобе. Мерула периодически выражает свое недовольство, но в остальном — слушает. А Энтони и рад рассказывать — с ней неожиданно легко делиться.
В один из дней Энтони переворачивает одну и ту же страницу туда-сюда и смотрит на Мерулу украдкой. Она замечает его взгляд, и он теряется.
— Что? — припечатывает она.
— Эм, не расскажешь... о себе?
— С чего это?
— Ну, я о себе уже довольно много рассказал, а о тебе все еще ничего не знаю, кроме... — он осекается.
— Кроме?.. — угрожающе повторяет она.
— ...кроме того, что написано в газетах... — Энтони упирается ладонями в край стола и открывает передние ножки от пола, смотря куда угодно, лишь бы не на Мерулу.
— А что написано в газетах? — продолжает давить она.
Энтони грохает ножками по паркету, получая порцию недовольных взглядов, вжимается в стул и шепчет, глядя по сторонам:
— Слушай, я зря поднял эту тему, прости! Я не использовал это в тот раз, когда ты впервые вызвала меня на дуэль, и в этот не собираюсь!
Когда Энтони все же решается посмотреть на Мерулу, он встречается с ней глазами.
— Мне нужно знать, — твердо произносит она. Ему кажется, что ее губы почти произносят "пожалуйста", но скорее всего это просто игра воображения.
Энтони вздыхает и теребит край листка.
— Там написано... ну, мне Рован сказал... в старых газетах написано, что твоих родителей заперли... — он придвигается ближе, чтобы прошептать и не смотрит на нее, — в Азкабане.
Желваки на щеках Мерулы твердеют.
— Понятно.
Это все, что она из себя выдавливает прежде чем собраться и уйти. И Энтони не знает, что делать, но оказывается, что ничего и не нужно — она приходит в следующий раз и занятие проходит, как обычно — ну то есть Энтони объясняет, а Мерула над ним подшучивает.
В следующий раз он не спешит доставать бумаги, так что они оказываются перед чистым столом, а во взгляде Мерулы — вопрос.
— Я все-таки думаю, что мы должны узнать друг друга получше.
Мерула закатывает глаза:
— Ты опять об этом, Рейд...
— Знаю-знаю, тебе не нравится эта тема! Поэтому, — он высыпает на стол камни — мы сыграем в Гобстоунс! Знаешь такую игру?
— Что-то детское?
— Что-то об отвлечении внимания провокационными вопросами. Как раз по твоей части.
Мерула молча рассматривает круглые камни, а это почти согласие.
— Правила такие...
— Да знаю я правила!
Но Энтони все равно объясняет. Когда он заканчивает, они выстраивают поле, и Мерула сразу же говорит, что она первая.
— Эй! — возмущается Энтони, — Мне всегда задают вопросы, я тоже хочу! И вообще, я принес их для того, чтобы ты рассказала о себе, а не я!
— Да? Тебе не нравится, когда тебе задают вопросы? Мне казалось, ты очень любишь рассказывать о себе.
— Только потому, что ты ничего не рассказываешь!
На губах Мерулы появляется знакомая хитрая улыбка. Энтони не знает, в чем будет подвох, но знает, что уже согласен.
— Хорошо, я сразу после тебя. Договорились? — она протягивает ладонь.
— Почему я должен тебе верить? — Энтони все еще дуется.
Другую руку Мерула прикладывает к сердцу и произносит, не переставая улыбаться:
— Клянусь тайной Хранилища.
Лицо Энтони выравнивается. Он смотрит на протянутую руку Мерулы и все-таки пожимает еще. Ее рука теплая и сухая — ей бы одну из мазей бабушки, чтобы кожа была более гладкой, у него в комнате есть, но... не слишком ли много он думает о Меруле? О мазолях на ее руках, о том, как она могла их получить...
Мерула атакует, а он проигрывает. Он был прав в том, что в этой игре она будет сильна. Там есть много каких-то вопросов, проходящих мимо него, но вот она задает самый последний, ухмыляясь.
— Твой самый главный секрет?
И Энтони смотрит в ее фиолетовые глаза, словно реакция в каком-то волшебном зелье, и в нем самом происходит реакция. Не думая, он отвечает:
— Ты мне нравишься.
С лица Мерулы исчезает ухмылка, открывая вид на лицо обычной девчонки. Где-то там мелькает удивление, но следом за этим она сводит брови и поджимает губы, так, будто сейчас его ударит.
Но Мерула хватает Энтони за воротник, приподнимая над стулом и прижимается губами к его губам.
Энтони забывает, как дышать.
Это не длится долго — всего секунда и она отстраняется, утирая губы рукавом. Она поворачивается к нему боком и мельком смотрит, тут же отводя взгляд.
У Энтони горят щеки и уши, и в груди полыхает, будто печь в лютый мороз.
Он открывает рот, затем закрывает. Снова открывает, смотрит на Мерулу.
— Чего уставился?
Он хмурится и показывает на себя, не совсем понимая, что имеет ввиду.
— Понятно. Я пошла.
Мерула хватает сумку и уходит. А Энтони остается посреди библиотеки. Почему-то сейчас ему хочется сбежать подальше от всех, от мнимого общества в свою комнату и орать в подушку. Так он и делает.
***
В общем… все это очень неловко. Они с Мерулой закономерно избегают друг друга, колкости с ее стороны прекращаются, а Энтони, как на зло, постоянно при ней краснеет, потому что снова и снова вспоминает тот поцелуй. Конечно, внимательный Рован замечает.
— Эй, друг… — осторожно начинает он, когда они с Энтони вместе сидят в его комнате и делают уроки. — Что это между вами с Мерулой происходит? Она нашла на тебя компромат? Она тебе угрожала? Одно твое слово, и мы выступим против нее единым фронтом, ты только не молчи!
Но, зная отношение Рована к Меруле, что Энтони еще остается?
Энтони мнется.
— Рован… — слова подбирать мучительно тяжело. — Кое-что случилось, но я не хотел бы пока об этом говорить. Я сам с этим справлюсь, а потом тебе все расскажу, уверяю!
— Ну ладно, — глаза Рована изучают его из-за стекол очков. Интересно, они дают +100 к уму, и, если да, почему он до сих пор не предложил носить такие же Энтони?
Энтони крутит перо в руках и откладывает его, смотрит на Рована.
— Но я расскажу тебе, с чего все это началось, — Энтони дышит. — Помнишь, вы с Беном не захотели лезть со мной на дерево, а потом ты усомнился в том, что нам стоит играть с шариками. Я тогда, честно говоря… — Энтони чешет затылок, — был сильно расстроен, если хочешь знать.
— Ох… я подозревал что-то подобное, но все никак не мог решиться спросить. Так это обидело тебя? — Рован смотрит на него очень участливо.
— Нет, — Энтони мотает головой. — Как я и сказал, я был расстроен. Не обижен. Я не хотел сделать вам плохо в отместку или что-то в этом роде, просто… послушай, там, откуда я родом, то, что вы называете пакостями — обычная жизнь. Ну, так было в нашей семье. Может я вообще несу какую-то чушь, но я просто хочу сказать, что это важная часть меня. И оберегать меня от любых опасностей, потому что с нами когда-то случилось что-то плохое — может и разумно, но нет в этом жизни. А я хочу и залезать на деревья, и падать с них, и швыряться в людей шариками, и получать за это, и ошибаться, и мириться. Понимаешь?
Рован осмысливает его слова несколько секунд, а затем медленно кивает. Они с Энтони обнимаются. Все снова становится так, как и должно быть.
— Ладно. Но как это связано с Мерулой? — Рован все-таки задает этот вопрос.
— Ох… Дело в том, что тем, в кого я в итоге кидал шарики, была она.
— Ты намочил Мерулу Снайд?!
Энтони замирает. Краснеет.
— Господи. Чтобы я больше никогда ничего такого от тебя не слышал, Рован.
***
В итоге Энтони мирится с Рованом, но с Мерулой все так и остается неясно. В любом случае, Рован, даже ничего не зная, сталкивает их в одном и том же пустом классе и запирает его. Тут хочешь не хочешь заговоришь. Энтони пытается несколько раз, Мерула не отвечает, и тогда он взрывается:
— Ну почему я опять виноват? Я ведь ничего не сделал! Это ты меня поцеловала! Ты!
Мерула зажимает ему рот, вмиг оказываясь близко-близко, и неясно, что именно из этого заставляет его замолчать.
— Тише, идиот, он же за дверью! — шипит она.
Энтони ухмыляется в ее руку. Сердце его бьется быстро-быстро, Мерула сверлит его взглядом и тогда он решается на кое-что по-настоящему шалопайское — он целует ее ладонь. С отчетливым звуком. Глаза Мерулы округляются, она отступает и ошарашенно смотрит на свою оскверненную ладонь. Энтони чувствует только веселье (и что, что его уши абсолютно красные).
— Ты!
— Я, — улыбается он.
Мерула хватает его за воротник и трясет, он хохочет.
— Кусок идиота!
— Да-м.
— Хам!
— Да-м.
— И-и-и…
— Да?
У Энтони немного кружится голова, но по крайней мере он прекращает болтыхаться в ее руках, как тряпичная кукла.
— Ты сказал, что я тебе нравлюсь… — на глаза Мерулы падает челка. Во рту у Энтони пересыхает.
— Сказал.
— Ты правда это имел ввиду? — ему никогда не задавали вопроса страшнее. Не удивительно, что его язык несет.
— Я хотел сказать, что ты нравишься мне, как друг… — костяшки пальцев, сжимающих его воротник, белеют, — но сказал правду. Прости.
Мерула целует его еще раз, отчаянно, он точно также вкладывается в этот поцелуй и получается, будто в смертельной битве сцепляются два льва. Конечно же, Рован выбирает именно этот момент, чтобы отпереть дверь и войти.
— У вас тут тихо, я… ой.
Рован предпринимает попытку спешно ретироваться, но Мерула ловит его за капюшон и бросает на ближайший стул.
— Ты! Ничего не видел!
Рован складывает руки на груди.
— Мерула. То, что я ношу очки, еще не значит, что я слепой.
Энтони, молча краснеющий рядом, кладет руку Меруле на плечо.
— И еще — он мой друг. Я все равно собирался ему рассказать.
Мерула набрасывается на Энтони:
— Без моего ведома?!
— Мерула… — на этот раз он кладет на ее плечи обе руки и целует ее в нос, сам поражаясь своей храбрости. Она сразу же как-то успокаивается. Интересно. — Он мой лучший друг. Конечно, я собирался ему рассказать. Но другим, если ты хочешь, пока не будем. Я сам еще не свыкся с мыслью, что встречаюсь с Мерулой Снайд.
— Что? Но ты не…
— Буп, — он тыкает ее пальцем в нос. Потом себя. — Мы встречаемся. Я так решил.
И что, что его сердце стучит так, словно хочет сбежать из грудной клетки, и что, что его лихорадит, и он весь красный. Главное же слова, верно?
— Ладно, — Рован поправляет очки. — Как бы странно это ни было, я готов быть свидетелем данного союза.
