Настоящая Химе

Декабрь 1 год от начала манги. Хинате 13 лет, Ханаби 11.       Этот день для Хинаты и Ханаби выдался непростым и очень важным. Сегодня наступал день рождения Хинаты, поэтому занятия были отменены, и репетиторы клана не учили девочек ни сенсорике, ни тайдзюцу, ни гражданским предметам. Был оставлен лишь класс рисования, который, по сравнению с изнурительными физическими тренировками, казался временем отдыха и арт-терапии.       Теперь Хинату готовили к торжеству, надевали на нее состоящее из нескольких тончайших слоев шелковое кимоно, которое доставали несколько раз в году по большим праздникам. Хината в такой красоте и пошевелиться боялась лишний раз, чтобы не испортить данное сокровище. В зеркало смотрелась совсем молодая девушка с белыми глазами, убранными в высокую прическу черными, как смоль, волосами и татуировкой в виде свастики на чистом лбу, обрамленном локонами.[1] Вторая татуировка представляла собой витиеватый рисунок на ее правой руке. К татуировке в виде свастики на лбу Хьюга относились как к оберегу. Именно она должна была помочь, если члена этого клана возьмут в плен. Такая печать предохраняла глаза от извлечения. Это было фамильное дзюцу клана Хьюга. Главная ветвь отличалась от Побочной тем, что у Основной ветви бьякуган был, а в Побочной не было, а вместо белых глаз были вполне обычные карие или черные. Потому печать в виде свастики стояла на всех представителях главной ветви, защищая их наследие.       Ханаби еще не привела себя в праздничный вид, а смотрела на сестру, которой прислужницы помогали облачаться в платье. Для самих сестер этот день, когда Хината наконец-то получит кайкен, был одновременно и долгожданным, и тяжелым. Долгожданным потому, что Хинате наконец-то исполняется тринадцать лет, и она становится взрослой. Отец передаст ей в этот день символ принадлежности к самурайскому сословию — короткий кинжал. Ханаби такого подарка надо было ждать еще года два. Младшая дочь Хиаши залюбовалась сестрой и, открыв блокнот, взялась за набросок, который потом должен был остаться на память о таком важном дне, последнем дне детства Хинаты.       А тревожным этот день был потому, что предварял отъезд детей Хиаши в столицу страны Огня, город Кейши, из родовых имений главы клана Хьюга. А владения Хиаши были весьма обширны. Они представляли собой десять крупных сел, где и трудилась так называемая Побочная ветвь Хьюга, возникшая от смешанных браков представителей клана с обычными людьми. Бьякугана они не имели, хотя дальнее родство подчас сказывалось, и в семье из двух представителей не основной ветви мог родиться белоглазый ребенок, что сулило такой семье членство в Основной ветви.       Сами члены Побочной ветви имели статус самураев-дзи, занимая промежуточное положение между крестьянством и служилым сословием. Они должны были взяться за оружие в пору войны, но в обычной жизни имели небольшой земельный надел, с которого жили своим трудом. В деревнях жили и представители Главной ветви. Там они были служащими. Несколько крупных деревень, в которых жила Основная ветвь, со временем расширились и представляли собой небольшой город, который стал сосредоточием торговой, политической, культурной жизни разросшегося клана. Город по имени клана носил название Хюга. [2] Туда стекались все богатства племени, только вот большую часть дохода все равно приходилось обратно вкладывать в провинцию, так как жить одной войной было невозможно.       А еще Хиаши Хьюга тревожили повинности, налагаемые властями страны Огня. Хиаши, дайме средней руки, [3] предписывалось содержать отряд в четыреста самураев за свой счет, чтоб всегда прийти на помощь своему господину, а вот иная повинность заметно портила настроение его дочерям: это был обычай «санкин котай», который подразумевал проживание благородных детей в столице, пока их отец правит. Хокаге давно и настойчиво требовал детей Хиаши к себе в гости. Так и наказать Хиаши за возможное нерадивое правление будет легче, и об автономии такой князь думать забудет, зная, что дети его в вечных гостях у чрезвычайно хлебосольного правителя.       Хиаши оттягивал расставание, как мог, ссылаясь то на юность детей, которым нужно было воспитание, то на то, что они все как один хрупкого здоровья, то на то, что растут ребята без матери, а усыновленный племянник так и вообще сирота. Только вот дети выросли. Неджи исполнилось пятнадцать, и он по закону был взрослым мужчиной, поэтому Хиаши больше не мог писать Сарутоби-саме слезницы о том, что не должно отрывать ребенка от любящего дядюшки, особенно когда этот ребенок в свои пятнадцать стал мастером рукопашного боя.       Потом в Кейши, столицу Страны Огня, шли жалостливые письма главы клана Хьюга о том, насколько хрупка и нежна Хината, которой всего двенадцать, при этом болезненность Хинаты преувеличивалась раз в пятьдесят. Но выросла и Хината. И внезапно для всех «выздоровела». И теперь получала кайкен, переставала официально быть ребенком, а значит, отправлялась в столицу. Последний козырь — одиннадцатилетняя Ханаби — разжалобить Сарутоби-саму и отсрочить отправку детей в столицу не могла. Ну, что плохого может случиться с девочкой, если с ней едут два взрослых человека? — Неджи и Хината. А потому после праздника совершеннолетия Хинаты [4] должно было пройти еще несколько дней, и дети обязаны отправляться в столицу.       Слезы были давно выплаканы, и теперь Хината и Ханаби договорились не портить оставшиеся дни и, по возможности, весело провести день рождения, как и потренироваться дома в последнюю неделю, что у них осталась. Хиаши попытался представить дело так, будто дети едут на обучение, ведь недалеко от столицы была огромная база для людей, изучающих ниндзюцу. Это была находившаяся в пригороде «Скрытая Деревня» Коноха. Кейши был городом, в котором жил миллион жителей, а Коноха — огромной, приспособленной для обучения тысяч студентов, военной школой. То, что скрытая деревня по размерам была сравнима с городом, пугало Хинату: она и города-то всего не знала, большую часть времени проводя в особняке Хиаши или в прекрасном саду, разбитом неподалеку от него. Но перспектива ехать даже в лучшую военную школу Страны Огня никому из детей не нравилась: в Хюга тоже было, где учиться. Все понимали, что их требуют в столицу только для того, чтоб семья была покорнее.       К полуденному чаю подали пирожные. Сегодня было можно. Сегодня не было тренировок. Ребят не ограничивали в сладостях, но жизнь показала, что десертиков, так любимых девочками, нельзя почти никогда. Однажды Ханаби еще маленькой взяла со стола то, что ей не предназначалось. Она не рассчитала, что потом была тяжелая многочасовая тренировка, во время которой с нее градом лился пот, а все тело ныло от усталости. Тогда-то ее этим десертиком и вывернуло. Повезло еще, что вдобавок к этому стыдному случаю, ее тренер не стал ее ругать. Выслушал объяснение, когда она успокоилась, пожурил сладкоежку, но простил ее из-за возраста.       Ханаби прошла в свою комнату, длинную, больше похожую на пенал. Растворила большое окно, откуда лился полуденный свет, освещая все ее жилище. Благодаря хорошо подобранным тонам комната казалась очень светлой. Посреди комнаты футон. Два шкафа. Один набит книжками, другой — одеждой. На антресолях книжного шкафа — запечатывающие свитки Ханаби. Там хранится амуниция: кунаи, сюрикены, сенбоны. Свитки эти и были главным ее, Ханаби, сокровищем, потому что они были легкими, и не нужно было таскать все снаряжение на себе. А еще свернутый прочакренный холст, исписанный кандзи, с текстильной мануфактуры, устроенной ее отцом. В книжном шкафу - заполненные набросками альбомы для рисования. Это был, пожалуй, единственный урок, который не добавлял Ханаби стресса, а снимал его. На противоположной стороне от окна висели образцы особенно изящной каллиграфии. Они не уместились в шкаф и теперь висели вместо картин. Ханаби нравилось. Она считала это очень красивым. И на стену вешала лучшие, как ей казалось, работы. Возле окна совсем маленький стол для занятий. Пара книжек. Томик Басе с закладкой. На столе лежат гравировальные клейма и банка прочакренных чернил. И со всем этим налаженным и хорошо устроенным бытом ей скоро придется проститься, переехав в большой город.       Второй шкаф был забит спортивной одеждой. Но на дне его лежало аккуратно свернутое шелковое кимоно. Сегодня был как раз тот случай, когда надлежало его надеть. Ханаби не показывала, что любит такие вещи. Если ей это и нравилось, то где-то в глубине души. Жизнь заставляла ее вести себя по-другому. График, наполненный тренировками, выматывавший ее до седьмого пота, не располагал к любви к шелкам и мягким одеждам. Одежда должна была быть удобной и надежной, выдерживавшей ритм бесконечных спаррингов, марш-бросков, кроссов.       Кимоно, которое она держала в руках, хоть и было ручной работы, а мастер обещал, что оно прослужит десятки лет, не выдержало бы ни одного ее обычного дня. А Хиаши-сама давно объяснил детям, что не умеющие сражаться в этом мире долго не проживут, ведь, если с ними что-то произойдет, то их клан не всегда будет рядом, чтобы выручить их, поэтому ребятами занимались лучшие инструкторы семьи, гоняя принцесс до изнеможения.       Сестрам в шелковых одеждах предстояло участвовать в празднестве в кругу ближайших родственников, затем следовал пир в честь Хинаты-самы, которому она была совсем не рада, а вечером, когда стемнело, семья Хьюга любовалась салютом в честь именинницы, и только самой виновнице торжества красные и багряные всполохи на спокойном ночном небе казались мрачными предзнаменованиями.

***

      Хиаши, конечно, не мог возложить на Неджи всю заботу о дочерях, поэтому задолго до приезда отправился в Коноху договариваться с учителями своих наследников. С первым сенсеем найти общий язык было легко. Он набирал команду закончивших академию генинов, специализировавшихся на рукопашном бое, и, конечно, пообещал взять в свою группу талантливого бойца, который в пятнадцать лет достиг уровня мастера карате. Такими студентами не пристало разбрасываться. Тем более, раз за него лично просил дайме Хьюга и добавил к своим словам двести ре [5] для убедительности, попросив научить своего племянника Неджи тем техникам, которые в клане Хьюга не знают.       С Хинатой все вышло сложнее. Слухи о болезненности девочки больше не смягчали сердце Сарутоби-самы, который требовал детей Хиаши к себе в город, зато уже проникли в Коноху. И Куренай-сан наотрез отказывалась брать себе такую девушку. У нее был печальный опыт, и она до сих пор сомневалась, правильное ли решение она тогда приняла: у нее уже была в ученицах одна болезненная принцесса-тихоня. И второй раз через такое она проходить не хотела. Юхи Куренай была шиноби, а потому относилась к самурайским кланам с хорошо скрываемой неприязнью. Деньгами заинтересовать ее было сложно, потому что она была богата и сама, а учитывая, что она была одинока, то тратила заработанное на себя, а у Хиаши был большой клан, на который приходилось тратиться и с которым нужно было делиться доходом. С Куренай Хиаши чувствовал себя неуютно, даже неуютнее, чем с заломившим двойную цену Гаем, ведь по сравнению с Юхи Куренай — это он оказывался стеснен в средствах. Но посулы, в конце концов, подействовали, и Куренай обещала «посмотреть на девочку», а если она ей не подойдет, вернуть задаток.       Хуже всего пришлось с Ханаби. Она не имела такого мастерства в карате, как брат, и в сенсорике, как Хината. Лишь преподаватель по каллиграфии хвалил ее. По-хорошему, Ханаби надо было остаться в Хюга, хотя бы, чтобы вырасти, ведь Хината и Неджи, в отличие от нее, едут взрослыми. Маленькая девочка без особых способностей в проблемном возрасте — мало кого прельстит такое счастье. Да и тихоней, в отличие от сестры, она не была. Ей нравились боевые техники, она стремилась изучать боевую сторону ниндзюцу, и даже рисунки на прочакренной бумаге она использовала то, как оружие, то как снаряжение. Поэтому в выборе учителя Хиаши решал две задачи: каллиграфию он считал безвредным подростковым хобби дочери, а сам князь хотел научить ее выживанию, ведь он не всегда сможет ее защищать, да и Коноха, по мысли Хьюга, была полна опасности. Значит, каллиграф в преподаватели не подходил. Во-вторых, нужно, чтобы Ханаби репетитор понравился, чтобы ей, самой младшей, было легче принять новую жизнь в Конохе. И учитель должен быть с волевым характером, чтобы держать его дочь в узде, а еще учить такому, чему в клане, несмотря на все усилия, не научат. Выбор пал на лучших телохранителей Конохи, которые служили Данзо Шимуре, второму после Сарутоби человеку в Конохе, пока тот был жив.       Хиаши встретился с Яманака Фуу. Тот отказывался под явно выдуманным предлогом, что намекало на то, что химе и наследников он на дух не переносит, ссылался на то, что уже связан контрактами. Зато обещал уговорить своего друга Торуне Абураме, говоря, что если князь Хиаши ищет кого-то особенного, то нужно выбрать его, ведь он много повидал и мастер ниндзюцу, каких мало. Хиаши был согласен. По лицу Фуу скользнула лукавая улыбка. Не зря Хиаши подумал, что недолюбливает бывший корневик принцесс и принцев.       «Папа хочет, чтобы девочка училась по-настоящему? — размышлял Фуу. — Он это устроит. Это ведь весело, наследнику учиться по настоящему, без всяких скидок».       Осталось в плане Яманака сделать только две вещи: уговорить Торуне-сана и убедиться, что в договоре Абураме будет стоять пункт о том, что разорвавший контракт платит огромную неустойку. Яманака подумал, что и вовсе он не губит клановую девочку, он просто учит жизни наглого, навязчивого князя. И они с Торуне просто поимеют бабла с этого холеного богача. А ребенок? А что ребенок? Не выдержит, сбежит и правильно сделает.

***

— Не надоело тебе ходить по миссиям, Торуне-сан, а? — спросил Фуу у своего друга. — Ты вот меня зря дразнишь, — ответил Торуне. — У всех такая работа. — А что, если я тебе нашел подработку совершенно гениальную? — задал вопрос Яманака. —      Торуне заинтересованно посмотрел на него, побуждая Фуу говорить: — В Коноху приезжал князь из Хюга. Провинциальный богач. Пристраивает своих детей к хорошим учителям. Он — очень щедрый князь, Торуне-сан. Я отказался, — Яманака Фуу сделал паузу. — В твою пользу. Обещал найти замечательного специалиста. Описал тебя, и князь тебя выбрал.       Лицо Торуне на мгновение расплылось в улыбке, а потом сразу же осунулось. — Ты разыгрываешь меня? Да? — спросил он. — Ну, как обычно?       Радости своей Торуне пытался не показывать. Вдруг Фуу, большой шутник, решил так поднять себе и ему настроение? — Какой розыгрыш?! — возмутился Яманака. — Я бы сам согласился, человек платит двести ре в год, но только я терпеть не могу всяких там принцесс, княжон. Они все, поди, балованные страшно. Но я ему все про тебя рассказал. Обрисовал тебя как профессионала в лучшем виде. Осталось только согласиться. — Это больше, чем платят за миссии ранга В. И не надо ни с кем сражаться, — размышлял Торуне, но по голосу его чувствовалось, что он сомневался. — Я что, зря старался? — насмешливо спросил Фуу. — Зря рекламировал тебя? Брось, князь сказочно богат.       Торуне стало немного стыдно. Яманака хлопотал за него перед важным человеком, а он не принимает помощь друга. С другой стороны, Торуне уже представил себя учителем, пусть и частным, и в душе гордился, что его способности, хотя бы и со слов Торуне, оценил какой-то благородный человек. Вдруг в голове Торуне мелькнула мысль: — А что же этот дворянин сам меня не нашел, раз он хороших учителей ищет? — спросил Абураме.       У Фуу на все был заготовленный ответ. — Да провинциал он, местных порядков не знает, вот на меня вышел, а к тебе и не понимает, как подступиться.       Торуне всегда сильно переживал из-за того, что люди опасались его ужасающих способностей, а тут ему некий господин доверяет ученика, не считает его опасным, недостойным изгоем. Абураме вдруг подумал, что провинциальный богач выбрал его, не зная о его техниках. — А князь знает про мою… особенность? — спросил Торуне. — Конечно, знает, — успокаивал его друг. — Сказал, что это — ничего страшного. Главное, чтоб хорошо учил его дочь, построже.       Торуне задумался и решил, что заказчик слишком уж жесток, и как учить новую подопечную, лучше выяснить на месте. — А ты ее видел? Ну, ученицу? — задал вопрос Торуне, уже готовый согласиться. — Ой, да обычная избалованная девчонка, от которой папа, человек старых взглядов, хочет добиться толка, а уже не может, — предположил Фуу. — Вот и нанимает воспитателя. А я всех этих балованных на дух не переношу. Вот и не взял. — А по специальности она кто? — сказал Абураме. — Отец говорит, что сенсор, — произнес Фуу. Яманака заметил, что Торуне огорчился. Сильно огорчился. — Мне тоже, наверное, отказаться надо, — сказал Абураме. — Она хоть и химе, хоть и балованная, а раз сенсор, то тяжело ей со мной будет.       Фуу почувствовал опасность. Его план мог сорваться из-за сочувственности друга. — Да что ты, Торуне. Сенсор — это очень даже хорошо. Вы будете отлично друг друга чувствовать. Я ведь твой лучший друг, хотя тоже сенсор. У вас получится.       По выражению лица Торуне Фуу понял, что уговорил его принять предложение Хиаши. Теперь осталось только свести двух простаков вместе, проучить зазнавшуюся химе, и можно забирать неустойку. ПРИМЕЧАНИЯ: 1. Бьякуган наследуется через особый рецессивный ген. А, значит, потомки от браков Хьюг с обычными людьми не имели ПРОЯВЛЕННОГО бьякугана. Они и принадлежали к Побочной ветви. Однако могли передавать ген бьякугана потомкам. А при вступлении представителей Побочной Ветви в брак между собою, либо с представителем Главной Ветви может родиться, как белоглазый, так и обычный ребенок. Главная ветвь представляет собой сообщество людей, передающих бьякуган, либо через брак с двоюродными родственниками, либо через браки с представителями побочной ветви. Так как бьякуган есть только у главной ветви, то целесообразно печать на лоб ставить только Главной ветви. Хиаши, Хината, Ханаби имеют такую печать. Неджи, так как он в каноне имеет бьякуган, отнесен к Главной Ветви. У Хьюг патрилинейное наследование. Значит, Неджи, старший юноша в роду, является наследником. Так как бьякуган у него есть, то к младшей ветви он принадлежать не может. В технику печати Хьюга внесены изменения — из нее удалена карательная функция. Это сделано по следующим причинам: а) Она избыточна и неэффективна, так как при нападении нескольких противников пользователь печати Хьюга должен стоять неподвижно, превращаясь в легкую мишень. б) У Побочной ветви нет бьякугана, следовательно, нечего запечатывать. в) Карательная функция печати служит только стрессовым фактором для клана на ровном месте, и с такими противоречиями клан бы не дожил до начала манги, самоуничтожившись в распрях. Поэтому эта функция убрана. г) По законам АУ мощные техники вредят самому заклинателю. Кишимото отнес печать «птица в клетке» к рангу А, что по условиям данного АУ наносит тяжелый вред здоровья тому, кто ее применяет. д) Техники ранга А даже в аниме доступны только джонинам, более низкоранговые члены главной ветви не могут ее применить даже для «самозащиты», что делает карательную функцию печати «птица в клетке» бесполезной. 2) Город Хюга. Иероглифы при написании те же самые, что и в названии клана. Просто даны в другом произношении, чтобы отличалось от названия семьи. Существует в реальности в префектуре Миязаки. 3) Дайме средней руки. На самом деле Хиаши не самый богатый дайме. Более знатен, чем богат. Чтобы считаться дайме, нужно было обладать доходом в 10000 коку. У Хиаши примерно в 4 раза больше минимального. Но, например, князья Симадзу в реальности обладали доходом в 700000 коку риса, что в 15 раз превышает доход Хиаши. Дайме в Японии было много, более двухсот. 4) Совершеннолетие в Японии наступало у юношей в 15 лет, у девушек — в 13. 5. Двести рё. Рё — монета в 15 грамм золота весом. За учебу Неджи заплатили 3 килограмма золотом. Можете перевести эту сумму в современные валюты. 6. 10 крупных сел. В Японии нет сел сейчас в нашем понимании, кроме некоторых поселений, которым присвоено название "мура" - деревня. Поэтому легче воспользоваться китайскими данными. Деревни при городке Хюга отражают модель китайского села Сяоган в котором живет 3800 жителей