Настоящая Химе

Март первого года манги. Настал день первого занятия, еще задолго до начала учебы в Академии. Нужно было показаться частным учителям, которых нанял Хиаши, чтобы те начали подготовку еще до официальных занятий. Куренай перед встречей с новой ученицей была насторожена: слухи про старшую дочь Хиаши ходили разные, и потому связываться с девочкой не хотелось. Юхи вообще старалась не связываться с детьми богатых родителей после того случая, как ей подсунули в ученицы душевнобольную девочку, а потом заплатили большие деньги, чтобы она же ее и запечатала. Даже вспоминать об этом Куренай было мерзко, а тут еще одна куноичи с хрупким здоровьем. Вспомнив о семье Курама, она подумала о том, что здорово тогда заработала на этом клане, да так, что хватило бы на горстку бриллиантов себе на ожерелье. Да еще потом была бесплатная реклама: к ней стали обращаться семьи с подобными просьбами. Она могла бы так получать деньги, забросив и сенсорику, и преподавание, и миссии. Она обнадежила Хиаши только потому, что он и не просил для дочери ничего такого. А Куренай обо всем этом хотелось забыть. Она не знала, поступила ли правильно. И мысль об этом не давала ей успокоиться. В мозгу ее мелькнула идея, что, может, новая ученица отвлечет ее от переживаний, которые другая бы куноичи живо выбросила из головы. А если станет напоминать, то она ее прогонит. Найдет предлог и избавится. Ведь все подростки вечно где-то не успевают, у всех у них есть недостатки, с которыми они еще не научились бороться или хотя бы их скрывать, а она может позволить себе быть требовательной. В дверь постучали, и это вырвало Юхи из ее размышлений. Она открыла, и увидела молодую девицу с собранными в хвост волосами и белыми, будто слепыми глазами. У Юхи был опыт общения с улучшенногеномными, но она подсознательно растворила дверь пошире и подавила желание подать вошедшей руку для опоры, вовремя подумав, что девочка же до нее как-то сама добралась. А девушка тем временем проходила в дом, все ей было интересно, она живо оглядывала картины в особняке Куренай. Значит, точно не была слепа. Но таких клановых шиноби она видела во второй раз в своей жизни. – Нравится? – Равнодушно спросила она у гостьи, которая засмотрелась на один из пейзажей совсем уж неприлично долго. – Очень! Знаете, я чувствую, что художник положил на нее особенно много труда! – Просто я… мы… наша семья… – Белоглазая никак не могла подобрать слово. – Мы все очень хорошо рисуем. Это семейное. Вот и засмотрелась. Мне до такого ой как далеко. – А я их просто купила на выставке. Для интерьера. Они подходят к тону комнаты. Никогда в этом не разбиралась. – Бросила Куренай, и хотела было прервать неприятный разговор. – А вас зовут… – Попыталась она сменить тему. – Хината. – Ответила она. Поклонилась. «Ох, поздно кланяться, дорогая моя! – Подумала Куренай, – зря ты про картины говорить начала. Была уж у меня девочка-художница. Все картины были, действительно, куплены на выставках, и в глазах гостей Куренай были элементом убранства особняка, показывающим ее статус и богатство хозяйки. А была еще одна картина. Дареная. Ее Куренай держала в дальней закрытой комнате, никому из гостей не показывала. Сама ее смотреть не любила. А выбросить не могла. Принадлежала она кисти одной молодой художницы. – Мне твой отец не говорил, что ты – куноичи-художница. – Произнесла она с хорошо скрываемым раздражением. – Ой, да какая же из меня художница! – Воскликнула Хината, а сама заалела как маковый цвет. «А была б живописцем – я бы тебе сразу отказала». – Подумала Юхи. – Вы только не подумайте, что я профессионально умею. – Сказала Хьюга. – Просто у нас всех в клане этому учат, и довольно серьезно. Иногда так открываются таланты. Просто, я вот так скажу, а вы потребуете нарисовать что-то сложное, а я и не умею. – Объяснила девушка. – Не потребую. Точно. Никогда. Давай лучше о том, что умеешь ты, а не чему вас там в общем учат в клане. – Произнесла Куренай. – Это так только… увлечение… – Продолжила объяснять Хината и тут посмотрела на Куренай, встретившись с таким выражением ее лица, что живо перевела тему на сенсорику. Рассказывала о том, что знает аж две техники в этом направлении, общую и клановую, и может даже помочь в разведке какой-нибудь команде. Все это нравилось Куренай гораздо больше. Она угощала новую воспитанницу чаем, спрашивала, чего бы ей хотелось от курса, а девочка грезила разведывательными миссиями и спросила, нет ли новых книг по сенсорике у Юхи Куренай. А та подумала, да и разрешила Хинате иногда пользоваться ее библиотекой. Главное, было не забыть убрать некоторые тома, брать которые девочке пока не по возрасту. Ребенок сиял от радости. «Если отец хорошо платит, отчего бы ей не быть щедрой и не разрешить молодой куноичи работать с архивом?» – Подумала она. Хината оказалась для Юхи Куренай сюрпризом: некоторые из черт ее характера были противоречивы: живая и непосредственная, она не была похожа на дочку дайме. Может, там, где она жила раньше, она и была химе, но в городе Кейши даже выглядела простовато, придя на первую встречу с преподавателем в хакама и куртке, и вряд ли выделялась на фоне других столичных девушек. Да и прическа была скорее удобная, для тренировок, чем показывала бы статус «принцессы», химе чего-то очень далекого. Если бы не глаза и куртка с гербами на предплечьях и спине, то Куренай могла бы и не понять, что перед ней девушка из благородного клана. И Юхи Куренай таких куноичи, как эта Хината, пытавших счастье в столице, видела-перевидела за свою карьеру множество. Да и Хьюга скорее проигрывала им, а из-за скромности так и еще больше. В общем, и выходило, что ее будущая воспитанница – девочка из глубинки, название которой Куренай даже не собиралась запоминать, но в отличие от других девочек, у ее отца были деньги на репетитора и хорошую школу. Так и оставался от знатности Хьюги в столице только один титул. «Да, не видела Хината столичных химе или дочерей ростовщиков, скупавших у земледельцев зимой расписки о том, что те отдадут им часть будущего урожая. Вот у кого сейчас деньги! – Подумала Куренай, немного отвлекшись от Хьюги. – Да и вообще ничего не видела эта девочка в жизни!» – Юхи узнала, что будущей ее воспитаннице всего неделю назад исполнилось тринадцать. Она привыкала смотреть в ее белесые глаза, чужанку в Хинате выдавал акцент, а еще Куренай подозревала, что родным у этой семьи является какой-то отвратительный на слух диалект, но подловить Хьюгу никак не могла: девочка весьма бодро щебетала по-кансайски.[1] Рассказывала про далекие деревни, куда часто ездила с отцом, про чужую провинцию, где живут странные белоглазые люди, и вот это Куренай совсем не нравилось. – Девочка, ты хотя бы в городе жила? – Устало спросила она. Хината подумала и утвердительно кивнула головой. – Только он меньше Кейши. Намного. – Сказала Хината, и выяснилось, что город, в котором жила со своим племенем девица, по сравнению со столицей, совсем маленький, и даже с окружающими деревнями и рисовыми полями клана он выходил в тридцать раз меньше столицы. [2] Тут Хината встряхнула челкой, и Куренай онемела от неожиданности. Да, привел Ками ученицу. Хината, казалось, не поняла, почему такая интересная беседа прервалась, а она только хотела рассказать, что в их городе только их племя и живет, а в столице полно разных людей, и ей страшновато. – Девочка, с тобой кто это сделал? – Только и выговорила Куренай. – Чего со мной сделали? – Переспросила Хьюга. – Печать на лбу. – Преподавательница еще не совсем пришла в себя. – А, это-то… – Махнула рукой Хината. – Это родители поставили. Это – оберег. – Куренай не верила. Эти дикари из провинции не то Нисшу, не то Мияги,[3] или как ее там, изуродовали молодую девчонку, наврали ей с три короба, а та и считает, что это нормально. А сами, наверное, из медвежьих шкур не вылезли. – Зачем печать? – Спросила она тревожным голосом. – Болеешь? Хината хлопнула себя по лбу. – А, точно, совсем забыла. – Она вышла из комнаты, прошла туда, где оставила сумку, и вернулась с документами. – Отец сказал, что нужно взять с собой документы о здоровье. Все-таки военная школа. Юхи просмотрела бумаги, да ничего странного там не нашла. Да, девушка не может пользоваться стихиями. А Куренай и не требует. Да, она не может использовать гендзюцу, и это гораздо печальнее. Про тайдзюцу было стыдливо умолчано, но учитель опытным взглядом и так видела, что девушка не борец. С другой стороны, Хината сама про себя знает, что она – сенсор и не более. – Все нормально. Там ничего страшного. – Сказала она почему-то неожиданно мягко. – И все-таки, зачем нужна печать? – Она сделала паузу, и, будто смущаясь, сказала, – я в этом немного понимаю. – Ну… – Покраснела Хината и вдруг доверительно зашептала, – у меня улучшенный геном. – Вижу, – насмешливо ответила Куренай. – Ты мне про другое рассказывай. Хината испуганно на нее посмотрела и будто побелела. – Таких, как мы, если в плен берут, то убивают, а тело… потрошат. Секреты пытаются узнать, как мы, Хьюга, устроены. Или живьем мучают. Вот, если меня поймают, то глаза мои запечатаны будут. Враг ничего не узнает, и я долго не промучаюсь. Я же говорю. Это – оберег. – Бедный ты ребенок. – Сказала вдруг Куренай. – Если в тринадцать лет про расчлененку думаешь. – А еще это знак взрослости. Меня бы без татуировки на лбу никогда бы так далеко от дома не отпустили. Меня не обижают, Куренай-сан. Она у нас у всех. – Объясняла Хьюга. Преподаватель вздохнула, что-то прошептала. Чего именно – Хината не поняла. Затем молчала, прихлебывая чай. Долго так молчала, настолько, что Хината подумала, что как-то невольно оскорбила сенсея. Ладно, возьму я тебя на испытательный срок. Посмотрим, какая из тебя сенсор и как тебе будет в команде. Не справишься – выгоню. Болезнь? Мне тут местные половину напридумывали. В Конохе слух пошел, что принцесса Хьюга чуть не паралитик, которая последние дни доживает и по стеночке ходит. А ты ничего, смотри-ка, живая. Я тебе найду применение. – И вдруг Куренай, как каленым железом обожгло. – Еще татуировки есть? – Спросила она, ведь мало ли, что родители-дикари еще сделали с девчонкой? – Конечно. – Ответила Хината и закатала рукав куртки. Запястье было разрисовано странной вязью. – Мне недавно сделали. К тринадцатилетию. – Любящие родители? Тоже оберег? – С иронией произнесла преподавательница. – У меня из родителей только папа. А мама умерла рано. – С грустью сказала Хьюга. – А еще у меня сестренка и брат двоюродный. Остальное племя – это другие семьи. А есть и совсем дальние родственники – у них даже глаза и те карие. Представляете? – Куренай смотрела на нее напряженно, внимательно, все черты лица Юхи будто заострились, она на мгновение будто постарела от вдруг проявившихся обычно неявных морщинок. – А призыв – соколенок, маленький такой. Совсем птенчик. Я как-нибудь его покажу. – Тебе в тринадцать лет призыв впарили? – Спросила Юхи. – Ничего себе. – Он у нас семейный. – Ответила Хината. – Сокол – символ рода. А то, что у меня теперь свой сокол, пусть и совсем крошечный, значит, что я могу брать ответственность за других. У нас такие призывы у многих. Хотя и не у всех. Я хотела соколика. – А еще что-нибудь такое с тобой в семье делали? – Проговорила Куренай и приготовилась к худшему. Вдруг девчонка, из которой правду приходится выуживать по капле, еще что-то не говорит, раз ее не спрашивают. – Нет. Зачем? Татуировка на лбу меня защитит от очень страшных вещей. И призыв не у меня одной. И его можно было не делать, но я попросила. – Юхи Куренай смотрела на нее изумленно и встревожено. Не перебивала. «А девочка-то у князя отмороженная оказалась. А так посмотришь – лапушка, настоящая химе». – Подумала она. – Я же знаю, что много татуировок – это очень вредно. У меня только клановые. Это не чужая чакра. Вы только не подумайте плохого… Я же не своевольничаю. – Продолжала говорить Хината, видя, что ее слушают с каким-то странным вниманием. – Я уж все подумала. – На выдохе сказала Юхи. – Вот мы с тобой и познакомились. «Приличная девица, в седьмой класс собирается, а изуродовали ее так, как будто из тюрьмы вышла. Так и не поймешь, химе ли это клановая или девочка из ссыльно-каторжного поселения, которая непонятно где и от кого родилась и которой во весь лоб наколку сделали, чтоб не сбежала. А главное, говорит она об этом так, как будто все это – пустяк для нее, что она клейменная. Однако отец ее химе считает. Кто их, уродов клановых, знает. Но вроде бы девка правду говорит, да и расписанного тела не стесняется. А все потому что в племени своем с этими дикарями до тринадцати лет жила». – Думала Куренай. – Ладно, – сказала она вслух, – у нас во вторник первое занятие. Приходи. Познакомлю тебя с товарищами. – Юхи-сан, спасибо! – Воскликнула девочка. – Только у меня есть просьба небольшая. – Говори. – Ответила учительница. – Где бы здесь жилье подешевле снять? – Спросила Хината. А потом подумала и сказала: «Есть ли у вас в особняке пустые комнаты?» – Юхи кивнула. – Вы не могли бы сдать мне одну такую? Я много места не займу. – Произнесла она, и сама вся как-то сжалась, как бы давая понять, что лишнего места она точно не займет. – Куренай удивленно посмотрела на нее. – Я просто немного боюсь обращаться к совсем чужим людям. Ведь обманут! А с вами отец договаривался, и вы – мой сенсей все-таки. Брат-то в казарме, на военной службе, а нам с сестренкой придется самим себе жилье искать. Куренай задумалась. Воспитывать химе, учить ее она вроде как договаривалась и даже, немного поддавшись чувствам, обнадежила девочку, но вот жить рядом с самурайкой, да еще и такой, которая считает себя высокородной, это было слишком. С другой стороны, она понимала желание ее и ее брата жить подальше от дворца хокаге, да и девица эта все равно отдаст кому-то десять ре за аренду, а Юхи не была бы богата, если бы не любила деньги. Она даже может дать новой знакомой скидку: все равно на ней она уже заработала. А еще так можно было быстро завоевать доверие девочки, а она может позволить себе казаться доброй и щедрой. – Хорошо. – Ответила Куренай. – Действительно, не стоит искать кого-то еще, когда у меня большой дом, а раз уж ты – моя ученица, то я и заламывать цену не стану: будешь мне платить пять ре за год. И можешь пользоваться библиотекой. Только не сегодня. – Хината вся раскраснелась, не поверила, затем просияла от радости, кивнула в знак согласия, забыв об учтивости, и лишь потом рассыпалась в словах благодарности, рассказывая, как добра к ней Юхи Куренай. Она надеялась услышать хороший совет, где можно найти недорогой дом, но чтобы жить при преподавателе… она и мечтать не могла. А преподавательница между тем расслышала в речи студентки пару малопонятных фраз – очевидно, Хината наконец-то перешла с немного устаревшего, но изысканно звучащего киотского произношения на родную тарабарщину своего племени. Куренай покачала головой. «Вот ты уже и сбиваешься, а, Хина-тян... Стоит тебя только удивить, и притворство твое спадает». – Подумала она. – Ты должна знать. – Сказала она неожиданно резко. – Самураев я недолюбливаю. Так что по большому счету ты зря ко мне в дом напрашиваешься. И в группе у меня ты тоже одна такая будешь. Ты же всю жизнь только с соплеменниками жила… Хината задумалась. – Ну, здесь же большой город, а все родные мои в Хюга, далеко. А то, что вы не любите нас… это личное? – Личное. Обратилась ко мне одна семья. Такая же. И девочка твоих лет выглядела обычной. Выглядела. Подставили они меня, ох подставили, сволочи родовитые. – Объяснила Юхи Куренай. Она сделала паузу, и, поняв, что смущает Хинату, сказала: «Ладно, не будем об этом». А Хьюга и не рада была, что начала разговор. – Как узнают, что я тебя возле себя держу, так и скажут, что у меня нелюдь белоглазая в любимицах. Я наших сплетников хорошо знаю. А брехня все это. – Говорила Юхи. – Нету у меня любимцев. Так, что не знай, повезло ли тебе, что у меня жить станешь. Если от тебя проблемы будут, то знаешь, есть у меня один метод, после которого дети быстро становятся послушны. Хината хотела было сказать, что от нее неприятностей не будет, и что она постарается в гостях у сенсея показать себя достойным человеком, но и слова вымолвить не могла. – Не дрожи ты так. – Сказала Куренай, поняв, что переборщила с предупреждениями. – Я не собираюсь тебя пытать. Это так, к сведению, чтоб понимала, кто твой сенсей. Юхи Куренай посчитала, что Хината испугалась ее, потому что была сенсором и никудышным бойцом, а значит, у нее хватило соображения, чтобы понять разницу в силе со своим преподавателем. Она показала Хинате гостевую комнату, в которой и позволила разместиться на время испытательного срока, а сама, наблюдая за тем, как раскладывает свой багаж Хьюга, задумалась о том, как изменится ее жизнь, когда рядом с ней появился этот странный белоглазый питомец, на котором ее родители поставили в тринадцать лет свое тавро. *** Ханаби учитель назначил встречу в далеком районе, а город она еще знала плохо, поэтому на первое занятие ее повел брат. Он с трудом нашел дом, постучал. Им открыли. – Это – дом господина Абураме? – Спросил Неджи. Слуги кивнули, что-то прошелестели в ответ. – К Торуне-сану пришла его ученица. – Сказал Неджи. Он ободряюще хлопнул по плечу двоюродную сестру, а та стояла ни жива, ни мертва. – Один из слуг исчез в глубине дома, что-то пробурчав себе под нос. Вскоре объявился человек, называвший себя Торуне. Ему уступили дорогу слуги, а потом и вовсе рассеялись по огромному мрачному дому. – Не слишком ли маленькая? – Спросил Торуне у Неджи. – Может, ее пока просто в школу поводить, а там видно будет? – Неуверенно сказал он. – Она не новичок. – Ответил старший Хьюга и покачал головой. Ей почти двенадцать, пора к жизни готовить. Дядя сказал, что уже можно начинать учить ремеслу сейчас. – Ну, раз дядя сказал, – вздохнул Торуне да так и не договорил фразу. – Через два года совсем взрослой станешь. – Обратился он к ученице, как бы ободряя ее. – Меньше. – Ответил за нее брат. – В марте совершеннолетие. Не в этом, а следующем. Я тебя заберу после занятия. – Сказал он сестре. А Ханаби прошла вглубь дома, и ей казалось, что она постоянно слышит стрекот тысяч цикад, прямо с момента, как она пришла к Абураме. Затем она перестала обращать на это внимание, потому что стрекот все не прекращался, но ей от него не было никакого вреда. А заинтересовали ее совсем другие вещи: Торуне провел ее через сквозную комнату, где было еще два человека, с которыми ученица успела поздороваться. Ханаби была менее опытна в сенсорике, чем сестра, но все равно чувствовала, что ее окружают тысячи маленьких существ. Маленьких и голодных. А еще осознала то, что источник, хранивший в себе тысячи, а, может быть, и десятки тысяч таких существ был перед нею. Ее посадили на стул, в который она от страха вся вжалась. Комната была просторной, а учитель находился в противоположной стороне. Когда девочка поняла, что источник жуков – это человек, от страха ее охватил озноб, от которого она не знала, как избавиться. Ханаби в душе считала себя стойкой. Она ни спаррингов не боялась, ни нагрузок, ни утомительных, иногда болезненных тренировок. А тут она с собой сделать ничего не могла. «Это не человек, это улей». – Подумала она. Торуне внимательно посмотрел на лоб девочки. Ничего не сказал и, отведя взгляд, начал свою первую лекцию. – Внутри меня тысячи жуков. – Начал с главного свой рассказ Торуне. – Как и во многих представителях клана Абураме. Ты по специальности рукопашник? – Спросил он, а Ханаби ответила: «Да». – Так вот спаррингов у нас с тобой не будет. Никогда. И ни с кем из моих родственников тоже. – А Хьюге и не хотелось драться с таким шиноби. Вот совсем. Больше всего ей самой хотелось уйти, убежать и никогда не возвращаться в этот набитый насекомыми дом. Но это было бы совсем трусливо, поэтому она боролась с этим своим желанием. – Мы питаемся своими жертвами, едим их заживо. Не мы сами, а наши жуки, поэтому их лучше не дразнить. И, так как князь Хиаши велел мне хорошо учить тебя, то первое, что тебе нельзя, – это нельзя случайно умереть на моем уроке. А значит, нельзя близко ко мне подходить, нельзя меня касаться и не дай Ками меня ударить. Даже в шутку. Я прощу, а они нет. – Ханаби на ватных ногах встала и перебралась от Торуне еще дальше. Она даже не пыталась скрывать то, что от страха ее колотит крупная дрожь. Огромные белые глаза со вспухшими от нервов венами неотрывно смотрели на учителя, и Ханаби понимала, что страшнее существа она не встречала за все одиннадцать лет. Это и был ее главный урок в тот день. Она прислонилась, к прохладной стене, и едва не сползла по ней. Одежда ее была насквозь мокрая от пота, а сама она побледнела, как неживая. Хьюга вдруг вспомнила про древоточцев-жуков, и подумала: А какие они в клане Абураме? Не их ли она слышала и приняла за цикад? Осознав это, она перестала искать опоры в стене, собрав всю силу воли в кулак, сделала шаг вперед. Ее пошатывало, и все равно она ощущала, будто уже занесла этих древоточцев себе на спину, будто они уже начали по ней ползать, ее кусать. Торуне все рассказывал, что будет, если к нему прикоснуться голыми руками: образуется от этого на теле огромная язва, которую потом можно только оперировать. Хьюга с трудом подавила желание на этом месте сказать: «Отпустите меня домой, пожалуйста». Внезапно все стало еще хуже: в дверь постучались, и на «урок» вошли еще два «улья». – Ты кого сюда привел? – Строго спросил Торуне один из вошедших на своем наречии. – Говорили они оба так, что и слова-то разобрать нельзя, а от обилия свистящих звуков напоминал этот язык Ханаби не то шелест, не то присвист. Говор был явно далекий, таких она не слышала раньше ни у себя в Хюга, ни в Конохе. – Девочка… ее отец говорил, что она стихиями управлять не может. Попросил меня потренировать. Платит длинным ре. – Ответил ее учитель. Двое вошедших внимательно разглядывали Ханаби, а она только и думала, не собираются ли Торуне-сан, который только что рассказывал, как ему надо кормить жуков, вместе с родственниками сообразить на троих, да и поужинать ею. Вдруг у них у всех жуки ну просто очень голодные, а она так кстати к ним пришла. – Она – сенсор? – Спросил один из «ульев». Торуне согласно кивнул. – Да, только еще и к гендзюцу неспособная. Ханаби расслышала слово «гендзюцу». Абураме не использовали техники иллюзий, поэтому слово «гендзюцу» было заимствованным и легко узнавалось в череде непонятных выражений. Про иллюзии Хьюга подумала, что на нее, правда, действует какая-то такая техника. Чудился ей огромный жук-кровопийца, который вот-вот присосется к ее спине. Девочка несколько раз опасливо оборачивалась, уже не боясь показаться невежливой или странной, даже касалась спины, и только чувствовала она, как взмокла, а никаких насекомых там не было. – Она все понимает, да? – Спросил второй. – Я ей сам рассказывал, да и родители предупредить должны были. – Тут Ханаби стало совсем плохо. Она вся вжалась в ученическую скамью и чувствовала, что прилипла к спинке стула в своей тонкой кимоношке. – Смотри, она сейчас умрет от страха. Занимался бы со своей химе в другом месте. – Посоветовал Торуне один из родных. – А глаза-то у нее какие странные. Нечеловеческие, будто рыбьи. – Заметил другой. Хьюга хотела хоть что-то сказать, но в горле пересохло. Она лишь нервно сглотнула, подавила спазм. Появился еще один человек, ему что-то сказали, затем он исчез, а потом принес Ханаби стакан с водой. Родственники говорили Торуне еще что-то, затем вышли. Ханаби подалась вперед, и послышался звук прилипшей к стулу одежды. Если бы Хьюге не было так страшно, то ей стало бы стыдно. Она взяла дрожащей рукой стакан и пила воду маленькими глоточками. – Извините. – Сказала она. – Торуне вопросительно посмотрел на нее. Ничего не ответил. – Я не хочу… – Начала она и не договорила. – Не хочешь больше заниматься? – Переспросил Торуне грустно, но с пониманием. – Не хочу… Не хочу так бояться, но с собой ничего сделать не могу. – Пояснила она. – Какая же я после этого куноичи? – Сказала Хьюга, а озноб все не унимался. Она поставила стакан, но неровно. Он опрокинулся, остатки воды пролились. Ханаби стал раздражать какой-то странный запах, будто наполнявший комнату, которого она раньше едва замечала, когда ей было лучше. Теперь же ее от него начало мутить. А тут еще этот Абураме с вопросами: он еще надеялся спасти урок и придерживался плана занятия. – Расскажи мне что-нибудь о себе. – Попросил Торуне. – Чем увлекаешься? Что для тебя важно? Что хотелось бы получить от курса? – А вы уж все видели. Все самое главное. – Вообще-то Ханаби заготовила длинную речь про то, как и чему ее учили в клане до Торуне. Но все это вылетело из головы, а после сцены с родственниками сенсея было совершенно неуместно. – Я – обыкновенная трусиха. Вот и все. – Сказала она. – Хьюга сложила руки на стол и опустила на них голову. – Ханаби-тян, так нельзя. – Начал говорить Торуне, который сам был в растерянности, потому что из-за любопытства его родных пошел насмарку весь его идеально распланированный урок. – Надо что-то о себе сказать. – Вот я и сказала. – Буркнула Ханаби. – Представиться надо, про цели там рассказать, про мечту. – Помогал Торуне. – А запах меж тем становился еще невыносимее. – Меня зовут Ханаби. Мечта… я не знаю… – Она никак не могла собраться с мыслями. – Орнитологом стать, наверное, или рисовать так же умело, как Акира-сан. А цель… а я… – Тут она совсем сбилась и сказала какую-то банальность вроде того, что хочет стать куноичи, еще раз повторила, что не хочет бояться, снова принялась извиняться, и Торуне понял, что толку от напуганной девочки совсем не будет и завершил совершенно бездарное занятие. Ничему он первую свою ученицу полезному не научил, задание от князя, доверившего ему свою дочь, провалил. Вдобавок в самом конце случился конфуз. Уже когда он и его подопечная выходили, девочка почувствовала новый и неожиданно сильный прилив дурноты, метнулась по коридору и, подбежав к урне для мусора, согнулась над ней. Ее вывернуло от того мерзкого запаха, который, казалось, вовсе не ощущал Торуне. Она приходила в себя несколько минут, в глазах стояли слезы. – Вы ведь прогоните меня после такого? – Спросила она. – А как бы тебе хотелось? – Ответил сенсей вопросом на вопрос. – Мне бы учиться… Но после такого стыда… – Тогда не прогоню. – Сказал он. – У меня для тебя домашнее задание. Ты сегодня много из-за чего расстроилась. – Хьюга непроизвольно кивнула. – Расскажешь мне в следующий раз о том, чем бы ты могла гордиться. Возле выхода Хьюга еще раз встретила тех двоих «ульев» и старалась смотреть не на них, а на Торуне. – Я приду на следующее занятие… – Сказала она не то утвердительно, не то спрашивая разрешения. Торуне назвал дату. Занятия в Академии к тому времени уже начнутся. И на негнущихся ногах она, пошатываясь от уличной свежести, вышла из дома Абураме. Он остался далеко позади, с ней был ее брат, который пришел забирать сестру после урока. Он мало что спрашивал, она скупо отвечала. А больше всего думала о том, что Абураме ей ничего плохого не сделали. С миром отпустили. Даже, те, другие, которые не Торуне. Ей в этом доме даже водички дали. А если она в жизни встретит такого же жуткого шиноби? Да он бы ее за минуту покрошил бы, а она не смогла бы ни пошевелиться, ни даже на помощь позвать. А потому, хоть ей абсолютно не понравился ни урок, ни преподаватель, ходить она к нему будет. Она так решила. А еще Ханаби была гордая: ей не хотелось отступать, да и школьных нагрузок ей всегда казалось мало. Частные учителя у нее были в клане, а здесь другой возможности дополнительно заниматься, кроме уроков у Торуне, у нее не было. Не довольствоваться же только школьными знаниями, которые она привыкла считать немного неполными. *** Сам же Неджи познакомился с сенсеем Гаем. Тот легче всех согласился взять одного из Хьюг в обучение, и нужно сказать, что из всех преподавателей этот выбор Хиаши был наиболее удачен. Сенсей Гай готовил команду для заканчивающих обучение шиноби, а в его группе уже был талантливый ученик. Это был юноша, внешне ужасно похожий на сенсея, который тоже к своим пятнадцати годам стал мастером. Майто очень нравилось, что он заполучил в свою команду опытного бойца, владеющего своеобразной техникой, а сам Неджи горел желанием познакомиться с техниками рукопашного боя, «танцами» Скрытого листа. Майто Гай для этого как тренер подходил как нельзя лучше, соответствуя склонности клана Хьюга к рукопашным боям. Если сестрам Неджи приходилось переживать о своих ограничениях в использовании чакры, то самому ему вовсе нет. В его команде такие были все. Потому и вписывался Неджи в новую группу довольно органично. В поведении сенсея, правда, были странности, которые наследника Хьюга немного напрягали. Сенсей Гай абсолютно любой пустяк мог превратить в соревнование. Соревновался он сам, причем по любому поводу с неким Какаши, которого Неджи даже не знал, вел счет в их противостоянии, и, кажется, даже гордился тем, что побеждает. Дух соревновательности передавался и его любимому ученику. Это все немного напомнило ему неудачное противостояние двоюродных сестер, когда обе они были совсем детьми. Тогда они не понимали, что слишком расходятся по своим способностям: Ханаби никогда не догонит сестру в сенсорике, Хината навсегда останется новичком в боевых дзюцу. Как только девочки с возрастом осознали свои сильные и слабые стороны, что одаренность их различна, спор, казалось, сошел на нет, или приобрел более тонкие формы. Он вспомнил об этом соревновании, и теперь глядя на Гая и его ученика, улыбался, вспоминая своих кузин в детстве. С появлением Неджи наступило счастье для Рока Ли. Появился чужак, которого нужно было превзойти и одолеть. У Гая уже был друг-соперник. А теперь Ли нашел своего. Неджи его устраивал: они были одного возраста, их обоих считали молодыми талантами и даже уровень мастерства был примерно одинаков. Азарта Року Ли придавало то, что Неджи был чужой, приехал издалека, в Конохе пробыл всего неделю, никогда в Академии не учился, а, наоборот, практиковался в боевых искусствах где-то на чужбине. Тут в Ли и вспыхнуло желание защитить честь родной Конохи, показать, что его Скрытая Деревня и Академия шиноби в ней самые лучшие, не чета племени Хьюга, которое живет… где-то далеко. А уж защитить славу Майто-сенсея вообще было делом чести. Так вышло, что Неджи, хоть специально и не хотел этого, но придя в команду издалека, со своим стилем, со своим взглядом на карате, с памятью о своих клановых учителях Неджи в глазах Рока Ли как бы бросал вызов сложившемуся порядку в группе, а еще был похож на героев манги, которые приходят в чужое додзе испытать свои силы. Ли решил дать ему такую возможность: в общем, соперник был найден, а Неджи эту игру, хоть и с неохотой, но принял. Самой адекватной в группе он посчитал Тентен, которая не была захвачена духом соревновательности ко всему живому, в отличие от Гая и Ли, которые соперничали с незнакомыми Хьюге джонинами и сами с собой, пытаясь побить собственные рекорды на тренировках, даже если нагрузки и так были слишком велики. Больше всего Неджи поразило то, что Ли сначала задавал себе без тренера невыполнимые нормативы, не учтенные никакими инструкциями, а затем еще и наказывал себя за слабоволие еще более изнурительными упражнениями, если не мог достичь поставленных им заоблачных целей. Тентен в вечных соперников не играла или была по каким-то причинам сразу же забракована Роком Ли как недостойная. Сама же она Неджи боялась, и тот справедливо полагал, что дело в необычном виде его глаз. А Тентен тем временем держалась поближе к Гаю, а потом и попросила сенсея о разговоре, потому что новый ученик беспокоил ее. Гай обещал выслушать, а она шепотом поведала ему о своих подозрениях и спросила, не беглый ли преступник – Неджи Хьюга. Слыхала она, что иногда нукенинам удавалось получить лицензию, а тут такая подозрительная личность в их команде. Майто попытался успокоить, пересказал еще раз историю, которую поведал команде сам Неджи в первый день знакомства о том, что он происходит из клана в Нисшу, а об этой провинции сама-то Тентен слышала почти впервые. Гай почувствовал, что облегчения его беседа не приносит и поинтересовался, что успел за пару дней сделать Неджи такого, что так перепугало его студентку, а та показала на лоб и спросила, не мог ли человек с каторжным клеймом и разрисованными татуировками руками сидеть в сегунской тюрьме? То, что Неджи был белоглазый, только добавляло Тентен ужаса: кто знает, что у этих мутантов в голове? Да и стиль его, с помощью которого можно убить одним касанием и никто этого никогда не докажет, как нельзя лучше подходил головорезам с большой дороги. Он так отличался от «честного» карате Майто Гая. В мозгу Тентен все складывалось прекрасно: юноша с улученным геномом стал преступником, отчего она не знала, но знала, что так бывает, только справедливость восторжествовала, и молодой разбойник оказался в тюрьме, где его и заклеймили. А затем хитростью оттуда вышел, воспользовавшись тем, что его стиль улик не оставляет, и неизвестными путями получил лицензию. А Гай-сенсей – добрый человек, его обмануть легко. Вот он этому Неджи и поверил. Примечания: 1. Кансайские говоры. А точнее киотское произношение, которое используют Хьюги для наддиалектного общения. Немного устаревшая форма литературного языка, до середины периода Эдо считавшаяся языковым стандартом. До сих пор для японского уха звучит возвышенно, мелодично и изысканно, хотя нормой стал эдосский (токийский) диалект. В этом плане Хьюги изучают литературный японский, но не успевают следить за модой и политико-лингвистическими изменениями. 2. Только он меньше Кейши. Намного. – Сказала Хината, и выяснилось, что город, в котором жила со своим племенем девица, по сравнению со столицей, совсем маленький, и даже с окружающими деревнями и рисовыми полями клана он выходил в двадцать раз меньше столицы. - Прообразом Кейши, столицы Страны Огня, стал Эдо, который был городом-миллионником, и превышал население владений Хиаши в тридцать раз, а территории клана Хьюга в 20 раз. (при размерах Эдо времен Токугава в 200 тыс га.) 3. Эти дикари из провинции не то Нисшу, не то Мияги... - Нисшу, Хюга, Миязаки - Название одной и той же провинции в разное время. "Мияги" - так послышалось Куренай вместо "Миязаки". В АУ клан Хьюга занимает одноименный город и рисовые угодья в провинции Нисшу, но не ее всю.