Звёзды в лазурных омутах

Адриан почти не говорит. Феликс всегда считал молчаливость собеседников несомненным достоинством. Только вот Адриану Агресту от силы шесть месяцев, он постоянно заливается громким плачем, отчего его милое личико сморщивается и в сердце старшего брата колет засевшее беспокойство. И совершенно непонятно, что в такие моменты делать: искать средство от колик или капли для прорезающихся зубов, стирать мокрые пелёнки или пытаться влить в ротик молочную смесь? От неопределённости разрывалась голова, детские крики так и вовсе беспощадно сжирали нервы. Грэм де Ванили бережно и нежно укачивал братика, напевая убаюкивающую мелодию, пока ребёнок не уснул. Феликс положил его в кроватку и посидел немного с ним, но Адриан тут же проснулся и начал плакать, просясь на ручки. Видит бог, Грэм де Ванили правда пытается полюбить детей, но его и взрослые-то бесят, когда начинают кричать и просить о чём-то конкретном. Дети же требуют чёрт пойми что каждодневно и почти непрерывно, но на них не наорёшь и не пошлёшь их ни прямо, ни особо изящно и многословно. Вообще Феликс любит помогать доброй тётушке Эмили, более того, мелкие рутинные дела и пара комплиментов в переписке давно стали привычкой. Но её звонки в конце года, в самый разгар сессии, с просьбой посидеть с малышом, потому что они с Габриэлем не смогут взять его с собой, а у Амели встреча где-то на другом краю света, для Грэм де Ванили равносильны попаданию в ад. Феликс в такие моменты с трудом сдерживает сарказм, но соглашается, потому что он самый ответственный, внимательный и лучший братик на свете.

***

Малыш уже вопит больше часа и не умолкает, несмотря ни на какие действия со стороны Грэм де Ванили. Феликс готов привязывать петлю к батарее и прыгать из окна, ибо фантазия исчерпана и всевозможные меры предприняты. Он пересмотрел все тик-токи матёрых мамаш, даже на страницы медиумов и колдунов заглядывал, но всё без толку. Через полчаса Адриан, видимо, понял, что жизнь говно и криками от неё не спастись. В доме наступила долгожданная тишина, Грэм де Ванили слепо вставил в рот ребёнку соску, прижал к груди, стараясь не уронить его из-за нервной трясучки, и сел на диван. За стеной раздался звук падения какого-то тяжёлого предмета и громкий всплеск воды. У Адриана слёзы набежали на глаза, раздался истошный вопль, и соска полетела прямо Феликсу в глаз. Грэм де Ванили ругался последними словами, грязно и громко, в глубине души надеясь, что первыми словами брата станут «мама» и «папа», а не «fuck» или «damn». Он невероятно дорожит Адрианом, но если продолжит укачивать малютку, то точно грохнется в глубокий обморок и не очнётся нахрен! Нервное истощение нещадно душило разум, нужно было срочно что-то предпринять. Феликс на автомате вышел в коридор с братом на руках и лихорадочно звонил в дверной звонок, топая ногами. Соседка открыла дверь почти сразу, всё ещё держа швабру в руке. Грэм де Ванили сдержал порыв засунуть черенок этой растяпе в задницу и лишь злобно фыркнул. Дюпен-Чэн переводила взгляд с Феликса на плачущего Адриана и обратно, как будто ещё не до конца осознавала ситуацию. Хоть они и учились в одной группе, Грэм де Ванили знал о ней не так много, но точно был уверен, что Маринетт — девушка-катастрофа, неспособная прожить без неприятностей ни минуты. — На. — Феликс пихает в руки Дюпен-Чэн ребёнка, пресекая все возражения до ужаса угрюмым и злобным взглядом. — Ты его разбудила — тебе его и укачивать. — Хо-хорошо, — Маринетт шокировано хлопала глазками, бездумно следуя за соседом. Грэм де Ванили закатил глаза и с неохотой впустил соседку к себе в квартиру. На полу в художественном беспорядке валялись использованные подгузники, различные погремушки и зелёные одежонки. Малыш в руках Дюпен-Чэн покраснел лицом и, отойдя от потрясений, начал заливисто плакать. Феликс уселся поудобнее в кожаное кресло, помассировал виски и устало зевнул. — Не знала, что у тебя есть сын… — в глазах Маринетт появилась еле уловимая печаль. — Брат, — уточнил Грэм де Ванили, прикрывая рот рукой. Отчего-то лицо Дюпен-Чэн просветлело и налилось румянцем. — Вот как, думаю, из тебя вышел отличный старший брат! — вокруг Мариннетт будто цветочки распускались. Феликс считал такую атмосферу до отвратного сладкой. — Мне кристально пофиг, что ты там думаешь, только прошу, убаюкай как-нибудь Адриана. Маринетт хихикнула, улыбнулась ребёнку яркой белозубой улыбкой, принялась поглаживать и строить совершенно тупорылые рожицы. Феликсу ситуация кажется бредовой, но Адриана этот дешёвый цирк веселит, смешит и усыпляет. Грэм де Ванили закрывает глаз, вторым неотрывно смотрит на девушку с ребёнком. Если Дюпен-Чэн умудрится уронить Адриана, Феликс клянётся, что вскроет её с помощью её же швейной машинки, а тело выбросит в Сену. Дитя спит сладко, посасывая чужие пальцы, дыхание ровное. Грэм де Ванили чувствует себя настолько преданным, что все чувства попросту не укладываются в ёмкое «предательство», но, переборов сентиментальное дерьмо, забирает ребёнка и укладывает его в кроватку. Маринетт садится на ковёр около ног Феликса и смотрит довольно-довольно, чем бесит неимоверно. Но воспитание не позволяет пинать девушек, даже таких до умиления несуразных, как Дюпен-Чэн. — Может, погуляешь со мной, когда у тебя появится время? Феликс, к своему удивлению, соглашается. Неужели и на него эти странные мордочки подействовали?