Салл буквально чувствует, как на лице проступают красные пятна, впервые за долгое время окрашивая бледную кожу отнюдь не румянцем. Он боится, ему действительно, блять, страшно. Страшно от чужой реакции и тем более от того, что есть риск, что от него отвернутся. Кто угодно, но лишь бы не Ларри. Он за ним был готов в тот океан, не умея плавать. А сейчас Джонсону самому придётся выбрать, захочет ли он учить заново плавать того, кто может в любой момент потянуть на дно их двоих.
В панике быть отвергнутым, он роняет голову на подушку, зажмуриваясь до кругов перед глазами, и краем сознание улавливает чужое прерывистое дыхание. Будто Ларри временами забывал дышать, а когда вспоминал - делал рваные вдохи.
—Не смотри. — Джонсон растерянно поднял голову, чувствуя, как живот неприятно сводит от нервов. Чужой голос дрожал, и Салл был готов проклясть себя за такой проступок, поэтому тут же прокашлялся, но глаза не открыл - наоборот, закрылся локтем, не желая и близко видеть родные карие глаза.
—Зира. —голос Ларри звучит куда спокойнее, но от этого не легчает ни на грамм — Я могу до них дотронуться?
Шатен ещё какое-то время вслушивается в тишину и тихое сопение, но ответа так и не следует, поэтому он слабо приподнимается, протягивая свою руку и убирая чужую с лица. Фишер и не сопротивляется, позволяет открыть себя и тут же встречается с взглядом, что внутривенно залазит, доставая все те эмоции, которые он посадил на строгое «нельзя». Ларри едва успевает заметить, как в уголках небесных глаз скапливается влага, но взгляд такой пустой и одновременно твердый, что, если бы преподаватель его сейчас насильно оттолкнул, - он бы не сказал ни слова.
—Я могу дотронуться до них? – тихо, по словам, словно маленькому ребенку, он повторил вопрос.
Салл ведь сейчас как оголенный провод – сделай лишнее действие, и он ударит их таким разрядом тока, что не оклемаются потом. Поэтому Джонсон и продолжал ходить по проводу, по чужим эмоциям, совершенно не думая о последствиях, что могут грозить ему.
Он ищет чужие эмоции, и таки их находит, когда Фишер едва заметно кивает в знак подтверждения.
Ларри облегченно, и слишком уж громко, выдыхает и возвращается обратно к чужому торсу, наконец делая то, что так и не сделал мгновением ранее. Он осматривает все цветы, впервые сталкиваясь с этим так вблизи. Он видит то, что на себе его друг носил годами, то что всегда было так рядом с ним и одновременно так далеко от него. Возможно, не он виноват в цветах, но он виноват в последствиях этих цветов, из которых не смог вытянуть друга детства. Джонсон аккуратно, на пробу, проводит по одной из многочисленных лилий подушечками покалывающих пальцев. Чужое тело тут же покрывается мурашками, но шатен не убирает руку, продолжая очерчивать контур лилии пальцами. Подушечками он не чувствует ни-че-го, ни бугорков по контуру, ни вообще какого-либо ощущения чего-то инородного на теле, будто он просто гладит чужой пресс. Потому что это – не татуировка, это – цветок, что находится прямиком под кожей и свести его невозможно. Это проклятие судьбы, что она даровала людям за все их грехи.
Лилий было слишком много, они касались лепестками друг друга, будто пытаясь перекрыть концы лепестков цветов по соседству от себя, чувствуя конкуренцию, и отдавали бордовым оттенком, будто кто-то не пощадил туда собственной крови. Джонсон проходился глазами по каждой, перескакивая то вверх, где цветы едва касались ключиц и переходили дальше под рукава домашнего халата, то вниз, где одна из лилий уходила нижними лепестками под край чужих боксёрок. Ларри резко отвёл взгляд от этого обратно вверх, но тут же наткнулся на голубые глаза, чем сделал ещё хуже. Мальвина смотрел на него и в глазах плескалось сильное удивление. У Ларри проскочила мысль, что это от его слишком пристальных разглядываний чужого тела, но на самом деле просто никто ещё не смотрел на его цветы
так. Так, словно это экспонат в музее, а не уродство на теле.
—Почему ты не рассказал мне об этом раньше? – аккуратно спросил Ларри, убирая руку на свою ногу, быстро вытерев о домашние штаны, чувствуя, как от нервов она успела вспотеть за это время.
Салл действительно был словно на иголках и даже мягкий тон в голосе друга ситуацию не спас. Преподаватель слабо мотнул бёдрами, но Джонсон тут же понял, что от него требуется и слез с них, садясь в позу лотоса на кровати.
Фишер снова намертво запахнул халат, облокачиваясь на быльцу кровати позади, и скрещивая ноги. Теперь они сидели друг напротив друга, от чего не встречаться глазами было буквально невозможно.
—Ларри, это не такая вещь как новое хобби, о котором можно так просто прийти и рассказать. Это испортило мне жизнь.
Салл так уверенно это говорил, и Ларри не мог принять, что его друг действительно сейчас так уверен в том, что несет.
—Что ты говоришь такое? Салл, это знак твоего соулмейта, этого нельзя стыдиться, она должна быть в дальнейшем твоей парой.
Джонсон так пытается переубедить его в уже давно состоявшемся мнение, что аж смешно. Не то, чтобы у преподавателя это вызывало раздражение, но Ларри ведь действительно не сможет понять этого.
—Что-то я не видел, чтобы ты очень гордился своими «знаками» и показывал бы нам хоть один с гордостью, что это твой соулмейт сделал. – огрызнулся преподаватель, в противовес собственных слов обнимая руками плечи, в попытке просто защититься. И почему вообще Ларри решил, что это обязательно будет «она»?!
Парень вовремя прикусил язык, удерживая себя от того, чтобы огрызнуться в ответ, что видимо его соулмейт уже на том свете, раз на теле не красуется ни одного цветка. Это бы не сделало ситуацию лучше.
—Салл я всё-таки надеялся, что такую важную информацию как эту, ты доверишь мне.
— Это бы что-то изменило между нами? — спросил Салл с металлом в голосе, но это звучало так, будто он совершенно не хотел слышать ответа. И Ларри позволил себе вольность – протянул руку, накрывая чужую ладонь на кровати и поглаживая большим пальцем.
Небесные глаза впервые отдавали таким холодом и желанием не подпускать никого. Джонсон искренне пытается растопить ледники, что замёрзли, убивая любых моряков, попытавшихся проникнуть на их территорию. Он и сам не сильнее тех моряков, но готов о скалы разбиться, дабы они в дальнейшем всё же превратились в теплый океан.
—Нет, конечно нет. И даже сейчас это ничего между нами не изменит, ты должен это понимать. Но даже сейчас я не собираюсь соглашаться с тем, что это ужасно. Это часть тебя и твоей родственной души.
—Ты и представить не можешь, какого с ними жить. — упёрто продолжал свою песнь Мальвина. Но от теплого поглаживания руки и спокойного голоса он таки немного выдохнул, сутуля плечи, будто наконец начиная снимать с них тот тяжелый груз, что нёс всё это время.
—Я и не буду говорить, будто знаю какого это. Могу лишь представить, как тебе могло быть тяжело. Я видел, как ты начинал отстранятся от нас с Эшли и Трэвисом и всё ждал, когда ты расскажешь, что произошло. И поверь, я чувствовал, как сильно блять упускаю что-то из виду, но ты всё молчал как рыба.
Джонсон присел ближе и это, наверное-таки, послужило как зелёный свет. Фишер сам потянулся вперёд, утыкаясь лицом в чужую ключицу, опаляя её горячим дыханием, и делая рваный вдох. У Ларри словно внутренности перекручивались, но он, пытаясь успокоить дрожь в пальцах, поднял руку проходясь ею по чужой спине через халат успокаивающими поглаживаниями.
—Это так глупо, но я так боялся. Тогда это было для меня не то, что ненормальным, а ужасным, я до сегодняшнего дня скрываю это под одеждой, и я был почти точно уверен, что вы тогда отвернётесь от меня. — сбито говорил Салл в чужую ключицу.
—Я не отвернулся бы тогда и не отвернусь сейчас. Ты должен это понимать.
Ответа на это не последовало, поэтому ещё какое-то время Джонсон гладил чужую спину и вслушивался в чужое дыхание, невольно подстраиваясь под него. Поза была не слишком удобная, но они не жаловались.
Через пару минут, когда ноги начали оттекать, Ларри облокотился на кровать и позволил другу сесть меж его ног, продолжая обнимать свою ношу. В комнате стояла тишина, преподаватель теперь был словно маленький ребенок, что так требовал ласки. Шатен был готов ему это дать.
—Отец однажды сказал, что я урод из-за этих цветов. — Салл соприкоснулся мизинцем с чужой ладонью и шатен, недолго думая, обхватил её рукой, начиная вновь поглаживать большим пальцем. Плевать сейчас на эти моральные принципы, главное, чтобы
его это успокаивало. — Он никогда не принимал цветы соулмейтов, после смерти мамы, когда его два цветка стали блеклыми, словно с ума сошел. Начал пить ещё больше, а один раз, будучи совсем неадекватным, попытался отрезать ножом часть кожи, на которой были эти отметины. К восемнадцати у меня уже были цветы, штук семь или восемь, не помню. Когда я переодевался идти к вам отец впервые их увидел, до этого я пытался делать всё, чтобы этого вообще не произошло. Генри тогда сказал, что такого урода с цветами уж точно никто полюбить не сможет, плюс для брака грязный никому не нужен будет. Поэтому как-то с тех пор это въелось в голову, и я действительно стал так считать.
Ларри хотелось выжечь эту информацию. Он не хотел этого даже слышать, а сидящий рядом действительно это пережил. Джонсон, до этого держащий чужую руку в своей, отпустил худощавые пальцы, заставляя этим преподавателя отстраниться и заглянуть в карие глаза.
Но Джонсон и не посмотрел на него, он под внимательный взгляд друга отодвинул край чужого халат, и прошелся одними лишь кончиками пальцев от низа одной ключицы, где начинались цветы, до второй, переходя после рукой чужой ниже, останавливаясь на середине груди и слыша в тишине комнаты лишь сбившееся дыхание и громкое сердцебиение. Сложно было сказать, кому именно они сейчас принадлежали.
—Видишь, я тебя спокойно касаюсь. Это не омерзительно, мне действительно нравятся твои цветы, они выглядят лучше, чем многие тела тех, кого я видел в своей постели, да и просто в жизни.
Ларри говорил спокойно, всё продолжая чертить себе путь от одной ключицы до второй и чуть ниже. Он не пытался объяснить, словно ребёнку, или достучаться до друга со своей точкой зрения, скорее… Просто говорил, что видел и думал?
Звучит так глупо и абсурдно в данной ситуации, но, кажется, это действительно было правдой.
—Не все будут так реагировать. — сказал Салл, пытаясь успокоить дыхание и надеясь, что щёки не полыхают слишком сильно.
—Всегда найдется тот, кому что-то в тебе не понравится. Но называть такие изящные цветы уродством уж слишком. — Ларри убрал руку, поправив обратно край халата и поднял глаза на друга.
Между их лицами было жалких пару сантиметров, и Ларри казалось, будто сейчас он был готов совершить главную ошибку в своей жизни. Слишком неправильно, слишком жарко и слишком интимно. Всё это было
слишком. Поэтому необходимо было переключиться.
—Мы можем…— начал Фишер, но тут же был перебит тихим голосом.
—Как давно они у тебя появились?
—Первый появился в шестнадцать. — на автомате также тихо ответил Салл, опешив от такого вопроса.
Ларри кивнул и о чем-то задумался, да так погрузился в собственные мысли, что сидящему рядом стало жутко интересно хоть на минуту попасть в чужую голову, узнать, о чём именно тот думает в этот момент. Невольно преподаватель облизнул губы, и словил себя на том, что действительно не отказался бы утолить жажду. Джонсон, словно по щелчку, вернулся в реальность, замечая жест сидящего рядом.
—Пить хочешь? Я принесу воды.
Дождавшись кивка, он освободил друга из их общих объятий и направился на кухню, уже через минуту вернувшись со стаканом воды.
—Хотел сказать, мы можем ложиться? Или у тебя ещё остались незаконченные за вечер дела? ¬— спросил Салл, наконец смочив горло, и передавая стакан обратно. Рука невольно на секунду коснулась чужой и теплой ладони.
—Нет, конечно давай ложиться. Только Салл, пообещай, что потом, если потребуется, мы вернемся к этой теме.
Фишер и сам это понимал. Не хотел, но понимал, что нужно. Поэтому ему не оставалось ничего, как согласно кивнуть. Только очутившись в чужих объятиях, он осознал, как устал за этот, поэтому вдыхая аромат чужой кожи и чувствуя тепло рук моментально погрузился в сон.
***
—Я даже не прошу тебя участвовать в чём-то конкретном, лишь помочь мне с документами и присмотреть пару дней пока меня не будет. — выдохнул парень, лёгким движением руки поднимая полный бокал вина и делая глоток.
—Ты просишь, чтобы я подыграла в обмане, а разводить твоего отца вокруг пальца, лишь из-за твоего дикого и глупого желания уехать прямо сейчас, я не собираюсь. Имей больше ответственности, Mio caro. — твёрдо произнесла девушка, потеплее кутаясь в домашний халат и быстро скрываясь в другой комнате большого дома.
Италия, из-за всё быстрее приближающейся зимы, действительно снизила свою температуру на несколько градусов, но в Карле видимо играли принципы, батарею она не включала даже зимой, предпочитая просто теплее одеться. К счастью, красота страны от похолодания никуда не делась, а люди всё также посещали вечерние пляжи, при закате любуясь колоритом, что создает великая природа.
—Mia cara, ferma questo circo. Devo andare per un po'! — раздраженно буркнул Алессандро, прикрывая глаза рукой. — Мы не будем обманывать отца, что это за глупости, просто на данный момент не хочу оглашать ему настоящую цель визита.
—Будто если ты «просто так» решишь слетать в Америку посреди запары на работе, это не будет выглядеть подозрительно. — Ядовито отозвалась брюнетка, заходя обратно в комнату с ноутбуком и некоторыми документами.
Она включила какой-то сайт, и тут же повернула ноутбук к другу. Алессандро сначала недоумённо посмотрел на девушку, а после опустился ниже, вчитываясь в заголовки на экране.
—Прошу, выбирайте любой билет, сеньор Профачи. Учтите, это последний раз, когда я помогаю вам с вашими глупыми идеями.
—Карла, думаю свое превосходство ты и так осознаешь, и ещё раз на нём акцентировать смысла нет. — улыбнулся итальянец, выбирая дату вылета и лучший рейс, будто и не было той небольшой ссоры минутой ранее.
—Было бы неплохо. — ухмыльнулась Карла, но тут же строго произнесла. — Только Алессандро, даже не вздумай брать на эту неделю. Пока ты нам ещё нужен!
Тот положил руку на грудь и смиренно поклонился, в знак того, что понял, а потом взял стоящую на дорогой мраморной столешнице бутылку вина.
—Ещё вина, Mia cara?
***
После всех произошедших за недавнее время событий, общение двоих парней стало значительней лучше, их ежедневный лимит прикосновений теперь уходил куда-то за рамки горизонта, а стена между ними стала зыбкой, рассыпаясь в руках и заставляя тем самым шагнуть друг к другу на встречу.
Ларри вполне устраивал такой вариант, он бы подольше наслаждался этим общением, горящими глазами напротив, когда тот рассказывает что-то про Италию или его новую идею для развития логики у детей, что можно воплотить на следующей неделе с его малышней. Они неделю действительно просто… существовали? Покупали продукты после работы, общались вечерами в кровати, недавно посмотрели фантастику, что посоветовал Трэвис. Фильм оказался, по правде, дерьмовым, поэтому они тут же поспешили написать об этом самому другу, разбудив его в почти двенадцатый час ночи, потом ещё долго с этого смеялись. В общем делали то, что обычно делают молодые супружеские пары. За цветы Джонсон больше не смел и зарекаться, что дало свои плоды, ведь вчера при готовке ужина у преподавателя были закатаны рукава и тонкие концы лепестков лилий в некоторых едва заметных местах выглядывали из-под кофты, но тот кажется и не обратил на это внимание. Джонсон больше не видел его цветов после того раза, но ему от счастья хотелось на стену лезть да из балкона покричать, ведь друг действительно теперь спокойнее к этому относился.
Ларри вспоминает это и уголки губ неосознанно ползут вверх, но в данной ситуации эта глупая – пусть и очень слабая – улыбка всё равно ни к чему, поэтому уже через секунду его возвращают на землю чужой, настолько тягучий голос, что аж зубы сводит.
—Вот с этими партнёрами мы больше не работаем, по воле твоего отца. —улыбнулся мужчина, определённо лишь из-за вежливости, показывая прошлогодние отчёты, когда компания Джонсона Мартина, отца Ларри, ещё сотрудничала с нынешними конкурентами.
Квон Ли имел корейские корни, что выделялось и бросалось в глаза даже внешне, несмотря на то что почти всю жизнь прожил в Америке. Был едва младше Мартина и с самого начала был его правой рукой. А ещё он безумно не нравился Джонсону младшему. Квон казался таким, что спиной не повернись – нож в неё воткнёт. Мужчина хоть и не оглашал, но всегда внутренне равнялся на Джонсона старшего, желая иметь такую же власть, не будучи простой «правой рукой». Некоторые нормально живут и с отсутствием данной конечности, и Квон Ли чудесно это понимал, потому и пытался быть к боссу как можно ближе, а теперь же ещё и должен в дальнейшем вести работу с его отпрыском.
—С этими партнёрами мы больше не работаем, потому что однажды они попытались подделать наши документы для отмывания собственных денег. — сухо отозвался Ларри, откидываясь на спинку кресла ресторана, в котором они сейчас сидели, и скучно переводя взгляд на интерьер вокруг.
А место красивое, сюда бы с Саллом прийти. И как отец вообще выдерживает эти долгие, в основном несущие мало от себя толку беседы? Да и что за глупости обсуждать такие рабочие моменты в людном месте? Неужели отец был бы против, встреться они с Квоном в офисе их компании.
Улыбка Ли на долю секунды дала знатную трещину, не привыкший получать отказы и отпоры мужчина всё же довольно быстро собрался, возвращая себе прежний вежливый вид. Но теперь он точно уже не выглядит столь добродушно, каким был в первые десять минут их общения.
—И всё же неожиданно, что сын Мартина таки решил встать на сторону отца, ступая по его стопам. Помню, в подростковом возрасте ты имел нечто иную точку зрения.
—Этот возраст на то и был подростковым, что прошёл. — пожал плечами Ларри. Он понимает, что Квон просто боится будущей конкуренции и опасности за свою репутацию.
—Ну в целом, система наша уже сформирована и, как там говорят, велосипед изобретать тебе не нужно будет. Просто понять принцип работы.
—Отец пол жизни объяснял принцип работы, думаю разберусь. — улыбка тронула губ и руки в следующее мгновение потянулись к ароматному кофе стоящему на столе. Хоть что-то приятное во время этой беседы. — А вот касаемо «велосипеда» вы не правы, мистер Квон. Думаю, этому бизнесу уже давно требуется второе дыхание, ведь качественные изменения покажут в дальнейшем качественные результаты. Отдел логистики, кажется, вообще сейчас не занимается особо ничем, кроме плевания в потолок. А это я заметил просто пробегаясь глазами по тексту, что вы сами мне предоставили недавно в руки.
Джонсон мимолётно успел заметить, как нервно дёрнулся чужой кадык, словно в порыве что-то возразить, но чужой рот всё также оставался закрытым, и он внутренне ухмыльнулся. Шатен действительно добивался примерно такой реакции.
Создавать открытый конфликт с мужчиной он естественно не будет, так как тот всё ещё пока является правой рукой его отца.
Только потому, что этот человек является правой рукой его отца.
Квон явно не глупый и сам понимает, что здесь чужой, как по расе, так и внутренне. Пришедший сын Мартина действительно проявил открытое намерение полностью взять всё в свои руки, что не сулило ничего хорошего для корейца, которого теперь подвинуть будет не сложнее, чем любого обычного сотрудника низшего статуса.
—Если мы закончили, то давайте попросим девушку принести счёт, потому что я уже спешу.
Сквозь ужасно натянутую улыбку всё же согласился Квон, рукой подзывая официантку к их столу. Выйдя через несколько минут на улицу, Ларри неловко поёжился, не ожидая, что слабый ветер на улице окажется таким морозным. Зима потихоньку подкрадывалась к их небольшому городку.
—Привет, кофе? — предложил парень, подходя к стоящему возле ресторана шатена.
—Спасибо, уже хватило по горло за сегодня. — раздраженно ответил тот, засовывая руки глубоко в карманы куртки.
—Тогда можно и чего покрепче. — ухмыльнулся Трэвис, краем глаза улавливая, как со второго входа в кафе выходит Квон Ли. — Снова этот китаец? — удивленно спросил он.
—Квон кореец, но один хер – да. Я ещё ничего сделать не успел, а он уже на горло давит, желая вдолбить мне в голову свои правила работы.
Парни начали выдвигаться в сторону ближайшего бара. Что покрепче действительно не помешало бы.
—Салл знает про твои планы? Где он вообще, ты его по дороге успел потерять?
—К отцу пошел. — коротко отозвался Ларри, не желая давать ответа на первый вопрос. Блондин на это уже во второй раз поднял брови, даже останавливаясь на долю секунды.
—К отцу? Не знал, что он до сих пор с ним продолжает поддерживать связь.
***
Салл нервно теребил пальцами, ожидая пока входная дверь перед ним откроется. Цветы, расположившиеся на коже под одеждой из-за чего-то уже не вызывали столь сильное отвращение и собственное чувство грязноты, и, кажется, впервые не стыдится идти к отцу с тем, чего на собственном теле изменить не может.
В комнате привычно пахло алкоголем и дешёвым табаком, но на удивление Генри Фишер стоял у раковины, всё же держась на ногах.
—Привет. — как-то тихо, неуверенно…
