***
– Он тоже наш друг! – возмущенно говорит Фелпс. Он старается не шуметь, дабы за дверьми их спальни диалог не очень был слышен, но его девушку подобный факт явно не волнует. – Но он изменил! Трэвис, когда они играли в драму – это одно, но когда Салл едва не ловит паничку и приезжает к нам в слезах, то эта ситуация уже имеет другой характер. – на тон громче вторит ему Эш, складывая руки на груди. Её порядком начинала бесить сложившаяся ситуация. – Если так хочешь, то оправдывай Ларри и дальше, но сейчас Фишеру будет лучше улететь с этим иностранцем подальше отсюда, чтобы их больше ничего не связывало. Если Ларри не готов взять ответственность за свои поступки, то никакие отношения им и близко не светят. – Это их личное дело, Эш. Ты не имеешь право вмешиваться или решать за Фишера. – Пока он находится в таком состояние, я буду делать то, что посчитаю нужным, дабы ему снова не было так больно. – зло выплюнула Эшли и тут же направилась к кровати, юркнув под одеяло. Трэвис открыл в спальне окно и закурил, когда она продолжила уже спокойнее – Какой раз он изводит себя? Третий? Я просто переживаю за него, Трэвис. Если они не способны ни на что, кроме как терзать друг друга этими чувствами и играми в горячо-холодно, то лучше им будет подумать за свое будущее. За будущее порознь. Трэвис качает головой, но не спорит. Доля правды в словах действительно была, ему просто не хотелось этого признавать. Завтра точно нужно будет связаться с этим говнюком. Слишком много успел натворить Джонсон. Блондин нервным движением тушит сигарету и направляется в постель к возлюбленной.***
Ларри неприятно морщится, когда в сознание врывается неприятный звук. Проходит немало времени, прежде чем он осознает, где находится источник звука и тянется к нему рукой. Телефон буквально разрывается, и парень сонно прикладывает гаджет к лицу, даже не посмотрев на имя абонента, что так настырно пытается до него достучаться. Через секунду на ухо кричат и это немного таки помогает протрезветь. – … ни черта у меня потом не получишь! – слышится разъярённый голос абонента, что Ларри узнает сразу. Он резко садится, но тут же морщится от головокружения и легкого чувства тошноты. – Безответственный и ни на что не способный. Если через пол часа тебя не будет в офисе – о компании можешь не мечтать. В телефоне слышатся гудки, и Джонсон моргает несколько раз, прежде чем вглядеться на время на дисплее. Видя двенадцатый час дня, его накрывает холодный страх. Он вовсе забыл, что имеет работу и прямые обязанности. Квартира оказывается ожидаемо пуста, преподаватель так и не вернулся. Джонсон вздыхает и далее его жизнь напоминает дешевую комедию. Мысли забиты отнюдь не работой, но он бегает по квартире, ища вещи, что могут сойти за не слишком мятые и роется в аптечке, другой рукой вызывая такси. Когда парень слишком уходит мыслями в личную драму, то несколько раз спотыкается и едва не забывает закрыть квартиру перед выходом. В такси его подташнивает, даже выпитые ранее таблетки пока слабо действуют, поэтому приходится выйти на одну улицу раньше и направится на работу пешком по холоду. Когда перед Мартином Джонсоном, директором холдинговой компании, является его отпрыск с жутким перегаром, красными от холода щеками и мешками под глазами, то он едва сдерживается от желания выпороть того ремнем при всех в офисе. Из кабинета приходится выгнать собственную секретаршу и долгих пятнадцать минут проводить сыну исправительную беседу, в основном на повышенных тонах. В ответ Мартину служила лишь тишина, поэтому, закончив с лекцией, он усаживается обратно в кресло во главе стола, и тяжело выдыхает. – Отец, я понимаю, что это наглость с моей стороны… – тихо подает голос Ларри, смотря, как мужчина тяжело потирает пальцами глаза. – Но отпусти сегодня с работы. С меня сейчас толку мало, а я потом все отработаю, обещаю. – Какой же ты невыносимый. – раздраженно вторит директор, наконец поднимая на Джонсона-младшего взгляд. – И как я воспитал такого безалаберного сына. Это мой последний шанс тебе, ещё раз подобная ситуация – я переписываю всё на Квона. Это ясно? – Да, отец. – Свободен. Парень едет в такси обратно домой, и неприятное чувство в груди лишь усиливается. В детстве он равнялся на отца, и разочаровать его для шестилетнего Ларри было самой страшной вещью на свете. Сейчас времена уже другие, Джонсон не трепещет от страха и восторга перед отцом, но реакция Мартина и осознание собственной ущербности давят на плечи тяжелым грузом. Далее он вспоминает Фишера и груз начинает давить ещё сильнее, от чего парень непроизвольно сутулится. Столько раз, будучи подростком, Ларри порывался защищать Мальвину. Он буквально физически ощущал ту ментальную нить связи, что образовалась между ними и единственное, за что переживал – дабы никто больше про эту нить не узнал. Эту связь видели и ощущали лишь они вдвоем. Это было чем-то слишком интимным, даже для того, чтобы делится с Трэвисом или Эшли. В те года он бы и подумать не мог, что спустя каких-то пять лет, Джонсон самостоятельно перережет эту нить тупыми ножницами, будто намеренно, делая это долго и мучительно. Зато теперь, отчетливо всплывали на поверхность все последствия того, к чему приводит столь долгое закапывание собственной головы в песок. Ларри едет домой и надеется найти на теле первый цветок, не смотря, насколько болезненно это может быть для него самого. Прохладный душ и ощущение наконец подействующих таблеток, заставляют вновь почувствовать себя живым. Ларри выдыхает и всё же направляется к зеркалу в полный рост в спальне. Он кропотливо осматривает собственное тело, не обращая внимания на подрагивающие от волнения концы побелевших пальцев. Скользит от худых ног к прессу, переходит на плечи, поворачивается спиной, пытаясь разглядеть. Спину приходится сфотографировать на телефон, ведь так ничего почти не видно. Но, когда и та оказывается чиста, то в последней надежде, парень заглядывает себе под белье, но сути этого не меняет – ничего. Абсолютно ничего. Желтоватая от нехватки солнечного света кожа чиста везде. Ни одного цветка или даже намека на него нет. Ларри воспроизводит в голове вчерашнюю ситуацию. Как чужой парень в его квартире наклонился к Саллу для поцелуя. Он понимал, что не видит, отвечает ли на поцелуй преподаватель, но ведь был уверен – ответил! Теория предполагаемой «измены» Фишера ссыплется в голове, словно карточный домик. Джонсон разом вспоминает все статьи, что читал в подростковом возрасте. «Татуировки соулмейтов - знаки, появляющиеся на теле одного из партнёров родственной души, если второй вступает в половой контакт со сторонним человеком. Ситуации с изнасилованием и принуждением сюда не входят, так как вызывают иной эмоциональный спектр у человека» Осознание бьет по лицу хлесткой пощечиной. Его страхи вмиг подтверждаются и произошедшей вчера ситуации уже нет никаких оправданий. Их не было и изначально. Ларри быстро достает телефон и трясущимися пальцами набирает знакомый номер, но вместо привычных гудков, по комнате разносится лишь сбитый вызов. Заблокировал. Пожелал выбросить. Из жизни, из головы, из воспоминаний. Ларри не может его в этом винить. В голове начинается целый рой из мыслей, что пытаются перекричать друг друга: «Он уже увидел, ненавидит, презирает… Ты ему изменил. Изменщик… Мизинца его не стоишь…». Джонсон зарывается пальцами в патлатые волосы и с силой их оттягивает, желая хоть как-то отрезвить мозг, но тот и дальше продолжает засыпать его гневными мыслями и обвинениями. Парень пытается судорожно сложить события вчерашнего вечера воедино. Был ли Фишер в квартире, когда он привел туда незнакомку с клуба? Определенно нет. Узнал ли он о вчерашнем, каким-либо способом? Определенно да, заблокированный контакт является лишь ещё один подтверждением данного факта. Ларри набирает номер Димы, но даже то, что друг берет трубку сразу, его не спасает. Дима лишь кидает, чтобы Джонсон сам разбирался со своими проблемами, которые сам же и создал, и бросает трубку. Ларри уверен, что в голосе друга было явное раздражение с осуждением вперемешку. После он отмечает, что Эду звонить толку будет также мало, но найти Фишера стоит, и единственным способом остается лишь один человек. Он набирает номер и неосознанно закусывает губу в нервном жесте. Гудки длятся достаточно долго, что не может не напрягать нервы. – Алло, Трэвис. Эшли с тобой? Послушай, я Салла найти не могу, трубку не берет. Может она знает, где он? – тараторит собеседнику Ларри, на что ответом ему служит тяжелый вздох и молчание. Он уже готовится к сбросу трубки, но собеседник всё же отвечает. Судя по голосу, делает это явно нехотя. – Ты идиот, Ларри. Просто кретин. Он у нас, приезжай. И по комнате вновь разносятся гудки, но на этот раз они не огорчают. Ларри спешит в коридор, вызывая себе на ходу машину. Он почти уверен, что Фишер его сейчас не простит, но ему просто жизненно необходимо увидеть Мальвину хотя бы на минуту, даже если потом его выгонят из квартиры. Заслужил. Он всё это заслужил. Джонсон не помнит себя, когда бежит по лестнице, а после – стучит в чужую дверь, что есть силы. В голове стоит ужасным шум от таких действий, вперемешку с нервами и остатками похмелья, но он молчит, лишь немного покачивается в сторону, когда ему таки открывают и позволяют войти. Ларри разувается под молчаливым взглядом Кэмпбелл и чувствует себя некомфортно, но молчит. Молчит, и когда знакомым маршрутом заходит в гостиную квартиры, где наблюдает Трэвиса. Одного. Друг тут же подскакивает и Ларри лишь сейчас замечает тишину в квартире, что выдает наличие лишь троих человек в комнате, и решается задать вопрос: – Трэвис, я что-то не пойму, а… – гость неопределенно махает в воздухе рукой, но его мягко ведут на кухню, где Эш делает им чай, открыто показывая мимикой свое недовольство, касаемо присутствия Ларри в их квартире после случившегося. Джонсон быстро смекает, где ночевал Мальвина этой ночью. Он делает глоток чая, но пристально смотрит Трэвису в глаза. Ларри буквально кожей чувствует напряжение в комнате, и видит, как неловко другу напротив, но впервые не обращает на эти мелочи никакого внимания. Трэвис бросает мимолетный взгляд на девушку, та закатывает глаза, но покидает кухню. – Прости, Лар. Так было нужно. – выдыхает блондин, и Джонсон чувствует себя таким глупым от полного непонимания ситуации.***
День для Фишера проходит, словно в тумане. Утро он проводит с Эшли на кухне, за чашкой чая. Если не брать во внимание ту часть, где подруга силой впихивала в него успокоительное, то завтрак проходил вполне мило. Потом он собирается с духом и едет к Алессандро в отель, дабы озвучить свой ответ. – Oh, sono così felice! – пораженно выдыхает итальянец, сгребая в охапку стоявшего на пороге номера учителя. Когда Профачи отстраняется, то его синие глаза щурятся от сильной улыбки на лице. – Non speravo nemmeno che fossi d'accordo. Questa sarà una settimana indimenticabile. Салл смотрит на счастливого друга и впервые думает, что, возможно, сделал правильный выбор. Профачи вновь открывает вино, фыркая на слова учителя про алкоголизм, и они вновь мило общаются, обсуждая предстоящую поездку. – Я никогда не летал на самолетах. – признается Фишер и Алессандро тут же восторженно начинает рассказывать ему про красоту местных аэропортов. И также рассказывает смешную историю, связанную с первый полетом его итальянской подруги Карлы, что закончился трепкой нервов всего персонала, ведь та около десяти раз спросила у них за спасательные жилеты. Салл слушает историю и впервые за день смеется, чувствуя, как грудная клетка перестает отзываться той адской болью, что ныла раньше. Они сидят достаточно долго, пока на телефон Синеволосого не поступает звонок от Трэвиса. Тот почти никогда не звонит ему первый, но в этот раз преподаватель не удивлен звонку. – Он едет сюда. Салл, у тебя плюс-минус пол часа. – говорит ему друг по ту сторону и чуть тише спрашивает. – Ты уверен в своем решение? – Да, Трэвис. Салл сбрасывает вызов и с сожалением смотрит на иностранца. – Я говорил, что перед аэропортом мне ещё нужно будет отъехать ненадолго. – Я понимаю. – кивает Алессандро, провожая гостя к двери. Он кидает взгляд на настенные часы отеля и говорит на прощание, – У нас мало времени до вылета, не забывай. Я вызову такси к твоему дому. – Не нужно. – тут же слабо мотает головой Салл. – Я сам приеду к тебе и отсюда уже поедем в аэропорт.***
– Как это, блять, не у вас? – кричит Ларри, вскакивая со стула. На его выпад, в целом, никак не реагируют, а сильная рука давит на плечо, заставляя сесть обратно. У Трэвиса в глазах такая решительность, что становится страшно. Ларри чувствует нарастающую панику и приторный аромат освежителя воздуха, что, по ощущениям, уже начинает его душить. – Салл знает про… всё. Я имею в виду, абсолютно всё. Сомневаюсь, что здесь можно что-то изменить, и думаю, ты сам это должен понимать. – Блять, Трэв, я просил лишь сказать, где он. – раздраженно напоминает Джонсон, на что друг лишь согласно кивает. – Он и был у нас. Ночью. Но сейчас я вынужден был сказать, что Салл всё ещё здесь, чтобы он смог доделать, что нужно. – Я не понимаю тебя. – уже спокойнее говорит Ларри. Из груди невольно вырывается усталый выдох, и он осознает, что уже совершенно не имеет никаких сил препираться хоть с кем-то. – Сейчас он у вас в квартире. Собирает вещи, через час его ждет самолет. – Самолет… – пораженно повторяет шепотом Ларри. Что он натворил. – Трэвис, я прошу, отвези меня в квартиру. На машине будет быстрее! Когда блондин отрицательно качает головой, то у Джонсона появляется желание забрать ключи от машины силой или ударить друга. В голове лишь бьется желание не опоздать, успеть извинится и узнать – не станет ли это их расставанием навсегда. – Трэвис, прошу. Да, я мудак, но мне нужно с ним хотя бы просто увидеться. – Это глупо, Ларри. – Глупо было то, что я сделал вчера! – закричал Джонсон, в чьем голосе явно проскальзывали нотки паники. – А сейчас, я прошу тебя помочь мне все исправить. Хотя бы попытаться. – Я надеюсь ты понимаешь, что, если он не пожелает тебя видеть, ты тут же будешь должен сделать для этого всё возможное. – укоризненно произносит хозяин квартиры, но Ларри уже срывается с места и направляется в коридор, кидая: – Ну разумеется!