***
Несколькими часами ранее
Ветер забавно трепал кусок облезлой краски на большой букве «М» вывески приюта. Отрицая все законы физики, краска не желала поддаться и улететь прочь, вызывая у Алины в голове странные ассоциации. Не то, чтобы она испытывала восторг от сравнения себя с куском облезлой краски… но все же было какое-то щемящее чувство расставания. Керамзин — вовсе не то место, которое хотелось бы называть родным домом, а Ана Куя явно не совсем та материнская фигура, о которой Алина мечтала будучи маленькой. Только ничего другого у нее и не было. — Петр отвезет вас и поможет заселится в казармы. — лицо директрисы не выражало совершенно никаких сентиментальных эмоций, и Алина предпочла считать, что это из-за многочисленных расставаний прежде, а вовсе не из-за бесчувственности. — Ведите себя там пристойно, помните, где вы воспитаны, — девушка почти услышала мысленное «такое забудешь» Мала. — Особенно ты, Алина. Сейчас в армии много девушек, но все равно будь благоразумной! — Обязательно. — Все, езжайте, машина нужна мне обратно к завтрашнему утру, а Петр еще должен по пути обратно заехать за стройматериалами. Кинув прощальный взгляд на потускневшую вывеску, Алина села в старенькую Тойоту, как-то умудрившись с первого раза закрыть дверь. Мал сел спереди, сразу же пытаясь настроить допотопную магнитолу на хоть какую-то волну, к неудовольствию вечно молчаливого Петра. В конце концов из кряхтящего приемника рекой полился душевный шансон, и Оретцев, вполне удовлетворенный, уткнулся в окно. Все было как обычно, за исключением того, что теперь им не придется возвращаться обратно в Керамзин, но Алине отчего-то было неспокойно. Обогрев в машине едва работал и она только сильнее куталась в старый пуховик, пытаясь согреть вечно холодные руки. Мал же ее беспокойства не разделял, как всегда он излучал только оптимизм и веру в лучшее. Он называл предстоящую службу в армии (на которую Алина подписалась исключительно с ним за компанию) приключением, и, уплетая на заправке хот-дог, не переставал шутить свою глупые шуточки, в надежде вызвать у подруги улыбку. — Главное не грохнись в обморок сразу, как приедем. Такое себе выйдет первое впечатление. Девушка закатила глаза, скрестив руки на груди. — Хватит тебе, Алина, все будет хорошо. Мы ведь будем вдвоем, а значит, справимся с чем угодно. Алина почувствовала, как подпрыгнуло сердце, но ответить не успела. На заправку въехали два внедорожника, абсолютно черных, отражающих еще холодное весеннее солнце так, словно только выехали с мойки, и не мчались по захолустному бездорожью. — Поехали, — мрачно буркнул Петр, насторожено рассматривая вышедших из внедорожников амбалов. — Садитесь в машину. Явно обеспокоенный голос сопровождающего еще больше встревожил Алину. Но даже эта тревога не помешала заметить, как в одном из автомобилей опустилось тонированное стекло, и из окна выглянула девушка. Как она остановила взгляд на Мале и соблазнительно ему улыбнулась, ловя ответную улыбку. Под ребрами противно заныло и Старкова поспешила сесть в машину. Дверь в этот раз решила продемонстрировать свое упрямство и закрылась лишь с третьего раза. Но гораздо хуже этого был донесшийся смешок, без сомнения принадлежащий смуглой девчонке. Поднявшееся в груди негодование, заставило Алину с вызовом повернуть голову к незнакомке, но вместо красивой девушки, она столкнулась взглядом с мужчиной. Воздух застыл в горле, когда его серые кварцевые глаза прищурились, рассматривая ее лицо. По коже пошли мурашки, и девушка искренне обрадовалась, когда старая Тойота тронулась, оставляя злосчастную заправку позади. Но осталась тревога. Странная, необъяснимая, рождающая мысли о глубоком детстве которого она, Алина, совсем не помнит. И не хочет помнить! Не хочет! Ведь там что-то страшное, кошмары, которые мучают ее ночами, кошмары которые она даже не может описать, потому что каждый раз когда пытается это сделать, натыкается лишь на темную, непроглядную стену в голове. Поэтому даже сейчас не хочет знать, почему этот человек с кварцевыми глазами кажется знакомым. Алина хочет только чтобы Мал пересел к ней, на заднее сидение, чтобы успокоить, обнять, прижать к себе. Пусть она покраснеет, пусть будет глотать слезы обиды, но она знает — тревога уйдет. — Мал… — Что? Петр наверное будет недоволен, если она попросит остановить машину. Но Алина даже не успевает попросить. Замечает в зеркале заднего вида те самые внедорожники и сердце падает в пропасть. — Почему они едут за нами? — Потому что это трасса, Алина, и здесь все должны ехать друг за другом. — Мал оборачивается, и хмурится глядя на побледневшее лицо подруги. — Мне сесть к тебе? — Нет! — оба синхронно вздрагивают от голоса Петра, который крепко цепляется за руль. — Никаких остановок. — Но я только… — Я сказал нет! — мужчина бросил взгляд на зеркало заднего вида. — И сейчас же пристегните ремни. Особенно ты, Старкова. Дрожащими руками Алина с трудом пристегнулась. Тревога разрасталась, угрожая превратиться в панику или истерику. — Петр, что случилось? Он не ответил, но Старкова увидела его взгляд сквозь проклятое зеркало. Обеспокоенный. Вечно безразличный Петр смотрел на нее так, словно через минуту их всех не станет. Алина крепко зажмурила глаза, только бы не видеть этот взгляд. Но сквозь тьму век прорезался другой взгляд. И Алина поняла, что наверняка уже видела этот взгляд раньше. Этот взгляд в той тьме, что живет у нее в голове. Машина вздрогнула, набирая скорость. Петр грязно выругался, утопив педаль газа. Но внедорожники не отставали. Алина, обернувшись, уже даже могла различить фигуру водителя. Из груди непроизвольно вырвался тихий стон. — Алина! — Мал обернулся, натянув ремень до предела. — Смотри на меня! Смотри на меня! Его глаза метнулись за ее спину, к проклятым внедорожникам, выходящим на обгон. — Я обещаю тебе, что не дам ничему плохому случится с нами, слышишь? Я никому не позволю тебя обидеть. Смотри на меня! Смотри на меня! Смотри на меня! Смотри на меня! Он повторял это раз за разом. А потом мир взорвался. Свистом шин, скрежетом искорёженного металла, треском битого стекла. По новостям потом расскажут, что водитель старенькой Тойоты превысил скорость, и по несчастливому стечению обстоятельств, не смог избежать столкновения с выполняющим маневр синим универсалом. По новостям потом расскажут, что никто не выжил. Ни водитель, которого невозможно идентифицировать, ведь столкновение странным образом пришлось именно на него. Ни мальчик с девочкой, примерно семнадцати лет — сироты, без родных и близких, которые могли бы их опознать. В новостях не скажут о внедорожниках, стрельбе и простреленных шинах. Не скажут о том, как девочка раз за разом звала мальчика, кутаясь в чужую алую куртку, и вздрагивая от все время направленного на нее взгляда кварцевых глаз.