мысли полные тьмы

Солнце лениво ползло вдоль горизонта, освещая широкую террасу, на которой Алина сидела, укутанная в плед, и думала. О своей семье, знать о которой спустя столько лет было по меньшей мере непривычно. Она часто представляла родителей простыми рабочими, заурядными людьми, у которых не оказалось родственников или друзей, которые могли бы позаботится о ней. Теперь же Алина знала, почти наверняка (ведь причины Дарклингу врать она придумать не могла) знала, что отец был вне закона. Торговал оружием, и был, как принято говорить, уважаемым человеком. Но куда интереснее было с мамой, ведь именно она была причиной, по которой Алина теперь сидела на залитой солнцем террасе, все еще ощущая покалеченные ребра. Надежда Старкова была психотерапевтом, но после замужества бросила официальную врачебную практику, разрабатывая направление, которое считала крайне перспективным, но что более важно — полезным для дел мужа. — Многие из нашего круга посчитали ее исследования бредом на грани фантастики, но, как оказалось, мы ошиблись. — При чем здесь я? Лицо Дарклинга даже не дрогнуло, впрочем как всегда. Все его слова казались заранее продуманными, словно он смотрел на несколько ходов вперед собеседника. Алина справедливо считала, что вряд-ли, даже при большом желании, ей когда-то удастся пробить его безразличие. — Одна из черт твоего отца, которую все очень уважали — умение находить путь к любым людям, и получать из этого наибольшую выгоду. Одна из разработок, о которых он таким образом узнал, показалась ему слишком опасной, и он присвоил все данные. Когда об этом узнали, он закономерно стал очень удобной мишенью. Девушка съёжилась от холодного цинизма которым разило от этих слов. Но промолчала. — Когда его убили, стало ясно, что информация о разработке спрятана весьма необычным способом, в весьма необычном месте. — И где же? — В твоей голове. Алина поймала на себе внимательный взгляд серых глаз, в зрачках которых отображалось ее недоуменное лицо. Она нервно прижала ладонь ко рту, заглушив вырвавшийся смешок. — Жаль вас разочаровывать, но в моей голове даже правила русского языка с трудом держатся. — А еще ты легко забываешь лица, имена, события. Могу поспорить, тебе будет стоить огромного труда описать мне хотя бы какие-то события годичной давности. — Это можно сказать про любого человека, который жалуется на плохую память, товарищ Шерлок. — Но ведь у тебя не плохая память верно? Она скорее… ограничена. Старкова нахмурилась, вынужденная согласиться. Она всегда считала эту особенность следствием своей амнезии. Ведь память действительно была хорошей. Она могла бы до мелочей описать день аварии и еще один перед ним, и еще один раньше. Но в какой-то момент воспоминания становились размытыми пятнами, не важно, яркие моменты или обыденные вещи. — Хочешь знать, почему так происходит? — Подозреваю, что узнать мне придется в любом случае. Мужчина криво улыбнулся. — Твоя мать нашла способ использовать мозг человека, как флешку. Самую надежную в мире, к слову. Человек узнает информацию подсознательно, и не имеет понятия о своем знании, так что даже пытки становятся бесполезными, если только не знаешь что-то вроде пароля. — Если я здесь, значит ли это, что моя мать жива, и… Алина не закончила, тщетно пытаясь скрыть свою глупую надежду. — Мне жаль. Девушка криво улыбнулась, не отводя взгляда. — Нет, не жаль. Дарклинг тяжело вздохнул, подсознательно подавшись навстречу. — Ты должна понять меня, Алина. Я не пытаюсь стать святым, но я хочу сделать этот мир лучше. И если для этого мне нужно будет искупаться в крови, я пойду на это. — А если нужно будет убить меня? Кварцевые глаза стали непроницаемыми. — Могу только пообещать тебе быструю смерть. — Так почему не убить меня сразу? Чтобы никто не смог использовать… что бы то ни было. — Твой отец был моим другом. Он спас мне жизнь однажды, и единственное, чем я теперь могу отплатить ему — защищать тебя. — У Вас странная логика. Клянетесь защищать, но чуть что — убьете. — Поверь мне, Алина, иногда нет лучше защиты чем быстрая смерть. По коже побежали мурашки, не только от того, с какой внутренней уверенностью были сказаны эти слова, а и от того, что из-за ненавистной стены тьмы пришло осознание абсолютной истины этих слов. — Обычно так говорят злодеи. — Я не хочу чтобы ты считала меня злодеем. — Какая Вам разница кем я Вас считаю? — Никакой. Но тебе будет легче. Алина инстинктивно сложила руки поверх тугой повязки на ребрах. — Еще болит? Грубость зависла на языке, но, к счастью, не сорвалась. — Дарклинг — это настоящее имя? Мужчина сузил глаза, недовольный отсутствием ответа, но все же промолчал, ответив только: — Нет. — А какое настоящее? Он рассмеялся, и это показалось Алине самым искренним, что он сделал за весь их разговор. — Это было бы слишком просто, да? Если бы я ответил. — Зато честно. — Не жди от меня честности. — Ладно. Дарклинг долго смотрел на нее, пытающуюся выглядеть спокойной в лучах заходящего солнца, и это отчего-то пробуждало в нем забытое, жгучее чувство вины. Наконец отведя взгляд, он в который раз напомнил себе, что все его поступки были необходимы. Меньшее зло. Всегда меньшее. — Женя все еще злится на меня? — Нет, но она пока занята. Я верну ее тебе, как только можно будет. Девушка недовольно отвернулась. — Вы всегда говорите о людях, как о вещах? — Да. Привыкнуть к обескураживающей прямоте этого человека определённо сложно. — Это меньший из всех моих недостатков. — А какой больший? — Жестокость. Алина сдвинула плечами, невозмутимо ответив: — Могло быть и хуже. Дарклинг снова повернулся к ней, оставаясь все же невозмутимым. — Ты быстро перестала бояться. — Вы сказали, я вам нужна. Разве нет? Мужчина удовлетворенно улыбнулся. — Молодец, быстро учишься. Дольше проживешь. Алина ответила улыбкой не менее циничной. — Память у меня может и плохая, но то, чему учат в детдоме забыть сложно. Дарклинг сжал и выпрямил пальцы, и сдвинул брови, в жесте очень похожем на сочувствие. — Мне жаль, что не удалось найти тебя раньше. — Может плохо искали? Он выглядел недовольным этими словами. Даже сердитым. Алине нравилось. Что-то внутри, голосом кроткой девочки, вопило и просило остановиться. Но девочка, вдруг осознавшая свою важность и ценность, не слушала. — Характер тебе точно от отца достался. — Вам виднее. Укол. Она сама не знает, насколько точный и прицельный, но от этого суть не меняется. Дарклинг крепко сжимает челюсть. К счастью, девушка на него не смотрит. Все ее внимание принадлежит только опускающемуся за горизонт солнцу. Алина не отвернулась от него даже когда задала вопрос. — Расскажите о Ланцовых. — Откуда ты знаешь это имя? — Так уж случилось, что у меня есть уши. Мужчина ухмыльнулся, но сделал себя пометку в уме, что стоит напомнить Ивану и Федору о необходимости держать рот на замке в присутствии девчонки. — Александр Ланцов — глава одной из крупнейших преступных группировок в нашей стране. — И им тоже нужно то, что в моей голове? — Да, но Ланцов в куда большей мере приверженец принципа «не доставайся же никому», нежели я. Именно поэтому его люди устроили аварию. Им не было принципиально твое выживание. Им не было принципиально твое выживание. Алина снова криво улыбнулась, и подумала, что с этой недоулыбкой останется навсегда. С вечной иронией к собственной жизни. К тому, во что превратилась ее жизнь. А иначе она просто не выдержит. Дарклинг говорит о Жене как о вещи. «Верну ее тебе». Девушка уверенна, он говорит так и о ней, когда обсуждает планы, о которых ей, наверное, даже не нужно знать. Но об этом всем можно было бы с легкостью забыть, если бы Алина в самом деле не чувствовала себя вещью. Флешка, так ведь? Дарклинг сказал, что будет заботиться о ней и защищать в память об отце. Она не поверила. Просто потому что верить и доверять человеку вроде него было бы равноценно отказу от самого элементарного инстинкта самосохранения. — Мне стоит привыкнуть к этому, да? Что мое выживание не принципиально. — Это не так сложно, как привыкнуть к тому, что твое выживание нежелательно. Алина закатила глаза. Дарклинг кинул взгляд на часы, и девушка ухватилась за это, как за спасательный круг. — Вам наверное пора. — Наоборот, я жду прибытия весьма важного гостя. Поскольку ты уже окрепла достаточно чтобы ходить, я хочу познакомить тебя с той, кто поможет с воспоминаниями. Девушка резко повернулась, встретив изучающий взгляд серых глаз. Он хотел видеть реакцию. — Если информация так опасна, зачем доставать ее? — Чтобы за тобой перестали охотится Алина не отводила глаз. — Не правда. — Не веришь мне? — Поверю, когда пойму зачем вам спасать меня, если не для собственной выгоды. Дарклинг не ответил. Может, и не должен был. И встретившись с той самой женщиной, что должна «помочь с воспоминаниями», Алина была даже рада этому. — Вот значит ты какая, Алина Старкова. Ты здорово выросла. — Значит, и вы раньше знали меня. Женщина рассмеялась, обнажив ровные белые зубы. Алину невольно кольнула зависть. Незнакомке было не меньше шестидесяти, но выглядела она явно моложе. Только руки с по-старчески тонкой кожей выдавали ее, но во всем остальном… Строгий черный костюм, собранные в простую, но элегантную прическу волосы, идеальная осанка и чистый взгляд… Женщина источала силу. — Меня зовут Багра, девочка. И твоя мать очень давно была моей ученицей. — Значит вы сможете достать то, что она спрятала? Багра нахмурилась, и Алину это насторожило. — Как и полагается, ученик превзошел учителя. Но я постараюсь. Ее голос стал мягче, когда она вспомнила о матери Алины, но взгляд ни капли не изменился. И когда она заговорила уже к самой девушке, в голос снова вернулась сталь. — Только заруби себе на носу, ты не будешь просто бездельничать и ждать. Ты должна действительно хотеть вспомнить и отдать это воспоминание. Потому что это, в первую очередь, в твоих интересах. Алина тяжело сглотнула и кивнула, от страха не решаясь даже поправить мешающую повязку. — А теперь начнем. И мир обернулся адом. С того самого дня, как Алина переступила порог детдома, она всеми силами старалась удержаться подальше от воспоминаний. А теперь ее толкали туда, желая с головой окунуть во тьму, вопящую голосами монстров и людей. Багра день за днем заставляла ее закрывать глаза и идти сквозь тьму, пытаясь отыскать хоть что-то, что позволит вскрыть ее подсознание. И сны становились все страшнее. В них все еще не было лиц, не было ничего, кроме голосов, которые она не знала. Но точно знала, что те, кому принадлежат эти голоса, страдали. И с каждым днем, каждой ночью и каждым новым кошмаром, Алина все меньше желала возвращаться в комнату Багры, где окна задернуты плотными шторами, и где она теряет всякий покой. Взамен, Алина все больше думала о Мале. Каждый день и каждый час. Он ей нужен. Он слишком сильно ей нужен.