Непохожие, или ...?

      I       - Так значит, вы с этой решалой теперь подружки? – нейтральным тоном спросила Алёхина Юлю, сидящую рядом на лавочке.       Вика очень старалась, чтобы тон был именно таким – нейтральным. На самом же деле, в душе у кареглазой девушки бушевали нешуточные эмоции. Ей не нравилась Женя Мазур, не нравилась с самой первой встречи. От хвоста из темных волос, до белых кроссовок, от макушки до пяток. Не нравилась. Чем была вызвана эта неприязнь? Может, тем что Батюшка явно была в авторитете, и лидером в их новом учебном заведении? Алёхина не любила авторитетов и лидеров. Может, потому что Вика уловила, как изменилась Бандитка при Женином появлении, как сдала назад и прогнулась? Такие перемены в поведении Алёхиной не нравились тоже, ведь девушка на уровне интуиции понимала, что они означают, хоть и не смогла бы толком объяснить.       - Алёхина, её Женя зовут, – дружелюбно улыбнулась Чигринец, и потрогала насупившуюся Вику по плечу. – Ну ты шо, боксерша? Какие ещё подружки? Просто нормально пообщались, и всё… Конфликт исчерпан в общем. И её тут уважают, было бы полезно иметь с ней знакомство.       - Юлёк! Не надо держаться тех, кого уважают, надо делать так, чтобы уважали нас самих! – серьезно зыркнула Вика своими карими глазами. – Я не прогибаюсь. Я думала – ты тоже. А вот под неё почему-то прогнулась, уступила.       - Алёхина! Я тебе сейчас по морде тресну, честно! Шо несешь? Ни под кого я не прогибаюсь! – Бандитка начинала не на шутку закипать. – И вообще!? Шо за сдвиг на лидерстве? Зачем ты меня провоцируешь и настраиваешь против Батюшки? Хочешь что-то порешать с ней? Иди выйди раз на раз, я больше держать не буду, – с обиженным лицом Чигринец поднимается с лавочки, и направляется в училище, где уже прозвенел звонок с большой перемены.       - Та Юль! Погоди! Проехали, ладно! – Алёхина бросается следом за подругой.       II       Кое-как отсидев остаток скучных занятий, девушки выходят из пошарпанных дверей, и дружно вдыхают воздух свободы. Впереди были выходные, погода была прекрасной, как это обычно и бывает в середине сентября, и всё вокруг буквально кричало и манило к тому, чтобы гулять, отдыхать, и проводить время вне четырёх стен душных комнат.       Юля была всё ещё немного обижена на Алёхину за то, что та так бесцеремонно посмела упрекнуть подругу в возможности под кого-то «прогнуться», и почти всё время на парах девушки молчали, хотя обычно наводили сумбур смешками и шуточками со своей, уже излюбленной, последней парты.       - Ну ты что, Чигринец, так и будешь молчать? Не хватало ещё нам поругаться из-за этой твоей «её Женя зовут», зашибись, - обиженно пробубнила Алёхина, и толкнула светловолосую плечом. Девушки продолжали стоять на крыльце, и хмуро смотреть вдаль, засунув руки в карманы.       - Боксерша, ещё раз скажешь, шо она «моя» - надеру твою лидерскую задницу, – вдруг оттаяла Бандитка, и повернулась к подруге, улыбнувшись. – Ты лучше посмотри какая погода! Блеск! Пошли по городу слоняться, не хочу в общагу! – одурманивающий воздух этого «бабьего лета» окончательно стёр из головы Чигринец все непонимания сегодняшнего дня.       - Давай, «надиратель-задниц-всех-кроме-Жени-Мазур», пошли гулять, тоже домой не хочу, – с озорным гоготом Алёхина сбегает по ступеням крыльца.       - Ах ты, ондатра неразумна! – со смехом бежит вслед Юлька.       Чигринец не помнит, когда она в последний раз с такой же лёгкой душой радовалась наступлению вечера, и выходных, ведь сейчас ей не нужно было возвращаться в стены дома, наводящие на неё ужас каждым своим квадратным метром. У Бандитки была, какая-никакая, но своя крыша над головой. А также у неё появилась, какая-никакая, но подруга. Проводить время в компании пацанов - это конечно хорошо. Это закаляет, воспитывает силу духа, и характер, а также даёт уверенность в том, что тебя не предадут и не кинут, но всё-таки, что не говори, подруги играли важную роль в жизни каждой девушки. И светловолосая понимала, что именно подруги ей не хватало, хоть и никогда бы в открытую не призналась себе в этом.       До Алёхиной она не позволяла себе сближаться с девушками, так как всегда чувствовала исходящую от них угрозу, хитрость. Чигринец не доверяла им. А с Викой всё как-то получилось, само собой. Может потому, что Боксерша не была девочкой-девочкой в классическом образе, а была такой же пацанкой, как и сама Юля. Может Бандитка рассмотрела в ней что-то, что говорило о том, что этому человеку можно довериться и сблизиться с ним. А может и всё вместе.       В любом случае, время покажет. Покажет, хорошо ли Юля Чигринец разбирается в людях, и появится ли у неё ещё желание впредь заводить подруг. А пока был этот прекрасный вечер середины сентября, и этот дурманящий воздух вокруг, которому хотелось отдаться без остатка, раствориться в нём, дышать им каждой клеточкой своего тела, забыв о всех проблемах в своей голове, и о всех ссадинах на душе.              III              Небольшой заброшенный и неухоженный прудик в городском парке, по которому лениво снуют, растолстевшие по милости сердобольных граждан, утки. В грязном зеркале мутной воды отражается слегка розоватое небо, солнце на котором уже клонилось к закату. На поросшем травой берегу прудика сидели две девушки, подложив на прохладную землю свои сумки. В руках были одноразовые стаканчики из-под кофе, которые умело маскировали разлитый по ним крепкий алкоголь.       - Алёхина, ну вот ты мне скажи всё-таки – почему бокс? Ну типа, ты же такая мелкая, и тут морды чистить кому-то в огромных перчатках… - на щеках Чигринец уже играл легкий румянец от горячительного напитка и теплого ветра, обдувающего лицо. – Ну вот не вяжется у меня…       - Ну вот потому и бокс! Потому что всегда «мелкая». А ты почему всем и без бокса морды бьешь? А я тебе скажу – защититься хочешь, вот и я хочу, – Алёхина отхлебнула из стаканчика, поморщилась, и уставила взгляд в примятую траву под ногами.       - А ты от чего защищалась? У тебя вроде мамка приемная хорошая, никаких жестоких выродков в семье нет, - непонимающе спросила светловолосая.       - Юлька! Ну защищаться то не только дома нужно. В школе обижали, «мелкая, мелкая», во дворе. Друзей тоже особо не было. Даже на секции по боксу в основном только вражда и конкуренция… Мамка хоть и хорошая, но тоже многого не понимает… Нет у нас… Этого, как его? – Вика задумчиво лохматит волосы. – Контакта нет! Вот!       - Оттуда такой сдвиг на лидерстве? Из-за «мелкой»? - Юля пронзительно смотрит захмелевшими голубыми глазами, сидя сбоку. Алёхина не поворачивается и не отвечает зрительным контактом.       - Та нету у меня никакого сдвига, просто эта Мазур…! - начинает Вика, со злостью заламывая пальцы.       - Тю, боксерша! Стоп! Запретная тема, сейчас кого-то понесёт! – с доброй улыбкой перебивает Чигринец. – Проехали про сдвиги, и про лидерство.       - Как скажешь… – недовольно бурчит Алёхина, и снова отхлебывает алкоголь. – Юлька, слушай, а что, парень то у тебя есть? – темноволосая резко меняет тему разговора. Слишком резко, как показалось Юле. Причем на такую тему, на которую Чигринец не любит говорить в принципе, даже с близкими друзьями.       - Шо? Ты это к чему вообще? Не, нету, – хмурится светловолосая. – Придурки они все, - добавляет девушка, немного подумав.       - Вот тут согласна, – улыбается Алёхина, и поворачивает голову к подруге. – Ну а что, и не нравится никто? – испытующий взгляд хитрых карих глаз.       - Та конечно нет! Ты вообще видела – какие упыри вокруг? Кто тут может нравится, я тебя умоляю!? – с искренним удивлением округляет глаза Юлька. Пауза. – Хотя вот знаешь… Знаешь Алексея Владимировича?       - Это препода что ли? Питера Пена? – Алёхина громко хохотнула. – Ну знаю, и что дальше?       - Шо? Питера Пена? – улыбается Юля. – Почему Питера Пена?       - Та не знаю, кто-то со старших курсов говорил, что его так кличут, забей, – отмахнулась Алёхина, сгорая от любопытства, и продолжая обнажать зубы в широченной улыбке. – Ты к чему начала то про него, подруга, колись?       - Да так… - Юля замялась, и потупила взгляд. – Ну просто вот думаю, что такой мужчина мог бы мне понравится. Он, знаешь, такой… Надежный, спокойный… Не то, что все эти щеглы малолетние… С таким и семью можно, и не обидит он… - Бандитка рассуждала абсолютно искренне. Девушка даже в отношениях подсознательно искала защиты и тепла, покровительства. Хотела бы покончить с жизнью, каждый день которой был войной. Против себя и против всего мира.       - Чигринец! Только не говори, что ты в Питер Пена втюрилась? – Алёхина в искреннем удивлении уставилась на подругу, рассуждения которой её немного напугали.       - Та ты шо, дурна? – Юлька залилась искренним смехом, и долго не могла остановиться. Алёхина сидела рядом, и от созерцания этой картины непонимающе лыбилась, не зная, как реагировать. – Я говорю тебе – могла бы быть с таким, и если когда-нибудь и влюблюсь, то это будет что-то похожее, да. Но не препод из шараги, где я учусь, – прекратив приступ хохота, объяснила Чигринец.       - Аааа… Ну ладно, – выдохнула Вика. – А то я уж испугалась, Бандитка и Питер Пен, держите меня семеро, - прыснула Боксерша.       - А шо смешного? – обиженно надула губу Юля. – Думаешь не смотрелись бы?       - Нууу… Я думаю, тебе больше бы подошел кто-то другой, – медленно произнесла Вика. И будь Чигринец сейчас немного трезвее, она бы видела, как мучительно Алёхина пытается подобрать слова. – А вообще… Если честно, я думала ты это… По девочкам, – на одном выдохе выпалила Боксерша.       - Шо!? – Юля закашлялась, подавившись напитком из пластикового стаканчика. – Алёхина, ты шо, вообще дурна? Где я и где девочки?! Фу! – возмутилась Бандитка, прокашлявшись. – Я баб в принципе не перевариваю! Ну кроме тебя, Алёшенька, - со смешком Чигринец взъерошила темные волосы подруге, отчего у последней пронесся табун мурашек по спине.       Вдруг словно разряд молнии, в светловолосой голове пронесся образ синей олимпийки «Adidas», и карих глаз той, что её носит. Чигринец ошалело потрясла головой, и подскочила на ноги.       - Алёхина, давай это… По домам… Я шо то кажется перебрала на сегодня, – Юля испугалась внезапного образа в своей голове, и была очень растеряна. Было ощущение, что пронзительные глаза Алёхиной могли подглядеть эту картинку, хотя конечно умом Бандитка понимала, что это невозможно.       - Ээээ… Ну ладно, пошли, – растерянная Боксерша тоже поднимается на ноги, чуть пошатываясь.       Обе девушки покидают импровизированное «кафе» на открытом воздухе в растрепанных чувствах, и погруженные в свои мысли. У каждой для этого были свои причины. У кого-то внезапные и пугающие образы, всплывающие в голове, и выбивающие почву из-под ног. У кого-то слова подруги, которые почему-то ранили больнее любого лезвия по запястью, а ведь Алёхина знала об этих ранах вовсе не понаслышке.       IV              - Та шо значит, вы меня не пустите? Я тут живу! – кричала раскрасневшаяся Бандитка на вахтёра своего общежития. – Шо мне, на улице теперь спать?       - Девушка, ну что вы кричите? – строгий взгляд уставших глаз из-под очков от сонной старушки, укутавшейся в шерстяной платок. – Есть свои правила, распорядок. Вход после двадцати двух часов запрещен. В следующий раз думайте, пожалуйста, головой. Здесь вам не частный дом, а государственное общежитие.       - Та штоб тебя! – Бандитка бьет кулаком по стене и выбегает на улицу.       Спор продолжался почти двадцать минут, и захмелевшая девушка, уже теряющая самообладание, поняла, что проще ретироваться, дабы не создавать себе лишних проблем на будущее. Переубедить этого стража распорядка, со всеми симптомами болезни под названием «синдром вахтера» - не представлялось возможным.       - Супер, блядь! – громко выругалась Юля, рассекая кулаком уже прохладный ночной воздух. – И шо теперь делать?       В пьяной голове начали крутиться варианты, один за другим. И один за другим они также отметались. К пацанам из своей компании проситься посреди ночи было как минимум странно, тем более что все друзья Бандитки были в основном из неблагополучных семей, и жили в стеснённых условиях. Можно было бы конечно позвонить и попроситься к Алёхиной, но девушки попрощались как-то слишком скомкано, и Юле даже показалось что темноволосая чем-то обижена, так что этот вариант девушка тоже откинула.       Оставалось одно – дом. В конце концов она имеет полное право там появляться, когда ей захочется, хоть и не хотелось вовсе. Но сейчас этот вариант был предпочтительнее, чем сон на лавочке не слишком то теплой сентябрьской ночью. Сжав зубы, и кулаки, девушка направилась по направлению, которое когда-нибудь хотела бы забыть, как страшный сон.              V       - Вали отсюда, я тебе говорю! – кричала грузная женщина с крыльца обшарпанного частного дома, который больше был похож на сарай. Внизу на ступеньках стояла Юля Чигринец, опустив голову и сжав кулаки.       - Ты не можешь меня выгнать, мне негде ночевать. Завтра утром меня не будет. Это и мой дом тоже, я здесь прописана! – Чигринец подняла глаза, полные слез, на женщину, которая была её матерью.       - Та мне плевать где ты там прописана, тебе дали жилье, вот и вали! А сюда дорогу забудь, чучело ты непутёвое! – казалось, слюни из кричащего рта разъяренной дамы долетали до Юли, которая стояла довольно-таки далеко.       - Я не уйду… – тихо произнесла молодая девушка, изо всех сил сдерживаясь чтобы ручьи слез не потекли по горячим щекам.       - Ах тааак?! – женщина спускается по ступенькам, и оказывается прямо перед своим ребёнком, который поднимает на неё свои ясно-голубые и влажные от подступающего отчаяния глаза. Но ни один мускул не дрогнул на жестоком и озлобленном лице Светки от этого зрелища. Казалось, это даже только больше разозлило её. – Не уйдешь, говоришь? – шипит женщина в лицо своей дочери.       - Нет, – тихо произносит Юля, не отводя глаз.       - Ну тогда не жалуйся! – вскрикивает мать, и со всей силы бьёт своего ребёнка по лицу.       Где-то подсознательно Чигринец была готова к этому, это случалось не раз, и не два. Но ведь всё равно каждый раз невозможно не лелеять в душе надежду, что может хоть в этот то раз, но что-нибудь изменится? Может хоть в этот раз она получит тепло и понимание, а не удар? Но нет. Всё также. Всё по-старому. Девушка хватается за лицо, и, уже не сдерживая слез, выбегает за калитку отчего дома.       По пальцам размазывается что-то тёплое и красное, у девушки рассечена бровь. Очередная отметина материнской любви. Или скорее клеймо искалеченного ребенка, которое заживет, но всё равно останется навсегда.       Светловолосая бежит по дороге, размазывая слёзы и кровь по лицу. Бежит быстро и далеко. Не знает куда, не знает зачем. Но ей кажется, остановись она – и её догонит и размажет собственная беспомощность.       Вдруг в лицо слепят фары, и раздаётся звук от резкого торможения шин. С заднего сидения выпрыгивает фигура, и устремляется навстречу обезумевшей от боли, не физической – моральной, Чигринец.       - Хорош-хорош! Малая, ты? – Юля слышит голос, который как она поняла буквально за долю секунду, она бы хотела слышать сейчас.       Несколько мгновений – и светловолосая уже рыдает лицом на плече, на которое была накинута синяя олимпийка, и пачкает его красной липкой жидкостью. Обладательница плеча лишь растерянно моргает своими пронзительными карими глазами, и гладит сотрясающуюся от рыданий спину своими сильными, и, к удивлению Чигринец, очень нежными пальцами.