Лето в деревне или проделки в старинном духе.

Глава 17. Когда мы появились в имении Кавериных, нам были очень рады, особенно маменька Кати. Евдокия Никифоровна не знала, куда меня усадить. Нас провели в комнату Кати. Мой взгляд скользнул по комнате, но девочки нигде не было, ни возле стола, ни на кровати. По идеи Катька должна была лежать на кровати под одеялами, но ее там не было, и вообще, кровать была идеально застлана атласным розовым покрывалом, а на нем ровно в ряд стояли подушки в розовых наволочках с идеально расправленными рюшами и бантами на них. Кто здесь? — послышался тихий голос Кати. — Катя? — настороженно спросил я. Мне вначале, показалось, что этот голос исходит из недр кровати. Я коснулся ее мягкой поверхности и подумал: «Что за глупость? Кому вообще могло понадобиться заточить девушку внутрь постели?». Мой взгляд быстро заскользил по комнате с убранством в розовых тонах, с совершенно одинаковым декором на всех предметах интерьера. Будь, то, чехлы на креслах, покрывала на кровати, наволочки на подушках, шторы на окнах, все это блестело розовой, гладкой, атласной поверхностью, украшено из того же материала, одними и теми же рюшами, бантами и цветами из атласных розовых лент. Я снова пробежался взглядом по комнате и окликнул: -Катя, ты где? -Я здесь… Теперь голос слышался откуда-то из стены. — Катя мы не можем тебя найти! — отозвалась Настя и Ксюша. — Мы не видим тебя. Подай нам знак — сказал я. — Я не могу. — Зачем ты спряталась? — Это не я… это моя маменька. Я ничего не мог понять. Танька меня толкнула под бок, хихикнула и указала в сторону окна. Настя и Ксюша тоже посмотрели в ту сторону и улыбнулись. Возле одного из окон, оборки атласных штор были слегка оттопырены. Мы все подошли к нему и отодвинули их. За шторами оказалась уже знакомая колыбелька. В ней я надеялся увидеть Катю. Но вместо нее, в кроватке, почти все пространство занимал пухлый, мягкий, розовый сверток, перевязанный белыми атласными лентами. Пухлый, мягкий, предмет был из того же атласа и украшен теми же рюшами, что и все вокруг. Совершенно неподвижный сверток, похожий на податливый кокон, лишь в верхней части имел отверстие, задрапированное кружевными оборками. Я осторожно их отодвинул и в обрамлении кружев увидел улыбающееся личико Катеньки, точнее его половину. Кружева доходили до самых бровей и губ, прятали половину щек. Теперь мне все стало ясно, почему Катя не выдавала своего местоположения в комнате, она действительно этого не могла сделать, поскольку была совершенно беспомощной в плену всех этих постельных принадлежностей. Девочка даже ни капельки не могла пошевелиться в своем мягком тугом коконе, настолько плотно она была спелената. Я не удержался и всплеснув руками совсем по девичьи, сладко молвил: -А кто это у нас? Какая прелестная куколка! Наша миленькая ляля здесь спряталась! — Катька кто это с тобой такое сделал? — спросила ничего не понимающая и сильно удивленная Таня. В ответ Катя совсем уж по-детски проагукала. Мы все рассмеялись, а на лице Татьяны отразилось еще большее удивление. — Катя милая, как ты себя чувствуешь? — спросил я. — Спасибо Саша хорошо, лишь чуточку горло болит. Мама вчера меня туго спеленала, а после приема лекарств, я уснула и сильно вспотела. Маменька пару раз за ночь меня перепеленала и теперь я себя чувствую на удивление намного лучше — ответила девочка. -Катя ты без нас решила поиграть в «дочки-матери»? — спросили Настя и Ксюша. — Это меня маменька наказала пеленками, за то, что я вставала с постели и не хотела принимать горькие лекарства. Она сказала, что будет намного лучше, если я буду хорошенькой, маленькой девочкой и превратила меня в младенца, мне придется, находится в пеленках до полного выздоровления. А для еще большей надежности, маменька превратила меня в этот чудесный кокон из мягких пеленок, одеял, атласа и кружев. — Вы меня простите, но я все равно ничего не могу понять, что все это значит… — отозвалась Таня. И Настя, и Ксюша, во всех подробностях рассказали девочке о наших немного странных играх и о том, как я тоже превращался в такую же прелестную кроху. А потом я понял почему Таня не знает об этой странной игре. Просто, когда меня таким сделали в первый раз, в мой 12 день рождение и таким обратно привезли в имение тетушки, Таня, отсутствовала. Были Дарья и Софи именно они меня спеленатого таскали на руках. Моя тетка сразу с них взяла обещание чтобы они об этом особо не распространялись. А потом Татьяна хмыкала, с восхищением хлопала ресницами и поглядывала, то на меня, то на блестящий сверток, в который была превращена Катя. Поскольку Кате нельзя было вставать с постели, да и не могла она этого сделать при всем желании в своем состоянии младенца, то прислуга накрыла стол в ее комнате, возле кровати, с которой было снято покрывало и подушки. Мне с Татьяной предложили сесть на кровати, а Насти и Ксюши напротив в мягких креслах. Вскоре пришла мама Кати, она достала из колыбельки блестящий кокон и подала мне его на руки. Часть тугого, блестящего, совершенно негнущегося свертка, который теперь из себя представляла Катя, оказалась на кровати, а часть у меня на коленях. Теперь она была моей дочкой, а я ее матерью, хотя нет, я ведь был не в платье, о чем сильно сожалел, как впрочем, и том, что больше никогда не стану дочкой Кати. Мне теперь хотелось две вещи быть наряженным, как мои сверстницы, а потом чтобы они меня превратили в младенца и заточили в такой же блестящий кокон. Снова ощутить тугие, мягкие, равномерные со всех сторон объятия нежной ткани, которые постепенно сделают меня совершенно беспомощным, в полной зависимости и власти женщин. Мы пили чай с конфетами и моими любимыми плюшками с абрикосовым вареньем. Катю я кормил из ложечки и поил из детского рожка чаем. Кате, моя забота очень нравилась, и она была очень рада что мы все гурьбой пришли ее проведать. Мы болтали, не умолкая о всяких пустяках, делились разными новостями из окрестных имений. Но больше всего я был рад видеть Катеньку живёхонькой, веселенькой и почти здоровенькой. Ее сверкающие зеленые глазки в обрамлении кружев меня очень тешили. Когда мама Кати поведала, что позавчера вечером, Строганыха снова засекла, почти до смерти, очередную девку, Таня всплакнула, и поведала, кто эта новая девка, что она сегодня утром появилась у нас в имении. Таня была умной девочкой, поэтому ни слова не упомянула о визите Феофании к нам. Ксюша поведала нам очень занимательную новость. Оказывается Гришку и Мишки его матушка тоже подвергли суровому наказанию. Их, как и меня обрядили в юбки. Отец моих сельских приятелей не возражал столь странному действию со стороны женщин. «Если этим сорванцам не помогают плетки, тогда быть может, помогут юбки! Ведь после того как Эвелина Воронцова обрядила своего племянника в платье, в доме воцарился покой и тишина. За целое лето в имении не было ни единого поджога, ничего серьезного в доме не разбито и кошки с собаками остались совершенно целыми. Если дисциплина юбкой действует столь безупречно, то почему бы ее не применить, для воспитания этих засранцев» — рассудил отец Мишки и Гришки. Потом Таня рассказала всем, о том, как я просил ее, чтобы она меня с другими горничными, снова нарядила в девочку и том, как я был опечален пропажей платьев. Своим рассказом Татьяна ввела меня в сильное смущение. Я ожидал, что надо мною будут насмехаться, но вместо этого все девочки выразили мне сочувствие, особенно Катя сочувствовала. Ей, как и Тане было очень жаль расставаться с девочкой Александрой. Евдокия Никифоровна не преминула тоже упомянуть, что из меня действительно вышла прелестная девица, и еще ее восхищало то, с каким я изяществом носил дамский наряд. Мы пробыли у Кати почти до самого вечера, а когда солнце начало клониться к закату, отправились домой. Ехать домой недалеко, чуть больше четырех верст, хотя если пешком через пригорки, рощицу и мимо озера две с половиной версты не более, поэтому я сначала решил отвести Настю и Ксюшу по домам, а затем проведать Мишку и Гришку и только после этого с Татьяной отправиться домой. Но Ксюша и Настя начали уговаривать меня, немного повременить с этим. Они, прежде чем отправиться домой, тоже очень хотели увидеть моих приятелей в юбках и если повезет, над ними немного потешиться и поиздеваться. Нет, мои подруги не были злопамятны, скорее наоборот, они как раз хорошо умели прощать, но, как и все женщины не могли упустить такой шанс в свершении маленькой мести и получении от этого чисто женского особого удовольствия. Имея душу девочки, я их очень хорошо понимал, и мне ничего не оставалось, как согласиться. Уже с самого начала, предвкушая потеху, мои подруги все время хихикали, пока мы ехали к имению Николаевых.