посвяти свое сердце

Боль. Страх. Ужас. Гнев. Одиночество. Хаос. Все смешалось в единую субстанцию, липким слоем облепившую Чонгука со всех сторон. Он сидел на земле, чувствуя под собой что-то вязкое, не в силах оторвать взгляд от головы титана, что возвышался над стеной. От него валил пар. Глубоко посаженные глаза словно смотрели мальчику в душу — внутри все переворачивалось от страха и неверия в то, что это происходило на самом деле. «Но ведь титаны не могут быть такими огромными», — отчаянно подумал Чонгук. Голова раскалывалась надвое. Он схватился за нее и скосил взгляд на валун, упавший неподалеку от них с Поко. А где был сам Поко? Он убежал? Но куда?.. На земле валялся его драгоценный мишка, от хвостика до лапок испачканный в крови. — Титан! — в ужасе завопил кто-то. — Тот огромный титан, он пробил стену! — Чего расселись?! — заорал солдат из гарнизона, сжимая в руках УПМ и клинки наизготове. — Быстрее, двигайтесь к реке! Там должны быть корабли эвакуации! — мужчина толкнул несколько испуганных до безумства людей в сторону порта. — Давайте же, олухи, быстрее, если не хотите, чтобы титаны сожрали вас! — солдат побежал дальше, подгоняя дезориентированных и шокированных людей. Ему самому было страшно так, что дрожали поджилки и подкашивались колени, но он поклялся служить человечеству. Сейчас он не человек, он солдат. — А?.. Малявка, ты чего разлегся здесь? Поднимайся, живо! — заорал на Чонгука солдат, подхватил его обессиленное тело за подмышки и поставил на ноги, но безвольный мальчик вновь упал. — Да ты что ли из ума выжил?! — Я… я… — промямлил Чонгук, от шока не понимая, что происходит. Его окатило волной ужаса, желудок свело, но вырвать повторно было уже нечем. Запах крови — такой насыщенный, металлический, ярко выраженный — он оседал на стенках носа и в глотке, отчего Чонгука сковывали рвотные спазмы. Но мальчишка взял себя в руки и вскочил сначала на четвереньки, а после и на ноги. Некогда было здесь рассиживать, титаны уже могли добраться до его приюта, а там сестры, там братья! Там Поко! Чонгук схватил кровавого мишку, прижал его к груди и со всех ног понесся к дому, молясь лишь об одном — чтобы все они были живы и здоровы, чтобы Поко предупредил сестер и всех воспитанников, чтобы солдаты спасли их. Солдат, наблюдавший за ним, от удивления опустил клинки. — Стой… Стой! — заорал он. — Куда бежишь?! Там титаны! — но мальчик его уже не слышал. На периферии взгляда Чонгук мог видеть, как через пробитую дыру в Шиганшину начали пробираться титаны, некоторые из них достигали пятнадцати метров роста — выше, чем дома в центре города! Чонгук зажмурился так крепко, что глаза заболели, а перед взором запрыгали белые пятна. Это не могло быть правдой. Это страшный сон, один из тех, что мучил мальчишку в последние дни. Как мог один титан прорвать стену? Чонгук замотал головой, прогоняя в сторону наваждение, но оно не отступало. Мальчик не мог смириться с тем, что воцарившийся вокруг ужас — не плод его воспаленного воображения. Обломки стены валялись на много миль впереди, разрушившие целые дома, не говоря уже о всех тех несчастных, кто встретил смерть во время обвала. Трупы лежали перед Чонгуком через каждые несколько метров. Нет, горы трупов: с оторванными конечностями, без нижней или верхней части тела, с размозженными головами. Мозги несчастных расплескались по улице, точно случайно вылитая банка красок. Кровь хлюпала у Чонгука под ботинками, брызгами усыпая его одежду и лицо. Мишка, что он сжимал в руке — единственное, что придавало ему сил бежать дальше через боль и животный ужас. «Неужели я умру сегодня? Неужели я умру вот так?», взахлеб ревел Чонгук. «А как же море? Я умру, так и не увидев море?!». Легкие жгло от бега и слез. Чонгук резко повернул голову в сторону, повинуясь инстинктивному чувству, и увидел титана чуть выше двухэтажного дома, гоняющегося за какой-то девушкой. Чонгук зажал окровавленной ладонью рот и свернул за угол, пробираясь к дорожке приюта. Титаны словно обезумели, увидев такое скопление сбитых с толку людей. А те становились легкими мишенями. Чонгук слышал, как жрали детей, взрослых и стариков у него за спиной: как они кричат в предсмертной агонии, как хрустят кости — такие хрупкие — как обрываются жизни, мечты, цели… Все пропадало в пастях титанов, жравших людей безо всякого разбору. Чонгук в ужасе увидел, как огромный демон схватил беременную девушку, ту самую, что они повстречали на центральной улице какими-то жалкими часами ранее. Она кричала, по ее лицу катились огромные слезы вперемешку со слюнями и соплями, а титан улыбался ей жуткой улыбкой, отчего ее смерть становилась еще страшнее. Титан сжал ее в руках так, словно она ничего не весила, и кровь брызнула во все стороны, омывая все вокруг. Монстр раззявил мерзкую пасть, бросил в нее бьющееся в предсмертных агониях тело и щелчком двух мощных челюстей раскусил напополам. Ее ноги упали вниз — Чонгук видел это словно в замедленной съемке, а следом перышком упала и лента, что обтягивала ее живот. Чонгука вновь вырвало желчью. Горло свело спазмом, когда в нос ударил запах свежей крови, слез, пота и отчаяния. В одно мгновение на Земле начался настоящий Ад. Солдаты изо всех сил защищали население, вступая в открытое сопротивление с титанами, но захмелевшие головы, дезориентация и страх застилали пеленой глаза. Чонгук увидел, как солдат, используя УПМ, взлетел в воздух и собрался маневрировать, но не успел даже поднять руку, как его в лепешку раздавил титан, сравняв со стеной перед ним. Лишь кровавое месиво из костей, крови и мышц говорило о том, что когда-то на этом месте был человек: живой, со своей семьей, секретами, мечтами, с желанием жить… А теперь его нет. Чонгук запнулся и едва не полетел ничком вниз, но выровнялся и из последних сил, словно бы от этого зависела жизнь всего человечества, понесся к приюту. — Ах ты, тварь! — заорал товарищ погибшего солдата. Слезы градом катились по его лицу. — Убью, мразь! Порежу на кусочки! Тросы с гарпунами вылетели из его УПМ и вонзились прямо чудовищу в глаза. Титан принялся размахивать руками, но солдат оказался быстрее. Ловко маневрируя с помощью УПМ, он избегал прямой атаки, ныряя под конечностями титана, затем несколько раз зацепился гарпунными захватами за его изворотливое, мерзкое туловище, подтягиваясь к затылку, обнажил острые клинки и перерезал уязвимое место на шее. Титан перед смертью обнажил кривые, окровавленные зубы и упал на землю, пропахав ее безобразной рожей. Имела ли смысл эта маленькая победа? Эта месть чудовищу, погубившему ни одну человеческую жизнь? Чонгук не знал. Его лицо застилала пелена слез. — Защищать гражданских любой ценой! — заорал солдат, подняв вверх кровавый клинок. Его товарищи взвыли, как стая, подчинившаяся вожаку, и мигом разнеслись по разным сторонам, маневрируя с помощью УПМ. Мужчина повернулся, с отвращением посмотрев на лежащую под ним тушу, которая уже начал испаряться: — Протянуть хотя бы пару часов, сдержать их, эвакуировать гражданских… Даже если сдохнем, — он сжал пальцы на клинках. — Что же вы за твари такие? — спросил он сам себя, смотря, как пар после колоссального медленно рассеивается. — И откуда взялись? Тц… К черту. Рик, за мной, — крикнул он товарищу и, получив твердое «Есть!», взлетел в воздух. — Их намного больше, чем мы могли себе представить, — срывающимся от ужаса голосом крикнула девушка-солдат. Взлетев вслед за остальными, она ловко приземлилась пятками на покатую крышу дома и по инерции немного проехала вперед, сбивая черепицы. Титаны все наступали и наступали, от их шагов сотрясалась земля. Выше пятнадцати метров приближались неспеша, словно смакуя вкус победы, а мелкие твари ловко кидались вперед, чтобы поймать как можно больше людей. — Лиза, не смей останавливаться! — крикнул ее товарищ, молодой парень лет двадцати. Он, маневрируя, приземлился рядом и подскочил с полусогнутых колен. У девушки на глазах стояли слезы ужаса и неверия, что все это происходило взаправду. Наверное… каждый солдат в это мгновение испытывал то же, что и она. Кто-то рыдал взахлеб, кто-то сидел с отрешенным выражением, а кто-то, как командир их небольшого отряда, собрал все свое мужество и яйца в кулак и ринулся в бой. — Лиза! — заорал парень и схватил ее за плечи, резко развернув к себе. Что-то в ее лице заставило юношу ослабить хватку и отступить на шаг. Отчаяние. Горькое, липкое, неприкрытое. Опустошающее. Ее голубые глаза потухли. В них больше не было огня жизни, который он видел во времена кадетства. — Я не хочу умирать, Широ, — прошептала она. Крупная слеза покатилась по ее бледной щеке, обогнула скулу и спала к узкому подбородку, сорвавшись вниз. — Но ведь… Я сегодня… умру? — Широ изумленно смотрел на нее, не зная, не понимая, что он должен ответить. Соврать? Приободрить? Сказать правду? — Почему… я должна умереть именно сегодня? Черт… А моя семья? Кто скажет им о том, что меня больше нет? — Лиза упала на колени и громко закричала. Десятиметровый титан с жутким выражением недовольства на лице обернулся и пошел в их сторону. — Черт, нет, нет, нет, — зашептал в ужасе Широ и кинулся поднимать безутешную девушку. — Лиза, прекрати немедленно! Поднимайся! — заорал он, но в его хватке она была точно тряпичная кукла — руки безвольно повисли, лицо осунулось, взгляд стал неосмысленным. — Титан идет прямо к нам! Вставай немедленно, твою мать, если не хочешь здесь подохнуть! — А смысл? — горько рассмеялась Лиза, внезапно жестко посмотрев на Широ. — Сожрут меня сейчас или умру, сражаясь — мои минуты сочтены! Я сдохну здесь и сегодня, словно меня никогда не существовало, словно все годы, что я посвятила обучению и службе, ничего не значат для этого мира! Я просто… умру… Перестану существовать, — Лиза склонила голову и принялась рыдать так громко, что еще несколько титанов, оскалив пасти, побрели к ним. Широ в ужасе огляделся. Они сидели на крыше, их окружали демоны. — Ты, гребаная идиотка! — заорал парень, схватил ее и смачно ударил по лицу. Девушка в шоке прижала ладонь к покрасневшей щеке. Из разбитой губы начала течь кровь. — Плевать мне на твои чувства, срать я хотел на твою жалость к себе, мне безразлично, сдохнешь ты сегодня или в глубокой старости. В первую очередь я, ты и весь наш отряд — мы солдаты! Мы поклялись отдать свои сердца за человечество, мы поклялись сражаться до последнего вздоха, до последней капли крови, нас учили сражаться с титанами большую часть нашей жизни не для того, чтобы ты сидела здесь и мотала сопли на кулак. Хочешь стать закуской? Ради всего святого, подыхай здесь, чертова трусиха! А я буду защищать гражданских, пока не кончится газ в баллонах, пока не смогу дышать, пока меня не сожрут! Но я умру воином, а не трусом! — Широ заорал ей в лицо последние слова с горячей ненавистью, подскочил с колен и побежал к краю крыши, туда, куда уже подбирался десятиметровый титан. Тросы с шипением выскочили, гарпунные захваты вцепились в соседнюю стену. Мелкий титан щелкнул уродливой пастью, стараясь сцапать солдата, но Широ вовремя увернулся и точным ударом вырезал кусок плоти на затылке твари. Титан завалился вперед и затих. Широ вновь выпустил гарпун, подскочил и пробежался по стене вверх, запрыгнул на крышу и чуть не оцепенел от ужаса. Титан десяти метров стоял прямо перед ним, смотря на юношу непередаваемым взглядом, словно вдруг осознал, что этот солдатишка пытался сделать. Он тут же замахнулся и со всей дури лупанул по крыше, целясь в Широ, но тот в последний миг сумел подпрыгнуть и отлететь в сторону. — Широ… — прошептала Лиза, сглатывая слезы. Она сидела на крыше, оглушенная, обездвиженная, безвольная и наблюдала, как ее товарищ сражается один. Десятиметровый оскалил на него зубы и кинулся вперед, стараясь задеть, но парень еще мог маневрировать. Он был лучшим в управлении УПМ в их отряде, значит, он сможет одолеть эту тварь? Правда ведь сможет?.. Огромные глаза девушки вновь наполнились слезами. — А?.. — тихо выдохнула она, заметив, что к ней почти вплотную подошел семиметровый гигант. Его огромные нахмуренные глаза смотрели на нее несколько мгновений, а потом он замахнулся и врезался уродливой мордой прямо туда, где сидела девушка. Лиза с визгом откатилась, вскочила на дрожащие ноги и побежала вперед. Вовремя используя УПМ, она умудрилась соскочить с места. Гарпун впился в какую-то деревянную перегородку на противоположной крыше, но та оказалась слишком слабой. Захват соскочил, не выдержав веса. — Нет! — закричала Лиза, беспомощно повиснув на одном тросе. Слезы и пот заливали лицо. Семиметровый с кое-где ободранной мордой, что уже начала заживать, источая пар, двинулся к ней. Несколько мелких титанов последовали его примеру. Лиза замахнулась клинком и вновь закричала, пытаясь отогнать тварей, как вдруг внезапно подлетевший Широ схватил ее на руки, выпустил тросы и унесся вперед. — Широ! — завопила она, всхлипывая словно маленький ребенок. Парень скинул ее на крышу и заорал: — Борись до самого конца! И с этими словами на губах сиганул с черепичного края вниз, а после вынырнул словно из ниоткуда. Десятиметровый, не отставая, следовал за ним по пятам. Он будто хотел лично прикончить человека, что сумел ускользнуть. В то же время семиметровая тварь, что гонялась за девушкой, незаметно подобралась ближе, раззявила пасть и заорала, обдав ту смрадом дыхания. Лизу едва не вырвало. Оттуда пахло кровью, гнилью и трупами. Оттуда пахло смертью. Девушка не стала рассиживаться, тоже подскочила и перешла на УПМ. Нельзя долго оставаться на одном месте — решила она про себя, резко утерла лицо от пота и слез, как раз вовремя, чтобы увидеть прыгнувшего на нее титана. Лиза в ужасе закричала и мигом перевела вес вниз, чтобы успеть скрыться. Гарпуны вонзились в стену первого встречного дома, отбив от нее каменные щепки. — Да отстань же ты от меня, тварь! — заорал Широ. Он вонзил гарпунные захваты сначала в ноги десятиметрового, затем подлетел и перевел их в поясницу, чтобы титан не успел схватить его руками. Пробежав по его спине несколько быстрых шагов, он вновь подпрыгнул и выпустил гарпуны, но не смог подлететь, потому что… его тросы поймал другой гигант. У Широ от ужаса расширились глаза. Он повис на крючке, как рыба, не в силах сорваться. Перерезать тросы — значит обречь себя на верную смерть. Остаться висеть — значит сдохнуть в пасти демона. Десятиметровый обернулся и впился в Широ взглядом. — Нет, — шепнул парень. — Нет, пожалуйста, нет! — заорал Широ, когда один из титанов схватил его в ладонь и потянул к себе. Его рот широко раскрылся, обнажая ровные, почти человеческие зубы, перепачканные в зловонной слюне, и красный скользкий язык. — Не-е-е-е-ет! — орал юноша, тщетно пытаясь вырваться. Но титан лишь сильнее сжал ладонь. Кости громко захрустели. — Широ! — закричала Лиза, стиснула зубы и понеслась на всех парах к напарнику. Мелкие титаны старались ее ухватить, но в девушке словно проснулась звериная ярость и скорость, на которую она думала, была не способна. Адреналин бурлил в венах, пульс стучал в ушах с такой силой, что заглушал все остальные звуки. Или то кричала сама Лиза? Девушка воспользовалась тем, что оба титана были отвлечены на Широ, взобралась с помощью УПМ на спину десятиметровой твари и со всей яростью, что таилась у нее внутри, заорала, перерезая ублюдку шею. Десятиметровый покачнулся и упал прямо на рядом стоящего титана, что удерживал Широ. Лиза спрыгнула и ринулась к нему, прямо на лету отрезав уроду руку. Но парень уже отключился от боли. Девушка подхватила его на руки, хотя он в несколько раз превосходил ее по весу, и в несколько прыжков на УПМ дотащила до безопасной крыши — настолько безопасной, насколько она могла быть во время нападения титанов. Времени на осмотр товарища не было: внизу все еще оставались демоны, и пока девушка не растеряла все свое мужество, она отчаянно бросилась в борьбу с ними. Титан, схвативший Широ, уже пытался встать, но Лиза запрыгнула ему на спину и с криком подстреленного зверя перерезала тому затылок. В ту же секунду мелкие титаны, что по сути представляли наименьшую угрозу, кинулись в их сторону. Девушка, ловко маневрируя, старалась разобраться с ними в кратчайшие сроки, но и это было тяжело — их было пять, а она всего одна. Когда последняя тварь все же была убита, Лиза вскочила на крышу, где оставила напарника, и бегом кинулась к нему, прямо на ходу упав на колени. На белой ткани брюк выступила кровь от разбитых колен, но солдату было совершенно плевать на боль. Она сунула клинки на место и обхватила кровавыми ладонями лицо юноши. — Широ… Широ, прошу, не умирай, — всхлипнула Лиза. Несколько капель ее слез упали ему на лицо. Он с трудом приоткрыл глаза. — Так… ты… Кха-кха, — закашлялся кровью Широ. Лиза бережно утерла кровь с его лица. — Справилась… Одолела этих ублюдков? — нижняя губа Лизы так сильно тряслась, что девушке пришлось ее закусить. Она быстро закивала. — Я рад… — Широ, ты сможешь встать? Ну? Я помогу! — всхлипнула та, прекрасно понимая, что он не сможет. Кости его туловища сломались, когда титан сжал его в руке, но ей так не хотелось верить в это. Она просто не могла верить. Широ ведь такой сильный… Сколько раз он спас ей жизнь? А сколько вытаскивал из передряг? Благодаря ему она все еще оставалась жива. — Я не смогу… кха, — вновь кашлянул кровью парень, — идти… Лиза, уходи, — прошептал он. — Я… хочу спать… — Широ, нет! — завопила девушка, заливаясь слезами. — Нет, прошу! Мы сможем! Я прослежу, чтобы ты не упал! — Мой УПМ сломан, — едва слышно возразил Широ. — Я дам тебе свой, мы сможем уйти в безопасное место! Командир поймет! — но Широ лишь усилием воли покачал головой и снова закашлялся. — Почему ты такой?! — в голос завыла она, кинувшись на крепкую грудь. Тело сотрясалось от рыданий. Широ тихо захрипел и поднял ладонь, коснувшись мокрой щеки. Грязные пальцы размазали густую кровь по нежной коже. — Я лишь хочу, чтобы… — Лизе пришлось припасть ухом к усилием разомкнутым губам, чтобы суметь расслышать последние слова напарника, — это… было… не напрасно… Грязная ладонь безвольно упала на черепицу. — Обещаю! Я обещаю, Широ! — закричала Лиза, сжав в пальцах чужую окровавленную рубашку. Она рыдала на его груди так громко, как только могла. Из ее рта вырывались хрипы, всхлипы и рыдания. Она оплакивала павшего товарища. Он погиб. Погиб из-за нее! Из-за ее трусости, из-за ее ступора, из-за ее самобичевания! Он умер, чтобы она жила! — Клянусь, Широ… Я буду защищать человечество… Я буду нести память о тебе до самого конца, — сорвавшимся от громких рыданий голосом ответила она. Рубашка юноши пропиталась ее слезами. Широ больше не дышал. Впереди уже показалась крыша приюта, вот только… Чонгук не смог сдержать вопля ужаса. Крыша целиком обвалилась! Груды камней превратили ее в щепки! Новый приступ истерики накрыл Чонгука, тело вдруг окаменело, двигаться и даже дышать стало нестерпимо больно. Неужели… всех… кого Чонгук любил… больше нет? Нет?.. Нет! Не может быть, чтобы убило всех! С этой мыслью в Чонгуке словно открылось второе дыхание, когда он увидел, как под обвалами кто-то двигался. — Сестры! Братья! — заорал Чонгук, задыхаясь. — Я пришел спасти вас! Это я, Чонгук! Пожалуйста, подождите, — заливаясь слезами, принялся умолять мальчик. Эсми, которая была на пороге во время внезапно начавшейся атаки, с трудом приоткрыла глаза. Из-за слипшихся от крови и пыли ресниц она практически ничего не видела. Все ее лицо было глубоко исцарапано мелкими кусками досок и камней, она не могла дышать под тяжестью балок и знала, просто чувствовала, что несколько ребер беспощадно сломаны. Наверное, осколки костей проткнули ей легкие, потому что дышать с каждой секундой становилось все тяжелее, больнее. Нижнюю часть своего тела она уже вовсе не ощущала, могла шевелить лишь пальцами на свободной руке. С уголка ее губ, пропитывая землю, стекала багровая кровь. Женщина балансировала на грани смерти и жизни, и видела перед глазами всю свою жизнь: детство, взросление, молитвы, работу в приюте, Карлу… Боль, горечь и отчаяние окутали ее. «Если бы я только не наказала их, — думала она, — Если бы я только отпустила их с Чонгуком и Поко на базар, они бы выжили. А теперь они все мертвы. Из-за меня». Лишь Эсми осталась в живых, будто бы проклятая всеми святыми. Чтобы в полной мере осознать вину перед этими малышами, которых погубила своими руками. Горячие слезы покатились по ее изрезанному лицу. Услышав крик воспитанника, она с трудом приподняла голову и увидела перевернутого вверх тормашками Чонгука. Чонгук… Она никогда не видела его таким напуганным, сбитым с толку, таким… одиноким. Разбитым. Громкий всхлип вырвался из ее груди и умер где-то на губах — вместо него с булькающим звуком полилась кровь. Мальчишка с криком раненого зверя кинулся к ней и упал на колени, вцепившись в деревянную перекладину с такой силой, что в окровавленные пальчики впились занозы. Эсми сморгнула слезу. — Я помогу вам выбраться! — закричал Чонгук, изо всех своих скудных сил стараясь поднять балку. — Я подниму, вы только вылезайте! Ну, ну! Ну, раз-два, давайте! — Чонгук… Я уже покойница, — прохрипела Эсми. С уголка ее рта стекла крупная бурая капля. Чонгук застыл, наблюдая, как она впитывается в землю, стиснул зубы и зажмурился. — Нет! Вы ведь… нет, — жалобно всхлипнул Чонгук. — Вы всю свою жизнь защищали меня, а теперь я защищу вас! Только найдите в себе силы немного подтянуться, и я вас вытащу! Вы будете жить, сестра, — завопил с горьким отчаянием мальчик, сам не понимая, верит он себе или нет. Грудь Эсми сдавил всхлип, отдавшийся пронзительной болью по всему телу. Горло драло из-за невозможности вдохнуть, силы покидали ее так быстро, что она с трудом ловила ускользающее сознание. Женщина вытянула целую руку и схватила Чонгука за запястье, сжав его нетерпимо и даже неаккуратно. — Я не смогу, милый, — голос ее, искаженный болью, сквозил теплом и любовью, которые она скрывала в глубине своей души. Чонгук застыл, потрясенно смотря на сестру. Слезы градом катились по его лицу. — Мои кости раздроблены, а органы… Полагаю, многие органы повреждены… Я не смогу уйти, даже если очень захочу. Да и… — Эсми всхлипнула, несмотря на дикую боль. — Разве могу я уйти, оставив всех их здесь? Сонхун, Филипп, Адам, Исак, Ева, Ада, Атсуко… Карла… Все они погибли из-за меня, — с губ Эсми сорвался плач вперемешку с кровью. Она жутко закашлялась, давясь кровью и слезами. Чонгук крупно дрожал всем телом, огромными глазами смотря на наставницу. — Если бы… если бы я только отпустила их с тобой… — Нет! — заорал Чонгук, зажмурившись так, что перед глазами заплясали темные пятна. Земля под ними дрожала, стенала, словно пыталась разделить боль человечества. — Вы не виноваты! Сестра… Прошу… Поко… — заплакал мальчик, всего на секунду допустив мысль, что Поко больше нет. Он тут же захлопнул рот и посмотрел на Эсми такими глазами, что она пожалела, что не умерла в ту же секунду. Они были полны настолько сильной болью, что, вырвавшись, она заполонила бы планету, утопила бы в себе все живое. — Вы единственная, кто у меня остался, и я не позволю вам умереть здесь! — его голос сорвался от криков. Мальчишка вцепился в балку, но не смог сдвинуть ее ни на сантиметр. Эсми чувствовала: конец уже близок. Несколько титанов, заметив копошение Чонгука, направились к ним. — Титаны… скоро будут здесь, — прохрипела Эсми. — Мой мальчик, мой храбрый, отважный, сильный мальчик, — наставница подняла ладонь и коснулась щеки Чонгука. Он был бледный, перепачканный в крови и грязи, сломленный, разорванный на кусочки, но все еще живой. — Ты… единственное, что осталось после нас. Ты… наша надежда… Твоих наставниц… Братьев и сестер… — ее голос стал настолько тихим, что был уже почти неразличим. Чонгук, согнувшись пополам, рыдал, содрогаясь всем телом, и прижимал ее холодную ладонь к своей щеке. — Моя… Ты надежда для всего человечества, — с придыханием прошептала Эсми и зашлась булькающим кровью в горле кашлем. Крохотное сердце Чонгука рвалось на маленькие кусочки. — Прошу, я умоляю тебя… Выживи… Ведь без ответственности… без смелости и жертв… Мы никогда… ничего… Эсми не закончила. Чонгук сжал ее руку, холодную, расслабившуюся, с такой силой, что самому стало больно, и взвыл в голос. Он откинул голову, закричав в небо со всем отчаянием, болью, одиночеством, пустотой, что накрыли его ледяной лавиной, в которой мальчик тонул. Он захлебывался в крови, которая за несколько часов утопила в себе Шиганшину. Чонгук резко распахнул глаза оттого, что кто-то подхватил его на руки и со всей дури понесся в противоположную от приюта и сестры Эсми сторону. — А-а-а-а! — заорал Чонгук, брыкаясь и пинаясь. — Сестра Эсми! Братья! Не-е-ет! Пусти меня! — словно дикое животное, завопил мальчишка, изворачиваясь в руках солдата так резво, что тому пришлось пару раз треснуть его по голове. — Малолетний идиот, ты что, не видишь, где находишься?! — повысил на него голос мужчина. — Титаны захватили Шиганшину, наши люди мрут каждую минуту, чтобы защитить гражданских, а ты куда поперся? Зачем? Ты мог погибнуть! — Мой дом… — всхлипнул Чонгук, смотря, как обломки приюта становятся все дальше, а силуэт сестры Эсми становится размытым, нечетким, таким далеким. Она лежала, как живая, смотря на Чонгука и вытянув к нему руку. Вот только… В ее глазах Чонгук больше не мог увидеть всю мудрость мира, далекого и незнакомого, не мог коснуться ее кожи и почувствовать родное тепло, не мог тайком послушать, как она читает сестрице Карле вслух. Эсми смотрела на него. Но Эсми уже была мертва. — Мой дом… остался… там… — Тц… — стиснул зубы солдат, лишь раз оглянувшись через плечо. Малец у него подмышкой ритмично покачивался в такт его бегу, повисший, не в силах сопротивляться. «Сегодня все кого-то потеряли», — с сожалением подумал солдат, на мгновение зажмурился и отвернулся, унося ребенка на руках подальше от титанов, взявших на них курс. Бежать от титанов по земле — это самоубийство, Фогель знал это с кадетских времен, но и использовать УПМ ему было негде. Черт, дернуло же его помчаться за этим пацаном-смертником! Но разве мог он поступить иначе — он, солдат, чья обязанность — защищать жизни? Если бы Фогель не подоспел вовремя, мальчишку бы или растоптали, или сожрали. Пацан явно находился в шоковом состоянии, и это сыграло солдату на руку. Он ускорился настолько, насколько это вообще было возможно, и как только на горизонте замаячили высокие дома, а, следовательно, и укрывающиеся за ними титаны, Фогель перешел на УПМ. Из-за веса ребенка УПМ немного кренился, и это создавало проблемы при маневрировании, но без него сопляк не добрался бы до ворот Стены Мария, чтобы сесть на эвакуационный корабль. Забравшись на крышу, мужчина поставил рядом Чонгука и перевел дыхание, за пару секунд стараясь оценить обстановку. Самое безопасное место — у ворот, но чтобы до них добраться, нужно усердно попотеть, с таким-то грузом на спине. Эти твари… Сколько его товарищей они уже сожрали? Фогель заиграл желваками и сжал пальцы на рукоятках УПМ. Из раздумий его вывел резкий удар под дых. — Эй, мелюзга! Совсем головой двинулся? — Почему ты не помог мне ее спасти?! — закричал Чонгук, вцепившись пальцами в куртку солдата и натянув ее так сильно, что Фогель невольно наклонился. — Если бы… если бы ты только мне помог! — мальчишка вскинул кулак, собравшись ударить солдата, но тот ловко перехватил его руку и надавил, сжав губы в полосу. — Тц… Ясно. Ты, значит, геройствовать вздумал? Так хочется лечь вместе со всеми в могилу?! — заорал на него в ответ Фогель и схватил Чонгука за грудки. Ноги мальчишки поднялись над черепицей. — Думаешь, мы никого не потеряли за эти несколько часов? Думаешь, я никого не потерял?! Прямо сейчас мои товарищи сражаются на передовой и гибнут, чтобы спасти таких, как ты! — Фогель резко вытянул руку в сторону, показывая на скопление гигантов в стороне. Чонгук стиснул зубы и впился пальцами в запястья мужчины, чувствуя, как воздух в легких начинает кончаться. — Не тебе одному тяжело, пойми же ты это, наконец! — Фогель резко отпустил его, и Чонгук рухнул, как тяжелый мешок. Он не поднялся, остался лежать и плакать. — Мне… жаль… Я понимаю, ты сейчас потерял все… Черт, я не могу подобрать слов, чтобы утешить тебя, да и мне самому хочется, чтобы меня кто-то утешил и спрятал! Но… я не могу. Пойми, — Фогель присел на корточки перед мальчишкой и коснулся его плеча. — Я не смог спасти десяток жизней, но если я спасу хотя бы твою, я буду знать, что моя собственная жизнь прошла не зря. — А?.. — Чонгук поднял голову и посмотрел на Фогеля красными глазами. «Он ведь… лишь ребенок. Ребенок, у которого в один миг отняли все и бросили в самое пекло Ада. Черт. Разве ты не был таким, Фогель?», подумал мужчина, желая дать себе по роже. Он перевел взгляд на мишку, которого мальчик так яростно сжимал. — Поэтому… ты пошел за мной? — Поэтому, — вздохнул Фогель. — Ты потерял кого-то, кто был очень важен для тебя, и мне безумно, безумно жаль, малец. Но пойми… Иногда нужно набраться смелости, чтобы отпустить того, кто уже одной ногой в могиле, и направить силы на того, кого еще можно спасти. Если бы я увидел, что у той женщины еще есть шанс, я бы умер, пытаясь спасти вас обоих. Но если бы я попытался вытащить из-под завала ее труп — и тебя, и меня сожрали бы титаны. А эти мрази и так прилипчивые, — процедил солдат, оглядываясь через плечо. — В этом и есть вся жизнь солдата. Делать выборы, ошибаться, спотыкаться, вставать вновь, радоваться победам. Двигаться вперед. Хоронить товарищей, чтобы нести память о них в себе. Жертвовать собой, чтобы спасти людей. Даже если это жизнь только одного маленького мальчика… Это мой долг, — Фогель встал с корточек, заслонив головой солнце. Чонгук замер, огромными глазами глядя на ореол солнечного нимба над его головой. — Но сейчас не время сопли на кулак наматывать, малявка, надо ноги уносить, если жизнь еще дорога. — Чем я могу помочь? — прохрипел Чонгук и встал на дрожащие ноги. Силы вмиг покинули его хрупенькое тело, но вдохновленный мальчишка соскреб силу воли в кулак. — Не мешаться и следовать четко моим приказам. Там, — он указал пальцем на ворота, защищающие Стену Мария, — безопасно. Людей отводят за стены и прячут на кораблях. Мы с тобой идем туда, а ты просто сидишь тише воды, ниже травы. Все понял, солдат? — Да, — кивнул мальчик и тут же исправился: — Так точно. — Отлично. А теперь идем, надерем задницы этим здоровенным ублюдкам, — подхватив мальчишку поудобнее на руки, Фогель рванул вперед, отбивая каблуками сапогов стук по черепице. Чонгук оглянулся лишь на миг, увидел титанов и резко отвернулся, внутренне сжимаясь в комок. Фогель спрыгнул с крыши и тут же нажал на рычаги в рукоятках, выпуская гарпунные захваты. Они пролетели в спокойствии пару кварталов, солдат удивился — неужели его товарищам удалось перебить всех титанов на этой территории? Приземлившись на крышу какого-то паба, Фогель в быстром темпе пробежался вдоль карниза и вновь спрыгнул, переходя на УПМ. Но внезапно прямо перед ним выскочил пятиметровый титан! Фогель не сдержал смачного ругательства и так резко рванул вниз от его руки, что не удержал равновесие, и они с Чонгуком с криком повалились на каменную дорогу. Чонгук отлетел в сторону, несколько раз перевернулся и так приложился головой, что на несколько секунд, растянувшихся в вечность, все потемнело. Кровь хлынула в глаза, ободранная кожа горела, кости саднили. Чонгук крепко впечатался спиной в деревянную бочку. Та от его удара завалилась вбок, расплескав воду и рыбу, которая еще била хвостом об камни, хватая ртом воздух. Чонгук лежал неподвижно, ослепленный болью, и прижимался щекой к дороге. От запаха крови, рыбьих ошметков и пыли его начало вновь тошнить. — Малец, вставай! — заорал Фогель. Вывихнутая лодыжка пылала огнем, но мужчина не собирался лежать и ждать смерти. Как только он почувствовал под ногами твердую землю, то вскочил и кинулся в сражение, не подпуская мелкую тварь к ребенку. — Быстро, быстро! Чонгук постарался вытянуть руки и встать, но тело словно налилось свинцом. Мальчишка на пару сантиметров приподнялся и снова рухнул лицом прямо в лужу. Фогель стиснул зубы и с ненавистью посмотрел на пятиметрового титана, раззявившего пасть, как какой-то пузатый дворянин перед вкусным ужином! Фогеля одолела такая дикая ярость, что он плюнул на больную ногу, взлетел на УПМ и одним резким движением перерезал ублюдку шею. Титан замер, а после завалился на камни неподалеку от Чонгука. Фогель проехался по черепице и упал на землю, ногу прошибло очередной порцией боли. Звезды полетели из глаз и, Фогель мог поклясться, непрошенная слеза покатилась по его щеке. Но мужчина добежал до Чонгука, резко схватил его на руки и снова перешел на УПМ. — Да когда же это кончится?! — прорычал мужчина, держа под мышкой Чонгука. Тот в его хватке больше напоминал безвольный мешок с картошкой. Чонгук проснулся оттого, что он качался из стороны в сторону. Внезапно его накрыла волна тошноты, и мальчика вырвало прямо в полете, едва ли не задев заматерившегося под нос Фогеля. Голова ребенка разрывалась на части, в ушах стучала кровь, в горле билось сердце. Во рту был противный вкус желчи, хотелось пить… Как некстати Чонгук вспомнил уроки биологии сестры Карлы. Она говорила о сотрясении мозга, мол, тошнить начинает… «Почему это пришло в мою голову именно сейчас?», удивился мальчик и сморгнул наваждение. — Очнулся, наконец? — проворчал Фогель. — Мы почти на месте. Удалось обойти титанов, черт… Тот пятиметровый чуть не прикончил нас, но мы справились, а? — Д-да… Вроде… — Чонгук зажмурился и прижал прохладную ладонь к виску. И вправду, они уже оказались у самых ворот Марии. Позади остались знакомые Чонгуку улочки, рынок, куда они с ребятами бегали каждую неделю, любимая речка, его приют, его семья… Все осталось там, в руинах. В разрухе. Чонгук не заметил, как начал плакать, отчего голова заболела еще больше. Фогель спикировал на землю, вновь неудачно приземлившись на больную ногу. В тот же момент к нему подбежали двое солдат. — Фогель! Мы думали, тебя уже сожрали, — вскрикнул высокий, нескладный юноша с копной белых волос. Второй, низенький и коренастый, хмуро смотрел на Чонгука. — Слава богу, что ты жив. — Ага, — кивнул мужчина и вытер потный лоб. — Пришлось, видишь ли, спасать одного смертника, — Фогель скосил глаза на Чонгука и поставил его на землю. Мальчишка еще не твердо стоял и периодически покачивался. — Черт, наши штабелями ложатся. Почему не приказывают закрывать ворота? — выругался тот, что пониже. — Людо, ты же знаешь, нужно убедиться, что все люди эвакуированы, — помотал головой белобрысый. Он закусил бледную, бескровную губу, и перевел взгляд на ряд выстроенных пушек, которые были приготовлены на случай, если титаны подберутся слишком близко к воротам. — Мы не можем их бросить здесь. Они сами себя защитить не смогут. — Пьер прав, — кивнул Фогель. — А где капитан? — он вытянул шею в поисках командующего. — Я должен отчитаться… — Они где-то там, на передовой, — мрачно изрек «Людо». — Не видно, не слышно… А титаны все наступают. Никто не знает, где они. Блять, и где этот долбаный разведотряд?! Разве не они специализируются на кормушке для титанов? — процедил мужчина, сцепив мелкие зубы с такой силой, что его лицо покраснело. — Твою мать, столько лет мы жили в спокойствии, и тут… — Прекрати, — Пьер вцепился долговязыми пальцами в его плечи и слегка встряхнул. — Не время поддаваться панике. Ой, кстати, мальчишку же нужно за стену переправить. Ты как, сам? — Да, по мою же душу этот малец, да и капитана все равно не видно… Черт, — Фогель взял Чонгука за руку и крепко сжал. — Я быстро. — Ты хромаешь! — обеспокоенно заметил Пьер. — Тебя титан схватил? — Почти. Но все в порядке, просто царапина, — отмахнулся Фогель и потащил Чонгука к эвакуационному кораблю. Чонгук вел себя тихо, безвольно, перебирал маленькими ножками и семенил за Фогелем, ничего не спрашивая и не говоря. Они в спешке прошли через арку ворот, Фогель отсалютовал двум охранникам на посту, которые яростно сжимали винтовки, назвал имя, фамилию и свой отряд. На другой стороне стены было не менее беспокойно, но хотя бы не было титанов. Люди паниковали, в спешке собирали вещи, хватали под мышки детей и неслись к порту. Все: от стариков и до детей хотели выжить. Чонгук приподнял голову, наблюдая, как черный свод арки меняется голубым небом. Странно… а почему небо голубое? Разве не должно оно затянуться тучами, разверзнуться громом? Чонгук ведь сегодня всех потерял. Почему небо не оплакивает вместе с ним потери и горе, что понесло человечество? — Фогель… — тихо сказал Чонгук. Мужчина с тихим мычанием кинул на него вопросительный взгляд, но мальчик вдруг остановился, как вкопанный. Низко опущенная голова вдруг взметнулась вверх, и на солдата уставились два блестящих от слез бриллианта. Нос мальчика мигом покраснел, нижняя губа болезненно задрожала, предвещая поток слез. — Что… будет со мной теперь? Моего дома больше нет. Моя семья… погибла. Мой брат пропал неизвестно куда. Я остался один. Совсем, — шепнул Чонгук, — один. Фогель замер, ошарашено смотря на ребенка, который всего несколько мгновений назад казался ему взрослым, невзирая на возраст, но сейчас… Он видел малыша. Потерянного и разбитого, одинокого и сломанного, сбившегося с пути, не знающего, что ему делать дальше? И что его ждет там, впереди? Фогель посмотрел на возвышающуюся над ними стену, глубоко вдохнул и присел на корточки перед Чонгуком, игнорируя острую боль. Тяжелые мужские ладони легли на хрупкие детские плечи, на которые и так упали сотни тысяч тонн боли и потерь. — Теперь… ты можешь только быть сильным, — тихо ответил Фогель. — Идти вперед, искать, за что сражаться. Есть у тебя один день или же сотни лет, нельзя сдаваться. Ведь, сдавшись, ты потеряешь себя в этой пучине, которая будет поглощать тебя. Не поддавайся ей, малец, — Фогель сжал пальцы на плечах мальчика. — У тебя ведь наверняка есть мечта, так? Ты ведь наверняка хочешь чего-то достичь, угадал? И ты сможешь, если не сломаешься сейчас. Выстои, и ты станешь самым сильным человеком на этом чертовом клочке земли, — слезы брызнули из глаз мальчика. — Но что… если я не хочу быть сильным? Что, если я… устал? — в ответ Фогель смог лишь выдавить измученную улыбку. — Иначе ты бы не нес с собой вот это, правильно? — спросил мужчина, указав взглядом на мишку, которого Чонгук не отпускал ни на секунду даже в беспамятстве. — Это значит, что ты еще можешь бороться, что ты еще можешь быть сильным, смелым, отважным. Готовым посвятить свое сердце. Как тебя зовут, кстати? Так и не спросил же. — Чонгук, — приглушенно отозвался мальчик. — Так вот, Чонгук. Что будет завтра, послезавтра или через сто лет, зависит лишь от нас. От меня, от тебя, от каждого человека, который живет за этими стенами. Если хотя бы один опустит руки, все человечество последует за ним. Я не могу… не смею просить тебя оставаться сильным ради кого-то, ради чего-то. Но если ты не сможешь, этот мир сожрет тебя и перемолет косточки в труху. Я… — «Черт, Фогель, ты серьезно уже успел привязаться к этой пузатой мелочи? Ну и сопля же ты», чертыхнулся мысленно солдат. — Я попробую найти тебя после того, как все это закончится. Ты только не умирай, ладно? Пожалуйста. — Хорошо, — всхлипнул Чонгук и быстро-быстро закивал. — Я не умру. Обещаю, я не умру, я ведь еще не нашел Поко и не увидел море… — Вот и хорошо. Молодец, Чонгук, ты просто молодец, — так спокойно, как только мог, улыбнулся солдат, вновь взял Чонгука за руку и почти бегом повел его петляющими, опустевшими вмиг улицами к порту. По голой мостовой летали листья, брошюры и порванные газеты. Ветер подхватывал их и царапал землю кончиками остроконечных страниц. Пьер стоял в отряде, сжимая в трясущихся руках винтовку. Прицел то и дело скакал, ускользая от расфокусированного взгляда юноши. Он постоянно кидал взгляд на Людо, который использовал УПМ с несколькими товарищами и стоял в дозоре, наблюдая за титанами. Страшно. Было настолько страшно, что внутренности тряслись, а сердце билось так громко, что, наверное, все люди и титаны в округе могли услышать его дикий ритм. Пьер знал — все вокруг ощущали то же самое. Всем было жутко, все хотели убежать за стену и спрятаться. Юноша глубоко вдохнул, прикрыв глаза, и медленно отсчитал от десяти до одного, чтобы успокоиться, а после вновь посмотрел на Людовика. Людо тяжелым, нечитаемым взглядом уставился вперед. Сложно было понять что-то по его глазам — настолько они были стеклянными. Пьер даже не успел подойти к нему, обнять на прощание, сказать спасибо за годы, проведенные вместе… Невыплаканные слезы душили, но Пьер мотнул головой и отвернулся. Командир, высокий мужчина с проплешинами на висках, глубоко посаженными серыми глазами и густыми усами под носом, нервно ходил из стороны в сторону перед приготовленными пушками, то и дело кидая взгляд на карманные часы. Ему, как и любому человеку, хотелось поскорее закрыть ворота, и дело с концом, но как командир, он должен был отдавать четкие приказы и вести людей за собой, идти бок о бок с теми, кто верит в него и остается рядом до самого конца. Командир Франц не был уверен, что это никак не связано со смертной казнью после дезертирства, но на его душе все равно лежал огромный камень ответственности. Внезапно солдат с западного фланга заорал: — Скопление титанов движется в нашу сторону! Их не меньше десяти, различного роста, они двигаются очень быстро, — сложив ладони рупором, проорал солдат. Напряжение среди отряда ощущалось кожей. Пьер в панике кинул взгляд на Людо. — Проклятье, — выругался командир и вновь глянул на часы. — Значит, с западного фланга больше никого не осталось. Сожрали. Восточный и северный тоже не справляются, а значит, мы — последняя линия обороны, — командир резко обернулся к солдатам, чьи плечи заметно дрожали от страха, вскинул кулак к сердцу и проорал: — А значит, пора пришла и нам отплатить свой долг человечеству! Закрывайте ворота, немедленно! — оглушительный крик словно привел всех в чувство, и солдаты принялись выполнять долг. — Есть! — хором заорали солдаты. — Но что, если кто-то еще не успел эвакуироваться?! — закричал кто-то из задних рядов. — Все, кто смог спастись, уже на пути к кораблю. Остались только мы и горы трупов, и если не хочешь пополнить их ряды — живо за работу! Командир Франц стоял посреди поля боя, а вокруг него в одну секунду полукругом взметнулись солдаты. Те, кто вооружены винтовками, были проинструктированы стрелять титанам в глаза, чтобы замедлить их реакцию, вторая команда занималась непосредственным убийством, а третья защищала пушками ворота. Сами ворота протяжно, мучительно застонали, камень и доски натяжно терлись друг о друга, поднимая вверх стон и ворох грязи. Герб Марии блеснул на воротах в солнечных лучах, словно благословляя своих детей на последний бой. Раздался рев, несравнимый ни с чем, доселе услышанным человечеством ранее, и титаны ринулись к воротам, как полоумные. Не успели солдаты опомниться, как половина из них уже были на линии огня. Пьер выстрелил, не глядя, и попал титану в щеку. Его руки тряслись с такой силой, что он едва мог перезарядить винтовку для очередного выстрела. Слезы брызнули на щеки, а молитва сама собой сорвалась с губ неосмысленным потоком. Людо метнулся к нему на УПМ, нарушив тем самым строй и приказ, и схватил за локоть, спокойно отчеканив: — Успокойся. Я тут, рядом, слышишь? Я рядом, — Пьер рассеянно кивнул и сжал губы, стараясь унять дрожь. Рядом с Людо ему было несколько спокойнее, и он мог думать яснее. — Стреляй по глазам. Не трясись, иначе промахнешься. Взведи курок, прицелься и стреляй, все остальное сделаю я. Понял? — вкрадчиво спросил напарник. — Д-да. — Хорошо. Тогда поехали, — Людо разогнался и спрыгнул с крыши, переходя на УПМ. — Что?! — заорал Пьер. — Куда?! Вот бл… — он плотно прижал приклад к плечу, стараясь унять крупную дрожь, которая его била. Пьер глубоко вдохнул, так, что крылья ноздрей встрепенулись, и прикрыл глаз. Там Людо. Он не мог его подвести. Промахнется — конец, Людо присоединится к армии мертвых. Готов ли Пьер подвести его и всех своих товарищей? Громкий выстрел разрезал воздух. Нет! Выстрелы градом звучали со всех сторон, земля дрожала, ворота Марии стенали в муках, а титаны все наступали. Людо со вторым отрядом убивал титанов, пока первый отряд отстреливал им глаза или попадал в лицо, но чтобы лишить таких тварей глаз, нужно было как минимум четыре пули. Они проигрывали, и командир Франц это отчетливо понимал. Губы жгло от желания выпить что-нибудь перед смертью. «Почему они все ринулись вперед, словно по приказу?», раздался откуда-то вопль ужаса. Этого они уже никогда не узнают. Командир Франц повернулся лицом к бегущим титанам, поднял руку и резко опустил, заорав во все пересохшее горло: — Ого-о-о-онь! Пушки начали стрелять одна за другой. Дым пушечных выстрелов и грохот оглушали, но командир твердо упирался ногами в землю, тщательно стараясь разглядеть через пелену дыма, осколков, крови и ужаса титанов. Мужчина вновь поднял руку — настолько быстро, что солдаты едва успели перезарядить пушки. «Командир, они не работают!», «Командир, пожалуйста, давайте отступим!», «Командир!», орали солдаты вокруг, отдавая свои жизни с именем родных, любимых и дорогих людей на устах. Франц не дрогнул. Ворота опускались с таким медленным издевательством, что впору было взвыть волком в небо. Франц заиграл желваками, резко опустил руку, отдав команду, и в ту же секунду снаряды с визгом полетели в титанов. Ядра попадали не только в титанов, Франц знал, что эти же снаряды уносят и жизни простых солдат, оказавшихся на передовой. Его сердце покрылось толстым слоем льда, через которое человеческая жалость не могла пробиться. — А… — вдруг у Франца распахнулись губы от ужаса и неверия в собственные глаза. Из-за домов появился титан, которого никто и никогда не видел ранее. Глаза мужчины расширились в несколько раз, солдаты в ужасе заорали и вцепились в ружья, словно они как-то могли их спасти. Перед ними возвышался пятнадцатиметровый титан. Он был таким огромным, что, казалось, заслонял собой солнце. На широких плечах с явными поджарыми бицепсами, на прессе и бедрах были какие-то уплотнения темно-оранжевого цвета, напоминавшие броню у рыцарей. Его лицо и шея, — единственное уязвимое место титанов! — были покрыты этой броней. У Франца задрожали руки. Титан раскрыл пасть, из которой вырвался крик. Крик, похожий на боевой клич перед решающим боем. Он слегка наклонился, перенеся вес массивного тела на туловище, встал в полунизкий старт, выставив вперед ногу, которой собирался отталкиваться, одну руку отвел назад, вторую же возвел перед собой. У Франца было ощущение, что титан смотрел прямо на него. Словно в замедленной съемке он повернулся к воротам, которые не закрылись и на половину, и в панике, которую больше не был в силах сдерживать, заорал: — Скорее закрывайте ворота! — но было уже слишком поздно. Титан сорвался с места с такой скоростью, что солдаты, стоящие на его пути, даже не успели воспользоваться УПМ. Бронированный титан раздавил их, сравняв мешанину из крови, костей, мозгов, любви, дружбы и мечт с землей. Под его огромными ногами оставались уродливые воронки, точно от бомб, вверх взметались осколки деревьев, костей с остатками мышц и куски земли. Титан приближался к воротам с невероятной скоростью, а более мелкие титаны словно бы озверели, кидаясь на горстку оставшихся людей, борющихся за человечество. — Огонь! Стреляй на поражение! — заорал Франц так, что его шея покраснела, а на лбу вздулась вена. — Стреляй залпом! Бегом! Дикие пушечные выстрелы сотрясли землю. Титан выставил крестом руки, закрывая лицо, и наклонился еще ниже, увеличивая скорость. Франц отшатнулся в ужасе, истерично выкрикивая приказы стрелять, но ядра просто отлетали от его брони и отскакивали в стороны, не принося никакого урона. Пьер в ужасе заорал и принялся палить из винтовки по бронированному титану, уже зная, что это не поможет. Все они — покойники. Его напарника с правого фланга схватил титан и сжал в руке, разом переломав ему кости. Он раззявил пасть и кинул солдата внутрь. Другой солдат с левого фланга еще старался отбиться, но через какое-то время винтовка раздавала лишь глухие стуки. Патроны кончились. Титан с перекошенным злостью лицом схватил его и сразу же отправил в рот. Пьер слышал, как тот вопил о помощи, но не мог сдвинуться с места, защищая лишь Людо. Но теперь, в неразберихе хаоса и смерти, он не видел ничего, кроме мчащегося к ним бронированного титана. Пьер стрелял и орал так громко, как только мог, но даже не слышал себя. Он не слышал ничего. Из уха стекала капля крови. Бронированный пронесся мимо их отряда, сбив волной воздуха Пьера с ног. Солдат свалился на землю, несколько раз перевернувшись и ударившись позвоночником и лицом о балконные выступы и балки. Парень с глухим стуком свалился на землю грудой переломанных костей. По ободранному, истекающему кровью лицу катились слезы. Винтовка выскользнула из его рук и отлетела на несколько метров. Пьер лежал на животе, прижимаясь лицом к земле, в которую впитывались его слезы. В нескольких метрах от него лежала нижняя половина туловища, некогда принадлежавшая Людо… Перед молодым солдатом склонилось лицо титана — последнее, что он увидел перед вечной темнотой. — Твою мать, твою мать, блять, чтоб тебя! — в ужасе зашептал Франц, схватившись пальцами за волосы. Взгляд в последний раз упал на карманные часы — подарок покойного сына, а затем мужчина развернулся и что есть мочи заорал: — Все за стену! Спасайтесь! Титан, словно услышав этот приказ, набрал скорость и через считанные секунды оказался рядом. Жаркий воздух прокатился за ним, сбивая солдатов с ног. Некоторые несчастные попадали ему прямо под ноги, смешиваясь с останками уже павших товарищей. Франц закричал и кинулся бежать. От силы бега этого титана пушки разлетелись в сторону, а людей, стоящих вблизи, снесло ударной волной. Практически все погибли сразу, не мучаясь. Титан сгруппировался и снес ворота стены Мария, куски ворот разлетелись в разные стороны. Оглушительный грохот настиг эвакуировавшихся людей и поднял в воздух их крики, стоны, молитвы и мольбы. Титан затормозил, проехавшись ступнями по земле и оставив за собой две огромные борозды. — Это… Это титан! — заорали в толпе. — Быстрее, все на корабль! — Пожалуйста, не паникуйте! — заорали солдаты гарнизона. — Вы создаете давку! — Титаны сейчас хлынут сюда! — Мы все умрем! Мы уже покойники! Шокированный Чонгук прижимал ладошки к ушам. Из его округлившихся глаз стекали крупные слезы. Губы дрожали в немом крике. Он не мог оторвать взгляд от огромного титана, которого было видно у ворот даже здесь, на корабле. Он сидел, крепко сжатый другими беженцами, лишь чудом успевший забраться на корабль благодаря Фогелю, которого больше не было видно в смешанной толпе лиц. Все… кончено… Теперь все они — трупы. Чонгук вцепился в мишку пальцами и прижал его к груди, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Бронированный титан медленно обвел взглядом территорию города за Стеной Мария, испустил ему одному понятный крик и так же внезапно, как появился, пропал. Титаны хлынули за стену, словно чувствуя скопление людей, и отправились к ним. Солдаты кричали друг другу, передавая приказы старших по званию. Многие из них перешли на УПМ и двинулись в сторону опасности, стремясь защитить обреченное население. Лишь те, кому удалось погрузиться на корабль, сегодня выживут. — Прекратите, — шепнул Чонгук в свою ладонь и огромными глазами смотрел, как ужасные монстры приближаются к столпотворению беснующихся людей, а их корабль уплывет все дальше… и дальше… — Пожалуйста… Прекратите…

*

— Прекратите! — закричал Чонгук, распахнул глаза и вскочил со своего места. Несколько людей уставились на него — изможденного, бледного, похудевшего, а после отвернулись, занимаясь своими делами. По щекам мальчика текли горячие слезы. Он поднял руку, коснулся пальцами холодной, мокрой щеки. — Это… был сон? — шепотом спросил он сам себя и посмотрел в сторону. Там было деревянное окно, заколоченное досками абы как, через которое с трудом пробивались кривые лучи света. Рядом оказался мишка Поко. Чонгук лежал на соломе, под головой валялся чей-то потрепанный рюкзак, а накрыт он был холщовой тканью из-под картошки. Пахло пресной соломой, сыростью, коровьим навозом и немытыми телами. Голова раскалывалась на несколько частей, болела так, что даже держать глаза открытыми казалось непомерной задачей. Чонгук прижал прохладную ладонь ко лбу и зажмурился. Повсюду сидели люди — их было такое большое количество, что некоторые громоздились друг на друге, как куча сломанных, ненужных вещей. Мальчик приоткрыл глаза, свет жадно бросился в зрачки, вызвав острую боль в голове, но Чонгук выдержал ее и огляделся. Кто-то рыдал в голос, кто-то шептал слова молитвы, стоя на коленях, кто-то раскачивался из стороны в сторону с отрешенным взглядом, а кто-то ходил между рядами и подавал чистую воду и подсохший хлеб, больше напоминавший сухарь. Чонгуку есть не хотелось — во рту еще пахло рвотными массами, пылью и капельками крови. Мальчик повернул голову, поднял с грязного пола мишку и прижал его к груди. Его плюшевая шерсть стала ломкой и сухой от крови, слиплась грязными комьями, единственный уцелевший глаз как-то грустно наблюдал за происходящим, и Чонгук его понимал. Он проснулся… и что ему было делать дальше? На одеревеневших ногах Чонгук смог подняться и, покачиваясь, направился в сторону выхода. На него никто не обратил внимания — Чонгук был всего лишь тенью, блуждающей среди людей, безымянный, потерянный, выброшенный на берег кровавой волной. Тело болело словно сразу во всех местах. Мальчишка не рассматривал свою кожу, но подозревал, что на ней пестреют синяки, ушибы и раны — иначе почему все так болит? На голове оказался бинт. Наверное, сестры и братья милосердия помогали раненным и больным, когда они прибыли за Стену Роза. Чонгук протолкнулся между двумя мужчинами с бородатыми, осунувшимися лицами, которые обсуждали, что теперь ничего съестного не будет до самого конца дня. Чонгуку было все равно, голода он не ощущал, да и никакой хлеб не смог бы заполнить дыру внутри… Выйдя наружу, Чонгук оказался на небольшой площади, битком набитой беженцами и солдатами, но, по крайней мере, дышать стало легче. Теплый воздух обдул грязное лицо мальчика. Чонгук подошел к деревянным перилам и положил на них ладонь, выглядывая наружу. Там соорудили два пункта выдачи — с водой и хлебом, а также поставили небольшую палатку с колыхающимся на ветру флагом красного креста. Что-то вроде больницы, наверное, но Чонгук думал, что там вряд ли найдется что-то сильнее обеззараживающих средств и бинтов. Голова болезненно запульсировала, заставив мальчика стиснуть зубы и схватиться за виски. Чонгук сначала медленно опустился на колени, а затем и вовсе сел на землю, спиной прижавшись к деревянным прутьям. Те больно впились в истощенный позвоночник, но и это его не волновало. Чонгук, казалось, совсем ничего не чувствовал, сидел на земле, как брошенный щенок, и прижимал к себе кровавого мишку — единственного друга, которому удалось пережить падение Шиганшины, а затем и Стены Мария… Надежда на то, что Поко мог быть где-то среди этих беженцев, еще теплилась в мальчике, но рациональная сторона противоречила горькими воспоминаниями, как Чонгук увидел под тем валуном… Обувь Поко. Мишку Поко. Окровавленные яблоки и сливы. Лужу крови, которая пропитала землю. Это… не мог быть кто-то другой. Чонгук начал дрожать. Его губы задергались, словно он вот-вот заплачет, но глаза были красными и сухими. Истощенными, безжизненными. Чонгук не понимал, что чувствовал. Не понимал, что должен чувствовать. Реальность ускользала, словно склизкая рыба из рук. Его пальчик бездумно перемещался по мордочке медведя, ощупывая каждую выпуклость в попытке найти ответы. Он теперь один. Совсем один… Окруженный сотнями людей — и все равно один. Отрешенный взгляд устремился куда-то и в никуда одновременно, а рука безвольно упала на землю. Мальчик примерно одного возраста с Чонгуком сидел за столом неподалеку и грустно кусал свой хлеб, наблюдая за ним. Он этого мальчишку приметил, как только они попали сюда — насколько Чимин мог судить, других сверстников здесь не было. Так что к испачканному грязью и кровью пареньку он сразу испытал нечто вроде привязанности и теплоты, взял в толк, что держаться им следует вместе. Вот только когда незнакомца принесли сюда, тот не вставал два дня — целых два дня Чимин ухаживал за ним, периодически поил, приподняв голову, подкладывал рюкзак вместо подушки и подтыкал грязную ткань, защищая от сквозняка. А вот теперь этот мальчик проснулся и сидел, ни жив ни мертв, смотря вперед такими глазами, словно… Словно потерял все в этом мире. Доброе сердце Чимина зашлось скорбным стуком. Он осмотрел сверток на коленях — хлеб, который брал каждый день по одному для себя и для «нового друга», с которым еще предстояло подружиться. Проглотив размокший от слюны кусок, немного сладкий на вкус, Чимин спрыгнул на пыльную землю, подняв ворох пылинок, и побежал к новому другу. — Э-э-эй! — прокричал Чимин, размахивая рукой. Чонгук даже не обратил на окрик внимания, зато другие люди и недовольные солдаты раздраженно посмотрели в сторону мальчишки, словно хотели дать подзатыльник нарушителю покоя. — Эй, я к тебе обращаюсь! — Чонгук поднял голову, только когда перед глазами появились чьи-то ботинки. — М? — хрипло выдавил из себя он и поднял свинцовую по ощущениям голову. Перед ним стоял мальчик, едва старше самого Чонгука, насколько можно было судить: в коричневом жакете, длинных и грязных брюках, местами порванной рубашке и со свертком в руках. Его темные волосы трепал ветерок, а он так приветливо ему улыбался, что даже не стеснялся отсутствующего переднего зуба. — Привет. Меня Чимин зовут, а тебя как? — живо поинтересовался мальчишка и плюхнулся рядом с Чонгуком, который даже голову не повернул, все так же смотря перед собой, словно видел там то, что было скрыто от чужих глаз. Но по его опущенным верхним векам можно было догадаться, что он был не здесь, а в какой-то прострации. Чимин пожевал губы, активно двигая шестеренками и размышляя, что сказать, а потом вспомнил про хлеб. Резво развернув сверток, он достал черствый кусок и протянул его новому другу: — Это все, что мне дали, но вот, держи. Поешь, иначе у тебя совсем не будет сил. Так как тебя зовут, а? — Чонгук тупо посмотрел на сухую буханку, но все же приподнял ладонь и взял ее. Та тяжело легла, в обессиленном тельце едва хватало ресурсов для того, чтобы открывать рот, не то, что есть. — Чонгук, — хрипло и тихо отозвался он. — Как-как? — улыбнулся Чимин. — Чонук? — на что мальчик покачал головой. — Чонгук. — Приятно познакомиться, — Чимин обхватил его ручку и с усердием потряс, да так, что столь невинный жест вновь отозвался головной болью у Чонгука, но тот лишь сцепил зубы покрепче. — Хлеб, кстати, ничего. Главное — зубы не сломать, а так вполне неплохо, — тихо засмеялся мальчишка, прикрыв губы ладонью. Чонгук не отреагировал, так что Чимин смутился. — Сколько времени прошло? — Два дня, и все два дня ты спал. — А? Ты следил за мной? — Нет, что ты, — покраснев, ответил Чимин и почесал щечку. — Просто… Подумал, что тебе нужно пить все эти два дня, да и лежать на холодном, грязном полу — такое себе удовольствие после всего пережитого, вот и… Если я тебя чем-то задел, прости, пожалуйста. Я не специально. Хотел помочь просто. Взрослым, видишь ли, до нас дела нет. — О… Нет, нет, все хорошо, — покачал головой Чонгук. — Я просто не ожидал, что кто-то будет ухаживать за мной… Спасибо… — мальчик глянул на хлеб в руке и, превозмогая нежелание, все же постарался откусить кусочек. С трудом и болью в напряженных челюстях, но у него все же это вышло. — Да не за что. Нас, говорят, тут будут держать, пока ситуация не рассосется. Власти сейчас в шоке, по экономике пришелся огромный удар — столько голодных ртов. Многие думают, куда нас девать-то теперь. Кто-то шепчется, что нас выкинут обратно за стену, — от этой мысли Чимин съежился. — Но некоторые, и я в том числе, думают, что нам дадут работу. Вырубать леса, выкорчевывать пни, пахать землю, сажать пшеницу… Родители… — Чимин осекся и опустил взгляд на свои пухлые, коротенькие пальчики, которые перебирали грязную салфетку из-под хлеба. Чонгук перевел на него тусклый взгляд, сразу же поняв, почему мальчик сделал такую паузу. Сглотнув, он продолжил: — Родители всегда готовились к этому дню, и он настал. Мы жили за Стеной Мария, в небольшой деревушке. Отец в прошлом был солдатом разведкорпуса, но в одну вылазку титан оторвал ему ногу по самое колено, и его отправили на пенсию. Папа был счастлив, потому что отцу больше не пришлось бы воевать за стенами и каждый раз рисковать своей жизнью. Столькие… не вернулись… Мы каждый день боялись, что и отец не вернется. Чонгуку вдруг захотелось разрыдаться, как ребенку, который впервые осознал, что они теперь одни. Во всем мире одни. Нет ни родителей, ни сестер, ни братьев, ни-ко-го, чтобы защитить их от титанов и от ужасной жизни среди людей, которые перегрызть глотки друг другу готовы за лишний кусок хлеба. Мальчик положил ладонь на пальчики Чимина, отчего тот вздрогнул, сначала удивленно посмотрев на Чонгука, но после улыбнулся уголками губ. — Спасибо, — шепнул он. — Так вот, когда отец вернулся, он не смог работать. Мы с папой выращивали овощи в саду, а затем ездили в город и продавали их на рынке. Отец же… он стал… одержим мыслью, что вскоре нас всех сожрут титаны. Мы с папой думали, что это невозможно, и жалели его хрупкий разум, который не выдержал столкновения с демонами. Мне было так жаль видеть, что становится с моим отцом. Но… но он оказался прав. Он был прав, а мы так жестоко заблуждались, — Чимин всхлипнул и вытер нос рукой. — Все мы, — тихо добавил Чонгук. — Никто не виноват… — перед глазами вновь всплыл камень, из-под которого торчала ножка, и кровь вокруг. Тошнота подскочила к горлу. Нет, Чонгук не готов этим делиться сейчас. — Титаны хлынули за стену так стремительно, словно ждали этого все сто лет. Родители успели спасти меня, но сами… — Чимин начал хлюпать носом. Чонгук потянулся и обнял его изо всех сил, на которые был способен его маленький организм. — Тш-ш-ш, — зашептал он, как делала это сестра Атсуко, успокаивая его. — Я здесь… Ты… такой сильный. Ты очень сильный. Никто бы на твоем месте не стал ухаживать за каким-то мальчиком, а ты стал. Ты невероятно добрый и… хороший человек. Мне стоит поучиться у тебя… У тебя такая огромная сила воли, — Чонгук шептал это на ухо мальчику, а Чимин дрожал от слез. Ведь Чонгук наверняка сам все потерял, но поддерживал его… Чимин вцепился пальчиками в его грязную рубашку, и так дети сидели, держась друг за друга, как за два спасительных круга. Когда Чимин более-менее пришел в себя, он неловко отстранился, вытер нос и сказал: — Спасибо большое, Чонгук… Мне… нужны были твои слова. Кстати, пойдем, я покажу тебе наш удобный стол, где можно поесть, — Чимин поднялся и протянул руку мальчишке. Немного подумав и глубоко вздохнув, Чонгук вложил свою ладонь в его. «Разве… это нормально, находить друзей через пару дней, как потерял всю семью?» — с уколом вины и упрека подумал Чонгук. Противное чувство, словно он предал своих сестер, братьев и малыша Поко, не покидало, но рука Чимина была теплой и чуть влажной, живой, именно эта рука поила его и не давала умереть, вороша тлеющие угольки в душе. Поделился своей историей, своими хлебом и водой, хотя не был должен… Чимин спустился на три ступеньки и спрыгнул на землю, Чонгук с меньшим энтузиазмом последовал за ним. Мальчишка вытянул руку вперед, указывая на столы. Когда несколько человек прошли в сторону, Чонгук увидел то, чего никак не ожидал. Жгучая волна счастья поднялась откуда-то из недр живота и разлилась по телу. Спиной к нему сидел Поко! Его Поко! Он сидел, сгорбившись, за столом, в своей соломенной шляпке, только без ленточки — потерялась, а из-под шляпки выглядывали светлые волосы. Чонгук завопил от радости и рванул вперед, крича: — Хвостик! Хвостик, ты нашелся! Я знал, что ты жив! Это я, Чонгук, и твой мишка со мной! — Чимин в абсолютном непонимании побежал следом за Чонгуком. Мальчишка подбежал к сидящему ребенку, тронув его ладонью за худое плечико, и тут же в ужасе шарахнулся в сторону. На него смотрел ребенок примерных с Поко лет. Его огромные глаза, наполненные страхом, одиночеством и болью, смотрели на Чонгука. На цветах, которые он сжимал в кулачке, были брызги крови, кровью была заполнена и его вязаная кофточка, и ободок шляпки. Когда мальчик увидел, как сильно Чонгук ужаснулся и разочаровался, ему захотелось в тот же миг стать тем самым Хвостиком, только бы не видеть смесь страха, отрицания и огромной боли на его лице. «Ты не Поко», едва шевеля губами, прошептал Чонгук. — М-меня зовут Мартель, — проглотив слезы, пискнул мальчик. Они оба думали, что нашли кого-то родного в этом кровавом хаосе, но то была лишь иллюзия… Чонгук думал, что его погибший Хвостик, его любимый братик жив, и до него лишь рукой подать, а другой думал, что кто-то его узнал, кто-то из знакомых и близких жив, кто-то зовет его, только лишь по-другому, но… Это был какой-то мальчик. Один с окровавленными цветами, зажатыми в кулаке, а другой — с кровавым мишкой. И тогда… Чонгук впервые осознал… «Хвостика. Больше. Нет», отчеканил злой голос в голове. Чонгук больше никогда его не увидит. Он мертв! Он умер! Его раздавило тем огромным камнем! Это его ботинки видел Чонгук, а не чьи-то еще! Он умер прямо у Чонгука на глазах! Чонгук заорал, что было мочи, рухнул на колени и вцепился Мартелю в плечи. Мишка упал на землю, одиноким глазом наблюдая, как Чонгук в отчаянии кричит и рыдает без остановки. Мартель разжал руку, отпустив эти цветы, за которые так цеплялся всю эвакуацию, и они разлетелись перед ними окровавленным веером. Мартель упал на колени рядом с Чонгуком, поняв, пропустив через себя, что пережил этот мальчик. Не сдержавшись, Мартель начал плакать вместе с Чонгуком — внезапно вся боль, что копилась в двух маленьких детях, вырвалась наружу цунами. Они обнимали друг друга с невероятной силой и рвением, словно пытались впитать друг в друга боль и в то же время освободиться. Чимин прижал ладошку ко рту, сдерживая рыдания, и беспомощно смотрел, как двое пытались освободить друг друга от боли, которая отныне и вовек будет с ними всегда…