посвяти свое сердце

Теперь можно было дышать. Знойный, пыльный воздух, который на гористой местности стал еще и разреженным, прибили нечастые, но сильные дожди. Земля была похожа на болотистое нечто, в котором вязли ноги и хлюпали ботинки. Кадетам приходилось каждый вечер до мозолей на пальцах натирать форму и обувь, не пропуская ни одного, даже самого маленького пятнышка, чтобы наутро вновь окунуться в слякоть и грязь. Бьерн терпеть не мог, когда его кадеты выглядели, словно «чумазые свиньи, предназначенные для убоя». Однажды Миек, — по простоте душевной или глупости, как выразился Хосок, — завалилась уставшая спать, не выполнив вечерний ритуал очистки формы. Командир Хансон вышел из себя. Он орал на нее так, что вены на его шее взбухли, а бедная девушка молчаливо роняла крупные слезы на свои впалые щеки. Ребята поглядывали на нее с сочувствием, но влезть не осмелились. Перечить командиру, когда он не в духе? Лучше заживо отправиться в пасть титану. Чонгук не знал, почему вдруг этот эпизод всплыл в его голове. Он лежал на земле и спокойно смотрел в хмурое небо, предвещающее начало ливня. Тяжелые тучи ползли куда-то на запад, как стадо ленивых коров — вразвалочку, подпирая темными боками друг друга. Казалось, если он хорошо прислушается, то сможет услышать трение наливных облачных туш друг о друга. Но Чонгук слышал только свое тяжелое дыхание и шум биения сердца. День был в самом начале, впереди — долгие часы тренировок и зубрежки учебников, которые не кончались даже на последнем курсе обучения. Чонгук знал, что должен был встать и заняться делом, но сегодня как никогда ему хотелось просто полежать. Мышцы неприятно зудели, требуя разрядки, бодрящего душа и чего-нибудь теплого. Шишкового чая или кофе — но это уже запредельные мечтания. Скрылось солнце… а вместе с ним и желание что-либо делать. Кадеты стали бледными, мрачными, точно тенями самих себя. Даже Мартель, что для Чонгука мог светить сутками напролет, только бы старший брат улыбался, потух. Просыпаться по утрам стало еще тяжелее. Они долго не могли привыкнуть к новой местности. Воздух казался слишком тяжелым, уши постоянно закладывало и тянуло в сон. Только Джей, Аби и Анни держались молодцом, будто приспособились к таким перепадам высот и разреженности воздуха. Чонгук с трудом признавался самому себе, что кое в чем им завидовал. Спортивные, сильные, выносливые — лучшие кадеты курса, все остальные — лишь догоняющие. Чонгук не раз ловил на них завистливые взгляды, слышал шепотки и распущенные слухи. Мол, между Аби и Джеем что-то творится, видели, как они смотрят друг на друга? Джей, к слову, и вовсе засланец из королевского двора, эдакий серый кардинал, который доносит информацию до командира Хансона — иначе как тот все узнает? Его уши и глаза были везде, ни один промах со стороны кадетов не оставался незамеченным. Чонгук понимал: эти слухи — всего лишь порождение людской зависти. Его дико огорчало, что даже те ребята, с которыми он был в хороших отношениях, поддались ей. Тот же Самюэль горазд был перетереть Джею кости за спиной, а на глазах — просто промолчать. Трусливо и подло. Мысли Чонгука унеслись куда-то далеко. Он вдруг вскинул руку, словно пытаясь дотянуться кончиками пальцев до тяжелых облаков, но они были такими недосягаемыми, как и окружающие его стены. Титанические и неподвижные, окольцовывающие. Первые капли начали падать на землю, печально и шумно разбиваясь вдребезги. Трава высилась над ним исполином, агрессивно раскачиваясь под порывами злобного ветра, гонящего, как пастух, облака по небосводу. Крупная дождинка упала юноше прямо на щеку и брызнула осколками в ресницы. Он был печален и прекрасен в тот момент. Одинокий и забытый — совсем один в пустоте мира. Без стен. Без титанов. Без людей. Острый приступ боли пронзил Чонгуку висок и заставил сморщиться. Снова это чувство… — Чон, тебе персональное предложение нужно?! — послышался недовольный крик командира откуда-то сверху. — Ты на курорт приехал, лентяй чертов? В карцер захотел? Я тебе устрою райскую жизнь, маменькин слюнтяй. — Эй, сильно я тебя? — появилось над Чонгуком лицо Джея. Он увидел протянутую руку Чона и, видимо решив, что ему нужна помощь, крепко обхватил его запястье и помог подняться. — Ты прям на камень головой приложился? Может, в медкорпус? — Нет. Ерунда. Всего лишь царапина. — А может, к мамочке под юбку сразу? — мрачно ухмыльнулся Бьерн, с презрением оглядев сцепленные руки кадетов. Парни тут же отпустили друг друга. Насмешливое веселье спало с лица командира, как слетевшая маска, и он сказал: — Разочаровываешь, Чон. Такими темпами ты не попадешь в десятку лучших. Просрешь квоту — пеняй на себя. — Мне не нужна королевская полиция, — отозвался Чонгук, вытирая пальцами кровь с затылка. Бьерн не изменился в лице. Воздух теперь пах дождем и горьким металлом. — Я поступлю в разведкорпус, а для этого квоты не нужны. — Тогда ты идиот, — командир приблизился к Чонгуку так близко, что их лица разделяли всего несколько сантиметров. Чонгук мог почувствовать запах табака, исходящий от мужчины. — Не нужна квота? Отлично. Тогда ты станешь прекрасным кормом для титанов, Чон. Я думал, в тебе больше мозгов. Ошибся. Ты совершенная посредственность. В этой мартышке, — он указал пальцем, не глядя, на тренирующуюся Миек, — запала поболее, чем в тебе. Она попадет в десятку. А ты — нет. — Это не так! — с жаром выпалил Чонгук. — Я делаю все, что… — Это так, — перебил его Бьерн. — Ты не делаешь нихрена. Только языком чешешь про стены, про мир без титанов. А что ты готов сделать для этого? — он вновь ухмыльнулся. — Если ты даже рядовую тренировку выиграть не способен у человека, а вы на равных. Думаешь, титана победить сможешь? — он нагнулся еще ниже. — Поверь мне, ты обделаешься от страха. Они охренительно огромные и тупые. Ими движут только инстинкты — жрать все, что попадается на пути. Такого слабака, как ты, сожрут в первую же вылазку. Мне противно оттого, что я допустил мысль, будто ты чего-то добьешься. По глазам Чонгука было видно, как мелкими трещинками зашлась его внутренняя броня. Хансон понял: он подковырнул нужное. Осталось только ударить. Да посильнее. Джею было неприятно и неловко становиться невольным свидетелем этого разговора. Он заметил, как Чонгук сжимал кулаки — так, что ногти до красных отметин вонзались в ладонь. Казалось, он вот-вот взорвется и кинется на командира, но тот стоически молчал и слушал. Купался в помоях, которыми командир его обливал. Бьерн вдруг выпрямился, развернулся и сделал несколько шагов прочь, бросив через плечо: — Ты — пустозвон. Ты не освободишь мир от титанов, ты человека-то победить не способен. Ты даже себя не способен победить. Ты слабый, трусливый и мерзкий. Тебе так хочется в разведкорпус? Ты туда отправишься, и никто не вспомнит твоего имени, когда ты сдохнешь в качестве пушечного мяса. Освободитель мира херов, — ухмыльнулся Бьерн. Он чувствовал — последний удар был правильным. — Поздравляю, Чон, ты занимаешь последнее место в рейтинге. Диас, ты, как и всегда, на вершине, — и ушел. Чонгук лишь тогда смог выдохнуть. В нем бурлил гнев, ярость, обида и отвращение к себе самому. Слова командира — уважаемого для Чонгука человека, свербели трупным червем в мозгу и в сердце. Парень вдруг с ясностью осознал правоту Хансона: он никогда не пытался выбиться в лидеры. Он жил не мыслями о квоте и королевской полиции, он двигался к стенам, чтобы разрушить их. Но как он это делал? Вполсилы, постоянно проигрывая своим сокурсникам? Чонгук болтался где-то в середине рейтинга, уступая даже Самюэлю — хиленькому и не шибко сильному. «На что я тратил свои способности?» — со смесью ужаса и отвращения подумал Чонгук. Он схватился за голову и сжал слипшиеся от пота, грязи и крови волосы. Почти пять лет жизни спустил в помойную яму! Да, вырос, да, стал сильнее, но никогда не рвался в лидеры. Он всегда уступал. Еду, койку, место в рейтинге. — Твою ж… — выругался сквозь зубы Чонгук. Он резко вздрогнул, когда почувствовал касание к плечу, совсем позабыв, что Джей все это время стоял рядом. Его лицо было серьезным и сосредоточенным. — Я тебя жалеть не собираюсь, Чон. Ты знал, куда пришел, ты знал с самого начала, что хочешь быть воином. Командир прав. — Я знаю, — мрачно отозвался парень. — И это меня удручает. Я не зол на него, я зол на себя. — Ты же в курсе, что, пытаясь быть хорошим и полезным для всех, ты теряешь самого себя? — склонил голову вбок Диас. — Тебе пора начать думать о себе, а не о друзьях, — он кивнул подбородком в сторону Хосока и Чимина. Чонгук перевел на них взгляд и почувствовал, как что-то важное внутри него свернулось в клубок, сжалось и встало поперек горла. — О чем ты говоришь, Диас? У тебя ведь самого есть друзья. — У меня нет друзей, — ухмыльнулся Джей, сложив руки на груди. Кожаная куртка заскрипела, обтянув его крепкие бицепсы. — У меня есть товарищи. Полевые. У воина не может быть друзей, иначе он не сможет выполнять свою цель — сражаться. Неважно, с чем. У нас общий мотив: мы хотим победить — каждый в своей войне. Но ты много сил тратишь на то, что подтираешь чужие сопли, — Диас повернул голову к ребятам, которые отрабатывали новые боевые приемы. — Я не осуждаю тебя, мне все равно. Но ради большой цели нужно приносить большие жертвы. Чонгук замолчал. Этот разговор был ему неприятен, хотя в глубине души он понимал: Джей говорит… разумные вещи. Как и командир Хансон. Но, думая об этом, Чонгук заработал себе еще больший приступ мигрени. Парни молча поплелись к тренировочной площадке, усыпанной гравием — будто специально, чтобы падать было больнее. Анни как раз отряхивалась от мелких камешков, врезавшихся в спину, когда они проходили мимо. Болтающийся на турниках Мартель, завидев старшего брата и Джея, спрыгнул на землю и резво подбежал к ним, но, как только его взгляд упал на окровавленный затылок и воротник Чонгука, его глаза расширились и наполнились ужасом. — Какой кошмар! Чонгук, это… это Джей тебя так? Дай посмотреть, пожалуйста, — запричитал Мартель — этот вечно беспокоящийся обо всех альтруист. Чонгук поднял насмешливый взгляд на Джея, как бы говорящий «вот об этом я и говорил», и увильнул от рук братишки. — Хвостик, все нормально. Царапина. Не бери в голову. — Какая же царапина? У тебя же кровь… — Так случается, ангелочек, — с каплей превосходства в голосе проговорил Джей, растянув пухлые губы в улыбке, от которой у Мартеля пустой желудок тут же свернулся в узелок. — На тренировках кто-то ранится, а кто-то — ранит. Я вот… — Диас посмотрел на свой совершенно невредимый палец и продемонстрировал его Мартелю, — тоже поранился. Глянешь, что там? — Действительно? — заинтересовался паренек, вытянув шею. Ему неосознанно хотелось встать поближе, взять руку Джея в свою и рассмотреть его ладонь. Невредимую, разумеется. — Давай я… — Нет, не давай, — с легкой усмешкой Чонгук перехватил хвостика за талию и прижал к своему боку, подальше от змея-искусителя. Уж ему-то было ясно как день! — Все с ним в порядке, Мартель, уверяю тебя. Я даже ни разу не задел его деревянным ножом. Он тебе врет. — Вот так, Джей? — заулыбался Мартель, обхватив Чонгука своими длинными худенькими руками и выглянув из-за него на улыбающегося Джея. От этой улыбки все внутри замирало, трепетало. — Ты обманываешь человека, который искренне хочет тебе помочь? Ужасно некрасиво! — Хм… — Джей недовольно дернул щекой. — Возможно. Но только в благих целях, — Диас игриво подмигнул ему, и Чонгуку тотчас захотелось спрятать хихикающего брата за спиной. Совсем совесть потеряли! Хотя Чонгук и был рад, что его маленький хвостик начал отрываться от него все больше и сближаться с другими людьми, какое-то братское чувство ревности и желание защитить все равно не давало покоя. Пережитки прошлого… желание защитить Мартеля так, как когда-то он хотел защитить Поко. К ребятам присоединились Хосок и Чимин, которые сегодня с самого утра тренировались в стрельбе из мушкетонов. Их учили сражаться не только с титанами, но и с людьми. Пули не могли ранить этих монстров, а вот людей… вполне. Закончив с тренировками, ребята решили пройтись по плацу и посмотреть, чем заняты другие, пока командир Хансон вновь не нагрузил их работой. Джей аккуратно, но требовательно взял Чонгука за локоть и вынудил пойти чуть позади ото всех. — Подумай о моих словах, — едва слышно сказал он. — Захочешь стать лучшим — приходи. Помогу. — Почему? — непонимающе моргнул Чонгук. — Ты ведь сам говорил, что не нужно подтирать сопли другим… А теперь предлагаешь помощь? — Чонгук, — раздраженно выдохнул Диас, отпустив его. Парни остановились друг напротив друга. — Ты очень узко мыслишь. Для тебя «помощь» и «подтирание соплей» стоят через знак равно. Не разочаровывай, включи мозг, ты же не глупый. Я предлагаю тебе помощь, потому что ты потом можешь помочь мне. Товарищи, помнишь? Нам еще не раз придется хлебать помои из одной миски. — Так ты хочешь использовать меня? — И предлагаю тебе использовать меня в ответ. Я могу показать тебе то, чего не покажут другие. Вырваться вперед. Но только ради цели. Перестань жить в своем выдуманном мире, где титаны будут сами умирать под одним взглядом твоих глаз. Это глупо и опрометчиво. Хватайся за всякую возможность, какую тебе только дают. Холодный ветер взвыл волком в вышине, подхватил прядь со лба Чонгука и дыхнул колючими льдинками в лицо. Они с Джеем стояли друг напротив друга и молча пилили взглядами. Джей — жестким, стальным, непоколебимым. Чонгук — непонимающим и уставшим. И вдруг Чон осознал, как сильно ему нужна сейчас эта помощь. Раздаривая себя всем вокруг, он ничуть не переживал о том, сколько останется на себя… совсем ничего. Оттого все выходило из рук вон плохо. Он старался, но этого всегда было недостаточно. Он получал средние оценки по технике, чуть выше — по теории. В голову неосознанно пришло воспоминание темных ночей, проведенных с Мартелем в тесном подсобном помещении, среди метелок и швабр. Они учили анатомию титанов, подсвечивая учебник огарком свечи. Вернее, учил Мартель, а Чонгук ему помогал, ведь в его братишке была одна… особенность, которую они вдвоем очень тщательно скрывали. Мартель плохо читал. Не потому, что был ленив или глуп, вовсе нет. Он описывал это так: «Когда пытаюсь прочитать слово, буквы начинают прыгать, меняться местами и плыть, как будто кто-то пролил воду на страницу». Чонгук пытался найти в старых учебниках хотя бы что-то отдаленно похожее, и такие случаи действительно описывались, но их было слишком мало, чтобы иметь возможность изучить. Одно Чонгук знал точно: Мартель не хуже других. Этот светлый ребенок часто плакал у него на груди, проклиная себя за свою особенность, говорил, что он глуп и ни на что не годен, а Чонгук гладил его по волосам и твердил обратное: «Нет, ты самый лучший! Ты умный, вот увидишь, мы найдем способ, чтобы ты смог читать». И Чонгук действительно его нашел — он читал Мартелю вслух. Ровно столько раз, сколько потребовалось бы младшему брату, чтобы запомнить текст вплоть до запятой. Едва получив учебники, они укрывались вдвоем и читали: Чонгук — вслух, Мартель — глазами, по губам брата, тихо-тихо проговаривая про себя. Потому Мартель мог без труда читать в классе, ведь он знал этот текст наизусть. Никто никогда — даже Хосок с Чимином — не догадывались о том, что Мартель просто пересказывает его, лишь для вида водя пальцем по строчке. Но, к сожалению для Чонгука, помогая Мартелю, он часто попадал под эффект заучивания, когда на самый элементарный вопрос не мог вспомнить ответа: попросту слишком часто повторял одно и то же и вдобавок не высыпался. Мартель виновато кусал губу и кидал на него взгляды из-под отросшей челки всякий раз, когда Чонгук получал плохую оценку, но старший брат всегда ему улыбался: «Ничего страшного, хвостик. Сегодня будем читать?». И все повторялось снова. Пришел на ум и Чимин. Этот человек всегда поражал его скоростью своего математического мышления. У Чонгука с математикой было туговато, она никогда не была в числе его любимых предметов, да и преподаватель не располагал. Господин Юрген был ветераном боевых действий, он участвовал в зачистке пристенных территорий от титанов и видел много смертей. Сам был контужен. Его быстренько списали со счетов и оставили наедине с проблемой. Он часто впадал в гнев, мог отлупить нерадивого, по его мнению, студента указкой по спине или рукам. Признаться, и сам Чонгук получал не раз, потому что интегралы и им подобные он видел в гробу. Господин Юрген прослыл жестоким преподавателем, холодным и отстраненным. У него не было любимчиков, ненавидел он всех одинаково. Решать примеры за партой — полбеды, самое страшное было выйти к доске и решить неправильно. У Чимина-то с этим проблем не было никогда. Чимин был лучшим, когда дело касалось математики, геометрии, теоретических основ боев с титанами и людьми. Он всегда самый первый заканчивал даже со сложными задачами и после косил взглядом в тетрадь к Чонгуку, шепотом спрашивая, не нужна ли помощь. Чонгук неизменно отказывался, мол, неправильно же жить чужими мозгами. А потом, отрабатывая «неуды» после уроков, проклинал свою чрезмерную правильность. Чимин никогда не отказывал ему в помощи… Чонгук отказывался от нее сам. Почему? Почему он отказывался, первым бросаясь помогать? А что касалось Хосока — тут и говорить было нечего. Он всегда был лидером в их компании, как-то так с самого детства повелось, что и Чимин, и Чонгук безоговорочно ему уступали, даже если где-то и выигрывали. Потому что у него характер был другой. Он был целеустремленным, взрывным и бойким. Всего добивался, проламывая стены головой. Если Чимин искал обходные пути у стены, Чонгук — копал под стену, Хосок ее просто таранил и шел напрямик. Его методы были несколько… агрессивными, но действенными. Чонгуку сейчас и не вспомнить, сколького он добился на одном своем упрямстве. Сколько унижений от командира Хансона вытерпел, сколько тренировок выдержал, сколько преград на своем пути преодолел. Ему нравилось быть лидером, это видели и принимали все, пока… не появился Джей. Хосоку было сложно признать кого-то столь же, а может даже и более сильного. Джею, казалось, все доставалось без особых усилий. Он стал лучшим по умолчанию с тех пор, как их объединили в один отряд, а Хосока это злило. Он думал, будто это в высшей степени несправедливо, ведь кому-то вроде него приходилось стирать колени в кровь, чтобы занять вторую строчку рейтинга, а кому-то вроде Джея хватало отжаться кулаками на песке и стать лидером. Между ними всегда была негласная конкуренция, хотя Джей не раз подчеркивал, что он ни с кем и никогда не соревновался — просто делал свою работу. Чонгук и здесь отличился — вместо того, чтобы самому взяться за свои позиции в рейтинге, он помогал достигать высот Хосоку. Они вместе отрабатывали приемы, сражались и даже держали специальную диету для набора массы. Чонгуку захотелось схватиться за голову и ударить себя чем-нибудь тяжелым. О чем он думал? Чем его дрянные мозги были забиты? Слова командира как никогда правильно описали то, что он творил — раздаривал свои возможности. Да, вступить в разведкорпус можно и без квоты, но командирам подразделений всегда дают характеристики на солдат. Что, если командующий Ким Намджун прочтет его досье и решит, что такой среднячок ему даже на корм не сгодится? Все пять лет мучений, ради которых Чонгук плакал кровавыми слезами и истекал потом, обернутся прахом. Он станет ничтожеством, что просто трепал языком о мире без титанов, но совершенно ничего не сделал для этого. У Чонгука перехватило дыхание. И вдруг Джей увидел в его глазах, потемневших, как грозовое небо, вспыхнувший огонь. Их ладони встретились с оглушающим хлопком, и они скрепили свой договор рукопожатием. — Ты прав, — твердо ответил Чонгук. Джей улыбнулся уголком губ — то была странная улыбка гордости. Как будто он только что встретил человека, с которым сможет по-настоящему побороться, в ком увидел равного. — Я слишком много времени потратил, угождая. Настала пора думать о себе. Особенно перед выпуском. — Хорошенько же пришлось тебя головой приложить, чтобы до тебя дошло. — Вот только до выпуска остались считанные месяцы. Я успею прийти в форму? — Ты уже в форме. Осталось лишь научить тебя правильно ее использовать, а для этого необходимо желание и упорство. Ты, Чонгук, веришь во всех вокруг, но только не в себя. Вот твой главный минус, — Джей сунул руки в карманы и пошел дальше, когда ребята обернулись и начали окликать их. Чонгук глухо хмыкнул себе под нос. Неприятно было признавать, что все эти слова были правдивыми и больно кольнули в сердце. Но слышать правду никогда не было приятным занятием. Неожиданностью дождь не стал. После оглушающего раската грома грузные капли медленно посыпались на землю, с каждой минутой все набирая обороты. Но командир Хансон не позволил покинуть тренировочную площадку, пока он не проставит оценки каждому кадету. Уже освободившиеся ребята не могли уйти под навес и были вынуждены мокнуть под дождем в ожидании окончания тренировки. Потом им еще предстояло выслушать нагоняй, обычно ущемлявший самолюбие и гордость. Бьерн никогда не стеснялся грубых выражений. Ребята сгруппировались вокруг последней тренирующейся на сегодня пары — Аби и новенького. Тэхен так и не смог стать для них «своим», да и не скажешь, будто он шибко страдал от этого. Его продолжали звать уничижительно «новенький», показывая тем самым, что имя его запоминать не собираются. Чонгук такого отношения не одобрял хотя бы потому, что Тэхен не виноват в своем позднем присоединении — даже если его родители за это заплатили. Он уважал желание любого человека бороться со злом в виде титанов. Тем временем дождь хлестал озябших кадетов по спине, рукам и лицу. — Эй, замерзнешь ведь, — сказал Хосок, увидев, как дрожит Мартель, обнимая свои плечи. — Иди-ка сюда, — он обхватил младшенького руками и прижал к своему теплому телу, укрывая курткой. — Т-ты же сам зам-мерзнешь, — не попадая зубом на зуб, пробормотал младший. Из его рта вырвался клубок пара. Хосок улыбнулся, махнул рукой. — Ерунда. Это у тебя иммунитет слабенький, дунуть только стоит — заболеешь, — Хосок принялся растирать ладонями его спину. — Может, удастся потом у поварихи выпросить горячей воды, — сказал Чимин, у которого самого нос превратился в ледышку. — Командир хочет закалить нас, вот только после таких тренировок половина кадетов сляжет с температурой. Как тогда, помните? — Да-а-а, — в унисон недовольно протянули ребята. — Я тогда думал, что умру, — вздохнул Мартель. — Температура три дня не проходила. — У тебя хотя бы кашля не было, — сморщил нос Хосок. — А я думал, что пресс себе накачаю из-за него, — ребята хрипло посмеялись и зашагали на месте, стараясь согреть застывшие мышцы. — Тяжело им будет драться, — кивнул в сторону Тэхена и Аби Чимин. — Конечности замерзают, а это качественно влияет на боевые приемы. — Аби не привыкать, — сказал позади Джей и поравнялся с сокурсниками. Рядом встал и Чонгук. — Наши тренировки подразумевали и большие перепады температур — от минус тридцати до плюс пятидесяти. А вот этого новенького… — Тэхена, — сказал Чонгук. — Да, Тэхена. Вот для него это будет испытание. — Почему? — выгнул бровь Чон. — Он показал себя с хорошей стороны. Мне кажется, у него очень высокие шансы… Ребята комментировать его слова не стали, да и делать это было незачем — вскоре они сами увидят все своими глазами. Тем временем Аби и Тэхен вышли на место своего будущего боя. Пирс завязал длинные, промокшие и тяжелые волосы в тугой пучок на затылке и снял кожаную куртку, которую Анни держала как плащ, чтобы укрыть голову от дождя. Миек ловко примостилась рядом, спасаясь от сырости, точно хитрая лисичка. Аби закатил рукава неприятно прилипшей к телу белой рубахи и взял в руки деревянную увесистую палку с неровными краями и торчащими занозами. Тэхен ограничился в подготовительных манипуляциях, даже мешающуюся куртку снимать не стал. «Он так в себе уверен», мысленно восхитился Чонгук. «Но это и не удивительно». — Ким, — окликнул кадета командир Хансон. — Перчатки сними. Против правил. — Но… — Тэхен хотел что-то ответить, но тут же замолк. Он колебался, видимо, оттого, что перчатки имели для него особое значение. В отряде давно ходили различные слухи по этому поводу. Некоторые считали, что Тэхен под перчатками прячет свои уродливые руки. По одной версии, он обжег их в сильном пожаре, по другой — они были испещрены страшными, гниющими язвами. Тем, что кадет не снимал их даже во сне, Тэхен только подогревал интерес к этому атрибуту своего и без того таинственного образа. Чонгук на это лишь закатывал глаза — людям только дай повод языками почесать. Сам он думал, что Тэхену так просто комфортнее. Он находился один в неприветливом и чужом обществе, где все друг с другом перезнакомились еще в детстве, а он чужак. Все равно что заблудший в стаю волк-одиночка. На него будут кидаться до тех пор, пока или не изгонят, или не убьют. Бьерн же вытянул руку в ожидании, пока Тэхен не снимет и не сдаст перчатки. Ким неуверенно уставился на свои руки, потом перевел взгляд на голые руки Аби. Тот ему ободряюще улыбнулся. — Так будет честно. Эта штука, — он слегка подкинул деревяшку в руке, — испещрена занозами. Думаю, это очередная проверка, — и подмигнул Тэхену. — Они собираются куличики вместе строить или драться? — пробормотал Хосок. — Необязательно же жути нагонять, — пожал плечами Мартель. — Они соперники только на поле боя, а не в жизни, — ткнул его пальчиком под ребра младший. Хосок от неожиданности вскрикнул и шлепнул его по спине. — Ц-ц-ц… Вот ведь мартышка. Тэхен, еще с минуту поколебавшись, все же снял перчатки. Кадеты затаили дыхание в этот момент и уставились, как один, на его руки. Но ни ожогов, ни уродливых язв, ни каких-либо других патологий, конечно же, не было. В какой-то момент Чонгук услышал разочарованные вздохи и с трудом сдержался от язвительного комментария. Руки у Тэхена были очень красивыми. Бледная кожа, тонкие пальцы, увенчанные коротко остриженными ногтями с длинной пластиной. Было даже что-то неправильное в том, как он держал оружие — умело, твердо. Юноша перехватил дубинку и взвесил ее в ладони, стараясь не замечать легкую тошноту из-за голых рук. Хотелось кинуться к командиру и отобрать перчатки, слишком… важные. Они были второй кожей, броней, напоминанием. Он привык исследовать пространство через них, как будто трогал мир его руками. — Это никуда не годится, — недовольно заметил солдат, присев на корточки перед распластавшимся по земле мальчишкой. — Ты совсем не смотришь на своего противника. — Ты не мой противник! — тяжело дыша, возразил он. — Я не буду драться с тобой, зная, что могу причинить боль, — мальчик встал на четвереньки, после — поднялся на дрожащих ногах. Сил у него совсем не осталось. Долгие тренировки с самого утра так его выматывали, что все, о чем он мечтал — теплый таз с водой и кусочек жирного подстреленного кролика. Солдат молча пилил его тяжелым взглядом. Мальчик терпеть не мог этот его взгляд, который во сто крат был хуже упреков и нравоучений. От него хотелось спрятаться, закрыть глаза ладонями, убежать, только бы солдат не смотрел на него так. Но и сам солдат не мог долго злиться на мальчика. Вздохнув, он подал ему кривую жестяную кружку с водой и сложил руки на груди. — Придет день, когда тебе придется сражаться с тем, кто тебе дорог. И тогда уже будет не важно, что вас связывало или связывает. Он будет врагом и будет стараться убить тебя. Пойми, в этом мире нет чистого зла или чистого добра. Каждый человек… преследует свои цели. Не всегда они совпадают с твоими. Порой — противоречат. Ты рос в мире, где тебе твердили, что есть хорошо, а что есть плохо. В реальности все совсем не так. Принцы не живут в башнях, а злые драконы не охраняют их балконы. — Но я же жил, — буркнул мальчик, осушив кружку. Вода казалась ему такой манящей и сладкой, что он с трудом удержался от желания попросить еще одну порцию. Воду нужно экономить, он как никто знал об этом. — Перестань считать меня глупым! Я понимаю, что все не так однозначно… — И тем не менее драться со мной ты не желаешь, — по-доброму усмехнулся солдат. — Потому что я тебя… — Продолжаем тренировку, — грубо оборвал он его на полуслове. Мальчик повиновался, они вновь встали в боевые позиции. — Итак, слушай… Легкая дрожь пробежала по телу Тэхена, но он крепче сжал дубинку, чтобы не думать о лишнем. Нельзя отвлекаться. Аби и Тэхен, шурша гравием, вышли в центр. Дождь злобно лупил по ним и по земле, размывая дорожки в отвратительную слякоть. Температура падала, играя не на руку кадетам, у которых изо рта рвались клубы пара. Тэхен встал в оборонительную позу и прислушался к окружающим звукам — как учил его солдат. «Слушай мир вокруг», раздался в голове его шепот. «Он подскажет тебе как двигаться, с какой стороны ждать нападения. Даже то, как поют птицы…». Птицы не пели, но пел дождь. Для кого-то он был помехой, но не для Тэхена — Тэхен слушал. Сквозь стену из дождя он с трудом мог различить силуэты кадетов, а Аби и без того видел с трудом. Тот двигался тихо, словно пантера: опасная, дикая и смертоносная. Капли дождя текли у Тэхена по лицу, собирались под густыми бровями и падали на ресницы. Он с трудом сморгнул их, выдохнул пар. И тут же услышал то, о чем говорил его солдат: пение дождя прекратилось слева, оттуда же фурией вылетел Аби с занесенной дубинкой. Тэхен ловко оттолкнулся опорной ногой и отскочил вправо, разрезав пространство перед собой деревянным оружием, но лишь царапнул плечо Аби. Противник реагировал молниеносно, как будто у него были не пять чувств, а все шесть. По инерции Аби еще двинулся вперед, но тут же перестроился, уворачиваясь от удара Тэхена. Кадеты громко ахнули, наблюдая за боем. Их дубинки встретились с громким треском, они, как два фехтовальщика, сошлись в ударе. На лице Аби играла полуулыбка, Тэхен же был собран и напряжен. Его мышцы звенели от напряжения. «Откуда в нем, таком хрупком, столько силы?», выдохнул Тэхен. «Черт, где же его слабое место?». Дубинки от влаги соскользнули, и парни отскочили друг от друга, закружившись в странном танце-поединке. Тэхен не спешил нападать, пока не прознал, куда бить, а Аби ждал от него действий. Вскоре ему это наскучило. — Брось, ты так и будешь мяться? — вздохнул Аби. Кадеты принялись хихикать. Чонгук бросил на них недовольный взгляд — понятно же, за кого они болели. — Мне начинает надоедать… И тут же бросился на Тэхена. Его удары были точными и быстрыми, Ким едва успевал их отражать. Он с неудовольствием отметил, что у Аби огромный запас сил, намного больше, чем у него. Аби быстрее и опытнее. Даже за свое недолгое пребывание здесь Тэхен достаточно услышал о своем сопернике, чтобы сложить целостную картину. Не зря он третий в рейтинге успеваемости. Аби нападал на него и нападал, не давая времени на передышку. «Хочет вымотать меня!», смекнул Тэхен. Этой тактике он тоже обучался и сейчас прекрасно осознавал: нужно переходить в нападение. Вот только Аби двигался с сумасшедшей скоростью. Устав от игр в кошки-мышки, он развернулся вокруг оси, с громким «хья!» обрушил удар на Тэхена сверху. Не поскупился на силу, ее бы хватило, чтобы оглушить противника, но Тэхен предугадал его действия заранее и успел поднырнуть вниз и обхватить Аби за талию. Когда его руки сомкнулись на спине Пирса, Тэхен рванул вперед и завалил его в противно чавкнувшую грязь. Брызги разлетелись в стороны, оседая на форму и кожу кадетов. Одногруппники принялись кричать что-то вразнобой, создавая какофонию звуков. Они будто специально мешали Тэхену, чтобы дать Аби фору. И этот момент Пирс прекрасно смог уловить. — Святая Мария, они друг друга убить собираются? — выдохнул Мартель. Оружие обоих кадетов валялось где-то в грязи, позабытое и ненужное. Драться пришлось кулаками. Когда они начали кататься и порыкивать друг на друга, как озлобленные кошки, трудно было разобрать, кто нанес удар первым, ярко-алая вспышка боли в носу ослепила Тэхена. Через мгновение густая кровь омыла губы. Записаться в должники он не мог. Не хотелось доходить до подобного, но Аби просто не оставил другого выбора. С трудом оттолкнув Пирса, Тэхен ударил его ногой в грудь. У Аби в солнечном сплетении все стянулось и замерло, воздух схлопнулся, дышать стало нечем. Чонгук заметил, как брови Джея скользнули к переносице, будто он остался недоволен развитием событий. Будто переживал. Но эта эмоция очень быстро скрылась под маской безразличия. Тэхен же навалился на Аби сверху, придавил телом к земле и нажал локтем на горло. Второй рукой нанес несколько сильных ударов кулаком в лицо. Аби прохрипел что-то под ним и ударил ребром ладони по шее. Тэхен отскочил и схватился за горло. На какой-то ужасный момент он подумал, что трахея хрустнула — Аби знал, куда бить. Противник тем временем подскочил на четвереньки, собираясь кинуться на Тэхена вновь, но тут вмешался грубый и властный голос Бьерна: — Вы что, совсем страх потеряли?! — заорал он, вклинившись между двумя огнями. — Вы только что нарушили устав! Я сказал ясно — борьба идет только на дубинках. Решили с жизнями попрощаться раньше времени, засранцы? — он метнул сначала на Тэхена, затем на Аби гневный взгляд. — Так я вам это устрою! Пожали друг другу руки и разошлись по разным углам. Сегодня заступаете в ночь на две недели и лишаетесь ужина. Я ясно выразился?! — для пущей убедительности повысил он голос. — Так точно, командир Хансон, — хрипло ответил Тэхен, прижимая одну руку к кровоточащему носу, а другую — к шее. — Да, командир, — вторил ему Аби. Под его глазом и на скуле уже начали наливаться пунцовые синяки. Бьерн кинул на кадетов такой взгляд, что все мигом потупились, боясь попасть под раздачу. — А вы что уставились, как бараны на свежую траву? Бегом все в спортзал. Высушите свои формы и продолжим обучение. Вот это, — ткнул он пальцем в Аби и Тэхена, — не повод отлынивать от своих обязанностей. На сушку формы у вас есть десять минут. — Но как… — ненароком вырвалось у Сэмюэля. Поняв, что ляпнул лишнее, парень быстро захлопнул рот и опустил голову, чувствуя, как командир Хансон пилит его взглядом. Выждав томительную паузу, он подошел к кадету и наклонился к нему, обдавая горьким запахом дешевого кофе, который только что пил. — Если я скажу спать на потолке, ты найдешь способ это сделать, кадет Гаан. Или мне стоит объяснить тебе это… доступным языком? Все знали, что такое «доступный язык» в понимании командира — каждый из них хотя бы раз испытывал это на себе, и каждый сделал бы все, чтобы это не повторилось вновь. Бьерн Хансон дважды не повторял, а если повторял — пиши пропало. Самюэль внутренне содрогнулся, не в силах оторвать взгляд от сапог, на которые налипла грязь. Командир злобно ухмыльнулся и выпрямился, бросив короткое и колкое: — Я так и думал. Представление окончено, кадеты! — Эй, Тэхен, — негромко позвал его Аби, когда толпа начала потихоньку рассасываться. Ким повернул к нему голову с явной неохотой. — Ничего личного, ладно? — улыбнулся Пирс, от чего свежие ранки на губах закровили. — Я не отношусь к тебе плохо, это была просто тренировка, а ты — сильный оппонент. Спасибо, что провел ее со мной, — Аби протянул ему ладонь, ожидая рукопожатия. Но Тэхен не ответил, лишь сжал кулаки. — Ага. Да. Тебе тоже спасибо, — «За то что отметелил меня так, что кости неделю болеть будут», проглотил окончание своей фразы Тэхен. Он прошел мимо Аби вслед за Бьерном и окликнул его: — Командир Хансон! — тот остановился, лениво повернул голову к Тэхену. — Извините, я могу получить свои перчатки? — Это вот эти что ли? — командир нарочито небрежно достал их из кармана и покрутил в руке. Ему, как представителю рода человеческого, тоже был присущ интерес. И ему действительно было интересно. Тэхен протянул ладонь и терпеливо ждал. Издеваться над ним Бьерну почему-то не хотелось. — Перчатки как перчатки. Я думал, у тебя тут ножи встроенные или еще какая приблуда. А это… просто ткань, — он бросил их кадету, а тот ловко поймал. — Выбрось ты эти тряпки, они только мешают сосредоточиться. Тэхен сжал перчатки в руках. Тряпки. Небрежно брошенное слово Тэхен воспринял, как личное оскорбление. Сглотнув горький ком, вставший у основания горла, он надел перчатки и лишь тогда смог выдохнуть. Как будто соприкоснулся с его руками и вновь жил под защитой, уверенный, что справится со всем. И без того мерзкое настроение стало еще более поганым. Кадеты медленно обступали его, перешептываясь, болтая и хихикая. Тэхен поднял голову к мрачно-серому небу, с которого хлестал дождь, и выдохнул клубок пара. Он устал, вымотался и… словно остался униженным. Его не столько волновала борьба с Аби, сколько то, что его прилюдно заставили снять перчатки. Мерзко, горько. За спиной послышались тихие шаги — Тэхен не обернулся. Неизвестно откуда знал, кто стоял позади. — Оставь свои советы при себе, — раздраженно сказал он. — Я и не думал, — пожал плечами Чонгук. — Проигрывать — это… нормально, — кадет захлопнул рот, когда Тэхен стрельнул в него злобным взглядом. Чон поднял ладони и примирительно улыбнулся. — Я вот постоянно проигрываю. — Потому что ты не стараешься. — Да, думаю, это так. Но ведь не учится тот, кто не совершает ошибок, верно? Это не конец света, а Аби — сильный противник. Это ты еще на Джея не попадал, вот кто заставил бы тебя есть грязь комьями, как я сегодня, — Чонгук тихо засмеялся, так, что лицо Тэхена странно исказилось. «Чего он хочет от меня?» — недоуменно подумал Ким. — Ты жалеешь меня? — холодно спросил Тэхен. — Нет. Просто говорю факт. У тебя это… — он указал пальцем на собственную щеку и достал из внутреннего кармана белый платок. — Кровь. Вытрешь? Тэхен тупо уставился на носовой платок, после — на Чонгука. Совсем запутался. С чего бы такая любезность? Тэхен настолько привык получать болезненные удары в спину, что теперь элементарную доброту встречал с оскаленными зубами. Что тогда в душевой с Мартелем, что вот теперь — с Чонгуком. Тэхен стал одиночкой, он был сам по себе. Он не ждал, что кто-то подойдет к нему и начнет подтирать сопли, утешать, говорить ласковые слова. Все это они могли оставить для слабаков. Его учили выдержке. Учили идти вперед, невзирая на препятствия и боль. Он продолжал учиться этому здесь. Да и друзей у него никогда не водилось. Они с… он всегда был волком, отбившимся от стаи, и теперь влиться в чужой прайд для него было чуждо. Противно. Круто развернувшись, Ким в несколько широких шагов подошел к Чонгуку и обдал его запахом своего тела. Он пах кровью, землей и совсем немножко — горькими травами. Ноздри Чонгука трогательно затрепетали, а сердце, вмиг такое большое для его грудной клетки, забилось с утроенной силой. — С чего ты вообще взял, что мне нужна нянька? Мне казалось, у тебя уже есть… подопечные. Оставь эти сладкие речи для них. Я в них не нуждаюсь, Чон Чонгук. Я не просил меня поддерживать. Раз ты так любишь раздавать всем советы, послушай вот что: позаботься о своей шкуре, а не пропихивай вперед чужие. Думаешь, добро добром возвращается, да? — Тэхен встал на носочки, чтобы его глаза были на уровне глаз Чонгука. — А я тебе скажу, что это глупость. Не бывает в мире так. Нет в этом мире добра и зла, есть разное понимание мироустройства. Так вот, не лезь в мое, если в следующий раз не хочешь получить кулаком по… Тэхен резко замолчал, потому что Чонгук поднял руку и вытер платком кровь с его лица. Наполовину это уже сделал дождь — он бережно умыл омегу, но кровавые подтеки все равно портили его красивое бледное лицо. Чонгук аккуратно прошелся тканью по его щеке, затем скользнул на подбородок, позволил себе утереть капли крови под носом — бережно огибая верхнюю пухлую губу. У Тэхена глаза расширились настолько, будто он увидел перед собой титана во плоти. Закончив вытирать его лицо, Чонгук улыбнулся, сложил порозовевшую ткань и сунул ее в карман. — Тебе как будто доброта и не знакома. И пошел дальше — ребята уже ждали его под навесом, не без интереса вытягивая шеи, дабы получше рассмотреть, чего такого он там делал с Тэхеном. А Тэхен невнятно моргал, пытаясь скинуть с глаз пелену. Или то был всего лишь дождь? Он прикоснулся ладонью к месту на щеке, которое только что трогал Чонгук, и гулко выдохнул. Что это только что было? «И что за дурацкая реакция у меня была?», поругал себя Ким. Наглый выскочка Чонгук! Да что он вообще возомнил о себе? Какое право имел трогать его, да еще и без предупреждения? Тэхен яростно затряс головой, выкидывая прочь эту идиотскую улыбку Чона из своей головы. От такого ненормального, как он, следовало бы держаться подальше. Остаток дня ребята провели в спортзале. Конечно же, высушить форму не удалось почти никому из них, не считая Джея и Анни — лишь эти двое и смогли избежать наказания. Всем остальным командир устроил взбучку: кадеты еще полчаса слушали тираду о том, какие же они мерзкие и ни на что неспособные куски титановой отрыжки, что им следовало бы залезть в чрева своих матерей обратно, дабы не топтать эту землю недостойными ногами. Все уже привыкли к этому муштрованию настолько, что просто отключали сознание и молча выслушивали. — Да, я не лучше конского навоза, сэр! — кричал один. — Так точно, я позор моей семьи! — поддакивал ему второй. — Мои руки годятся лишь на то, чтобы чистить ваши сапоги, командир! — соглашался третий. И так бесчисленное множество раз. Затем — тренировки. Сегодня обед им не полагался, так что к концу дня все ребята были вымотанными, уставшими и голодными. Командир отпустил их только к семи, не особо переживая о том, что многим еще предстояло нести вахту в конюшнях, на кухне и на контрольно-пропускных пунктах. Но никто и не обещал, что последний курс дастся легко. И как назло, Мартелю предстояло сегодня работать на кухне, а Хосока послали на КПП. Так что, Чимин и Чонгук остались вдвоем. Первым делом они приняли душ и постирали форму, которую оставили сушиться на веревках. Плохо просушенные, вещи оттягивали их вниз и собирали под собой приличные лужицы, однако переделывать что-то сил не было. Чонгук переоделся в гражданскую и, наконец, сменил обувь. По ошибке ему выдали сапоги размером чуть меньше, пообещали заменить, но, по-видимому, забыли. Так что теперь его мизинцы адски болели. — Чимин? — окликнул друга Чонгук. — Ты куда собрался? — спросил он, видя, как Пак бережно складывает свои учебники и тетради в стопочку. — Хочу немного почитать до ужина. Скоро теоретический экзамен по пространственному маневрированию, помнишь? — Конечно! — уверенно кивнул Чон. Конечно нет. Это напрочь вылетело из его головы, хотя по пространственному маневрированию у Чонгука всегда были проблемы. Если с теорией он с горем пополам совладал, то с практикой… По коже пробежал мороз, когда он вспомнил, как на полной мощности влетел в ствол дерева. Еле кости собрал тогда, а после трое суток валялся в медпункте. Пропустил кучу занятий, тренировок, нагоняев от командира Хансона — в общем, работать пришлось потом вдвое больше. «Мне конец», — уныло подумал подросток, экзамен он провалит со стопроцентной вероятностью. И Чимин тоже это понимал. Он положил теплую ладонь Чонгуку на плечо и мягко улыбнулся. — Может, вместе повторим материал? Лишним не будет же. А Хосок потренирует на практике. Он у нас в классе лучший. — Ты тоже, вообще-то, — возразил Чонгук, но Пак отмахнулся от этой мысли, как от чего-то глупого, несущественного. Чонгук поджал губы. — Хорошо. Тогда встретимся через час в библиотеке у южных полок? — Идет, — подмигнул Чимин. — Я же пока займусь травоведением. — Травоведение! — шлепнул себя по лбу Чонгук. — Мне точно крышка… Конечно, про всякие лечебные травушки-муравушки он и думать забыл. Он был совсем не готов к сессионной неделе и уже предвкушал, как бессонные ночи после патруля проведет не в теплой, хоть и жесткой, постели, а за зубрежкой. Не выдержав, подросток застонал. Чимин по-дружески расхохотался и похлопал его по спине, мол, ну ты держись, солдат, и ушел. Чонгук тоже решил подышать свежим воздухом, чтобы разгрузить голову. Дождь уже лил не так сильно, лишь изредка капал то тут, то там. По земле расплылись лужи, в которых отражалось готовящееся к закату небо. Темнело рано… Сначала небо порозовело, как спеющая молодая роза. Тучи разошлись, пропуская кровавый свет заходящего солнца окропить землю. Лучики прыгали по земле, блестели в лужах и в дождевых капельках, собирающихся на листьях кустов и деревьев. Воздух был сырым, морозным. Пахло дождем. Чонгук оперся локтями о перила и глубоко вдохнул — так, что легкие закололо. «Кап, кап, кап» — тихо падала осенняя капель. Прохладный ветер трепал Чонгуку волосы и морозил нос. Паренек закутался в колючий свитер и дунул на озябшие пальцы, согревая их паром. Природа медленно готовилась ко сну… Две белочки сидели на высоком суку дерева и умывали мокрые мордочки. Затем, услышав хруст палки, встрепенулись и юркнули в дупло, откуда выглядывали бельчата. Чонгук улыбнулся уголком губ. Серьезный ворон педантично начищал свои черные крылья, то и дело стреляя недовольным взглядом в солдат, несущих пост у КПП. Чонгуку всегда нравились эти благородные и умные создания. Среди кустов, глубоко в лесах, они встречали диких зайцев, молодых оленей и даже кабанов. А за стенами… Какой же удивительный мир скрывался за стенами! У Чонгука по рукам пробежались холодные мурашки от одной мысли об этом. А в соленом море намного больше рыбы, чем в их озерах и реках. И волны там совсем другие. И ракушки! Чонгук мечтал собрать ракушки и морские волны в банку, как обещал когда-то сестре Атсуко. Вот только… отнести ее было некуда. Родной приют был погребен под обломками и развалинами, под хаосом, который принесли вместе с собой титаны. — И я достану для тебя самую дальнюю звезду, поднимусь на самую высокую гору, переплыву самый глубокий океан, — послышалось тихое пение откуда-то сбоку. Чонгук сразу понял, кто это поет. Он тихо, как воришка, обогнул здание и выглянул из-за угла. Там по дощатой веранде ходил Юджон, ласково держа в руках крохотный сверток. — Я сделаю все, чтобы ты был счастлив… — на миг он повернулся вбок, и Чонгук увидел его точеный, нежный профиль. На губах играла полуулыбка, глаза — полны тепла и нежности. Юджон смотрел на их с командиром Хансоном ребенка. Чонгук знал, что их первый и самый любимый учитель стал папой несколько месяцев назад, но так и не явился, чтобы поздравить его. Сам не знал, почему. Боялся, был взволнован, мучился от мыслей, что это не его дело, не его ребенок. Хотя ребята радостно его поздравляли. Мартель и Миек нарвали полевых цветов и завернули их в газетную бумагу, Хосок и Самюэль сочинили веселую песенку, а Чимин играл на гитаре под окнами медпункта. Командир Хансон, на удивление, даже не прогнал их, он… улыбался. А песенка понравилась всем: она была про грозного медведя Бьерна и маленького медвежонка Берси — так назвали малыша. И вот теперь Чонгук видел Берси на руках у Юджона — впервые так близко. — Не бойся, — тихо, но различимо сказал Юджон. Он не повернул голову к Чонгуку, но Чон знал — он обращался именно к нему. — Подойди, познакомься с ним. Он не кусается. Честно. — Я не боюсь, — неуверенно пролепетал Чонгук и нерешительно подошел. Берси спал на папиных руках. Он был таким крошечным, таким хрупким и трогательным! Его личико было размером с кулак Чона, и когда Юджон протянул ему сверток, подросток в страхе отшатнулся и выпучил глаза: — Что вы делаете?! — Возьми. Он очень легкий, — тихо засмеялся Юджон. — И крепко спит. Ну же, Чонгук. Я хочу, чтобы ты познакомился с Берси поближе. — Но он же такой маленький! Вдруг… вдруг я сломаю ему что-то?! Командир Хансон с меня кожу живьем сдерет. — А-ха-ха! Милый, не выдумывай. Берси из рода медведей! Так просто ему боль не причинить, — Юджон гордо улыбнулся. Чонгук же, немного поколебавшись, все ж взял ребенка на руки и… Замер в напряжении. Потому что он был легче перышка. Чонгук даже не подозревал, что дети могут быть настолько легкими! Страх сломать ему ручку или ножку охватил подростка, не утешало даже то, что он был укутан в несколько одеял. А еще Берси пах… Он пах теплом. Пах домом. Нагретым молоком, смесью ароматных трав и чистотой. Чонгук аккуратно, точно зверек, потянул воздух — крылья его носа затрепетали, заставляя Юджона, сжимающего бутылочку молока в руках, захихикать. Берси был прелестным малышом. Он унаследовал оливковую кожу своего отца, прямой нос и длинные ресницы. Трогательны губы, точно папины, были сомкнуты и чуть надуты, бровки то и дело выгибались, как у командира, когда он был недоволен своими кадетами. Чонгук подумал, что Берси сейчас откроет глаза и на понятном языке объяснит ему, как правильно чистить сапоги, ибо Чонгук — неотесанный болван, но этого, конечно, не произошло. Берси сладко спал и видел сны. Его щечки нежно заалели, как два сладких яблока, морозец тронул и его носик. Он весь был сосредоточением нежности и тепла. Сердце Чонгука нетерпеливо стучало в груди, пораженное, удивленное близостью такого столь хрупкого создания… — Что чувствуешь? — тихо спросил Юджон, заглядывая из-за плеча Чонгука. — Я удивлен и растерян. Он такой маленький, — прошептал подросток. — И такой беззащитный. Трудно поверить, что однажды и я был таким… А вы с командиром уже знаете, кем он станет? — О чем ты? — приподнял брови его бывший учитель. — Ну, когда вырастет… Разве вы не определяете это? Пока он еще маленький. Куда он пойдет? Королевская полиция или разведкорпус? — Чонгук, он ведь еще младенец. Он не солдат, — покачал головой Юджон и приложил ладонь к теплой голове Берси. — Сейчас он должен расти и набираться сил. А дальше… кто знает? Может быть, он захочет стать солдатом. А может, фермером. Как его родители, мы поддержим любой его выбор. Главное то, что он есть в этом мире. Главное, чтобы он рос добрым человеком с большим сердцем. А кем он будет… это не так уж и важно, — улыбнулся омега и перевел взгляд на Чонгука, что неотрывно смотрел на него. Юджона этот взгляд даже несколько смутил. — Что? — Ничего. Просто вы хорошие родители, — тихо отозвался Чонгук. На душе как-то было горько. Берси принялся ворочаться и скуксился, готовясь заплакать. Он разлепил сонные глазки и, не увидев папу, открыл беззубый рот, принимаясь кряхтеть и хныкать. — Ой-ей! Что это с ним? — испугался подросток. — Я сделал ему больно? — Не переживай, — хихикнул Юджон и, утешая, погладил ученика по плечу. Он забрал сына, и лицо его тут же просветлело, да так ярко, что затмило солнце. — Он просто голодный. Правда, Берси? Ты был рад познакомиться с Чонгуком? — качая на руках сынишку, спросил омега. Он прописклявил, имитируя детский голос: — Чонгук, спасибо, что посидел со мной! Я так рад был наконец-то встретить тебя! — Я тоже, — глупо улыбнувшись, Чонгук почесал затылок. — Он… прикольный. То есть, такой маленький. И все такое. — Спасибо, милый. Заходи к нам в гости, когда Бьерн не будет вас розгами гонять, ладно? Мы с Берси будем рады. И ребят с собой прихвати. — Чтобы командир гонял нас розгами у вас дома? — беззлобно ухмыльнулся Чонгук. Юджон махнул на него ладонью, мол, глупости говоришь, и засобирался домой — в тепло, к мужу. Берси с удовольствием пил молоко из бутылочки, громко дыша при этом через нос. Чонгук все еще удивленно таращился на это хрупкое человеческое создание. — Учитель Юджон, я… — омега обернулся на ступеньках, чтобы посмотреть на Чонгука. Он стал похож на ангела в то мгновение, когда лучи солнца рассыпались над его головой, а к груди прижимался этот крохотный малыш. — Я сделаю все, чтобы защитить вас с Берси. В смысле, вместе с командиром Хансоном, конечно, — щеки у Чонгука заалели. — Мы… мы все будем защищать вас. Спите спокойно, ладно? Титаны не доберутся до вас. — Знаю, Чонгук, — нежно улыбнулся Юджон и протянул ладонь, прикоснувшись пальцами к щеке подростка. — Я знаю это. Ты ведь такой сильный мальчик. Эти слова… приободрили Чонгука, удрученного бесконечно долгим днем, полным унижений. И в то же время это заставило его задуматься: что же толкает людей на то, что они заводят семьи в мире, полном опасностей? Особенно теперь, когда угроза появления колоссального и бронированного титанов стояла острым вопросом для всего человечества. Чонгук был твердо уверен, что своего потомства на этой земле он не оставит. Не здесь, не в этих стенах. В какой-то мере Чонгук злился на людей, обрекающих своих чад на бесконечную борьбу, загнанность в угол и беспомощность перед величием титанов. «Величием?!», тут же злобно одернул себя Чонгук. Неужто величие измерялось в размерах? В силе? В численности? Он повернул голову к небу, на котором алел, точно свежий кровоподтек, закат. Нет. Величие вовсе не в этом. Величие — в умах. В способности пользоваться своей ограниченной силой. Пусть человек рядом с титаном — пустяк. Но в этом пустяке заложена неведомая сила, потому что человечество двигает вперед… — Надежда, — выдохнул едва слышно Чонгук. Надежда. Какое сильное, глубокое, дающее силы слово. Вот что заставляет солдат разведкорпуса выходить за пределы стен, вот что заставляет фермеров сажать новые посевы пшеницы, вот что заставляет школьников корпеть над учебниками, вот что заставляет людей рожать новых людей в этот мир. Надежда — чувство, определяющее человечество. Неважно, сколь ужасна ночь сегодня, намного важнее та надежда, что принесет за этой ночью рассвет. Каждый из них хранил в своей душе надежду. Покуда она жива, у них были силы идти вперед. Искать, за что бороться. Будто бы маленькие светлячки, затерявшись во тьме, они искали свет. Свет бесконечной надежды. Чонгук по-глупому улыбнулся и глянул вслед Юджону, давным-давно скрывшемуся за домами. Человечество проиграет тогда, когда у него отнимут надежду. — Мы защитим вас с Берси! — крикнул он в пустоту. Эхо его голоса разлетелось по молчаливому двору, вызывая лай собак. — Обязательно защитим. Чимина он обнаружил за круглым столом. Свеча встрепыхнулась от дверного хлопка, коим Чон обозначил свое присутствие, но через пару мгновений пламя выровнялось. Кадеты бросили на вошедшего недовольные взгляды, Чон поспешил извиниться и прошмыгнул к другу. Чимин не оторвал бегающего взгляда от строчек, жадно поглощая информацию. Чонгук уселся рядом на скрипнувший стул и подтянул к себе старенький учебник с истертыми страницами. «Лекарственные травы и первая помощь», прочитал название юноша. Что ж, ближайший час можно было считать безвозвратно утерянным, но делать было нечего. Чонгук открыл на первой странице и принялся читать. Примерно через полчаса у Чонгука начала кружиться голова от обилия информации, которую он пытался туда впихнуть. Несомненно, все это было полезным чтивом — как будущий разведчик, он не раз попадет в ситуацию, когда отсутствие медикаментов будет стоить ему или его товарищу жизни. Важно было не только суметь найти ромашку, валериану, дурман, женьшень, анис обыкновенный, — и далее по огромному списку, — но и правильно их заготовить, высушить, привести в стандартное для употребления состояние, определить граммовку. Это на пустую голову тяжело было запомнить, а на забитую после тренировочного дня вообще невозможно. Но Чонгук упорно читал и перечитывал, яростно вдалбливая в свои извилины необходимые знания. Все это было важным шагом на пути к выпуску, и Чонгук очень жалел о тех днях, когда отмахивался от ботаники, уделяя внимание математике, истории появления титанов и физической выносливости. Все это было бы просто бессмысленным, если бы в зимнюю пору он умер где-то в лесу от воспаления легких, не сумев оказать себе первую помощь. Хорош он был бы тогда со своими криками: «Спасу, освобожу»! Вскоре Чонгук схватился за волосы, и Чимин сочувственно покосился на него. — Не могу смотреть на то, как ты мучаешься. Давай попробуем чуть иначе. — Как? — застонал Чонгук, свалившись без сил на стол. Кадеты вновь зыркнули в их сторону недовольными взглядами. — В процессе общения запомнить информацию намного легче. Давай сюда, — Чимин забрал из его рук пособие и пролистал несколько глав. — О! Вопрос, который точно будет в экзаменационном билете. Какие травы могут обезвредить гнойную рану? — Так… Эм-м-м, начнем со стадий заживления? Для начала, нужно очистить рану. Затем — начать борьбу с инфекцией, это самый сложный этап, так как нужно понять, какого она рода. В случае успеха, создать оптимально-влажную среду, для этого необходимы примочки и бинты с целебными составами. Последняя стадия — закрытие раны от внешних угроз. — Так, молодец, — улыбнулся Чимин. — Теперь давай конкретнее о способах обеззараживания раны. — Угу-м. Ну, во-первых, сок алоэ — хорошее противовоспалительное средство, им можно промыть рану. Болотная клюква тоже обладает схожими свойствами. Сваренные в кипятке листья черники можно использовать в качестве примочек — они приостановят распространения гноя и хорошо промывают. Если рана уже покрылась коркой, чтобы безопасно ее размягчить, можно использовать… Этот, как же его, — почесал затылок Чонгук. Чимин терпеливо пилил его взглядом. — А, донник лекарственный! — Да. Хорошо. Ну а если у нас есть что-то из стандартных овощей, то?.. — То к ранам можно прикладывать свежеперетертую морковь! Репчатый лук рассасывает нарывы. Да, а еще… И чем больше ребята обсуждали лекарственные растения, тем легче Чонгуку было их запоминать. Чимин охотно ему подсказывал, одобрительно кивал головой и не торопил, даже когда его желудок издавал жалобную тираду, требуя своей корки хлеба. Пак терпеливо помогал своему другу, видя, как глаза у Чонгука загораются, стоило ему вспомнить очередное название замудренного растения. Он прогнал его по воспалению легких, сухому кашлю, сепсису и болевых синдромах в мышцах, решив не перенагружать кипящую голову Чонгука. Затем они немного позанимались по теории пространственного маневрирования, в основном сделали упор на физику и строение УПМ. Чимин до сих пор думал над своей идеей улучшенных, но так и не высказал ее никому из руководства. — А я все равно думаю, что тебе стоит этим поделиться, — сказал Чонгук, собирая учебники в рюкзак. — И не надо меня игнорировать. Ты башковитый — таких как ты на все отряды один к сотне. Тебя послушают. — Брось. УПМ популярен среди разведчиков да кадетов. Полицейские и гвардейцы ими и не пользуются почти — так, пьянчуг погонять поздней ночью да разбойников всяких, — ребята вышли из библиотеки и наконец двинулись в столовую. — Им невыгодно менять строение лишь потому, что это выгодно разведчикам. Сам слышал, что о них говорят… — Да, — недовольно сжал губы Чонгук. — Конечно, ведь королю с высоты его трона виднее, куда лучше вкладывать казенные деньги. Не в прогресс и войну с титанами, а в своих прихвостней. Ему плевать, что колоссальный и бронированный могут вновь появиться в любой момент. Черт, это так злит. — В этом суть монархии, — вздохнул Чимин, прижав учебники к груди. Они не спеша прошли под крытой верандой, уже видя мерцание огней в столовой. — Богатым нет дела до бедных, верхушкам нет дела до низов. — Ким Намджун исправит это! — с жаром сказал Чон. — Он уже произвел революцию в разведкорпусе. Вот увидишь, он добьется и должного финансирования за счет казны. Люди должны понимать, что они платят налоги за свою свободу. — Люди хотят знать, что они платят налоги за свою завтрашнюю еду и крышу над головой, а не призрачную свободу, — грустно улыбнулся парень. — И винить их в этом сложно… Они ведь просто люди, которые просто хотят жить. Они не солдаты. Чонгук поджал губы, не желая что-либо комментировать. Он сожалел, что свои мозги вложить в чужую голову не представлялось возможным, но и злиться не мог. Чимин был прав: они просто люди с их простыми потребностями. В еде, укрытии и завтрашнем дне. А кто защищает их и дает возможность встретить завтрашний день — это уже и не столь важно. Чимин что-то еще говорил, но Чонгук его не слушал. Его взгляд приковался к одинокой фигуре на ступеньках. Тэхен не шел ужинать в столовую, предпочитая одиноко есть, сидя вдалеке ото всех, на ступеньках, будто сторожевой пес. Он держал в руках дымящуюся чашку супа с куском ржаного хлеба и смотрел вдаль. Лицо его было печально и отрешенно от этого мира, он словно с головой окунулся куда-то очень глубоко, где его было не достать… — Эй, ты идешь? — окликнул его Чимин, открыв дверь в столовую. Оттуда уже доносился шум, перезвон столовых приборов и смех. Жизнь кипела и била своим ключом. — А, да. Да, я иду, — отозвался Чонгук и двинулся навстречу теплу и веселью, оставляя позади Тэхена в промозглой, подступающей к ногам темноте.

***

Связанный, обездвиженный, с проколотой железными болтами пастью титан уже не внушал страха — и все равно солдаты его побаивались. Днями он только и делал, что невразумительно мычал и следил блеклыми, как у рыбы, глазами за караульными. Единицы отважились сторожить титана — пусть и связанного, — вблизи. Многие крутили пальцем у виска и шептались, что у капитана исследовательского подразделения Ким Сокджина совсем поехала крыша. Не только солдаты были такого мнения — даже вышестоящие чины охотно с этим соглашались. Сложнейшие спецоперации, человеческие и финансовые ресурсы были затрачены на то, чтобы титан в эту секунду сидел на коленях, то и дело безрезультатно пытаясь дотянуться до караульного. Его пальцы тянулись к сторожу, нервно поглядывающему на титана. И пусть конструкция выглядела вполне прочной и надежной, а под потолком сидели по два снайпера на каждой стороне света, нервозность все равно не отпускала солдат. Титан успокаивался только с заходом солнца. Он замирал, словно каменное изваяние, и не реагировал ни на крики, ни на тычки, ни на брошенные вопреки указу капитана камни. Ненависть солдат к тварям, сожравшим выводок их товарищей, нельзя было остановить одним приказом. Да и какой вред этому монстру причинил бы брошенный камень? Он лишь рычал, туже натягивая свои кандалы из толстой цепи, что звенели от напряжения. — Как тебе нравится такое, ублюдок?! — кричали солдаты. — Когда ты стоишь перед нами на коленях, а не мы — перед вами? Скорее всего, капитаны знали об этих выходках, но ничего поделать не могли. Если солдаты хотели выместить злобу подобным образом — да будет так. Главное, чтобы ценный экспонат не повредился и не прервал исследование. Командир разведкорпуса Ким Намджун охотно поощрял стремление Сокджина узнать титанов. «Держи друзей близко к себе, а врагов — еще ближе». Лишь поняв принципы материи, можно понять ее суть — это Намджун уяснил еще в детстве. Отец подарил ему толстую книгу, написанную задолго до возведения стен, когда титаны истребляли людей каждый день. Отец верил, что в этой книге маленький Намджун сможет найти ответы на свои вопросы, до сих пор этот подарок хранился в столе его кабинета. С Сокджином они сразу же нашли общий язык хотя бы потому, что они оба здраво и без страха оценивали титанов. Когда они только познакомились, Сокджин был обычным солдатом. Не было в нем выдающейся силы или ловкости — он, наверное, и в сражениях уцелел лишь чудом или с помощью Марии, Розы и Сины. Зато в нем был дикий азарт, запал и энергия, что сносили с ног любого. — Мы будем проигрывать снова и снова, пока не поймем, кем на самом деле является наш враг, — сказал он тогда с жаром, облокотившись ладонями о стол Намджуна. — Если знаешь свою суть и суть своего врага — ваши шансы на победу высоки. Сражайтесь сотни, тысячи, миллиарды раз, и не проиграете. Если знаешь себя, а врага — нет, шансы равны один к одному: можешь выжить, а можешь умереть. А коли не знаешь ни себя, ни врага — победы никогда не видать! Юнги подумал тогда, что Джин — выскочка, а Намджун сразу понял — это их шанс вывести легион разведки на королевский уровень. Теперь, когда в их руках был такой ценный солдат и ученый, они семимильными шагами пойдут к победе. Сокджин быстро вырос до капитана исследовательского центра и даже добился финансирования за счет налогоплательщиков постройки целого комплекса по изучению титанов. Там были самые передовые технологии, микроскопы, лаборатории, химические реагенты, огромные вольеры, стальные цепи и крепкие солдаты — для защиты. Вот только начать работу центр смог совсем недавно: до сегодняшнего момента им еще не удавалось захватить титана живым. Намджун поневоле стал переживать, что король вскоре прикроет это ответвление легиона, но когда гонцы принесли ему благую весть о поимке титана, тот, напротив, расщедрился и выделил неплохие жалования. Однако командующий разведкорпуса рассчитывал на несколько другую поддержку — и собирался этим заняться в скором времени. Сокджин же пребывал в благоговейном трепете. — Так-так-так, — бодрым, веселым голосом объявил о своем присутствии капитан исследовательского корпуса. Его глаза в ужасе расширились, когда он заметил подопечного. — Стиви! — вскрикнул Джин, подлетев к прутьям и стиснув их пальцами. — Что они сделали с тобой? О великая Сина, кто посмел? — повысил голос капитан, злобно зыркнув на караульных. Те вжали головы в плечи. — Отвечайте! — Капитан, — солдат, стоявший ближе всего к клетке, прижал кулак к груди. — Прошу простить, это… это уже было, когда мы заступили на службу! Говорят, он разбушевался накануне. — Конечно, он разбушуется, если вы будете постоянно дразнить его, словно бездомного пса, — недовольно проворчал капитан. Он отворил массивную дверь клетки ровно в тот момент, когда к нему метнулся Поло с полными руками книг, писем и свертков. — Капитан, что вы удумали?! Не смейте заходить к титану! Это опасно. Но Джин лишь отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и шагнул в клетку. Солдаты тут же напряглись и обнажили клинки, снайперы — наставили прицел на рожу и затылок титана. С глухим стуком ноша Поло рассыпалась по полу, он с металлическим свистом вынул клинки из ножен. Защищать капитана — его главная цель! Спокойствие сохранял только Сокджин. Ему не было страшно находиться в одной клетке с титаном, немигающим взглядом наблюдавшим за ним. Капитан выставил вперед руку и ласково, почти по-отечески проговорил: — Тебе больно, так ведь? Ты пойми их. Титаны много наших положили. И твой… аномальный друг заставил нас обращаться с ним грубо. Лично я вам зла не желаю, — он примирительно поднял руки. Титан дернулся к нему, зазвенели цепи, вынуждая солдат резко охнуть и двинуться к ним. Джин жестом указал оставаться на месте. — Я вытащу ее, ладно? Я буду аккуратен. — Капитан, — сквозь зубы проскрежетал Поло, — вы слишком ценная персона для разведкорпуса и… — мужчина щелкнул челюстью так, что чуть не прикусил язык. — Позвольте это сделать мне. — Опустите клинки, — приказал капитан. Нехотя солдаты подчинились, но Поло до последнего стоял наготове, чтобы в любую секунду оказаться рядом. Тогда тот посмотрел на него выразительным взглядом и сказал: — Не заставляй меня повторять дважды. Папараццо опустил клинки, но не убрал их. Капитан удовлетворенно хмыкнул, выпустил гарпуны УПМ так, что зацепился острыми краями за прутья клетки и взмыл ввысь, опустившись на плечо титана. Тот начал мычать и дергаться, но все было тщетно. В его правом глазу торчало толстое копье с ржавым наконечником. Такие использовались не как оружие, а как сподручный инструмент, чтобы загонять титанов в клетки. Но и в качестве орудия пыток — вполне себе подходило. Пар валил из его глаза, клетки активно пытались регенерировать, но то и дело встречались с препятствием в виде наконечника. Джин… жалел это существо. Ведь люди не винят льва, что сжирает антилопу? Это — его инстинкты, его потребность. И пусть титаны сжирали людей не ради голода, а ради какой-то иной цели, ими так же двигали инстинкты, просто пока Сокджин не понимал, какие. Добраться до их сути — вот его задача. — Бедняжка Стиви. И долго же ты сидел тут, ожидая, пока кто-нибудь тебе поможет? — тихо спросил капитан и положил ладонь — такую маленькую на фоне титана, — на его голову. Чужая кожа была горячей, настолько, что почти обжигала. Такой грозный и опасный, сейчас он напоминал Джину ребенка. — Сумасшедший, — прошептал один караульный второму. — Титана жалеет, охереть можно! А дальше что? Нас ему в пасть пачками отправлять будет? — У него ж не все дома, — шепотом отвечал второй. — Чего ожидать от умалишенного? — Вы бы закрыли свои пасти, — грубо оборвал их Поло, стиснув клинки. — Если в его пасти оказаться не хотите, — солдаты в ту же секунду заткнулись. — Сейчас будет больно, но ты уж потерпи, — Сокджин обхватил обеими руками древко копья и уперся ботинком в скулу титана. Тот все пытался сомкнуть челюсти, чтобы сожрать капитана. — Какой ты неугомонный, в самом деле! Джин напрягся и потянул копье, крепко засевшее в склизкой поверхности титаньего глаза. Стиви взбеленился, начал мычать и дергаться, пытаясь сбросить с себя капитана. Тот действительно чуть не шлепнулся, но вовремя ухватился за копье обеими руками. Можно было ошибочно предположить, что ему нравилось причинять титанам боль, но это было вовсе не так! Сокджин не имел ни малейшего желания делать больно ни одному живому созданию на этом крохотном обрезке земли. Познавать — все, чем ему хотелось заниматься. А боль, к сожалению, неотъемлемый участник познания. Когда титан притих, Джин резко выдернул копье. Титан закричал, обдавая капитана смрадом дыхания. Откинув копье в сторону, Джин собрал тросы и спрыгнул на пол, с сожалением оглядывая особь. — Ну, перестань. Ты мне сердце разрываешь. Зато быстрее заживет, — улыбнулся Сокджин, наблюдая, как вокруг глаза титана начал клубиться пар. Титан рыкнул что-то, постарался цапнуть капитана, но тот даже с места не сдвинулся. Ни один мускул на лице не дрогнул, пока у Поло седьмой пот сходил по спине. — Теперь послушайте сюда очень внимательно, — вмиг лицо капитана стало серьезным, угрожающим. Он обвел взглядом всех присутствующих солдат. — Никто, я повторяю, никто не имеет права причинять боль моим подопечным. Здесь только я могу выкалывать им глаза и рубить конечности — и только в целях науки. Теперь это не просьба, это — приказ. Любой, кто посмеет тронуть столь ценные образцы, лишится руки. Ясно ли я выразился, солдаты? — поднял голос Сокджин. Эхо отлетело от каменных стен и ударило по ушам. — Так точно, капитан Ким! — в унисон ответили солдаты и прижали сжатые кулаки к сердцам. Джин мило улыбнулся, обнажив ямочки на щеках. — Вот и славно. Поло! — капитан резко развернулся на пятках и взмахнул рукой. — А теперь нас ждет командующий Ким. Святая Мария, ты разбросал все мои учебники, — ахнул Джин и принялся бережно собирать свои пожитки. — Простите, я просто разволновался, — пробормотал Папараццо, спрятал клинки и принялся помогать. Вернее, подставил руки для того, чтобы капитан всю эту груду водрузил на него, как на ломовую лошадь. Поло не жаловался, ни в коем случае, но иногда ему хотелось бы, чтобы капитан немножко, самую малость сбавил темп. — Я поседею так скоро, капитан. Клянусь, у меня на висках уже белеет… — Седина и шрамы украшают мужчин, а в такой работе, как у нас, и подавно, — легко отозвался Джин. Он поднялся с колен и полюбовно помахал ладонью Стиви. — Твой глаз уже зажил! Как чудно, — улыбнулся капитан. — Не скучай, большой мальчик. Я уеду совсем ненадолго, туда и обратно. А вы, — Джин стрельнул двумя пальцами в глаза караульным, — отвечаете за него головами. Поло! Выдвигаемся, — и пружинистой походкой, точно отскакивая от пола в приступе предвкушения, поторопился через длинные залы к условленному месту. Папараццо, с трудом удерживая весь вес гранита науки в руках, пытался поспеть за ним. — Капитан, капитан, подождите! Можно задать вам пару вопросов? — Хм, — Джин задумчиво глянул на наручные часы с битым стеклом — последним подарком, который он получил от младшей сестры. — Если только не слишком сложные. Парочка минут в запасе у нас имеется. — Не сочтите за грубость, просто… Не то что бы я хотел вас оскорбить… — Поло, именно после слов «только без обид» чаще всего говорят что-то обидное, — беззлобно засмеялся капитан. — Я тебя знаю уже очень давно, чтобы забыть об этом. Говори. — Да, кхм, вы правы. Простите. Капитан, мне очень интересно, почему… почему вы так относитесь к титанам? — Поло вытянул шею и прибавил в шагах, чтобы увидеть умиротворенное лицо Сокджина. — Разве они не уничтожили вашу семью? И не только. Некоторое время они шли молча, а тишину нарушал лишь стук каблуков. Папараццо успел уже поругать себя за свое любопытство. Не стоило лезть капитану в душу, тем более трогать его усопшую семью, ведь скорее всего рана от потери не затянулась до сих пор. И вряд ли когда-либо затянется. Поло знал, что капитан потерял при столкновении с титанами свою бабушку, отца и младшую сестру Сокмин, с которой они были очень близки. В ночь перед падением Марии она подарила ему те самые часы, которых Джин бережно коснулся пальцами, очерчивая неровные, острые края стекла. Капитан резко остановился, вынудив притормозить и Поло. Он повернулся к нему лицом, на котором играла такая… спокойная улыбка. Спокойная и красивая. — Мне часто задают этот вопрос. Почему я не отношусь плохо к титанами? Почему не боюсь их? — свет из пустых оконных рам скользил по каменному полу, отбрасывая маленькие блики на стены. У Поло перехватило дыхание, стоило лучу упасть на лицо Джина. — Понимаешь ли, Поло… Ненависть ослепляет. Ненависть подобна яду, что парализует организм, медленно расползаясь и отравляя каждую клеточку, пока не заразит сердце. А человеческие сердца… — капитан мягко коснулся своей груди слева, — они такие хрупкие. Ненависть превращает их в выжженные угли. Черствее, чем камень. Холоднее, чем лед. Титаны, безусловно, опасны. Они, конечно же, способны истребить все человечество. Но разве человечество не делает то же самое? — улыбнулся Джин и посмотрел Поло в глаза. — О чем вы? — выдохнул Папараццо. — Оглянись вокруг, — капитан раскинул руки. — Мы сыты и одеты, потому что мы — солдаты. Мы защищаем людей и живем на их налоги. Хорошо. А что до остальных людей? У некоторых есть хозяйства, ладно. У других — торговые точки. Но это только одна треть населения. Вторая — это король, купцы и чиновники. В их руках сосредоточена основная часть ресурсов, на их содержание уходит большая часть налогов. Но думал ли ты, Поло, что тогда делает оставшаяся треть? — капитан чуть склонил голову. — Нет, капитан. Извините, я не думал об этом. — А ты и не должен был, — тихо усмехнулся Джин. — Семья Папараццо всегда служила королю, твой брат — гордый представитель королевской полиции, отец — бывший командир гарнизона. И не твоя вина, что ты не знаешь иной жизни, но я ее видел. Там… страшно. Даже мне страшно. Там люди убивают друг друга, Поло. Не только за еду — иногда и просто так. Там шлюхи продают свои тела и переносят инфекцию, медленно заражая город. Там матери убивают своих младенцев, потому что их нечем прокормить. Я видел, как глава семьи убил сначала друга — их верного пса, а после и собственного отца, чтобы другие члены семьи не опухли от голода. Там прямо на улицах гниют тела бездомных. Там смерть — завсегдатай, похлеще пьяниц в барах. И там всегда пахнет ею. Поверь, что этот аромат… непередаваемый. Мы постоянно виним титанов в смерти людей, но титаны сейчас за стенами, а люди все равно умирают — каждый день, Поло. И их убивает не только старость или болезни, иногда их убивают другие люди. Теперь вернемся в начало разговора — почему я должен бояться титанов, природа которых мне понятна, но доверять людям, в головах которых творится нечто более ужасное, чем ад? Риторический вопрос повис в воздухе. Поло смотрел на капитана во все глаза, пока шестеренки в голове крутились на бешеной скорости. А он… никогда и думать не думал об этом. Он привык к тому, что главное зло — за стенами, и внимания не обращал на кровавый сорняк, который разрастался прямо у него под носом. В этом были все очарование и сила его капитана — он зрил в корень. Его мышление было надчеловеческим, глубоким и неизбитым. Папараццо сглотнул вязкую слюну, чувствуя себя маленьким и глупым ребенком. «Вот почему я пошел за ним», — подумал Поло. — Ненавидеть легко. Куда сложнее любить этот мир, зная даже то, что он для тебя очень опасен. Титаны, конечно, страшные, но люди куда более опасные животные, — улыбнулся Джин. — Не хотелось бы прерывать вашу лекцию, — послышался холодный голос капрала, — но из-за вас все задерживаются. Командующий ждет. — Капрал Мин! — весело воскликнул капитан, поглядывая на часы. — Ох, как же так? Что-то мы заболтались, Поло. Скорее отнеси книги в повозку и седлай лошадь. Нельзя заставлять короля ждать, иначе финансирования нам не видать, как титаньего дерьма, — рассмеялся капитан, хлопая себя по колену. Поло неловко молчал. Юнги пилил его взглядом. — Ну, поняли, нет? У титанов же нет пищеварительной си… Ай, ну вас, — махнул ладонью мужчина. — Поло, выполняй. — Есть! — крикнул его помощник и спешно удалился из коридора. «И как Намджун мог взять его капитаном», — недовольно подумал Юнги. Несерьезность в ответственные моменты раздражала капрала, он терпеть не мог несобранных людей, которые вместо признания собственных ошибок к тому же и шутки травили. Причем настолько тупые, что у Мина от них скрежетали зубы. Сокджин для него оказался сборником противоречий, пусть он и был в чем-то компетентен, выслушивать жалобы от солдат капралу уже порядком надоело. Намджун его слова пропускал мимо ушей, будто бы и не слышал их, а разговаривать с Джином — все равно что просить каменное изваяние пошевелить рукой. Бесполезно. — Капрал Мин, — окликнул его на подходе к запряженным повозкам Сокджин. Юнги раздраженно выдохнул, но останавливаться не стал. — Да погодите же вы! — капитан бесцеремонно схватил его за запястье, вынуждая остановиться. В Юнги тотчас волной пронеслась злость. — Капитан Ким, — процедил Юнги, — я думаю, вы не заметили, но мы опаздываем. По вашей милости. — Это да! Неприятности случаются. Но я напишу рапорт. Капрал Мин, позвольте узнать, почему вы так меня ненавидите? — Что? — опешил Мин. — Бросьте, — улыбнулся Сокджин. — Это видят все невооруженным глазом. Не поймите меня неправильно, каждый человек имеет право относиться ко мне по-своему, но мы втроем — вы, я и командующий, — особое звено в разведкорпусе. Между нами должны быть доверительные отношения, ведь рыба гниет с головы. Командующий слишком долго собирал легион по кусочкам, чтобы наши с вами отношения сейчас развалили их. — То есть, вы хотите сказать, что я пытаюсь похерить работу командующего Кима? — Нет. Я лишь хочу сказать, что воспринимаю Ким Намджуна, как очень уважаемого человека, выдающуюся личность и превосходного командира. И не более того. У Юнги жар прилил к лицу, он потерялся, как сопливый подросток перед учителем. Какой бред! Ему захотелось накинуться на Джина и хорошенько отпинать тяжелыми сапогами. Как он смел намекать на что-то? Как хватило совести? Сердце Юнги бешено стучало в груди, но он заставил его успокоиться и взять себя в руки. — Да. Ровно как и я. Сокджин простодушно улыбнулся, несколько мгновений рассматривая каменное лицо Юнги, а потом коротко кивнул. — Конечно, капрал Мин. Ровно как и вы. Сели по коням. Командующий и капитан исследовательского корпуса выдвинулись первыми, пришпорив лошадей, за ними Юнги повел повозку с некоторым грузом и несколько солдат. Намджун вместе с Сокджином вполне могли обойтись без защиты, но отпускать в королевское гнездо двух наиболее важных персон разведки Юнги считал крайне глупым. Кое в чем Сокджин все же был прав — опасность исходила не только от титанов, от людей ее было ни в коем разе не меньше. За последние два года он часто получал информацию о бунтах или планируемых заговорах. Кому-то сверху революция Намджуна, впрочем, как и он сам, мешали. Мин к тычкам и плевкам в спину привык — кому как не ему, «прекрасному полу», понимать всю тяжесть занимаемого поста. Но сносить такое в сторону Намджуна… Нет, такого Мин точно не потерпит. Присутствовать на аудиенции ему не полагалось, потому он переоделся в гражданское. Странно. Форма легиона стала для него второй кожей, зеленый плащ с крыльями свободы — щитом, так что, будучи одетым в муслиновую рубаху, широкие штаны и кожаную куртку, он чувствовал себя голым. Небрежный пучок белоснежных длинных волос несколько растрепался от шквалистого ветра. На территории стены Роза передавали сильный дождь, но ближе к Сине температура заметно повысилась, солнце радостно освещало небосвод. В целом, климат за стеной Сина был очень мягким и подходящим для выращивания многих ценных культур. Но королевское гнездо, как его уничижительно кличал Юнги, предпочло не возделывать поля, не разводить леса и пастбища, а строить курортные коттеджи для чинов. «Пока мы там шкурами рискуем, эти хряки натирают друг другу сальные бока», — злобно думал Мин и понимал: злоба эта бессмысленна. Они должны были продолжать бороться. — Капрал Мин, — окликнул его Поло, поравнявшись с Юнги. — По вашему приказу гонцы все подготовили. — Проверка? — Десять баллов. — Отлично. Десять баллов означали, что территория гостиницы, где на пару дней остановится отряд, чиста. Все служащие лица допрошены, их истории перепроверены, еда — не отравлена. Намджун полагал, что Юнги слишком уж пекся о его безопасности, а Юнги резонно припоминал ему случай нападения на бывшего командующего королевской полиции. Тогда ему в чай подмешали крысиный яд — очень вовремя, ведь он хотел заступить на пост во второй раз. Конкурента быстро устранили, а доказать никто и ничего так и не смог. Что уж говорить о молодом командующем разведкорпуса, который зубами урывал место под солнцем для своего легиона? Конечно, его невзлюбили. Политика — это грязная игра. Намного грязнее, чем убийства титанов. И Юнги был готов охранять покой Намджуна столько, сколько было в его силах — хоть до конца жизни. Путь до столицы занял два часа галопом. Вскоре, пройдя проверку в карманном городе Гермина, их пустили внутрь стены, откуда они двинулись в столицу — город Митрас. По своей красоте и роскоши ему не было подобия во всех трех стенах, ведь именно там жил король со своей семьей. Аккуратные выбеленные домики стояли так ровно, словно какой-то педантичный великан выстраивал их строго по линейке. Чистые улицы изобиловали запахами цветущих роз, чая и речного ила — прямо в центре протекала неширокая река, в честь которой был назван город. Кое-где можно было встретить железные или мраморные скульптуры, посвященные династии правителей Рейсс. Гербы с их лицами развевались по ветру, как будто напоминая, что даже за семью печатями неприступного дворца они за всем наблюдают, у них везде есть глаза. По улочкам прогуливались люди, лоск и блеск их одежд слепили глаза. Юнги поджал губы и натянул на лицо шляпу, оправдываясь тем, что солнце мешало взору, на самом же деле — не желая встретить кого-то из знакомых. Статные дамы держали под руку своих кавалеров, прикрывая смеющийся рот веером. На набережной можно было увидеть купцов, чьи руки тяжелели от перстней. Были там и уличные циркачи, развлекающие зазевавшийся народ. В беседках у кафе сидели, распивая ароматный чай, знатные господа. И, конечно, куча королевских шавок в форме. Юнги не ненавидел их всех поголовно, все-таки кто-то из них действительно заслужил свое место кровью и потом, но большинство — законченные коррупционеры. Власть портит людей, вскрывает брюхо, вытаскивает органы и сует вместо них желчь, злобу и жажду денег. В Митрасе все выглядело так, словно за его пределами находился рай, словно землю не топтали полчища монстров, за это Юнги ненавидел родной город. Он знал: стоит свернуть на улочку вот за этим рестораном, пройтись вверх по мощеному бульвару и повернуть дважды налево — и можно оказаться прямо у ворот, увитых дикой розой. У ворот, из которых он когда-то и сбежал, чтобы не возвращаться сюда вновь. — Никогда не говори никогда, — буркнул себе под нос Мин. — А погодка-то какая, капрал, — вдохнул полной грудью Поло, подставляя лицо солнечным лучам. — Э-э-эх, вот бы задержаться здесь хотя бы на недельку… — Ты здесь на задании, а не на курорте, Папараццо. — Знаю, знаю, — кисло ответил солдат. — Но помечтать-то можно, а? — Знаешь, куда приводят мечты? В ад, — не дождавшись ответа, сказал капрал. — Отставить эти сопли. — Есть отставить сопли! — вздохнул Поло. — О, а вот и наша гостиница. Простите, вы сказали подыскать что-то наименее помпезное, но в городе, где, куда ни плюнь, попадешь в хрусталь, сделать это сложно. — Верю, что ты сделал все, что мог. Погладив своего коня по загривку, Юнги спешился. Ему жутко хотелось направиться к Намджуну и лично присутствовать при столь историческом моменте, но он понимал, что будет нужнее ему здесь. Хозяйкой гостиницы оказалась миловидная женщина примерно за пятьдесят — от постоянных улыбок на ее округлом лице выступили ранние морщины, а белый передничек с трудом завязывался на объемной талии. Она радушно встретила своих постояльцев и раскинула руки. — Какая честь для нас встречать столь важных гостей. Прошу, проходите, я выдам вам все необходимое и расскажу, где и что у нас тут находится… Хозяйка гостиницы повела кисло улыбающегося Юнги к стойке. Десять минут они возились с тем, что записывали поименно всех в журнал — именно поэтому Юнги и отказался от большого сопровождения. Затем он забрал ключи и с некоторым смущением отметил, что оказался с Намджуном в одном номере. Нет, они не единожды делили одну палатку, миску супа и даже одежду, но теперь Юнги видел в этом какой-то скрытый подтекст. Он усилием воли отогнал эти мысли от себя, злясь на Сокджина за сказанные ранее слова. Хозяйка, активно жестикулируя, показала Мину столовую, баню, весеннюю веранду с клумбами ароматно пахнущих роз и конюшню. — Также у нас каждый день на кухне готовят жареные пирожки с малиной, масленые лепешки, пироги с брусникой, реже подают взбитые сливки с клубникой — вы можете брать все, что душе угодно и в любых количествах, — щебетала женщина. — Ах, совсем забыла рассказать о нашей библиотеке, в которой помимо старинных произведений хранятся… — Да где же они? — пробормотал Юнги, поглядывая на напольные часы в холле. Он оглянулся на окна, пытаясь рассмотреть свой экипаж. — …которые, несомненно, стоит посетить. В двух кварталах отсюда есть прекрасный театр, где наши местные дарования проводят спектакли, а еще… Ой, куда же это вы? Не дослушав хозяйку гостиницы, Юнги уверенным шагом двинулся на улицу. Куда запропастился Поло? Они уже давно должны были заселиться в свои комнаты. Юнги сунул в карман ключи от спален и резко распахнул дверь, застав своих солдат, лошадей и повозку под арестом королевской полиции. Зрачки Юнги, несмотря на солнечный вечер, расширились. Крылья носа раздулись, точно у взбешенной птицы. Его солдат, будто каких-то беспризорников, скрутили и повалили на землю. Поло держали двое полицейских, перед этим явно оградив крепкими ударами по лицу. Юнги подлетел к офицеру, даже не пытаясь сдержать свой гнев: — Какого дьявола здесь творится?! Офицер — мужчина в несколько раз выше и крепче Юнги, вальяжно повернулся, держа в руках блокнот и карандаш. Его лицо тут же исказилось ядовитой ухмылкой — конечно же, он узнал Юнги. В Митрасе все — а особенно коренные жители — знали друг друга. Карл фон Дюррехейм — один из тех чиновников, которых отец Юнги прикормил в свое время, а потому его спиногрыз — Карл фон Дюррехейм-младший, был очень хорошо знаком Мину. «У этих идиотов не хватило ума даже имя новое придумать», — мрачно думал в детстве Юнги. Карл-младший был человеком жестоким, мелочным и подлым, но влиятельным. Благодаря чему и занял пост офицера. Юнги прекрасно знал об этом, но надеялся, что встречу с этим уродом ему удастся миновать. Не удалось. — Я повторю свой вопрос. Какого дьявола здесь происходит? — процедил Мин. — Ну-ну, волчонок, вопросы здесь задаю я, — улыбнувшись отбеленными зубами, сказал Дюррехейм. Сунув карандаш за ухо, он подошел к Юнги и снисходительно наклонился, как ребенок с лупой над муравейником. — Надо же, служба твоему верному хозяину тебя явно подпортила, — с сожалением заметил Карл, кивая на протянувшийся через глаз Юнги шрам. — Я тебя запомнил более… красивым. — А я вот запомнил тебя таким же уродом, каким ты и являешься сейчас. На каком основании мои люди находятся под стражей? У тебя есть приказ? — Юнги, милый, — уничижительно вздохнул офицер. — Ну как я мог пропустить встречу с тобой, в самом деле? Как только узнал, что наша сбежавшая птичка возвращается домой — так мигом прискакал сюда! Вот только, прости, букет не прихватил. Но ты, думаю, за годы службы привык к лишениям. Раньше же к тебе не подъехать было, может, теперь посговорчивее стал? — Карл лукаво улыбнулся. — Ну расскажи, как тебя Намджун обхаживает? Какими объедками кормит — со своего стола или у тебя отдельная миска, у его ног? Его смех стих так же быстро, как и разразился. Нож блеснул в руке Юнги лишь на мгновение, которого не хватило прихвостнями Карла, чтобы отреагировать. Поло попытался вывернуться на подмогу капралу, но его снова ударили коленом в живот, и он согнулся в кашле. Фон Дюррехейм стоял и нагло улыбался Юнги, пока тот прижимал кинжал к его шее. Это все была провокация, нацеленная на то, чтобы вывести Мина из себя, но он не купился. Чего он только ни слышал за годы службы… Что он подстилка Намджуна, грязь под его ногами, что повышения добился скандальными связями, что не заслужил звания капрала — список был бесконечно долгим. Настала очередь для улыбок Юнги. Но то была леденящая душу, спокойная улыбка — какой улыбаются перед тем, как убить. — Ты думаешь, это заденет меня? Думаешь, что, сказав это перед моими солдатами, — Юнги намеренно не использовал слово «подчиненными», — уязвишь мою гордость? Карл, может быть ты и достиг каких-то высот, но твой ум пятнадцатилетнего, обиженного мальчишки так и не сдвинулся с мертвой точки. Если не хочешь, чтобы я написал донесение до главнокомандующего — а мне очень хочется, — тебе придется потрудиться, чтобы обосновать этот рейд. — А ты изменился, — ухмыльнулся Карл, проведя кончиком языка по нижней губе. — Был сукой, а стал еще хуже. — Стараюсь соответствовать окружению, — скривился в подобии улыбки Юнги. — Отпусти моих людей. — Пока ты держишь нож у моего горла? И не подумаю, — рассмеялся фон Дюррехейм. Не долго думая, Юнги подкинул нож в руке и со всей дури врезал офицеру по переносице. Он двинул ногой по колену оглушенного — не выдержав, тот упал на землю и схватился за разбитый нос. Королевская полиция — разленившиеся ублюдки, и эта короткая схватка лишь подкрепила убеждения Юнги. Пара несложных манипуляций, и Карл уже лежал на спине, прижимаясь наглой рожей к мостовой. Юнги удерживал его голову за волосы, а ногой давил в свернутые руки. — Так его, капрал! — подначивали солдаты, которым не были страшны пинки и удары полицейских. — Врежьте ему по первое число-кха-ха! — вновь закашлялся Поло, получив удар в солнечное сплетение. — Козлы, мы ж товарищи ваши… — Я просил по-хорошему, — не без удовольствия напомнил склонившийся над офицером Юнги. — Думаешь, тебе это с рук сойдет? — сплюнув сгусток розовой слюны, обнажил зубы Карл. — За спину своего любимого хозяина не спрячешься, учти. Понимаю, ты привык подставлять задницу только для высших чинов, но, поверь, я тебя и из-под земли достану, — угроза прозвучала так тихо, что ее слышал только Мин. Он сильнее намотал грязные волосы на кулак. — Пустите их, парни. И только когда солдаты Юнги оказались освобождены, он с отвращением отбросил голову Карла и отошел от него, вытирая клинок. Поло показал ему большие пальцы, другие солдаты благодарно кивнули. Полицейские обступили своего офицера, помогая подняться, но тот оттолкнул их, спасая свою ущемленную гордость. Юнги встал у повозки и сложил руки на груди, выжидающе наблюдая за фон Дюррехеймом. — Досмотр, красавчик, знакомое слово? — Безосновательный. Без свидетелей. Без ордера. Нас уже досматривали — дважды, — парировал Юнги. — Ты действовал вне рамок закона. — Юнги, — с усмешкой утерев разбитую губу ладонью, Карл сделал ему шаг навстречу, но Поло решительно преградил тому дорогу. Через мгновение к нему присоединились и остальные солдаты, однако офицер будто бы не заметил этого. — Ты полжизни прожил в Митрасе, а так и не усвоил правил. Закон на стороне связей и денег, а не справедливости. Твои прихвостни, — он с насмешкой оглядел солдат, — уже в курсе того, кто ими руководит? — на миг, всего лишь на короткий миг Карл заметил, как броня в глазах Юнги дрогнула, и этого оказалось достаточно. Он ухмыльнулся: — Ох, так ты не был с ними до конца честен! Вот какая жалость. Я, может, и подонок, но не лжец. — Аудиенция окончена, — холодно подвел черту Юнги. — Были бы вы с ним поаккуратнее, — с деланным сочувствием сказал офицер, опустив ладонь на плечо Поло. — Узнали бы сначала, кому вверяете свои жизни. — Без тебя разберемся, — грубо стряхнув чужую руку, ответил Поло. Юнги не хотелось признавать, что после его слов он облегченно выдохнул. Когда офицер и его шайка двинулись восвояси, взгляд Папараццо смягчился, он повернулся к старшему по званию. — Налетели на нас ни с того ни с сего. Приношу свои извинения, капрал. — За что ты извиняешься? — моргнул Юнги. — За то, что позволил им нас скрутить. — Это в его стиле. Нападать стаей, со спины. Вы молодцы, а я должен был явиться раньше. — Капрал, разгружаем? — спросил один из солдат, указав на повозку с грузом, которая напрочь вылетела из головы Мина. — А, да. Да, заносите все в сто седьмую комнату. Поло, вот, — он протянул помощнику Сокджина ключ от комнаты. — Пришлось селить по двое. Ты будешь делить комнату с капитаном, надеюсь, не возражаешь. — Никак нет, капрал! — просиял Поло. И тут же померк: — О том, что случилось сегодня, нам нужно молчать? — Юнги в ответ твердо кивнул. — Ни слова командующему и капитану. Я с ним разберусь сам. В приемную короля было попасть достаточно сложно и утомительно. Намджуна и Сокджина проверили с десяток раз, заглянули в каждую сумку, вывалили все мелочи из карманов, и повторялось это не один раз. Затем их вели петляющими коридорами. «Еще бы глаза нам завязали и оружие к спине приставили», усмехался Джин, пытаясь разрядить обстановку. Но командующему было не до смеха, так что и Джин предпочел помалкивать. В конце концов, король — первый человек в этом богом забытом мире, а на власть многие метили глаз. Покушение — не такое уж редкое явление, так что некоторая паранойя короля Рейсса была ясна. Когда они проходили по длинному, вымощенному камнем коридору, Сокджин краем глаза выцепил портрет наследного принца. Славный малый. Худенький, с огромными глазами на половину лица и такой же огромной короной на голове. Пытаясь вспомнить имя наследника, капитан и не заметил, как они оказались перед массивными дверями приемного зала. Их встретили двое полицейских и преградили путь скрещенными копьями. — Сначала о вашем визите доложат Его Высочеству, — объявил сопровождающий. Джин проглотил едкое замечание о том, что их приезд был спланирован двумя неделями ранее. — Безусловно, — спокойно ответил Намджун. Когда сопровождающий прошмыгнул в зал, капитан повернулся к нему и сказал: — Выглядите чересчур спокойно. — Волнение застилает глаза, как и страх. Я знаю, зачем пришел сюда, — ответил командующий, не сводя взгляда с резных дверей. Лишь то, что он изредка поправлял рукава парадной куртки, выдавало его нервоз. Джин тихо хмыкнул. Намджун вдруг повернул к нему голову и пронзил взглядом глаз-ледышек: — А ты? От внезапного вопроса капитан несколько смутился. Конечно же, он тоже знал, но это было в манере командующего — задавать философские вопросы резко и казалось бы невпопад. Сокджин ясно понял одно — ему необходимо собраться. Он всякое видал, да и к главнокомандующему всеми тремя отрядами не раз являлся на ковер, но вот так, к королю — впервые. Ему предстояло зачитать отчет, который определит будущее исследовательского корпуса. Лишь от него зависело, сможет ли он убедить короля открыть для них дополнительную статью расходов, а ведь это большие риски: как политические, так и экономические. В первую очередь, нужно было объяснить налогоплательщикам, почему они должны вкладываться в исследования тех, кто их пожирает. Джин нервничал. В эту самую минуту слишком многое лежало на его плечах. Хорошо бы найти правильные слова, убедить, но не давить. Это король, а не какой-то чиновник. Конечно, впереди ждали недели обсуждений перед выпуском закона, все это могло затянуться на долгие месяцы, но они уже ступили на тонкий лед. Идти вперед — страшно, а возвращаться назад — нельзя. — Наступают времена, — тихо сказал Намджун, — когда нам снова придется делать выбор. Понимать, что нам действительно важно. Кого… или что мы действительно любим. — Командующий, если вы хотите меня поддержать, то получается не очень, — криво усмехнулся Джин. — Ваши многозначительные фразы по душе капралу, вы ведь знаете. Я из другого теста, да и… — Король готов вас принять, — оборвал его на полуслове выглянувший из-за дверей солдат. Вильгельм Рейсс сидел в кресле, мало походящим на трон. Сокджин ожидал увидеть что-то презентабельное, помпезное, но вместо этого увидел лишь обитый бархатом стул. Лицо государя было знакомо: он часто видел его на монетах, эмблемах и портретах и подозревал, что королю льстят, но не подозревал насколько. Нет, он был прекрасен собой для мужчины его возраста. Статное лицо украшала борода, кончиком касающаяся груди, волосы аккуратно собраны на затылке и увенчаны короной. По центру убора находился прекрасный, сверкающий в лучах солнца алмаз, а вокруг, оплетая, точно змеи запретный плод, струилось золото. Не уродство портило его лицо, но усталость. Он весь был похож на иссохший фрукт, забытый в жаркую погоду под солнцем. Расшитая золотыми нитями одежда странно болталась на нем; на руке, устало свисающей с подлокотника, крепко сидели кольца, казалось, будто они тяготили короля. Его взгляд — потухший, бледный, обратился к вошедшим, сразу же преклонившим колени на красный ковер. — Командующий Ким Намджун, — проскрежетал король. — Капитан исследовательского корпуса Ким Сокджин. Рад вас приветствовать. — Взаимно, Ваше Высочество, — не поднимая головы, ответил Намджун. — Мы благодарны за Вашу милость принять нас, несмотря на все заботы, что выпали на Ваши плечи. — Дела разведкорпуса идут как никогда хорошо, — сказал король и поднял ладонь вверх: — Поднимитесь с колен и присаживайтесь за стол. Джину показалось, что даже такое столь незначительное действие далось королю с трудом. Рукава рубашки сползли с запястья, обнажая кости. Он был таким… беспомощным. «Неудивительно, что спрятался за семью печатями. Его убить — раз плюнуть», — подумал капитан. Король повернул голову к своим охранникам и твердо сказал: — Оставьте нас втроем и ждите за дверью. Если те и хотели возразить милости короля, то не посмели. Вскоре стук шагов стих, воцарилась тишина. Король тяжело поднялся из своего кресла и проковылял к широкому окну. За длинным прямоугольным столом командующий и капитан заняли два стула. Джин ярко представил, какие жаркие дебаты тут могли бы проходить, сколько карт можно было бы раскатать, сколько капитанов мог бы вместить такой зал! Некоторая зависть кольнула его. Он бы тоже хотел, чтобы в разведкорпусе было что-то… такое. Вокруг стояли полки, до отказа набитые книгами. Ужас как хотелось подойти и дотронуться до каждой. Джин был уверен: эти тома не открывались веками. Король толкнул секцию окна, впуская прохладный, свежий воздух в душное помещение. Пение птиц донеслось откуда-то издалека. — Простите за вольность, — вдруг подал голос король. Джин и Намджун переглянулись. — Вы за сегодня у меня седьмые. Мне отчаянно хотелось хотя бы пару минут провести в спокойствии и тишине. Насладиться природой, просто подышать… Проблемы, проблемы, проблемы, — продолжал бормотать Рейсс. — Сколько же у людей проблем, и титаны — не самая основная из них. Пять лет спокойной жизни, но какой ценой? Зачем вообще защищать людей, когда наибольшая угроза — это они сами? — Вопрос, полагаю, риторический, Ваше Величество? — подал голос Сокджин. — Голод и преступность существовали всегда. Жестокость — это одна из ведущих черт человечества. Но праведник готов взяться за нож вместе с преступником, когда беда приходит извне. — Я наслышан о вас, — признался король, повернувшись к визитерам. Было в его голосе что-то… что не понравилось Сокджину. — Ким Намджун, о вас говорят вещи очень… разнообразные. Кто-то вашей работой доволен, кто-то — порицает ее. Поговаривают, вы тратите слишком много человеческих ресурсов. Что скажете об этом? — Моя задача — защищать людей, и, если они до сих мелят языком, у меня это получается. Вы лучше меня знаете, Ваше Высочество, разведкорпус — все равно что смертники. Они присягнули, зная, что могут расстаться со своими жизнями. Я же всеми силами пытаюсь снизить этот риск, но он никогда не будет равен нулю. К моему сожалению. — Я слышу в вас голос командующего, — не без улыбки ответил король. — Ваш предыдущий… Как же его звали?.. Уже и не припомню. Он заботился о своей шкуре. Может быть, когда-то он и был хорошим командиром, но недолго. Власть испортила его. А что же до ваших решений, командующий Ким? Реорганизация корпуса… Затратно. Смело. Рискованно. — Наша жизнь — риски. Я должен выбирать, чтобы привести человечество к разгадке существования титанов. Мы не сможем их победить, покуда не поймем их природу. — Стало быть, теперь вы пришли убеждать в этом и меня? — склонил голову вбок Вильгельм Рейсс. — Вам нужны люди, ресурсы и финансы. — Да, — открылся командующий. — Мы нуждаемся в этом, Ваше Высочество. Но склонять Вас в нашу сторону я не имею права — ни законного, ни этического, ни морального. Мы способны привести аргументы и факты, но решение останется за Вами. — И что же будет, если я скажу «нет», командующий Ким? Повисло напряженное молчание. Сокджин почувствовал, как по виску, невзирая на холодный ветер, покатилась капля пота. У него создалось впечатление, что разговор уходит не в то русло. Король нападал, Намджун — оборонялся, а он наблюдал за этой игрой без правил как ребенок, не понимающий, в какую сторону в следующий раз полетит мяч. Он лишь хотел изучать титанов, а не участвовать в политической интриге. Когда, казалось, ответа не последует, Намджун сказал: — Вы, как и я, посвятили свое сердце человечеству, и вправе решать, как распорядиться этим сердцем. Если скажете «нет», то я пойду дальше. Искать, за что бороться. — Хорошо, — слегка улыбнувшись, ответил король. Их с командующим дуэль взглядов закончилась, когда Рейсс перевел взгляд на капитана. — Ким Сокджин, о вас хороших вещей говорят и того меньше. Вы прослыли натурой взбалмошной. Если командующего и хвалят, вас же — хают за что ни попадя. Практически каждое ваше действие осуждают. Что думаете об этом? — Ваше Высочество, к сожалению или счастью, людские пересуды трогают меня в последнюю очередь. Я слышал, что обо мне болтают и какими словами бросаются в спину, но, если бы я придавал этим словам значение, то не подошел бы и близко к тому, чего достиг сейчас. У меня есть жизненные принципы и ориентиры, у меня есть авторитеты. Вы, Петер Бергман, командующий Ким, капрал Мин — вот те люди, мнение которых для меня действительно важно. Пока эти люди не сделают мне выговор, я остаюсь при мнении, что все делаю правильно. А моя личность и характер — не то, что должно стоять паритетом в работе. Простите, если был слишком откровенен. — Все в порядке, — спокойно отозвался король. — Молодые люди вроде вас всегда заряжены запалом и максимализмом. В вас много энергии и силы, чтобы достигнуть поставленных целей. Но, Сокджин, титаны — наши враги. Солдатам не нравится ваше безрассудство, когда дело касается заданий. — Позволите возразить, Ваше Высочество? — спросил Сокджин. Король кивнул. — Несмотря на то, что люди считают безрассудством, мой отряд не понес ни единой жертвы за несколько лет моей службы. Можно назвать это везением, колдовством — а я слышал и такое, — или же милостью Стен, но в индивидуальных заданиях я полагаюсь исключительно на свои лидерские качества. Я несу ответственность за каждого солдата, они — продолжение меня. Их жизни вверены мне командующим Кимом, и я не смею их потерять. Ведь я берегу свои ноги, руки — как я могу не думать о солдатах? Я тщательно продумываю планы наступлений, отступлений, атак и захвата титанов. Как сказал командующий, риски никогда не сведутся к нулю, но мы пытаемся снизить их — и это получается. Это мой долг. А если каждый из нас будет ходить с мрачным лицом и брюзжать, кому же тогда останутся улыбки? — улыбнулся Сокджин. — Меня учили улыбаться миру, даже если он стоит напротив с обнаженным клинком. И если эту черту хотят называть безрассудством, безумием или слабоумием — пусть, меня это не задевает. Главное — мои солдаты живы, а разведкорпус функционирует. Вот и все, чего я хотел бы от этой жизни. — Помимо изучения титанов, конечно же? — мягко подсказал король. — Безусловно, — ярко улыбнувшись, Джин обнажил свои ямочки на щеках. Прихрамывая, король подошел к столу, со скрипом отодвинул стул и сел. Молча подвинул документы, привезенные Сокджином к себе, принялся читать. Читал так долго и вдумчиво, что за окном давным-давно стемнело, а желудок капитана громко давал о себе знать. Служанка в трогательно-белом чепчике и фартучке принесла им по чашке дымящегося чая с круглым печеньем и тут же удалилась. Намджун выпил чай и прикрыл глаза, будто погрузившись в медитацию, а Джин изнывал от скуки. Даже украденное и внаглую слопанное печенье Намджуна не спасло его уныние. Он терпеть не мог подолгу оставаться на одном месте, потому отчетами и документооборотом занимался Поло, пока капитан радостно изучал своих подопечных, проводил дни в тренировочном зале или разрабатывал новые планы атаки. Зажглись свечи, нервно дрожащие под прохладным ветерком, а король так и сидел, сгорбившись, за столом. Когда он подал голос, Джин невольно вздрогнул, а Намджун наконец-то открыл глаза: — Это правда? — он поднял напряженный взгляд на Сокджина и указал пальцем на последний абзац длинного отчета. Его голос дрогнул, но было неясно — от страха или от неожиданности. — То, что здесь написано. — Я так полагаю. — Меня не устраивает такой ответ! — с внезапной грубостью прервал король. — Я хочу точности. — Я понимаю, Ваше Высочество, но в нашей ситуации это невозможно. Титаны, подвластные нам, признаков интеллекта не подают. Как и всякое животное, они поддаются инстинктам — и только. Но что касается тех, о которых мы говорим… Это нужно проверить. Я лично застал одного из них, бронированного. Они вели себя не так, как подвластные нам. Может быть, их поведение и поведение аномальных можно рассматривать в одном ключе, однако ясно одно — аномальные все еще движимы инстинктами. — Разумные! — всплеснул руками король. Его плечи подрагивали от напряжения. — Вот как вы их называете? Это… бред. — Это гипотеза, — осторожно поправил Намджун. — И она требует доказательств. Поэтому мы здесь. — С чего вы вообще взяли, что они появятся вновь? Пять лет мы живем в спокойствии. — Вы живете в спокойствии, — парировал командующий. Джин так резко обернулся в его сторону, что у него хрустнула шея. — Мы же каждый день рискуем и будем рисковать дальше. Но нам необходимо больше. — Вы просите невозможного, — король резко встал, начал нервно ходить от стола к окну. — Как вы хотите, чтобы я объяснил это парламенту?! Разумные титаны! Вы понимаете, что может начаться… — Гражданская война. Да. Мы это осознаем, — спокойно кивнул Намджун. Он поднялся со своего места. — Ваше Высочество, мы слишком долго сидели за стенами. Колоссальный и бронированный могут появиться в любой миг и вновь отобрать у нас стену, а то и все разом. Мы потеряли Шиганшину, следом за ней — всю Марию. Нам необходимо двигаться дальше, иначе нас раз за разом будут отбрасывать вглубь стен, пока не прижмут окончательно, как скотину на бойне. — Командующий, это все — сплошь безумие. Я подорву свою власть, а мне и без того недолго осталось. Наследник у меня один. Монархия как никогда в затруднительном положении, а теперь вы просите… этого! Вы желаете, чтобы я собственноручно надел петлю на свою шею и спрыгнул с доски? — Нет, Ваше Высочество. Я прошу лишь Вашего доверия. Двери за Намджуном и Сокджином захлопнулись с оглушительным грохотом. «Теперь нас точно расформируют», — мрачно подумал капитан исследовательского корпуса. Шли в тишине и уже без сопровождения, каждый думая о своем. Кажется, лед, по которому они все-таки решились идти, хрустнул и вот-вот готовился провалиться. По Намджуну же… не было ясно, в каких чувствах он остался, а лезть в его душу капитану не хотелось. Намджун этого не любил, да и позволял подобное только одному человеку. Когда они уже почти подошли к воротам резиденции, собираясь в путь до гостиницы, их догнал запыхавшийся солдат: — Подождите! — окрикнул он их, пытаясь отдышаться. — Да они тут, в королевской полиции, и бегать разучились, — тихо ухмыльнулся Джин. — Что-то произошло? — спросил Намджун, проигнорировав реплику капитана. — Завтра в восемь часов утра король и парламент будут ждать вас на аудиенцию в Приорате. Не опаздывайте. — Неужели… — тихо охнул Сокджин. На губах Намджуна впервые за вечер появилась улыбка. Они победили. Юнги внимал каждому слову командующего. Они сидели в тесной комнате командующего и капрала за столом, пили горький чай без сахара и разговаривали. Теперь сомнений не было ни у кого — финансирование у них в руках. Джин был весь переполнен энергией, радостная улыбка не сходила с его лица, он активно жестикулировал и разбавлял размеренный рассказ Намджуна своими репликами и не совсем уместными, но смешными вставками. Юнги даже против воли признал, что шутил он действительно… смешно. Но лишь потому, что сам был доволен до умопомрачения. Он откинулся на спинку стула и прижал холодные пальцы к пульсирующим вискам. — Не верится, что мы смогли сделать это, — шепотом сказал капрал. — Так много сил было брошено на это… И все не зря. — Это воистину счастливый день! — радостно объявил Сокджин. — Эх, было бы в этих чашках что-то покрепче чая, — он тихо расхохотался и покрутил свою в руках. Коричневая жидкость заплескалась внутри. — Радоваться пока рано, — остудил их пыл командующий. Он выразительно посмотрел сначала на Юнги, затем на Сокджина. — Мы не знаем, что король скажет завтра. Многое зависит и от парламентариев. Убедить их — задача не самая простая. — Командующий, вы убедили короля, разве убедить зажравшихся чиновников будет сложнее? — иронично спросил капрал. — Они лишь для вида скажут парочку умных фраз, а после щенячьими глазами будут на короля смотреть. Финальное слово все равно за ним. — Юнги, ты бы видел, как командующий держался! Я десять раз потом облился, — Юнги, не сдержавшись, хмыкнул, но тут же натянул на лицо маску спокойствия. — Ага, смешно тебе. А мне представь каково было? Блин, поджилки трясутся до сих пор. А он такой говорит… — ударился в рассказ капитан, не умолкая ни на секунду. Юнги оставалось лишь изредка вставлять свои реплики. — Да ну? А он? — …и тогда я ему говорю! — продолжал Сокджин. — Не верю… — закатывал глаза Юнги. — Нет-нет, погоди, а потом произошло следующее… Так пролетел не один час. Намджун сидел, наблюдая за ними с какой-то легкой, невесомой улыбкой. Дальняя дорога и напряжение сморили его, но сидеть вот так, бок о бок со своими товарищами… друзьями… и пить чай, не думая о том, что будет завтра, было ценнее сна. Когда в следующий раз они сядут просто поговорить, а не обсуждать судьбу разведкорпуса? Может быть, этого больше и не случится. Ведь все, что у них есть — это надежда на завтрашний день и борьба. Кровопролитная, непрекращающаяся война. Намджун на мгновение прикрыл глаза и тут же распахнул их, когда дверь с грохотом отворилась. В проеме стоял тяжело дышавший Поло. По его глазам Сокджин сразу понял, что случилось что-то серьезное. Он вскочил из-за стола так резко, что стул опрокинулся, и требовательным, почти властным голосом сказал: — Говори, что произошло. — Капитан… — пересохшим горлом прохрипел Папараццо. — Ваши титаны, они… Сегодняшней ночью они были убиты. Из приоткрытого окна было слышно лишь стрекотание цикад и надрывный вой собаки.