***
—Камон, Тина, поехали к океану, три дня свободных, тебе необходимо… — Паша нарушает нашу тишину, неожиданным осенением. Приплыли. —Если только к Северо-ледовитому, — хмуро перебиваю, недоверчиво наблюдая за другом. Какое море в моем состоянии? —Зря ты… Шторма в моей жизни и так хватает, чего стоит Атлас, у меня до сих пор трясутся руки от стресса и постоянной собранности на грани превращения в бездушного робота, чётко выполняющего поставленную задачу. Кажется, я уже никогда не смогу нормально воспринять вопрос о технике и душе, о последней составляющей я давно забыла. Уже несколько лет не знаю, чего хочет моя душа. В снах только тьма и траур, в мыслях эротические фантазии с фетишистскими наклонностями. Когда я стала такой? И почему меня не тянет к морю, я же должна находить в нем что-то романтичное. Женщины ведь обычно романтизируют эту стихию, правильно? Очередной раз посвящать Пашу в свои мысли не хочу, поэтому долго думаю, что ему ответить. Он уже отчаивается и не ждёт от меня объяснений, когда меня наконец-то осеняет. —Паш, я устала, — слишком банально, но отчасти правда. —Так, съездим, развеемся, в чем проблема? Первый класс и пятизвездочный отель, ты даже не заметишь перемещения. —Я хочу побыть дома в одиночестве. Зажигать камин по вечерам и пить ромашковый чай или пихтовый, пока не решила. —Молодец, Тина, в тридцать шесть в тени как раз этим и занимаются. —А что я сделаю, если мне холодно? —Тогда ещё надень балановский свитер. —Ты не будешь сидеть у камина и пить чай, я знаю тебя, Тин, — фыркает Паша, награждая меня взглядом полным недоверия и едкой грусти. —Планов на эти три дня у меня практически нет. Прогоним ещё раз концерт, это максимум пара тройка репетиций. Ну и на учёбу съезжу, я же летать учусь, если ты помнишь, — сжимаю губы, напрасно смотря ему в глаза. Я ведь правда пытаюсь научиться летать. —Ты невыносима. —Я невыносима ровно настолько , насколько таковой меня сделала жизнь, — изрекаю, сама удивляясь своему мастерству подбирать слова. Говорила мама — иди на филолога. —Не хотел тебе говорить, но… —Паш, не пугай. —Я знаю, что Дан звал тебя на Сейшилы, знаю о его идеи свозить тебя в Грецию погулять по Санторини, знаю, что ты отказала разделить с ним поездку в Тибет. Между прочим, о которой ты так давно мечтала. Даже знаю, что он приглашал тебя съездить на выходные к его родителям, навестить бабушку. Почему?... — замолкает, увидев бурлящую смесь эмоций на моем лице. —Боже, какая осведомленность, — закатываю глаза и подхожу к книжному шкафу. Выхватываю первую попавшуюся книгу, чтобы хотя бы куда-то спрятать глаза, — Ты у меня настоящий профессионал в своём деле, всё разведал. —Тин, я просто… —Ты просто засунул свой нос куда только мог. И теперь собираешься давить на меня и манипулировать, хотя сам придерживаешься мнения, что это неправильно, — открываю книгу, закрывая ей половину лица, — видимо, моя кислая мина тебе настолько надоела, что ты хочешь отослать меня на острова или ещё дальше в Молдову. —Потрясающие познания в географии, — хлопает в ладоши, закуривая. Хотя я просила его не курить в моем доме. —Интересно, что меня убьёт быстрее Пашин крепкий табак или мои тараканы в голове? —Твои тараканы, надышавшиеся дымом. —Бинго! —Потрясающие? А ты знаешь, что меня ждёт? Знаешь? — отбрасываю эту чёртову книгу, так как мой взгляд не может сфокусироваться ни на едином слове. Бесполезно, вряд ли Паша поверит, что я каждый вечер провожу время за чтением, — а я тебе расскажу. Меня ждёт семейный ужин с его родителями и семьёй сестры. Сдержанный и внимательно изучающий меня отец, задумчивая сестра, которая мудрым женским взглядом читает каждую эмоцию на моем лице, прекрасные дети, такие же сумасшедшие, как Балан, но такие же добрые и талантливые. Девочка — наша общая мечта, мальчик копия он. А самое страшное — счастливейшая Людмила, у которой на лице написано, насколько она рада видеть меня в их доме, и как сильно она хочет услышать от нас хотя бы какую-то конкретику. Особенно, когда мы планируем продолжать балановский род маленькими карольбаланчиками и баланокаралюсками. Это я ещё не говорю про визит к бабушке… от него я вообще не представляю, чего ожидать. Я точно к этому не готова. —Мне нечего сказать, но я рад, что ты хотя бы выговорилась, — тянет Паша, с трудом переваривая сказанное. —Теперь ты понимаешь, почему я не хочу ехать? —Понял, но не думаю, что всё так страшно. —Страшно, Паш, пойми, я даже не знаю, кто мы друг другу. Что я чувствую? Готов ли он справиться со мной, понимаешь? Ты, как никто, знаешь, насколько моя жизнь не входит в рамки привычного. Его геройство и пресловутое вместе и навсегда могут закончиться в первую же истерику в годовщину смерти моего мужа или когда вместо его дня рождения я улечу к сыну, потому что у ребёнка насморк, понимаешь? —Ты же его любишь? —Я не знаю, Паш... С половиной сердца любить сложно. С половиной сердца не разлюбишься. —Что тебе эти... как их, голоса в твоей голове подсказывают? —Я тут! —Тсс, я знаю. —Я Дана люблю? —Думаю, да. –Наверное, люблю. И именно поэтому я не могу так с ним поступить. Всё же верю, что он встретит свою единственную, которая подарит ему покой и кучу детей. Пусть приводит её ко мне, знакомит. Знаешь, я заметила, что в роли страдалицы мне намного легче, привычнее что ли… я хроническая жертва от мозга до кончиков пальцев. Я не умею по-другому. Я разучилась быть счастливой, я привыкла жить вопреки. Паша молчит. Видимо, согласен. От этого не по себе. Даже не попытается переубедить? Серьёзно? —Ты правда желаешь любимому мужчину встретить другую? Откуда столько самопожертвования, Тиночка? —Видимо, жизнь научила, — вновь приступаю к чтению. –И все-таки я считаю, что ты совершаешь ошибку. Я верю, что именно ты та единственная. Только с тобой он будет счастливым. Он же упертый, как баран… Я тщетно пытаюсь читать книгу, но смысл прочитанных строк тут же забывается. Не понимаю ни слова и с раздражением второй раз захлопываю книгу. Что же за день такой. А, понятно, четверг. –Паш, давай сменим тему. Еще немного — и я тебя чем-нибудь стукну. Я больше не хочу об этом говорить. —Тогда я всё-таки везу тебя к морю. Со мной то ты поедешь? —С тобой поеду. Бронируй, ты ведь и мёртвого уговоришь. А я пойду дочитаю в кровати. —Тин, оставь книгу и не перенапрягайся, — ухмыляться Паша, убирая за нами чашки. —В смысле? Я вообще-то регулярно читаю детективы там, фантастику… —Меня то не обманывай. Ты всё это время сидела и с невозмутимым видом листала энциклопедию «Мать и дитя». Ну, на детектив это точно не похоже, а вот на фантастику в твоём случае даже очень! —Это «Мать и дитя» ? Подожди, стоп, — прожигаю взглядом книгу, — Орлов, ты мне соврал! —А ты не знаешь, что читаешь! Что, попалась? —Невыносимый. —Я невыносим ровно настолько, насколько таковым меня сделала жизнь, — передразнивает меня и довольно ухмыляется, наблюдая за моим жалким видом. Проиграла по всем фронтам.***
Уже на следующий вечер Паша привозит меня к океану. Я сама согласилась на этот трип, но до последнего надеялась на закрытие границ между Украиной и пунктом нашего назначения. Но мои желания уже давно не сбываются. Как бы смело я не мечтала. Уже в первые часы пребывания в городке травлюсь какой-то гадостью в кафе при аэропорте. Обнимаюсь с унитазом, хотя это блюдо должно было быть совсем безобидным гуакамоле. А Паша наивно верил, что я не безнадёжна и меня ещё можно спасти свежим морским воздухом. Кажется, просчитался. Всё продолжает идти не по плану. Уже в первый день лечения океаном мне снится очень страшный сон. Я просыпаюсь в панической атаке и медленно сползаю на пол, используя панду в роли кляпа. Спокойно отношусь к триллерам и снам-катастрофам, но до сих пор не могу привыкнуть к тонким и правдоподобным проделкам моей психики. Кажется, она мазохистка и просто хочет себя убить. Мне снится Женя. Мне снится, что он живой. Что он и был жив все эти чёртовы восемь лет. Старый зал дома культуры. Я с улыбкой джокера беру его за руку и вывожу на сцену в середине концерта. Зрители замирают, в панике потирая глаза, узнавая покойного продюсера. А я обнимаю его, объявляя, что это все была наша стратегия... Пиар-ход для набора аудитории длинной в судьбу и карьеру. У меня не остаётся ни одного поклонника. И он исчезает, оставляя новый шрам на запястье, на месте, где были его пальцы. Мой истошный крик и испуганный Паша в трусах и с бутылкой воды. Он вновь откачал.***
Оставшиеся дни проходят более спокойно. У меня успевает загореть нос, а у Пашки обгореть плечи. Я по старинке мажу его сметаной, а он матерится на светило и на свою неудачливость. Хотя в последней я смело могу с ним поконкурировать. Но, как я и думала, стихия не помогает мне справиться с напряжением последних дней в Киеве. Становится ещё сложнее видеть на экране вызовы от Дана, а ещё страшнее смс. Открыть которые сил хватает, а вот набрать ответ уже нет. Я чего-то очень сильно боюсь. Я постоянно боюсь не смочь уехать от него на утро, не смочь освободиться из объятий, не смочь сказать нет. С каждым разом это становится сделать сложнее. И я вынуждена избегать его. Любая встреча может стать точкой не возврата. Однажды, я признаюсь ему в своей бесконечной любви к нему или обрету под сердцем его ребёнка, тогда я разобью нас всех. Его и себя. Я в этом уверена. И, если себя уже не так жалко. Разбить его я не хочу. Он слишком положительным для меня, а ещё он достоин большого красивого счастья.***
Хорошо, что мы с Пашей всё-таки взяли с собой бутылку хорошего красного вина. Решаем выпить, разделив шипучку на двоих. Обожаю красное, оно пьётся легко, а утром практически нет похмелья, особенно если хорошенько закусить. Видишь круг на воде? Это знак Это мы, мы везде миллионы зашитых ран. Пока Орлов рассматривает незнакомое нам звёздное небо южного полушария, моя грудь вздымается от адреналина. —Паш, пошли купаться, — смеюсь я, не желая, чтобы этот неожиданно уютный вечер заканчивался. Так хорошо. Мне давно не было так хорошо. Не хочу в свой пустой номер, не хочу в пустую холодную кровать. —А вас, мать, знатно разнесло, неужели вода больше не холодная и не грязная? — смеётся Орлов. Но он рано радуется. —Нет, она замечательная, — захожу по щиколотку и загребаю рукой воду, брызгая на Орлова. —Тин, осторожно, не упади. Темно и уже прохладно. Но мне почему-то всё равно на Пашкины слова про осторожность. Я хочу купаться, хочу понырять, хочу ощутить стихию по-настоящему. Первый раз за поездку. —Кто тебе не давал это сделать раньше? —Месячные или дурость. —Пашка, плыви со мной, — отбегаю от берега и поджимаю ноги, отрываясь от дна. Течение сразу уносит поглубже, а я радуюсь, как ребёнок. Даже не думая, насколько не смешно Орлову. Он отбрасывает бутылку и безуспешно кричит мне вслед. Только через пятнадцать минут ему удаётся вытащить меня из воды. Матерится и кутает меня в полотенце. Слышу его учащенное сердцебиение и рассматриваю до смерти напуганный взгляд. —За что ты так с Пашей? Он то что тебе сделал? —Я просто хотела искупаться. Паша обнимает меня и насухо вытирает мои волосы. Мне резко становится смешно из-за такой заботы. И вместо того, чтобы спокойно сушится, я капаю в песке ямку для того, чтобы построить крепость. Паша берет меня за запястья и крепко прижимает к себе. А над нами чужие звезды... южные. Знаешь, я никогда никому тебя не отдам. А я ничего не чувствую. И надеюсь, что осознание моей вины не придёт ко мне вместе с утренним похмельем. —Кароль, ты невыносимая эгоистка! Беспощадная, ты никого не жалеешь и не щадишь. Скажи мне, что бы я делал, если бы ты утонула этой ночью. Как бы я жил и смотрел в глаза твоему Балану? —Да, Паш… ты прав, — загребаю руками песок, старательно выстраивая стену, — Дан — единственная опечатка в повести моей беспощадности. Набери ему, пожалуйста. Я хочу с ним поговорить. Видишь круг на воде – это знак, Это мы, мы везде, в миллионах зашитых ран. Ни в аду, ни в раю, где-то там, Я стою на краю, Дальше звёзды и океан.