---
Слов она не хотела слышать. Не то чтобы новость её расстроила — всё дело в том, что ни в одном сражении, в воздухе ли, на земле ли, Гера не чувствовала, как сейчас, будто от волнения желудок лезет в горло. Слышать и одновременно видеть результат было бы невыносимо. Это её бы ошеломило, так что пришлось обойтись без устного подтверждения. И всё же она почувствовала укол сожаления, приказав гладкому меддроиду молчать. — Не хочу ничего слышать вслух, — тихонько сказала она, чуя всей спиной закрытую дверь в холл. — Просто покажи мне результат. В медпункте было тихо и уютно, не то что в лазаретах и грязных медцентрах повстанцев, где ей доводилось бывать. Видно, что Траун сам расставил здесь все машины с заботой о максимальном спокойствии и удобстве. — Для этого мне нужно взять пробу крови, госпожа, — сказал МД-80 и потянулся к её руке. Движение выглядело гуманоидным, жутковатым. — Сколько? — Гера развела сложенные на груди руки, чтобы дроид мог взять её за запястье. — Всего каплю. Она едва почувствовала укол иглы в кончик пальца. Дроид сдавил место укола и получил что нужно. Тишина длилась секунды или часы; Гера не слышала ничего, кроме размеренного стука сердца в ушах. Она смотрела на диагностический экран дроида, кусая губу. Время шло. Внезапно спираль загрузки исчезла с экрана — и вот итог. Беременна. Гера снова глянула на экран, закрепляя сей факт у себя в голове. Она услышала, как дверь за ней открылась — Траун её нашёл — но не обернулась, чтобы ему улыбнуться. — Какой срок? — спросила она дроида, едва дыша. Почувствовала, как Траун замер позади, застыл в дверном проёме, видя, что происходит. — Точное время трудно определить, — сказал МД-80. — Предполагаю, недели две. Траун ждёт от неё сигнала, поняла Гера — указания, что эта новость хороша, а не плоха. И совершенно зря — он же прекрасно может её читать, угадывать её чувства без явных знаков. Она всё равно повернулась к нему, увидела его застывшее лицо, заботу и осторожность во взгляде. — Дыши, — поддразнила Гера. — Дышу, — сказал он. Голос ровный, но Траун был взвинчен, как только что с поля боя. Теперь, когда Гера заговорила с ним, он подошёл к ней и изучал результаты дроида так же методично, как она. — Я был не уверен, что это возможно, — пробормотал он. — Две разных расы… Траун казался ошеломлённым. Коснулся экрана, тут же сообразил, что делает, опустил руку. Снова взглянул на Геру, изучая, сдерживая собственные чувства, выражение лица. — И ты…? — начал он и запнулся. — Счастлива, — ответила ему Гера. Улыбка цвела на её лице, не остановить, так, что заныли щёки и заслезились глаза. Она вытерла влагу со щёк, всё ещё сияя, и почувствовала запястьем лёгкое прикосновение Трауна за миг перед тем, как он её обнял. — Счастлива, — прошептал он. Не видя его лица, по звуку голоса она знала, что и он наконец позволил себе улыбнуться.---
— Кажется, у него будет зелёная кожа, — заявила Гера. Она стояла, прислонившись к косяку двери, и глядела на датапад. — Почему ты так думаешь? — Траун сидел на корточках, c закатанными до локтей рукавами — обмеривал гостевую спальню. Узнав новость, они развили бурную деятельность, каждый на свой лад — для начала, впрочем, развили бурную деятельность в постели. Справившись с этим пунктом, они нашли и другие способы подготовиться к предстоящему. Траун вскоре стал прикидывать, какая комната в доме со стратегической точки зрения лучше всего расположена для детской («Если ты и правда хочешь детскую», — подчеркнул он; отдельные детские были не в обычаях его народа, младенцы у чиссов спали вместе с родителями, а затем с братьями и сёстрами — да и, по правде говоря, не в обычаях тви'леков тоже... но, видя искру энергии в его глазах, Гера знала — ему нужно чем-то заняться, создать что-то новое на основе обычаев и традиций разных народов, которые так ему интересны; он жаждет, чтобы эта новая жизнь, берущая в них двоих начало, была в равной степени частью их обоих и чем-то совершенно новым). Гера пошла другим путём — последние дни она собирала сведения о межрасовых парах, особенно с участием тви'леков. — В человеческо-тви'лекских парах потомство почти всегда наследует пигментацию родителя-тви'лека, — сказала Гера. — Исследования показывают, что это доминантный признак. Траун задумчиво хмыкнул. — Будем надеяться, что нет. — Ты не хочешь, чтобы у нашей детки была зелёная кожа? — приподняла бровь Гера. Траун издал двусмысленный звук и отвернулся. — Не подойдёт к красным глазам, — сказал он. А. Снова дразнится. Гера оглядела комнату, что он выбрал для детской — нет ли тут слабого места, чтобы подколоть в ответ? — Знаешь, — медленно произнесла она, — это окно идеально для снайпера там на вершине… Траун ответил ей полным боли взглядом. Гера спрятала улыбку. — Что ж, Гири разберётся с любым потенциальным убийцей, прежде чем он подойдёт так близко, — признала она. Он встал, вытер с рук маркировочный мел и выглянул из окна под углом, с которого его очень трудно было бы подстрелить. — Определённо на это надеюсь, — пробормотал он, прикрыв глаза. Там что-то есть, собразила Гера и с любопытством глянула ему через плечо. — Что там? — Не успела она закончить фразу, как объект появился в поле зрения. — Имперский шаттл? — Посетители, — сказал Траун. Взглянул на Геру; губы у него подёргивались. — Точнее, гость. — Твой друг? — Ей вспомнился визит Вейдера пару дней назад. Траун молча, загадочно улыбнулся. Отойдя от окна, он спустил рукава и вышел из комнаты. Гера выключила датапад и последовала за ним, но не успели они дойти до конца коридора, как снизу послышался мягкий стук дерева — там открылась входная дверь. Когда они спустились по лестнице, человек в белой форме гранд-адмирала улыбнулся и в знак приветствия поднял бутылку дорогого бренди. — Ходят слухи, что пора вас поздравлять. Он бегло оглядел Геру, кивнул ей и передал бутылку Трауну. — Более чем, — сказал Траун. — Даже так? Траун отвернулся от гранд-адмирала, оставив вопрос без ответа. — Гера, это мой друг адмирал Пеккати Син, — сказал он. — Пеккати, это Гера. — Он сломал на бутылке печать, высвободил густой ореховый аромат напитка, бросил взгляд на Сина и едва заметно улыбнулся. — Боюсь, что Гера с нами пить не будет. Какой-то миг Син глядел на Трауна без выражения — до него ещё не дошло. Затем, еле заметно вздрогнув, он перевёл взгляд на Геру. На лице у него до ушей расплылась улыбка. — Быть не может, — сказал он. Траун молчал, пытаясь обуздать свою собственную улыбку, как делал все эти последние дни. Гера же улыбнулась Сину в ответ, нерешительно поначалу, затем сдаваясь — он улыбался заразительно, не удержаться. Взгляд Трауна смягчился — ему приятно было видеть, что ей по душе его друг. — Вот это да! — Син взял руку Геры, поцеловал, затем обхватил её пальцы и показал обеими сложенными руками на лекку. — Скажите-ка, деликатный вопрос. Полагаете, ребёнок в вас пойдёт? — Да, — просто сказал Траун. — Надеюсь, нет, — парировала она. С ухмылкой Син отпустил её руку; Гера обернулась к Трауну. — Лекку мешают в кабине. — Зато преимущество в рукопашной, — заметил Траун. Эти слова канули в молчание. С лица Сина спало веселье; Траун смотрел как бы мимо, но Гера знала — он тоже заметил тонкую смену настроя, вдруг охватившую гостя меланхолию. Син отвёл глаза и глядел невидящим взглядом в окно; челюсть его отвисла, дух витал где-то вдалеке. — Выпьем? — негромко предложил Траун. Син встряхнулся и рывком вернулся в настоящее, его взгляд снова ожил. — Разумеется, — сказал он. С ненавязчивостью опытной прислуги появилась Сурта. Она внесла серебряный поднос с двумя бокалами и высоким стаканом для Геры — сок текка со льдом. Все сели. Сурта разливала бренди, и Син позволил себе отвлечься, зачарованно следя за падающей в бокал струёй спиртного. Траун внимательно следил за другом из-под полуопущенных век, Гера же наблюдала за происходящим. — Не думал, что ты так остепенишься, — признался Син, приняв из рук Сурты бокал. — Почему же? — Траун пригубил бренди. У него на руке серебристо блеснуло кольцо. — Не верилось. Не так, по крайней мере. — Син умолк, подержал бренди у самых губ. Взглянул на Геру. — Какой вы веры? Удивлённо моргнув, Гера откинулась на диван рядом с Трауном. — Веры? — Если у вас есть вера. — Он поднял свой бокал и крутнул бренди куда-то в сторону Имперского центра. — Обещаю не сообщать Императору, если услышу не лучший ответ. Ни Траун, ни Гера не улыбнулись шутке. Она смотрела на Сина. К чему это он? Она уже знала, что для Трауна религия не имеет значения, так что у его друга не было причин расспрашивать её на этот счёт. И ей не казалось, что тут всего лишь праздное любопытство — вопрос всё же задал гранд-адмирал. Она взглянула на Трауна. Тот слегка пожал плечами и нейтрально склонил голову, как будто говоря: «Ответь, если хочешь, или игнорируй его, если нет». — Мои предки поклонялись Кика'лекки, — сказала Гера, стараясь, чтобы голос звучал не слишком сдержанно. — Но вы нет? — спросил Син. — Нет. Я ей не поклоняюсь. Син сверлил её взглядом. Была, конечно, и вера, которая волновала Геру намного больше, чем Кика'лекки и её древние ритуалы. С искрой боли в груди она вспомнила, как однажды холодным весенним днем гуляла на Лотале по лугам, полагая, будто она единственная, кто сейчас тут бродит, а не прячется от ударов ветра, — и обнаружила вдруг Кэнана и Эзру, сидящих спиной к стене, скрестив ноги. Глаза их были закрыты, лица сосредоточены и серьёзны; ни тот, ни другой не подняли век, когда она их нашла, не заговорили с ней. Что-то тогда при виде их встревожило её. Странным образом в глубине души она поняла, что, хоть они и не реагируют, а сидят без движенья, но знают, что она рядом. Как это отвечает на вопрос о вере? Верит ли она в Силу? Является ли её приверженкой? Она ведь видела их возможности, власть над материей; видела и силы Вейдера, знала, на что способен Палпатин. Она взглянула на Трауна, молча предлагая и ему ответить на вопрос. Он не ответил. Он сделал ещё мерный глоток бренди. — Меня воспитали приверженцем Священного Пути, — голос Сина звучал грубовато, низко. Он сделал вид, будто бы не заметил, как долго она тянула с ответом, и напряжение отчасти спало у Геры с плеч. — Тот ещё маленький святоша был, и большие амбиции стать священником. Разумеется, я больше не адепт. — Разумеется, — пробормотала Гера. Траун рядом хранил молчание, чувствуя себя притом вполне уютно. — Я, правда, всё же не чужд религии, — сказал Син и сделал ещё глоток; он уже почти выпил бокал до дна. — Лучшие имперцы — те, что веруют. — Он указал бокалом на Трауна. — Взять хоть его, мужа вашего. Гера взглянула на Трауна, ища реакцию в его лице. Он краем глаза бросил ей косой весёлый взгляд. — Его вера та же, что у меня, — сказал Син. — Империя. Вот бог, которому мы служим, верно? Траун неопределённо склонил голову, то ли соглашаясь, то ли просто размышляя. Он подождал, пока Син опять припадёт к бокалу, чтобы, приподняв бровь, снова встретиться взглядом с Герой. — Так вы… — сказал Син, уже слегка хрипловато, и снова ткнул в сторону Геры бокалом, теперь пустым. — Ваша былая вера — не та, что про Кика'лекки — Восстание, верно? Если по правде, отбросить все эти традиции вашей культуры и рассмотреть вашу страсть и преданность. Разве вы верили не в Восстание? — Он помолчал, ожидая, быть может, ответа Геры или же просто её изучая. Многозначительно посмотрел на её живот и беззлобно сказал: — Ну, с этим покончено. Так во что вы веруете сейчас? Не в Империю, надо думать. Гера ничем не выказала, что обвинение в нелояльности как-то её задело. И не возразила. Рядом с ней Траун тихо замер, его мускулы незримо напряглись; Гера распознала это лишь по напряжению его руки, касающейся её локтя. — В него? — спросил Син, указывая на Трауна пустым бокалом. Гера вздохнула, выдавила из себя улыбку. — Я вообще к религии не склонна. Син хохотнул. Траун наклонился вперед и, пока тот не смотрел, снова наполнил его бокал. — Крепкий напиток, — сказал он, когда Син закончил смеяться. По-светски понюхал бренди, закрыл глаза и отпил — а Гера видела, как исказилось лицо Сина, стало на миг несчастным, одиноким; ему казалось, Траун не смотрел. — Где ты его нашёл? — Эсселес, — глухо сказал Син, глядя в бокал. Имя планеты ничего не говорило Гере, однако у Трауна оно явно вызвало некую мысль, подтвердило теорию относительно Сина, причин его поведения. Во взгляде Трауна что-то мгновенно сдвинулось — родилось понимание, отстранённость. Для него загадка Сина была явно решена, работать над ней дальше не было причин. Для Геры же загадка оставалась. «Син», — размышляла она. Лотал выбил её из курса событий — слишком уж непосредственно вовлеклась тогда Гера в собственную кампанию, чтобы знать подноготную прочих, но имя казалось знакомым. Вроде как он служил в окрестностях Рилота? До того, как Гера попала в плен, там назревал мятеж; она не слыхала, чем дело кончилось, но шансы повстанцев там изначально были невысоки. Впрочем, тви'леки стойкие и решительные. Наверняка нанесли ощутимый ущерб, прежде чем проиграть. Сколько тви'леков, интересно, он убил? И до какой степени жаждет мести за всё, что сородичи Геры причинили его флоту? Син напротив неё запрокинул бокал, отпил и повернулся к Гере. Глаза стеклянные, полные боли. Во взгляде ни следа злобы или обиды на её расу. Одно глухое, сдержанное страдание, рана, начинающая заживать. Он потерял кого-то. «И узнал себя во мне», — поняла Гера. Она тоже кое-кого потеряла. Они сидели в молчании. Траун допил свой бренди без слов и засмотрелся куда-то вдаль. Заметив смену настроя, Син, видимо, понял, что это его вина, и с чем-то вроде стыда кружил напиток в бокале. — Ребёнок, — сказал он тихо, не глядя ни на кого из них. — Что за счастливый исход. Ни Гера, ни Траун не отозвались. — Думаешь, кожа будет голубая? — опять попытался Син; его глаза молили Трауна возобновить общение. — Может быть, — сказал Траун, таким же спокойным и мягким тоном, как Син. И глядел он мягко — попивал уже второй бокал, и алкоголь заметно действовал. Бренди, пожалуй, и правда крепок, раз их обоих сразу так развезло. А может, отчасти пьянит и смесь радости и утраты. — Гера бы предпочла зелёную. Син взглянул на неё чуть ли не с надеждой. — Я буду рада и голубой, и зелёной, — призналась Гера. — Прекрасное будет дитя, — торжественно и искренне заявил Син. Она живо улыбнулась ему уголком рта — впервые по-настоящему, не вынужденно, без манипуляций. Траун с ней рядом глядел в свой бокал, всё более сдержанный и задумчивый по мере того, как сползал во власть алкоголя. Его глаза едва заметно двигались, следя за чем-то, чего не видели Гера и Син — он всегда так смотрел, будучи поглощён мыслью. — Новая жизнь, — пробормотал он. Син криво усмехнулся и поднял бокал: — А значит, прощай, старая.---
— Идём, идём, — шепча, подсказывал Син. Он бормотал невнятно, будучи не так пьян, чтобы нарушить воплями тишину ночи. Гера льнула к Трауну, который накинул свой плащ ей на плечи и приобнял её рукой. Вслед за Сином они взошли на террасу на крыше. Пронизывающий зимний ветер немного ослаб, когда они опустились рядом с Сином на колени. С некоторой нерешительностью к ним присоединились и слуги; Сурта в сопровождении Верака несла ящик со свечами, за ней спешили Тешити и её дочь Тембе, а замыкал процессию садовник Добран, пожилой миралука, торжественно-мрачный. Обитатели дома расселись полукругом, и все взгляды обратились к Трауну. Сначала он будто не замечал. Он неотрывно глядел на далёкие звёзды, а на лице лежало спокойствие и некая трудноуловимая тень. В дымке выпивки и веселья было уже не вспомнить, кто предложил церемонию — даже Гера, не пившая ничего крепче сока, сейчас не сказала бы точно. Но все здесь смотрели на Трауна как на лидера, и он в итоге сделал первый ход. Достал свечу из открытого ящика. Неокрашенная, кривоватая и грубая, она вовсе не походила на свечи, которые Гере доводилось раньше видеть в ритуалах. Траун молча протянул ей свечу — тяжёлая, неровная; ладонь почувствовала вес. Cвеча лежала в ладони Геры, давила на душу. Траун вынимал другие и передавал по кругу. Одну Сину, за того, кого он потерял во время восстания на Рилоте. Одну — Сурте, чей старший сын, штатский подрядчик Империи, тоже погиб от рук террористов на Девароне; с искажённым от застарелого горя лицом она приняла свечу. Три получила Тешити — за своих родителей и брата; две — Добран, за жену и дочь. Ловкими пальцами, словно холод его и не донимал, Траун взял из коробки три свечи и поставил их перед собой на террасу. Без остановки, не задержав на них взгляда, он опять обратился к ящику и вынул ещё четыре. — Поставь наземь перед собой, — тихо сказал он Гере, кивая на свечу в её руке. С волнением в груди она так и сделала. Траун поставил четыре последних свечи вокруг первой, стойкой оградой против ветра. Всего пять свечей, по одной на каждого члена команды «Призрака». Она снова взглянула на свечи Трауна — необъяснённые, безымянные трое. Его семья? Гера могла лишь гадать. Друзья, которых он потерял за годы службы во флоте? Узнает ли она когда-нибудь? Она смотрела, как Траун одну за другой зажёг свои три свечи; ветер усилился, и пламя их замерцало, но выстояло. Траун, не говоря ни слова, передал Гере спичечный коробок. Она зажигала свои свечи, а его три горели ярко, непобеждённые, как он сам. Спичечный коробок переходил из рук в руки. По краю круга сидящих вспыхнуло пламя и отказалось гаснуть. Глаза закрылись; губы безмолвно шептали имена и воспоминания, моля об упокоении. Отпуская. Гера прижалась к Трауну. Ища тепла его тела, она смотрела, как свечи, зажжённые ею во имя команды «Призрака», сгорели дотла. Когда погас последний огонёк, от свеч почти не осталось следа — едва заметный налёт сажи на камнях террасы, призрачные струйки дыма, вьющиеся в морозном воздухе ночи. Никаких зримых останков. Ни следа команды «Призрака». Гера сонно моргнула; огни свеч ещё танцевали на внутренней стороне её век. Она чувствовала себя изнурённой, обессиленной. Очищенной. Она закрыла глаза, позволила Трауну её обнять, прижать к груди. Миг спустя в поместье приземлился шаттл.