***
Ничем не приметное утро начинается с свежезаваренного кофе и новостей на поклацаном смартфоне? Нет. Утро начинается с кружки дрянного кофе из кофемашины и криков Сокджина в своем отделении. – Какого хрена, вы два недомерка, сделали? – разносится по коридору интенсивной терапии. В наказание за то, что Джисон и Минхо умудрились кому-то подключить сломанную систему для капельницы, Ким оставил их на ночное дежурство в отделении в качестве уборщиц. Неизвестно, кто из кураторов более жесткий в своих наказаниях: Пак или Ким. Джисон же слегка переборщил с раствором для пола, что от него разило такой концентрацией перекиси и еще чего-то, что у всех сильно слезились глаза и при желании с легкостью можно было просто ставит ведра для сбора слёз. А о том, что медсестра Су чуть не растянулась в шпагате, при её то невралгии, на полу между палатами интенсивной терапии, вообще говорить нечего. – Что ты так кричишь, Ким? – послышалась на входе в отделение знакомая интонация. – Соджун, ты сегодня рано, – ответил Ким, не сбавляя тон. – Сегодня доктор Ан хорошо потрудилась, что мы смогли прийти пораньше, – ответил Пак, сокращая дистанцию между ними. – Потрудилась? – усмехнулся Сокджин, глазами ища еще один белый халат. – Джин, я тебя просил, – начал сердится Пак. – А что? Я ничего такого не сказал. И где же она? – оживился и убрал убийственное выражение лица, которым только что одаривал своих ординаторов. – Ты не видел её всего лишь несколько часов. Уже соскучился? – решил перенять инициативу в свои руки Соджун. – Жду не дождусь, когда она попадет на стажировку ко мне на долгий месяц, – растянулся в улыбке Ким. – Тогда у нее нет шансов, – рассмеялся Джун, как вдруг постановочно закашлял, завидев студентку, выходящую из лифта. – Веди себя прилично. – Когда это я вёл себя неприлично? – поправил воображаемый галстук Ким. – Да всегда, – усмехнулся Пак и вновь прокашлялся. После быстрого, даже можно сказать, молниеносного обхода в реанимации Пак устремился из отделения, раздав наставления своей подопечной на перевязки в отделении. Ким ожидал, когда же сможет перекинутся парой едких словечек со студенткой, что так забавляла его своими ответами. – Ночь была такой длинной. Ты даже ни разу не зашла, – вальяжно подошел к девушке Ким, которая внимательно снимала большое количество перевязочного материала с больного на аппарате искусственной вентиляции легких. – А почему я должна была заходить? Операций не было, – четко ответила девушка, даже не одарив Кима своим взглядом. – Ты такая строгая. Неужели не хочешь задобрить своего будущего куратора? – переместился он так, чтобы видеть её глаза. – Будущего куратора? – вопросительно посмотрела она на него. Тот лишь мог видеть её широкие карие глаза. В палате был строгий масочный режим. – Конечно, Ан. Всё решено. Ты, я, палата интенсивной терапии, – смеясь протяжно говорил Джин, на что девушка резко ответила: – Вы видели, как я общаюсь с доктором Пак Чимином? Думаете, с вами будет как-то иначе? – в её голосе не было ни капли неуверенности или страха. – Формально, тогда он был твоим врачом. Разве ты не провела ночь у меня дома? Неужели нет никаких привилегий? – состроил глаза ей Ким, походя на милейшего хомячка. – Если вы думаете, что проводить ночь с пьяным телом на диване после мнооожества, – протянула она, – шотов текилы, водки, абсента, это что-то невероятно значимое, тогда да, к вам у меня очень особое отношение, – прошипела она, потому что в маске из-за душного воздуха становилось тяжелее дышать. Это огромный их минус. Ким потянулся к ней рукой и оттянул маску, чтобы та смогла спокойно вздохнуть. – Давай тогда вместе утроим трип по барам и вместе будем валяться после мнооожества, – протянул он, парадируя девушку, – шотов текилы, водки, абсента, и это будет что-то значимое. – Простите. Доктор Пак Чимин запретил мне звонить кураторам по ночам, поэтому... – протянула девушка, наблюдая скривившегося врача, который всё еще держал её маску. Тот неожиданно просто сорвал её. – Спасибо, – добавила Настя и закончила последние штрихи в перевязке. Джин лишь снова мог наблюдать устремляющуюся к выходу фигуру студентки. Вспоминая всю недолгую беседу, единственное, что он смог сделать – это улыбнутся во всю ширину идеального ряда белоснежных зубов. – Невыносима, – добавил он, продолжая улыбаться, как довольной кот.***
Интенсивный гул и шушуканье наполнили пространство конференц-зала. Уже как состоявшийся ритуал, каждое утро в 9:00 туда сбредаются ординаторы со всех направлений, чтобы послушать, что им скажет их мама-утка Пак Чимин. Несмотря на весь гул, он сидел за широкой трибуной, погрузившись в большое количество бумаг, пока с каждого края доносились различного рода комментарии и разговоры. Но одна фраза фигурировала чётко из каждого угла: «Пак Чимин безумный красавчик». Именно это словосочетание характеризовало этого человека. В один момент Пак решил расстегнуть манжеты на своих рукавах и поднять их чуть выше, показывая всем своим видом напряженность и важность читаемого им, и, конечно, продемонстрировав напряженные мышцы предплечья. На все его действий лишь раздались чуть слышимые охи. Но у Пака был прекрасный слух, что вызвало на его лице лишь едва заметную улыбку. Весь балаган прекратился, как по аудитории раздался властный мужской голос: – Итак, уважаемые коллеги, – начал Чимин, на что все тут же замолкли, как по щелчку, – наконец-то вы усвоили первое и второе правило, о котором я говорил вам в первый день, что не может не радовать, – еле заметно улыбнулся. – Прежде чем мы приступим к ежедневному распределению, я бы хотел, чтобы вы все похлопали двум выдающимся студентам. Вам несметно повезло, что вы можете наблюдать их рядом с собой, – громко произнес Пак, будто сейчас вручает золотую медаль на олимпиаде. – Доктор Хван Дарья и доктор Чон Чонгук, встаньте. Сердце Даши было готово выпрыгнуть из груди. «У меня есть плечо, у меня есть плечо» – думает она, вспоминая ночное рандеву с Намджуном. – Я сказал хлопать, – в приказном тоне повторил Пак и показательно с оглушительным треском начал медленно хлопать в ладоши, ускоряя свой темп. В какой-то момент он добился, чтобы все сделали те же движения, потакая его цирку. – Расскажите миру, мои дорогие, что за подвиги Геракла вы вчера совершили, – в ответ оба студента просто молчали и с содроганием наблюдали за каждым движением наставника. Только что он был серьезен и погружен в бумажную волокиту, но сейчас готов разорвать их обоих в словесной форме на мелкие клочки той самой бумаги. – Не хотите. Хорошо, – ударил в ладоши Пак и набрал воздуха в грудь для продолжения представления. – Доктор Хван, наверно, очень тяжело не иметь такой поддержки, как у доктора Чона, в виде главврача. Никто не вступится за вас и в любой момент, – представил им воображаемую нить, которую он держит, натягивая её, – ваше существование может оборваться, – и театрально обрывает резким движением рук. Тут же взор куратора резко переключился на второго стоящего студента. – А ты, мой любимый студент. Гроза всех операционных. Думаешь ты особенный? Тебе все можно? Ребята, ему всё можно? – громко задал вопрос Чимин, повергая аудиторию в еще больший шок. – Вы наверно думаете, что происходит? Почему я так кричу с утра пораньше? Я вам поведаю, – размахнул руками и взял кипу бумаг, что только что внимательно рассматривал. – Мой драгоценный кусочек Феты, доктор Хван, возомнила себя богом. Меньше не скажешь. Она, – указывает на нее кипой бумаги, что удобно сгруппировалась в его руке, – пренебрегла указанием своего куратора и заведующего в одном лице, осталась на приёме с «острым» пациентом, вызвала у него обострение психоза, подвергла опасности свою жизнь и жизнь доктора Чона. Что мы делаем, когда видим, что пациент переходит в психоз? – в ответ он снова слышит тишину. – Конечно же, доктор Хван, мы прогоняем доктора Кима, мускулистого парня с хирургии и остаемся с пациентом один на один, – Пак облокотился на локти и приблизился, находясь за трибуной, чтобы передать весь пафос своей речи. – Что ты хотела этим показать, девочка? – снизил тон своей речи. – Ты кем себя возомнила? Думаешь, ты справишься с этим? В воздухе повисла такая оглушающая тишина, что среди неё можно было услышать шумное дыхание каждого, кому было не всё равно. – А теперь ты, мой мускулистый друг, – продолжил он, обращаясь уже к Чонгуку, пока Даша с опустошенными глазами смотрела в никуда. Подруги держали ее за руки с обеих сторон, закипая с каждым словом Пака не меньше, чем он сам. – Скажи, как давно ты сменил свое имя? – неожиданно прозвучал вопрос. – Что? – послышалось из уст Чона. – Оно говорит. Чудно, – потер в ладоши одобрительно Пак. – Как давно тебя зовут «Чон – сделаю закрытый перелом открытым – Чонгук»? – на что парень покрылся пунцовым цветом, напрягая все мышцы, что могут напрягаться. – Скажи мне, чем опасен открытый перелом? – стрельнул он в него злостным взглядом. – Повреждением кожи, смещением отломков, образованием патологической подвижности, – начал перечислять Чон. – Нет, нет, нет, – покачивал на каждое слово Чимин. – Уважаемый доктор, вы слышали что-нибудь о жировой эмболии? – Чонгук осекся и сжал кулаки еще сильнее, закипая как чайник. – Наверно нет. То, что у тебя синдром Бога я давно знаю. Вы, – рассмеялся, показывая на обоих Пак, – смешная парочка. Ты думаешь, – резко перешел на серьезный тон, – тебе всё можно? Твоя жопа всегда прикрыта? Дорогой мой, – наклонился Чимин, – мне плевать, кто ты и кто твои родители. Оглянитесь, – заставляет посмотреть всех вокруг движением руки. – Что ты видишь? – вопросительно смотрит на него. – Холл, стулья, белые стены, – сухо отвечает Чонгук, предчувствуя саркастичный ответ куратора. – Ты в моем царстве. Всё здесь моё. Здесь мои правила. Не существует внешнего мира. Есть только вы, я и ничего больше. Поэтому, сладкие косячные голубки, мой вердикт, – замолчал Чим, прикрыв глаза. – Я еще судья, палач и крестный отец, – на этой фразе он приоткрыл один глаз, как бы смеясь над раздраженными и испуганными студентами. – Хван, – обратился к замершей на месте девушки от шока, – испытательный срок. Еще одна ошибка – вылетаешь из программы. У тебя нет права выбора, нет права голоса, поооолное, – вытянул Чимин, – и беспрекословное подчинение. И еще, – ехидно улыбнулся, – автоматом ты попадаешь ко мне на альтернативную службу при общем распределении во время обмена опытом через две недели, как я уже сказал, без права голоса. А ты, – устремляет взгляд на Чонгука, – солнце моё, берешь все открытые дежурства… – простучал по столу, имитирую барабан, – отделения реанимации. Тебе же там так понравилось, и будешь личным помощником доктора Кима, даже если ему просто захочется кофе. У тебя тоже испытательный срок, к сожалению, из программы ты не вылетишь, – потер руки, словно отряхаясь от пыли, – но я сделаю всё, чтобы ты чувствовал себя как в аду, – сказал Чимин, демонстрируя свою идеальную улыбку.***
Долгое время после умопомрачительного выступления Даша не могла встать с места, как будто её покинули все жизненные силы. Алёна с Настей переглянулись, как вдруг поняли, что никого кроме них в зале нет. – Почему ты не сказала нам? – чуть выше обычного сказала Настя и хлопнула её по руке. – Это же не шутки. Почему ты молчала? – подхватила Алёна с обеспокоенным взглядом посмотрела на подругу и мягко дотронулась до плеча. – Девочки, – одёрнулась Даша и протянула еле слышно, – я не знаю. Я не хотела, я просто… – как только она уже набрала воздуха для объяснений, все трое услышали раздраженной знакомый голос. – Вам нужно особое приглашение для работы? – взгляд Чимина укорительно пробежался по студенткам. Он не желал входить ни в чье положение, не хотел никого понимать. Он чувствовал себя максимальным тираном, кем и являлся. Или хотел, чтобы его таким видели. Ординаторы сразу же встали, немного опешив от его неожиданного появления. Это у него хорошо получалось. Быстро прошмыгнули мимо двери, которую Чимин держал с недовольным видом, когда он выпалил в спину одной из них: – Ан, если ты не выпишешь доктора Чона до обеда, у тебя появятся большие шансы на тет-а-тет со мной в отделении, ты поняла? – взгляд его не менялся. Чимин выглядел так, как будто и её есть за что отчитать и оставить на ночь в этой больнице. Девушка ничего не ответила, лишь молча кивнула. Проходя холл каждая, находилась в своем мире раздумий. Даша перебирала всё, что произошло за последние полтора дня и никак не могла успокоить бешено колотившееся сердце. Она подняла взгляд на уже, кажется, устремившийся халат Насти к лестнице, как вдруг остановила её со словами: – Как он? – без пояснения было понятно, о ком идет речь. – В истории болезни мы пишем, что состояние удовлетворительно, – улыбнулась ей подруга, – но на самом деле, всё лучше, он идет на поправку. Я сделала перевязку, всё на высшем уровне. Правда… – замялась Настя – ладони, обширный ожог. Думаю, останутся белесоватые рубцы. – Его руки. Такие красивые. Я во всем виновата, как я могла быть такой глупой? – Даша была готова сорваться на истерику, губа её дрожала, когда она этого говорила. Весь вид напоминал побитого котенка. Настя взяла её за плечи и потрясла пару раз. Ей бы хотелось дать лёгкую пощечину. Шоковая терапия – любимая терапия Насти. Мягким голосом, заглядывая Даше в глаза и ослабив хватку, сказала: – Ты не виновата, это бы и так произошло. Но ты бы этого не увидела. Успокойся. Он поправится. Я прослежу за этим. Если надо пересадим ему твою кожу, – тепло улыбнулась она подруге и, наконец, увидела на лице Даши такую же эмоцию. – Не знал, что ты устроилась в центр поддержки, – ехидно послышался голос из-за спины. – А я не знала, что подстилка реанимации умеет говорить что-то кроме «Я сын главврача», – сказала Ан, даже не повернувшись. – Тебе это прозвище подходит больше. Ты же намного чаще проводишь ночи с Сокджином, – на этой фразе девушка резко повернулась и была готова прожечь его взглядом. – Ах ты, – вырвалось из её уст, как за спиной Чонгука выросла внушительная фигура врача. – Тестостерон, я не понял, где мой кофе? Ты что, давно время не проводил в мужской части нейрореанимации? Так я тебе устрою приватную встречу, – раздраженно смотрел на него Джин и резко изменился в лице, как только увидел другие, более приятные лица. – Подстилка, – шикнула Настя своему оппоненту. – От подстилки слышу, – огрызнулся Чон. Почему-то на пути к хирургии у Чонгука всегда вставали какие-то препятствия. И каждый раз имя этих препятствий было «Ким Сокджин». Если это наказание, то у Кима. Если отчитывает, то Ким. Кажется скоро он будет приходить к нему в кошмарных сновидениях. Чонгук медленно выбирает кофе для своего нового-старого наставника, чтобы побесить его еще больше. Другого ему не остается. – Кстати, – неожиданно обратился к нему врач, – мы не говорили о том, что было за пределами больницы. Чонгук взглянул на Кима с неподдельным удивлением. Для Чона все было в прошлом, словно наступил новый день и всё, что было в клубе осталось в клубе. – Ты же не думаешь, что, то, как ты пытался снять ту ординторшу с помощью экстази, останется незамеченным? – в его лице читалась серьезность. – О чем вы? – решил скосить под дурачка Чон, будто не слышит ни одного слова. – Что ты только что сказал Ан? – резко задал вопрос Джин, выхватывая кофе из кофемашины, не успевая пролиться последней капли из автомата. – Просил поменяться со мной сменой, – изворотливость – это любимое занятие Чона. – Не знал, что ты так хочешь со мной провести ночь, – отпивая первый глоток местного капучино не первой свежести, но такого родного за эти годы работы, со смачным причмокиванием. – Доктор Ким, это же просто шутка, я не это имел в виду, – начал запинаться Чонгук, пойманный на своей же глупости. – Еще раз так пошутишь, будешь судно из-под всех больных выносить и мыть полы после каждого моего шага, понял? – резко закончил было он. – Завтра дежуришь.***
Всю ночь Алёна была беспокойна. Телефон то и дело светился. Она общалась с одним человеком, но мысли её были где-то далеко. Девушка была немного сонная, но, кажется, эта усталость была ей приятна. – У меня есть для тебя подарок, – неожиданно послышалось за спиной Алёны, которая просматривала журнал пациентов в приёмном отделении. Мин слегка дотронулся до её плеча, чтобы она наконец очнулась от своей думы. – Подарок? – удивленно и испуганно посмотрела на него девушка. Кажется, она боялась, что он переходит черту учитель-ученик или уже перешел. Как только импровизированная штора для последней свободной койки в приемном отделении открылась, Алёна увидела свой «подарок». Маленькая кроха, лет семи, сидела на каталке с опорой на рядом стоявший столик, вокруг которой слиняла обезумевшая от страха мама. – Она просто начала задыхаться. Начала ловить воздух ртом, судорожно вздыхала, как будто кто-то её душит. Побледнела. Я не знала, что делать, я просто… – теперь женщина сама начала жадно ловить воздух, помогая себе при этом руками. В этот момент Юнги сразу же подхватил женщину под локоть и тихо шепнул Алёне: – Наслаждайся, – улыбнулся сладкой улыбкой и еле заметно подмигнул. На несколько секунд Алёна замерла на месте от всего происходящего. Это место и эти люди никогда не перестанут её удивлять. Подходя ближе к испуганной малышке, студентка заметила, что вся её грудная клетка почти не двигается при том, что она усилено вдыхает воздух. Она будто застыла на вдохе. В уши врезаются странные шумы. Но это вовсе не гул и не возмущение доктора Пака от того, что его ординаторы снова перепутали истории болезни и сделали не те назначения. Это были дистантные хрипы, хрипы, которые означали только одно: в бронхах, легких какая-то закупорка. Алёна судорожно достала фонендоскоп и начала слушать легкие юной пациентки. – Совершенно ничего не слышу, – девушка начала проверять фонендоскоп легкими ударом по нему, чтобы проверить рабочий ли он вообще, – вот теперь слышу. Она нагнулась над ней как можно больше и наконец услышала хрипы в легких, в другой части жесткое дыхание, а в некоторых частях рассеяно участки совершенной тишины. – Немое лёгкое, – пробормотала тихо ординатор. – Скажи, как тебя зовут и что случилось? – обратилась Кан к больной, которая рассеяно искала глазами маму. – Я не… – резко вдохнула девочка, пытаясь перевести дыхание и сказать хоть что-то. – У тебя дома есть прыскалка? – Алёна начала копаться в шкафчике, что был с ней рядом и искать ингалятор. – Вот такой, – девочка лишь кивнула головой, как вдруг губы её резко приняли бледно-синюшный цвет. До этого они были бледные, но сейчас казалось, что она вышла из ледяной воды на сушу и промерзла до самых кончиков пальцев. Алёна одним движением обхватила руку девочки и посчитала пульс. – 140, слабый, – перевела взгляд на Мина, который успокаивал маму девочки, спокойно ей что-то объясняя, словно он не дал ей девочку с астматическим статусом, которая сейчас задохнется от приступа. «Вот это подарочек, Юнги» – проносится в голове Кан. – Вес девочки? – резко и бесцеремонно вторглась в разговор Алёна. Глаза матери начали бегать. – Вес? Вес… – она словно забыла всё, что было в её голове. Это же такой простой вопрос, сколько весит твой ребёнок. – 25 кг, – наконец процедила она. – Что с моим ребенком, доктор? – но ответа не последовало, так как Алёна уже убежала к медсестре, будто она на марафоне. – 75 миллиграмм Преднизолона в вену, капельно, – скомандовала девушка, словно занималась этим каждый день. – Доктор Мин, – обратилась медсестра к Юнги, который даже не моргнул. – Вам сказали, что делать, делайте, – ответил он медсестре. Обеспокоенная Алёна начала что-то искать в своем блокноте и записывать в историю болезни малышки всё, что выяснила. – Вызовите доктора Ким Сокджина. Нам нужен кислород, растворы для инфузионной терапии и Эуфиллин, – чётко проговорила девушка. Юнги краем глаза наблюдал за серьезной и сосредоточенной Алёной, которая принялась измерить артериальное давление своей пациентке, вновь послушать легкие и устремила свой взгляд на наручные часы. Его охватывала гордость, что она начинает чувствовать себя намного увереннее, но помимо этого думает о том, какой хороший подарок он ей припас. – Юнги, я так и знал, что ты и минуты без меня не можешь, – резко открывает импровизированную дверь-штору к койке Джин. – Так, ты не Юнги, – говорит он Алёне и устремляет глаза к причине вызова. – Что у нас такое? – Я вас вызвала. Астматический статус, 2 стадия, немое лёгкое, – чётко и по делу стала докладывать Алёна, наблюдая, как Ким безропотно подходит к девочке, снимая свой драгоценный именной фонендоскоп и приступает к обследованию. – Пульс 140, давление 60 на 60, цианоз, – как только слова срываются с её губ, Ким шикает на неё и показывает рукой, чтобы та прекратила. Алёна в ступоре смотрит на него. «Такой напыщенный» – думает она, не произнося вслух. – Немое лёгкое. Правильно, – поднимается он и смотрит на неё, попутно снимая фонендоскоп и устраивая его на шее. – От меня ты что хочешь? Чтобы я тебя похвалил? – внимательно смотрит на еще больше опешившую студентку. – Как бы нам нужен кислород, инфузия, – начинает перечислять Алёна, смотря на него самым что ни на есть возмущенным взглядом. – И? – продолжает непонимающе смотреть на неё Джин, – хочешь её интубировать? – Что? Интубировать? – удивляется девушка и пугается, потому что в последний раз она чуть с ума не сошла при работе с ним. – Не тупи, милая. Ты красивая, но так часто тормозишь. Интубация – это введение эндотрахеальной трубки в трахею с целью обеспечения проходимости дыхательных путей. Не говори, что ты этого не знала, – Алёна закатила глаза на его фразе. – Я имею ввиду, что нам нужно ваше оборудование и не исключена, конечно, интубация трахеи, – начинает объяснятся Алёна, как её перебивает Ким: – Разве в ваших палатах нет кислорода, и ты не можешь поставить пару баночек раствора? – снова подначивает её Джин. – Доктор Ким, вы же знаете, что нам нужна ваша помощь. Что за цирк ты тут устроил? – интересуется у него Юнги с серьезным лицом. – Я думал ты уже не появишься. Попроси меня, как следует, и я сделаю даже сам инфузию или… – протяжно говорит Ким, – твоя милашка хочет снова поставить центральную вену, она уже большая девочка в этом плане, – устремляет своё довольное лицо на Алёну. – Доктор Кан, ваша палата, – смотрит внимательно на Сокджина Юнги. – 5-ая в детской реанимации, – добавляет Ким. – Что ты хочешь? – спрашивает, отвернувшись от всех Мин, у Сокджина. – Это скорее вопрос не к тебе, а к ней, – на это Юнги удивленно выгибает бровь и неодобрительно смотрит на Джина, его рука непроизвольно сжимается в кулаке, что не остается незамеченным от внимательных глаз друга. – Успокойся, Ромео, она мне не нужна, тем более я давно не беру ординаторшами за палаты, – осмотрев с ног до головы Кан и улыбнувшись добавляет, – даже такими хорошенькими. – Тогда что? – еще больше удивляется Мин и ослабляет свою хватку. – Хочу, чтобы интубацию сделала Ан из хирургии, её подруга, – Юнги не прекращает удивляться на всю бессмысленность разговора с этим человеком. Каждый раз Сокджин его удивлял всё больше и больше. – Как же твоя медсестричка? – спросил наконец Юнги после длительной паузы. – Много женщин не бывает, ну, знаешь, – потянулся Джин и улыбнулся довольной ухмылкой и уверенно повернулся к Алёне, которая была уже на полпути к лифту. – Я составлю тебе компанию, дорогуша, – подмигнул Ким доктору Мину, чем еще раз вызвал его недовольство. «Одно лишнее слово – и ты труп» – сразу же отправилось на личный номер сообщение от Юнги.***
Двери лифта захлопнулись, и Джин незамедлительно обратился к девушке: – Ну что, – протяжно и довольно сказал Ким, – хочешь сделать интубацию сама? Он прекрасно читал страх каждый раз в её глазах, как только она его видела. Это тот самый эффект, который он ожидал тогда при первой встрече в лифе от всех девушек и не только. Ким считал, что сейчас может читать Алёну, как открытую книгу. – Даже не знаю, доктор Ким, это так... – не успела договорить она, как нетерпеливый Джин её перебил: – У тебя есть два варианта, – показал два длинных пальца перед её глазами так близко, что ординатор не сразу смогла сфокусироваться. – Первое: ты говоришь: «Конечно, доктор Ким, я сделаю всё, что вы захотите», – изменяя свой голос, который, как ему казалось, походил на девчачий и максимально утрированный. – Второе: ты просишь кого-то тебе помочь, кого-то из хирургии, например, – закончил он протяжным голосом. В голове Алёны шквал мыслей: «Кого? Как? Никто не согласится. Чонгук напичкал её таблетками. Хеджин она видела один раз в жизни. С Тэхеном разговаривала только из-за общей пациентки. Настю он и так загонял донельзя. Вариантов не ахти много». – Ну так что? – спрашивает Джин, как дверь открывается на этаже хирургии, где как раз находились все представленные личности. – По рукам, – выпаливает Алёна и выходит из лифта. – Птичка в клетке, – Джин довольно потирает руки. Долго все обдумывая, Алёна преодолевает первый изгиб коридора. Первый раз такое, чтобы здесь было так тихо. В хирургическом отдалении всегда что-то происходит. Всегда кто-то бегает, ругается, кричит или смеется. Кажется, именно в этом отделении жизнь бьет ключом. В один момент могут выскочить люди с костылями, которые пытаются обогнать соседа по дороге на обед или прогуливающиеся женщины в своих самых нарядных халатах и самых обтягивающих спортивных штанах, ведь врачи здесь просто загляденье. – Они все в операционной, – слышится голос медсестры из-за поста напротив палаты, рядом с которой остановилась Алёна. – Очередной наркоман решил ширнуться по вене, и, ты не поверишь, у него разорвался сосуд с гематомой, – совершенно спокойно говорила женщина в годах, а у Алёны при одной мысли всё сжимается. Она направилась в сторону операционной, как только готова была зайти, увидела капли крови перед собой на полу. «Всё хорошо», – проговаривала она про себя. Постепенно капли превратились в обширную лужу, которая стекала с запасной лестницы вниз. – Нет, это сильнее меня, – сказала она и начала прикрывать глаза, облокачиваясь на стену, как почувствовала крепкую руку, что держала её за плечо и до боли знакомый запах. – Нашатырный спирт, – проговорила Кан. – Обычно все меня зовут Тэхен, но для тебя я могу быть и нашатырным спиртом. Неподалеку стояла маленькая лавочка, на которую они присели. Тэхен не отводил от носа нашатырный спирт и до сих пор держал девушку. Спустя какое-то время она пришла в себя и ошарашенно посмотрела на мужскую руку, которая крепко сжимала её плечо. – Ты в порядке? Что ты тут делаешь? – посыпались вопросы от парня. – На самом деле, – немного замялась она, – я искала тебя. – Меня? – удивленно и с лёгкой улыбкой спросил Тэхен. Что же он там себе уже напридумывал? – Прозвучит очень странно, но не говори сразу нет, – начала издалека Кан. Тэхен вышел из своих раздумий и удивленно посмотрел на неё и улыбнулся. – Обещаю не говорить сразу нет, – в этот момент девушка была готова утонуть в его милой и какой-то детской улыбке. – В общем, недавно доктор Ким заставил меня, – на этом месте Тэ рассмеялся и словил непонимающий взгляд Алёны. Он так часто за последние пару дней слышал начало этого предложения от Чонгука, что не смог сдержать смех. – Прости, продолжай. Просто, мне кажется, я уже это слышал, – откашлялся Тэхен и снова внимательно устремил свой взгляд на девушку. – Он заставил меня поставить центральную вену и сейчас требует, чтобы я сделала интубацию, – резко замолчала она и посмотрел в глубокие карие глаза Тэ. – Ты хочешь, чтобы я тебе показал, как это делается, и объяснил? – радостно и отзывчиво спросил Тэхен. – Не совсем, – протянула Алёна – было условие, что я могу поменяться с кем-то местами. Но не в смысле ты за меня интубируешь, а я тут эту кровь… – показывает на лужу, что видела ранее и её зрачки начинают расширяться. – Эй, – махает перед ней руками, – понюхай, – протягивает нашатырный спирт. Алёна уже меркнет, потому что Тэ ничего не говорит и просто молчит несколько минут, уставившись в пол. – Всегда хотел попробовать это. Думал, придется ждать до распределения. По рукам, – улыбнулся он и встал, – помочь тебе дойти до лифта? – с теплотой в голосе и бодро обратился он к Алёне. – Я сама, всё хорошо, – улыбнулась она ему и выдохнула полной грудью. – Отлично, позвони мне, когда понадоблюсь, – сказал Тэхен и, поправив халат, встал с лавки. Его фигура устремилась прямо по коридору и потом вовсе исчезла. – Я бы звонила тебе каждый день, – тихо произнесла Кан и тоже направилась к лифту. «Минус одна проблема по имени Ким Сокджин».***
Даша мечется по узкому закутку в коридоре психиатрического отделения. «Интересно, он сегодня придёт? Проведет ли обход? Как он себя чувствует?». Она выворачивает себе пальцы до еле слышного хруста от волнения. В это время подходят её коллеги, и девушка видит протянутую руку с журналом «Все звёзды». – Настя сказала, что ты их собираешь, – слышится голос со спины. – Откуда? Здесь же их нет, – поворачивается девушка и видит самую теплую улыбку за последнее время. – Стёпа, ты сумасшедший, – наконец раздается еле заметный смех. Ординаторы обсуждают скорее приближение обхода и пытаются угадать, кого же на сегодня им дадут. – Может это будет тот парень, – резко замолчала Джису, как только увидела перемену в лице Даши, – или нет. – Думаю, из них точно будет одна шизофрения, – с лицом профессора говорит Стёпа. – Ведь, – делает вид, что поправляет невидимые очки, – шизофрения – королева психиатрии. Раздается чуть еле слышный смешок со стороны девушек. – Стёпа, а ты пародист, – добавляет Даша, как только их веселый разговор прерывает до боли знакомый голос: – Вам бы сейчас явно не смеяться, доктор Хван, – строго и холодно врезается фраза в уши Дарьи, прожигая до самых кончиков пальцев. – Ваше наказание начинается с этой минуты. Я решил не оттягивать время нашего свидания, – улыбается ей Чимин, слегка наклонившись. Кажется, губы и взгляд Чимина не работают сообща. На губах улыбка, а в глазах такое безразличие и холод, что хочется залезть в горячую ванну, чтобы согреться. – Так, что нас сейчас ждёт? – поинтересовался Стёпа, пытаясь перевести внимание и удар на себя, чтобы Даша смогла хоть немного отдышаться. – Доктор Ли, давно не виделись, – меняет тон на более доброжелательный и, кажется, он и правда рад. – Сегодня, я раздам вам каждому личную историю. Будоражит, неправда ли? – спросил он и безэмоционально повернулся к медсестре, что держала огромную стопку с историями. – Вы спросите: «Это всё нам, доктор Пак?», – изображает пищащий голос Чимин. – Я отвечу: «Это всё для доктора Хван, с любовью», – говорит, не скрывая свою белоснежную улыбку и довольное лицо от расширенных глаз Даши. Кажется, еще немного и они выпадут из орбит. Истории были такие толстые, что сравнятся с томами «Войны и мира» в оригинале. – Что? – выдавила из себя Дарья. – Не правда ли, великолепно? – распахивает свои серые глаза Пак и добавляет: – Ты отстранена от приемного отделения, пока не вернется доктор Чон. Поэтому, – медленно протягивает, – вся грязная работа на тебе. А это выписки, назначения, осмотры, ЭКГ, – выводя каждую букву и довольствуется тухнущим взглядом Даши, – палаты доктора Чона. Классно, да? – ответа Чимин не ждет. Ему достаточно безмолвной реакции девушки. – Ли, Ким, – обратился к студентам Пак, – палата 4, 5. Все, кто дышит – ваши. А кто нет – доктора Хван, – снова стрельнул ядовитым и обжигающим взглядом Чимин. «Я приму это. Я здесь, и это уже хорошо» – думает Даша и устремляется с кипой бумаг на разбор в ординаторскую. День протекает за бумажной волокитой. Ничего не происходит. Слышатся вдали коридора: «На обед!» – громко, как клич на битву. Девушка устремляет взгляд на стопку бумаг, которые совсем не уменьшаются. – Похоже, я здесь до ночи, – тихо проговаривает она себе под нос. – Тогда я совсем не зря принес тебе кофе и булочку, – девушка поднимает глаза и спокойно выдыхает, чувствуя впервые себя спокойно и не на иголках. «Ким Намджун, ты глоток свежего воздуха», – проносится в её голове.***
Несколько часов Алёна провела в отделении реанимации, наблюдая свой «подарок». Измеряла пульс, давление, прослушивала легкие. Порхала над ней, как пчёлка. За её спиной уже начали поговаривать медсестры. – Это она? – слышится гул за спиной. – Да нет, та пониже будет и волосы светлее, – отвечает второй голос. «Какого хрена?» – думает девушка. Вот только она готова уже развернуться и устроить нелицеприятный разговор со средним медперсоналом, как видит на мониторе, что уровень кислорода снижается. Девушка судорожно берет фонендоскоп, что висит покорно на ручке выдвижного ящика. На нем красуется имя «Ким Сокджин». – Он здесь всё собой пометил или что? – тихо говорит она, вставляя в уши инструмент. – До сих пор немое легкое, – проговаривает девушка и опускает головной конец кровати в горизонтальное положение. А это означает одно. Интубация. Набрав в легкие воздуха и немного дрожащими руками, девушка стремится набрать номер, на который смотрит каждую ночь перед сном – «Ким Тэхен». – Тэхен, – замолчала девушка, как только издала звук, непохожий ни на одно слово, скорее звук неожиданно вылетевшей фразы, но без смысла. – Иду, – незамедлительно прерывает её голос на той стороне телефона. – Палата 5, – успевает сказать девушка и сразу же слышит гудки. Сердце бьется чаще, ладони вспотели. «Да что со мной?» – прорывается голос. – «Я даже во время постановки центральной вены так не переживал под натиском Сокджина». – Я слышал писк. О, боже, – закрывает одно ухо историей Ким. – Ты что, совсем не знаешь, как работать с аппаратами в отделении? – рассержено подходит и выключает звук на мониторе. – Я вызвала ординатора с хирургии, – сказала Алёна и была уже готова отправиться встретить Тэ, как решилась задать вопрос: – Почему вы сами не сделаете это, вы же здесь? – Потому что, милая моя, если ты не хочешь учиться спасать маленьких крох, тогда я научу этому кого-то другого, – взял свой же фонендоскоп и проверил дыхание и легкие малышки. На пороге отделения уже показались кудрявые волосы Тэхена. Серьезный и устремленный, он ускорил шаг, чтобы провести первую в своей жизни интубацию. Волнительно? Не то слово. Если бы он мог, начал бы прыгать, как нетерпеливая маленькая девочка, на месте. Алёна слегка улыбнулась, увидев его, но как только заметила чересчур серьезного Кима, сразу же стерла улыбку с лица. – Доктор Ким, я готов сделать интубацию, – не успел полностью зайти в палату и подал голос Тэхен. – Ким? – удивленно посмотрел на него Джин. – Где Ан? – Ан? Причем тут Настя? Она на перевязке, – с непониманием смотрит на него Тэхен и уже достает необходимые трубки. Они гораздо меньше, чем для взрослых. Тэхен напрягается и начинает волноваться. Клинки тоже меньше. «О, боже. Всё такое маленькое» – проносится в голове Кима. – Ты справишься, – мягко касается его спины легкая и небольшая рука. Тэхен, не разворачиваясь, делает глубокий вдох и охватывает голову малышки руками. – Пошла вода горячая, – радостно вырывается с губ Сокджина. Тем временем этажом ниже ровно под этой палатой располагается перевязочная №1, в которой находится доктор Чон Хосок. – Как вы себя чувствуете? – интересуется Настя, ожидая, когда Хосок устроится на кушетку для перевязки. – Намного лучше. Только сильно чешется, – тепло улыбается врач и усаживается на место. – Как твоё дежурство? Девушка удивляется встречному вопросу и на минуту отрывается от перевязочного материала. – Спокойно. Правда, доктор Пак настаивал на вашей выписке, – опустила вниз глаза Настя и надела перчатки. – Такой ненормальный, правда, – смеется Чон и разряжает затянувшуюся тишину. – Он беспокоится. Наверно, вы хорошие друзья, – разбинтовывает правую руку Хосока девушка, аккуратно срезая каждый лоскут, и выбрасывает в ведро для мусора. – Хорошие. Так что? – смотрит на неё, как самый заинтересованный ребенок. Настя осматривает место ожога. Всё гораздо лучше, чем она ожидала. Краснота стала чуть менее выраженная. Но лоскуты отшелушенной кожи до сих пор слезали. Виднелись участки мёртвой ткани, что её совершенно не радовало. – Держать вас здесь нет смысла. Но, – протянула девушка, – я хочу, чтобы вы приходили ко мне на перевязку через день. – Да хоть каждый день. Всё как скажет мой врач, – подмигнул ей, как будто никакой он не врач, а она не студентка. Словно он пациент, а она авторитет в его глазах. Девушка никак не отреагировала на его действие и добавила: – Я переживаю, что может загноится рана и некроз, – шикнула Настя и взяла скальпель, – нужно удалить. – Удаляй, – улыбнулся Хо, словно вчера не было никакого нападения буйного пациента, и он здесь на курорте. Девушка аккуратно сняла бинт со второй руки. Ситуация была аналогичная. Снова шикнула, не замечая этого. – Не ругайся, доктор Ан. Я буду выполнять все назначения. Тем более я не курю, – подбадривающе произнёс Чон. – И еще. Скоро к нам переведется мой друг на работу. Я обязан вас познакомить, – спокойно говорил Хосок, болтая свисающими ногами с кушетки. Девушка вопросительно посмотрела на врача, но он видел лишь расширенные глаза со знаком вопроса в них из-под маски. – Да-да, читаю твой вопрос. Он пластический хирург. Ты неплохо справляешься с ожогами. Так что мучительный месяц на ожогах, по моей рекомендации, – снова подмигнул ей в неподдельной манере неудавшегося ловеласа, – ты пропустишь. – Доктор Чон, это… – начала она, но её речь прервал шикнувший Хосок: – Аккуратно. А то я подумаю, что ты не согласна, – Чон чуть изогнулся, потому что девушка задела края здоровой кожи, которая чувствует боль. – Давайте сосредоточимся на ваших руках. Не хочу, чтобы ваш друг приехал раньше из-за моих косяков, – тактично сказала Ан. – Думаю, он бы захотел приехать пораньше, – улыбнулся Хосок и послушно сел после укорительного взгляда девушки. – Строгая, – смеется и прикрывается забинтованной второй рукой.***
Алёна из дверного проёма наблюдала, как Тэхен ловко справляется с поставленной задачей. Хотя ему так не казалось. В какой-то момент на его лбу выступили маленькие капельки пота. – Ким, не заставляй проявлять ласку и обвивать твои руки, – обеспокоенно сказал Джин. – Я рассчитывал на другой исход. В один момент на всю палату послышалось резкое и громкое: – Вижу. Есть. Давайте трубку, – скомандовал Тэ. – Наконец, – радостно произнес Сокджин. – Фиксируй трубку и подключай. – Не забудь проверить, что это не пищевод, – добавил Джин с опаской в глазах. Алёна наблюдала за этим зрелищем, и её эмоции менялись каждую секунду. В один момент она видит напряжённые мышцы Тэхена на руках, которые локтями упираются в изголовье больничной койки, а сам парень нависает над маленькой пациенткой. Именно сейчас девушке хотелось быть на её месте. В другой момент пред ней появляется его широкая спина, которая, кажется, стала еще шире и больше, что за ней совершенно невидно малышку. На руках контрастировали вены, в какой-то момент даже мышцы стали подергиваться от напряжения. Но он справился. Эта картина не могла не вызвать восхищения. Ловкие движения ординатора поражали Кан. «Как он вообще что-то видит?» – думала она. В другой момент её забавляли комментарии Сокджина, который скакал вокруг него, как ненормальный, пытаясь самому заглянуть и увидеть голосовую щель. «Он, видимо, ждал другого ординатора, – ухмыльнулась Алёна. – Хитрый». Девушка только было хотела уйти из отделения под звуки восторженного Джина. Такого она его никогда не видела. Он был как мама-утка, которая научила своего утёнка летать. За его бравадой скрывается чуткий наставник. Вытащил её из раздумий знакомый силуэт. Алёна видела его пару раз. Но в воспоминания хорошо врезался именно этот образ. Широкие плечи, сильные мускулистые руки и довольная ухмылка. Губы снова начали гореть, словно это повторяется. Жаркий поцелуй, приятный и пробирающий до самого нутра. Ноги Алёны стали ватные и сложилось ощущение, что она снова проглотила ту таблетку. Но это лишь ком, который стоял у нее в горле. Чонгук облокотился о аппарат с кофе и что-то медленно выбирал, проводя аккуратными длинными пальцами по маленькому окну монитора, выводя каждую букву на автомате. Ей захотелось просто убежать мимо него, не встречаясь больше никогда и не чувствовать всю палитру этих, кажется, постыдных эмоций. – Нравится пялиться издалека? – кидает он ей в спину, когда девушка на полной скорости проходит мимо него. – Если хочешь добавки, только скажи, – улыбается и потирает сухие губы большим пальцем. – У тебя совершенно нет никакой совести, да? Для тебя нормально пичкать людей наркотиками? – возмущенно переводит взгляд на него Алёна, понимая, что бежать не за чем. Надо встретиться с этим всем и разобраться раз и навсегда. – Какая совесть, малышка? – сокращает дистанцию между ними со стаканчиком кофе в руках, дно которого уже начинает сыреть. Студентке совершенно не нравится такой расклад. Она чувствует неминуемое давление с его стороны. Ощущение игры в кошки-мышки. – Если бы не доктора Ким, – посмеялся он, – оба Кима там были, – Алёна непонимающе смотрит на него как на какого-то придурка. – Если бы не они, – откашлялся Чон, - ты бы проснулась явно не в своей постели и про совесть совсем бы забыла, – кажется, между ними расстояние было считанные миллиметры. Глаза Чонгука были темнее ночного неба, и в них виднелась улыбка. Он умел улыбаться глазами. Клетка для этой мышки захлопнулась. Чонгук был полностью уверен в своей совершенности. Кто может ему отказать и сопротивляться его натиску? Еще один шаг и никакого личного пространства, которое исчезло еще минуту назад. – Боже мой, у тебя что недотрах? – слышится из-за спины женский голос. – Сейчас я тебе устрою приват в отделение нейрореанимации, придурок, – в его спину летит пустое судно, что со звуком встречается с напряженным корпусом. Он слегка отходит в сторону и видит, что на штанах красуется пятно от кофе. – Вечно ты всё обламываешь, – резко поворачивается к своей собеседнице. – Что тогда, что сейчас, – пытается отряхнуть капли со штанов. – Да я тебе все кости пересчитаю и подкину в твой рюкзак несписанный Кетамин, – подходит Настя и прислоняет внушительную папку с историями к животу Чона. – Что за хрень? – спрашивает он у нее, еле придерживая внушительную папку. – Ты думал, что подстилка, ака Чонгук-и секси бой, работает только ночью? – пытается эгьешно сказать Настя, выдавливая из себя крупицы милоты с неприсущей ей мимикой и движениями, вызывая тем смех и Алёны, и Чонгука. Он понимает, что его сейчас унижают в самой изощрённой форме. Но это выглядит так смешно, особенно от человека, который ни разу не был милым за всё это время и минуту назад грозился пересчитать ему кости. – Ты такая милая, – не может сдерживать смех Чонгук и буквально выплёвывает его в лицо Ан. – Я знаю, подстилочка, – показательно откинула волосы своей короткой стрижки Чонгуку в лицо и резко повернулась. – Еще раз её обидишь, и я не буду такая милая, – одаривает она его своим убийственным серьезным взглядом, от которого даже Чон поперхнулся. Настя взяла под руку подругу и быстро устремилась к лифту. – Какого хрена, Алё? – кажется, испуганно спросила у нее Ан. – Я не знаю. Меня словно парализовало. Он такой… – зомбировано ответила ей Кан, как двери лифта захлопнулись.***
Полумрак. Перегоревшая лампа в коридоре. Совсем недавно Даша была полностью погружена в бумажную волокиту. Она чувствовала себя самым настоящим книжным червем, чтобы не ударить лицом в грязь. Чтобы не схлопотать очередной выговор и не порадовать Пак Чимина своим промахом. Сделать всё верно, нигде не ошибиться, пережить этот день. Рано или поздно этот шторм закончится. Глаза Намджуна всегда горели особенным блеском. В них не было чего-то пугающего, манящего, отталкивающего. Они были такие добрые и чистые, что хотелось в них скрыться от всех невзгод. Даша поедала единственную свою еду с огромным аппетитом. – Разве у вас так много свободного времени, чтобы приходить сюда с кофе и булочками? – слегка скомкано говорит Хван, тихо причмокивая теплый латте, который согревает её холодные и уставшие руки. – Вчера мы были на ты, – улыбается Намджун. – Мне нравится, что ты соблюдаешь субординацию, но, когда мы одни для тебя я могу быть просто тем, кто закручивается в ЭКГ. – Может тогда прорубим потолок, чтобы видеть небо? – с неподдельной радостью отвечает Даша и чувствует, как тепло наполняет всё её тело. Ей хорошо и спокойно. Она ничего не боится. – Что ты пишешь? – подсаживается Ким к девушке и рассматривает огромный талмуд с лекарственными назначениями. – Доктор Пак наградил меня бумажной работой. Никакого приемного отделения. Только текучка и бумажки, – с грустью и глубоким еле слышным вздохом проговорила Хван, закрывая историю болезни после своей подписи внизу страницы. – Тогда тебе понравится, что я тебе покажу, – поднимается Наму и смотрит призывно на девушку. – Только это незаконно. Точнее так, – добавляет он, видя вопросительное выражение лица, – не по правилам Пак Чимина. Но я люблю их нарушать, – улыбнулся и протянул ей руку. Истинный джентльмен. Джентльменов в этой больнице было совсем немного. Но первый, кто придет в голову каждому – Ким Намджун. Вместе со студенткой Ким преодолевает незамысловатые коридоры психиатрического отделения. У обоих внутри смешанные чувства. Они чувствуют себя школьниками, которые сбежали с уроков и идут на последний ряд в кино, чтобы их никто не заметил. Неизвестное сообщение отделений, и вот они уже в кардиоблоке, где правит балом Намджун. – Добро пожаловать, – распахивает дверь перед Дашей Ким. Кажется, в этот момент всё должно блистать и искриться. Но нет. Обычное отделение, побеленные стены, чистые полы, аккуратные посты, множество палат, медперсонал и ординаторы. Ничего нового. С одной стороны, все отделения похожи одно на другое. Кажется, если нажать на кнопку лифта и провалиться в глубокий сон на пару минут, резко выйти при первом открывании двери, то ты никогда с первого взгляда не поймешь где оказался. Вся суть внутри. Этим всегда руководствовался Намджун. Что есть человек? Снаружи он сильный, бодрый, несгибаемый, готов забраться на самую высокую гору, пробежать самый длинный марафон. А внутри разбитый и сломанный. Его тело справиться со всем, но сердце не всегда готово к таким дистанциям. У всего есть свой предел. Но Джун всегда старается увеличить эти возможности. – За что я люблю это отделение? – задает вопрос воздух, наблюдая как Даша боится сделать и первый шаг, чувствуя, что отклонилась от наставления Чимина. – Здесь я, также как и там, могу взглянуть на небо, – он ведет девушку в расширяющийся коридор. Перед молодыми людьми раскрывается широкое помещение, по центру которого располагается часть от центральный винтовой лестнице, что тянется из самого заветного приемного отделения и устремляется ввысь на другие этажи. Это как связующее звено. Буквально все они связаны, и без этого прохода больница бы просто умерла, зацикливаясь каждый на своём. Многое здесь приковывает взгляд. Но в первую очередь – огромное панорамное окно во всю стену, через которое видно живописную часть центра города. Широкие улицы, уже приодевшиеся во все цвета осени деревья. Золотой, красный, бардовый, померкший зеленый отдают свои блики в окне. Люди, слоняющиеся через пешеходные переходы, птицы, пытающиеся ворваться в больницу через небольшие части для проветривания, продавец хот-догов у больницы, такси, что вечно сменяют друг друга. Дашу захватывает весь этот вид, и она просто замирает. – Посмотри наверх, – указывает Намджун, подводя её к самой винтовой лестнице. Девушка устремляет свои карие лисьи глаза и спустя несколько пролетов наблюдает купол, что служит крышей для больницы. Прозрачный купол, а за ним…чистое лазурное небо с различными вкраплениями всех оттенков голубого и синего, быстро проносящиеся кучевые облака и следы от самолетов из аэропорта Сеула. – Это невероятно, – вырывается с губ Даши. Её глаза устремляются на радостного и искренне улыбающегося Намджуна. Оба рады, словно дети. Он рад, что показал ей свой тайник. Хотя какой это тайник? Это видят все. Но все они проходят мимо, ничего не замечая кроме своих проблем. Все? Уже нет. Она рада. Просто рада. Даша понимает, что Намджун для неё, как это лазурное небо для него самого. Что-то, что заставляет забыть о суматохе и просто созерцать в тишине. – Ты права, это невероятно, – только его взгляд устремлено вовсе не на ясный небосклон. Он смотрят на радостные, искренние глаза девушки. Как мало надо поводов, чтобы заставить улыбнуться для этих двоих.***
Этот день, кажется, тянется дольше обычного. Смена как смена, но минутная стрелка совершенно не хочет двигаться. Может она вовсе сломалась? Чонгук разбирается с последними назначениями Сокджина, как маленький помощник Санты. – Это рабство, честное слово, – бухтит себе под нос. – Наконец-то могу заняться настоящей работой, – потягивается на неудобном шатающемся стуле Чон и со звуком закрывает папку с историями. Его точенная фигура быстро устремляется подальше от свиста аппарата ИВЛ, разговоров медсестер, закидывая попутно все наработки на первый попавшийся пост. «Пофиг, абсолютно пофиг» – проносится в его голове. Теперь Чонгук полностью и беспрекословно принадлежит отделению хирургии. Он готов прыгнуть в объятия к ней и распластаться между кровью и инструментами для аппендэктомии. – Я думал, ты никогда не вернешься из плена, – заявляется перед другом Тэхен. Чонгук разлегся на удобном диване, который еще не успел промяться от вечно плюхающихся на него студентов со всей скорости. – Надо сказать спасибо ей, – указывает рукой на Настю, что снимает маску и перчатки, кидая их в мусорный пакет в ординаторской. – Не перетрудился, зайка. Наверно привык к чистой работе, – сладким до жути голосом говорит девушка, замечая, как бесится Чонгук. – Радуйся, что то судно было пустым. – Радуйся, что я не облил тебя остатками кофе, – огрызается Чон. – Когда ты молчал, ты нравился мне больше, – отворачивается от него и уставляется в компьютер. – Не ты первая, не ты последняя, – хмыкает Чонгук и недовольно сводит брови, открывая свой телефон с новым сообщением. Тэхен не вмешивается в этот разговор, потому что предпочитает воздействие напрямую и без публики. Тэ для Чона, как голос разума. Единственный голос, к которому тот прислушивался. И то через раз. Среди ординаторской раздаётся громкий скрип двери, которая, кажется, сейчас сорвется с петель. – Чон, Ким, политравма, нужна мужская сила. За мной, – властно проговаривает Соджун, совершенно не обращая внимание на других присутствующих в комнате. – Обожаю политравму, – расплывается в улыбке Чонгук, дразня других ординаторов и натягивая медленно халат, просовывая сначала одну руку, а потом другую. Одного за другим привозит скорая пациентов. Все в крови, размозженная плоть, отрывки одежды, кожи, конечностей. Копоть перемешалась с плотью, гарь, бензин, смерть – все запахи смешались. – Чистый кайф, – проговаривает на ухо Тэхену Чонгук. Тот лишь одергивает его за халат, пытаясь привести в чувство. Двое ординаторов стоят, как побитые щенки, не зная куда себя деть, и глазеют по сторонам. – Боже мой, придурки, что глазеете? Займитесь работой, – слышится из-за спины голос Пак Чимина. Его волосы взъершены, будто он только что пробежал километров пять на время. Недоволен, его глаза горят, и он готов кого-то разорвать. – Но, – вопросительно поднимает руку Тэхен, как главная умняшка, – что нам делать? Пак Соджун подлетает, как вихрь, почти сбивая всех троих с пути следования. – Быстро в смотровую, – тыкает каталкой в Чонгука. – Кайф, – повторяет он с глупой ухмылкой. Сразу же ловит неодобрительный взгляды коллег. Чон ничего не может с собой поделать. Все свои эмоции он возводит в абсолют. Злость, радость, восхищение. – Мужчина, 55 лет, столкновение с фурой, перевозившей деревья. Не справился с управлением. Открытый перелом большеберцовой кости. Давление 110/70, пульс 100, живот мягкий. Ушиб мягких тканей, – докладывает ординатор второго года. Пациент корчился от боли, как вдруг неожиданно замер. Зрачки его резко расширились, хватка за каталку ослабела, и сам он, кажется, стал бледнеть с новой силой за считанные минуты. – Ну нет, не сейчас, – повторяет Соджун, закатывая глаза. Быстро подходит и задирает у него рубашку в клетку, которая пропиталась кровью донельзя. – Это ты называешь мягкий живот? – Пак берет руку Чонгука и тыкает в живот. – Скажи мне, это мягко? – Да это камень, – ухмыляется Чон, но вовсе не со смешком, а даже с шоком. Мужчина все меньше и меньше реагирует на прикосновения. – Давление падает, – произносит Тэхен. – Ну поехали. Мезатон. Инфузию по венам. Этамзилат. Кровь универсальную. Быстро, – проговаривает Соджун. Все смотрят на него с восхищением. Он говорит это с такой лёгкостью и даже игривым тоном, как будто радуется и волнуется одновременно. Внутри играет адреналин. – На перегонки, – добавляет Джун. – Кто быстрее: мы или смерть? – виснет в воздухе молчание. – Работаем.***
Последнее время Джин часто находился без какого-то либо настроения. Каждый вызов в приемное отделение для него становился каторгой. Хотя буквально несколько месяцев назад для него это было как глоток свежего воздуха. Что же изменилось? Почему он вдруг перегорел? Для него лучше стало находиться в отделении. Слоняться из стороны в сторону, даже когда нет работы. Не замечая за собой, он всё ждал, когда сможет сказать новую хитровыдуманную фразу, тому, кто охотно поддерживал с ним разговор. – Что на этот раз? – устало заходит Ким без всякого энтузиазма. – Мы уже заказали операционную. Ты мне нужен, – смотрит на него преданными глазами Соджун. – Ты уже был на томографии? – медленно спрашивает Джин. – Нет, но я тебе говорю, здесь разрыв селезенки, не меньше. Он уже был готов дать остановку, – возбужденно рассказывает Соджун. Но лицо Сокджина совершенно не переменчиво. Как вдруг в пучину всех событий свой маленький носик сует еще один ординатор. Лишь глазком посмотреть, что же там такого интересного. Сокджин с неподдельным для него профессионализмом осматривает пациента. Рассчитывает вес и дозировки препаратов предварительно. – Хорошо. Я на наркозе, – отвечает и устремляется к двери. Рука вытягивается к знакомому лицу и щелкает по носу. – Не боишься, что тебе его могут оторвать? – Смотри, сколько тут оторванных частей тела, твой носик может затеряться, – неужели Сокджин перешел на открытый флирт? Насколько сильно же он выгорает? – Доктор Ким, – возмущенно отодвигается Ан. – Джин. У тебя такая короткая память, – снова поправляет её Ким. – Субординацию никто не отменял, – кратко отвечает девушка ему и увеличивает дистанцию между ними. Авторитет и сам врач как будто давят на нее. Хочется сразу исчезнут, как только она встречается взглядом с этим врачом. С ним как на минном поле – никогда не знаешь, когда рванет. – Сейчас будет операция. Но тебя на неё не позвали, – довольно подмечает Ким. – Хочешь я достану тебе билет за кулисы? – улыбается очень игриво и мягко. – Предпочитаю сама покупать билеты, – отвечает Ан и разворачивается в направлении другой смотровой комнаты с не менее интересным пациентом. В операционной даже воздух особенный. Немного затаив дыхание, ты чувствуешь абсолютную стерильность. Здесь настолько безопасно, насколько небезопасно за пределами больницы. Руки стерты в мыле и антисептике после многократной обработки до мозолей, безумное шелушение кожи, покраснения из-за аллергии на тальк. А в воздухе виснет воздух перемен, что даже дыхание перехватывает. И так каждый раз. Каждый раз, как в первый. Никогда к этому не привыкнешь, лишь прыгаешь в эту пучину всё быстрее и быстрее. Чонгук дорвался до первого ассистента. Такое вообще возможно? Так быстро? Слишком мало рук и слишком хорошие мышцы у этого парня. Подходит идеально. – Делаем комбинированную операцию, – заявляет строгий голос Соджуна, когда его совсем зеленые студенты облачаются в идеально белоснежную одежду. Все правила соблюдены. – Какой план действия, доктор Пак? – обратился к нему студент. – Мы с тобой начинаем ревизию брюшной полости, – внимательно смотрит в глаза Тэхену наставник. – А ты, – указывает попутно на Чонгука, – нам помогаешь. Сейчас подойдет доктор Чхве, она сегодня на травме. – Доктор Чхве? – удивленно выгнул бровь, делая свой акцент вовсе не на фамилии, а на поле. Все это понимают. Мужская операционная, ни одной женщины, даже медсестры и те медбратья. Все лишь ждут, когда он произнесет это вслух, чтобы снова порадовать Соджуна своей бестактностью. – Что-то не так, Чон? – сосредоточив свой взор на первом и широком разрезе чуть ли не от горла до лона, Соджун поднимает взор на Чонгука со словами: – Суши, Ким. Чонгук, кажется, совсем неисправим, но сегодняшний день он хочет закончить без высказываний от Пак Чимина о его очередной тупости. – Нет. Очень хочу с ней познакомится и посмотреть на работу, – хитро улыбается Чон, но за обмундированием видно лишь его прищуренные глаза. Некоторое время врачи углубляются в тело пострадавшего, рассекая жировую клетчатку, мышцы, сухожилия мышц, добираясь до самой сути пирства, как только в операционную входит причина ожидания Чонгука. – Добрый, уже вечер, коллеги, в приемном отделении какой-то дурдом, – заглядывает в маске и шапке женщина, чуть старше Соджуна. Длинные у нее волосы или короткие не понятно. Всё скрывает шапка, а половину лица закрывает маска. Для обзора доступно лишь большие голубые глаза. «Наверно линзы» – проносится в голове Чона. – Лин, я дам тебе этого парня, Чон Чонгук, – указывает глазами на студента Соджун. Чхве лишь немного выглядывает из-за раковины и показывается в дверном проеме операционной. – Отлично, надеюсь выносливый, – закрывает кран с водой локтем. – Слушай, нам когда-нибудь поставят автоматические краны как у Намджуна? – раздается женский голос в полной тишине операционной. – Ишь чего захотела, – усмехнулся по-доброму Соджун. – Тэхен, держи, – Пак передал расширитель раны, кладя руки студента на него так, как было бы удобно врачу. – Открой мне правый фланг. – Начнем, Чон Чонгук, – щурит глаза Чхве при обращении к студенту. – Расскажи мне, что здесь. – Открытый винтовой оскольчатый перелом большеберцовой кости со смещением по длине, – четко проговорил Чон. – Всё? – спрашивает врач, внимательно смотря на него. – Диафизарный, – добавляет она. – Что мы должны сделать? – снова всплывает в воздухе вопрос. – Остеосинтез, – Чон совершенного неуверенно произносит эту фразу. – Какой? – недовольно закипает Лин. – Ты же понимаешь, что любой дурак может сказать «остеосинтез»? Не говори мне, что ты даже не изучил операцию, на которую ты идешь. Опрометчивость и самоуверенность Чонгука теперь стоят ему его стыда. Что более важно – от кого. Он бы принял это от Соджуна или Джина, но не от первого мимо проходящего врача, потому что Пак занимается разрывом селезенки. – Интрамедуллярный остеосинтез с фиксацией, – обрабатывает ногу врач, совершенно не смотря на Чонгука. – Вот, что ты мне должен был сказать. Надеюсь, расшифровывать не надо, – осуждающее посмотрела на двоечника Чона Чхве. Тот лишь помотал головой и устремился осушивать кровоточащую рану. – Кстати, что мы еще должны сделать? – неожиданно, почти дотронувшись рукой до головы, но вспомнив, что это нарушает стерильность, спросила Чхве. – Репозиция, то есть сопоставление отломков, – сухо говорит Чонгук. – Молодец. Это ты хотя бы знаешь, – прозвучал радостный голос женщины, и оба нагнулись надо ногой, насколько это было возможно. Длительная операция много нервов унесла и у их наставников, и у студентов. По локоть в крови и брюшной полости, Соджун и Тэ искали источник кровотечения. Инструменты то и дело падали на пол, не предвещая ничего хорошего. – Прошу вас, еще один инструмент упадет, и это будет последняя капля, – раздается голос нервного медбрата, что только успевал ловить инструменты. Напряженные мужские руки осматривают мягкие и теплые внутренности пациента. В них бурлит жизнь несмотря на то, что по мимо этого идет сильнейшее кровотечение. – Дорогие мои, – убирает книгу Джин и скидывает ногу со стула, – если вы не поторопитесь, то чудесная репозиция с остеосинтезом может идти курить бамбук. – Если такой умный, найди нам источник кровотечения, – разъяренно и громко разносится в операционной. – Всегда мечтал сделать за тебя твою работу, – парирует Ким. Давненько они не сцеплялись в операционной. Воздух наэлектризован от напряжения. Оба переживают за пациента. Аппарат с давлением орет, как ненормальный. – Давление падает, – констатирует факт Сокджин, перелистывая станицы книги неспешно, словно он находится у себя дома. Соджун с Тэхеном судорожно сбрасывают огромные марлевые тряпки, полностью пропитанные кровью. Со лба их льется ручьем пот, только успевают отвернутся, чтобы это градом не попало в открытую рану. Одежда сырая, оба измотаны. – Хёни, перельем кровь, – обращается спокойно Джин к прибывшей на смену медсестре. Он уверен, что сейчас его ненормальный друг заорет, что он нашёл источник кровотечения и тот лишь сделает, что должен. – Сосудистый зажим, – раздается ор Соджуна. – Я так и знал, с тебя 15 000 вон, – совсем захлопнул книгу Ким и принялся наполнять капельницу новыми растворами. В попытках врачей остановить невидимый источник, Ким и Чхве поспорили через сколько тот заорет. Время поджимало и Джин решил ускорить своего друга. Спор – дело чести. Особенно для Кима. – Когда ты уже угомонишься? – летит в Сокджина грязный марлевой тампон, пропитанный кровью. Тот лишь успевает уклониться, как отпечатывается кровавый след на стене. – Аяяй, плохой мальчик, будешь отмывать стену после операции, – грозит ему пальцем Джин в кристально белых перчатках.***
День и сама смена тянулись мучительно долго. Но для кого-то это мучение, как каторга в аду, а для кого-то сладкий сон. Чонгук был полностью истощен под конец смены. Ноги гудели, руки тряслись. Так он не напрягался даже в зале над штангой. Волосы, кажется, совсем стали грязные, весь он бледно-зеленого цвета, так как не успел даже перекусить. Сначала наставления Кима, кипа бумаг, единственный момент, когда он решил соединиться в экстазе с диваном ординаторской, его позвали тут же на политравму. Он был готов взвыть, но эта боль и усталость, кажется, доставляли ему невообразимое удовольствие. Ноги совсем не идут, но он бы ни на что не променял те часы, когда вколачивал стержень в раздробленную кость, как врач дала ему зашить мышцы, как у него при первом затяге ниток порвался шов и пришлось краснеть, что благо, за маской не было видно. Корил себя за каждый промах, но ни за что бы не отменил этот день. Где-то в душе, Чонгук выковал себе эту дату. – Тебя подбросить? – слышится из-за спины знакомый голос друга. – Да. А то, кажется, я скоро отключусь, – медленно и страдальчески ответил он Тэхену. Неспешно оба прошли огромное парковочное пространство. Тэхен был обладателем черной, как смоль, BMV: роскошный кожаный салон, кондиционер, комфортабельные сиденья, чистейшие стекла и зеркала, ни пылинки на ковриках в машине. Ощущение, что всё это ненастоящее. Чон плюхнулся со звуком на переднее сидение. – Застегни меня, мне лень, – промычал Чонгук. – Давай представим, что я твоя очередная, – улыбчиво протягивает, закидывая сумку на заднее сиденье. – Тут ехать пару минут, и так сойдет, – отвечает Тэ. Всю дорогу они делились впечатлениями об операции. Тэхен чуть не потерял сознание от стресса на ней, по локоть в крови, кишках, внутренностях. Вспомнили также и интубацию с Сокджином. – Ты согласился? – спросил удивленно Чонгук. – А что такого? Это опыт, – непонимающе смотрит на него Тэ, переключая режим подогрева в машине. – Я дал ей экстази в клубе, – резко отсек Чонгук, поправляя свои волосы и устремляя взгляд в окно на мелькающие дома и деревья. – Зачем? Она не похожа на скоростных, – удивленно спросил Тэхен, переводя свой взгляд на друга и внимательно смотря, пока они ожидали зеленого света светофора, и незаметно для себя, усиливая хватку руля. – Мне было скучно. Думал, с ней будет весело, – не меняясь в интонации, ответил Чон. – Ты можешь общаться не загадками? Что произошло? Поэтому Чимин с тебя всех собак спускает? – снова летят вопросы в Чонгука, который так не хочет еще кому-то что-то объяснять. Ему просто хотелось вернуться к разговору про операцию и крутое время, от которого теперь его ломит, как ненормального, словно он заболел малярией и находится в стадии проливного пота. – Ан случилась, – недовольно закатил глаза, уже почти спя на пассажирском сидении, Чонгук. Машина резко остановилась и мотор заглох. – Проспись, а потом поговорим, – строго ответил Тэхен и кинул ему сумку перед тем, как дверь салона закрылась. Преодолев несколько метров по тротуару и попав в дом, Чона ждут еще несколько лестничных пролетов, приветливые соседи, которые интересуются его здоровьем и днем. Приходится приветливо улыбаться, словно ты не отпахал смену на ногах, почти не присев ни на минуту. Поворот ключа. Не в ту сторону. Неожиданно дверь открывается как по волшебству. – Обокрали. Чудесно, – сонно произносит, осторожно осматривая вход. Сразу же в глаза бросается посторонняя обувь. «Что за тупость? Почему он так забеспокоился, когда я рассказал про клуб?» – проносится в голове Чонгука. – Привет, милый, ты пришел, – слышится из темной кухни приятный женский голос. – Что ты здесь делаешь? – совсем неприветливо отвечает Чонгук. – Я оставил тебе деньги на комоде, почему ты еще здесь? Девушка была с длинными светлыми волосами цвета пшеницы, которые переливались на свету. Ноги ее были обнажены, стопы касались холодного кафеля кухни. Чон устремил взгляд на свою футболку с железным человеком, что красовалась на ней. Долго не сводит взгляд, кажется, он просто залип. Недосып сказывается. Длительную паузу прерывает звонок, который сразу он ставит на беззвучку. Оглядывается по сторонам и на диване находит женские вещи. – Собирайся, продолжения не будет, у меня дела, – кидает в нее вещи, которые распластываются по ледяному полу кухни, еле прикрывая стопы блондинки. С лица девушки пропадает улыбка. «Что за дура? Целый день меня тут ждала?» – думает Чон. – Да? – через какое-то время набирает номер, что недавно разрывал его телефон и слышит заветный щелчок входной двери. – Чонгук-и, почему не берешь телефон? Сколько я должна тебе трезвонить? – громко и отрывисто посыпались вопросы на парня. – Я поел, всё хорошо, я тоже тебя люблю, мам, – как по сценарию отвечает Чон, даже не вдумываясь в вопросы. – Почему доктор Пак снова тебя отчитал? Ты можешь хоть раз вести себя нормально? Мало мне было, когда ты в университете страдал фигней? Теперь и здесь? – недовольный гул усиливается на той стороне телефона. – Каждый день я слышу, как ты косячишь снова и снова. – Мам… – не успевает ответить Чонгук, как его снова перебивают: – Почему ты просто не можешь вести себя тихо и ждать, когда твой брат договорится со своим другом о месте в частной клинике? – женщина закипает с каждым словом и переводит дыхание. – Но мам… – вздыхая пытается снова вставить хоть одно слово. – Все, что тебе нужно – это понравится пластическом хирургу, чтобы он стал твоим наставником. Для тебя уже будет готово место в клинике, и тогда ты сможешь продолжить семейное дело. Это что так сложно? – Может я не хочу сидеть тихо и продолжать дело, – наконец заканчивает предложение Чон. – Что за чушь ты несешь? Всё, что у тебя есть, благодаря мне. Не смей такое говорит мне! Не хочу слышать больше претензий от Пак Чимина. Слышишь меня? – Да, – сухо отвечает Чонгук, щелкая костяшками пальцев, зажимая телефон между ухом и плечом. – Люблю тебя, – ласково переключается женщина, словно сейчас не орала на него истошным голосом. В ответ лишь тишина, которая оглушает обоих и длится, кажется, вечность. – Я не слышу, что ты сказал? – властно и давяще произносит женщина, что пробирает до самых костей. – И я тебя, – сразу же бросает трубку и садиться на кресло. – О каком сне может идти речь? – проговаривает в тишину Чонгук. – Нужно расслабиться. В его доме всегда имелся тайник для экстренных мер. Чон любил хорошо проводить время, любил комфорт, красивых женщин, красивую жизнь, всё самое лучшее. Он не знал другого способа справиться со стрессом. – Зря я прогнал ту девку. Тогда план Б, – протянул руку в ящик, на стол которого недавно кидал деньги очередному ночному приключению. В пакете красовались небольшие разноцветные таблетки, которыми он любил угощать своих спутниц для полноты ощущений. Какое-то время в руках он прокручивал маленький пакетик, который стоил как месячное проживание обычного человека. Перекидывал его через изящные пальцы, наблюдая, как перекатываются небольшие таблетки, так сладко манящие его. С первым вздохом он открыл пакет и закинул пару таблеток себе под язык. В другой момент он плавно и глубоко выдохнул через нос, распластываясь на кресле, что, кажется, еще немного и скатиться на пол. Перед глазами возникают различные цвета, образы, палитра красок меняется каждую минуту. Максимально расслабленный, невесомый, будто пушинка, с закрытыми глазами и взъерошенными волосами он прошептал: – Теперь хорошо.