2 апреля 2019 года
День, с которого все началось
—Что мы будем делать? — шипя, настойчиво спрашивал Диего, пока вокруг него кружила Ваня и обрабатывала ранение на лице. Кроме его недовольных, еле уловимых ругательств, лишь слегка рассекающих ватную тишину в кабинете покойного отца, не было ничего. Холодные, безжизненные стены, залитые серым светом, и неспокойное, лихорадочное дыхание пронизывало все вокруг, задевая каждую пыльную папку и небрежно брошенную чернильную ручку. Харгривзы молча прожигали неприветливую пустоту перед собой, пытаясь прийти в себя после произошедшего и редко, трусливо поднимали глаза на кровоточащее лицо второго. —Хватит на меня так смотреть, — резко отозвался Диего, окинув всех гневным взглядом, — Я не смертельно умирающий, чтобы от вас несло такой жалостью. Ваня испуганно поджала губы, отдернув руки от лица мужчины, и увела взгляд прочь. Долго и пусто смотрела под свои ноги, когда по лицу скользнули первые слезы, заставившие всех вздрогнуть. Воздух вокруг похолодел, помрачнел, вместе с первой каплей, упавшей на шелковый ковер. —Что с ним случилось? — дрожа, спросила седьмая и откинула побагровевшую вату, — Почему он повел себя так? — шепотом говорила она, не решаясь даже назвать его подобие имени. —Он не узнал нас, — холодно ответил ей Лютер, — Словно… —Забыл все, в том числе и каждого из нас, — прервал его Диего, дополняя, — Он к херам забыл все, — закончил он нервным смешком, морщась от горящей щеки. Давящая, удушающая тишина усилилась, заскреблась с новой силой внутри каждого. И без того мрачные стены кабинета и грозные, отчитывающие глаза с портрета стали отдавать большой серостью и громким осуждением. —Но… вопрос еще в силе, что мы будем делать? — взволнованно поинтересовалась Эллисон, начав неспокойно очерчивать комнату тяжелыми шагами. —Подождем, пока он придет в себя, вспомнит. А сейчас будем подливать ему в кофе виски или снотворное, чтобы не буянил особо, — предложил вполне серьезно Диего, дернув плечами, — Какие тут еще могут быть варианты? —А если он не вспомнит? — тихо озвучила свой вопрос, обращенный скорее к самой себе, Эллисон. —Такого точно не случится. Это же Пятый, — второй снисходительно отмахнулся от сестры и посмотрел в сторону Лютера, слегка задев взглядом сжавшего Клауса, который нервно подгибал края черной шляпы в своих руках. —Вот именно, это Пятый! — резко вспыхнула третья, растерянно осмотрев всю семью, — Это Пятый! Он определение всего ненормального и абсурдного! Черт знает что происходит в этих пространственных скачках! — быстро выпалила девушка и шумно выдохнула, зарываясь пальцами в волосы, — Мы должны быть готовы к тому, что он не вспомнит, — беспощадно рушила хрустальную надежду третья своими словами, — Просто быть готовыми, — повторила она уже тише, пытаясь донести до самой себя эту мысль. —И что дальше? Что ты предлагаешь? — с ехидством спросил Диего, хмуро смотря на бледную сестру. —Мы…? — растерянно начала мулатка под свод из взволнованных, тоскливых взглядов семьи, — Мы… —Станем ему приемной семьей, — попытался разбавить атмосферу Клаус и ненавязчиво предложить решение, — Такая себе шведская семья, — нервно пожимая плечи, говорил четвертый под тихий смешок Лютера. —И кем он станет в нашем кругу? У нас самих полно проблем во всех сферах жизни, и я уверена, что все свои неудачи мы перекинем на него, — горячо рассуждала Эллисон, не прекращала размахивать руками, качая головой, пока не застыла, стоя ко всем спиной, — Мы должны отпустить его. —Ни за что! — резко и громко воспротивилась Ваня, смотря с ужасом на сестру. —И не думай об этом, — гневно прошипел Диего, скрещивая руки на груди, — Предлагаешь нам кинуть его? —Послушайте сначала меня! — строго отрезала третья, обернувшись ко всем, — Это звучит глупо, но может это подарок судьбы, и жизнь просто хочет дать ему шанс начать все заново? Без апокалипсиса, Комиссии, убийств и… —И нас? — грустно добавил Клаус, понимающе кивнув. —И без нас, — тихо согласилась Эллисон, — У него будет нормальная человеческая жизнь. Без всего этого он сможет стать обычным, найти для себя самое банальное счастье и забыть о кошмаре длиною во всю его жизнь, — перейдя на шепот, говорила третья и перевела взгляд к потолку, — Я сделаю все в лучшем виде, обещаю, — холодно закончила она и развернулась, скорее уходя прочь из отцовского кабинета, чувствуя кожей каждый растерянный и обреченный взгляд своей семьи. Скрип старых половиц развевал хрупкую тишину и приглушенные женские всхлипы, утонувшие в спешащем шаге. Серый, холодный свет сочился из грязных окон, разнося апрельский мрак по черно-коричневым стенам. Эллисон шла по коридору, огибая взглядом каждый портрет, специально игнорируя пару темно-зеленых глаз. Она грустно подгибала губы, задевая ладонью одно из полотен, пока грудь содрогалась от немых рыданий. Резко отдернула ладонь и свернула в направлении его комнаты. Молча застыла на пороге, смотря за тем, как он устало потирал глаза, сидя на кровати, и раскрыла рот, готовясь вновь обезоружить его. Но опешила, когда столкнулась с его тоскливыми глазами и грустной улыбкой. —Мы справились? — его голос спокойно прервал звенящую тишину в комнате. И ей никогда не было так больно. Смотреть на него было невыносимо. Видеть перед собой молодого парня, от которого исходила вся мировая обреченность и утопившая усталость. Наблюдать за его редким морганием, веками и сводом черных ресниц, что не смогли скрыть за собой всей пустоши его глаз, где сейчас слабо мерцала надежда. Руками, что устало потирали лицо, усыпанное царапинами и ссадинами. Душила себя слезами, делая несмелый шаг ему навстречу, игнорируя четкий вопрос, застывший в его взгляде. —Да, — тихо начала Эллисон и опустилась перед ним на колени, — Ты справился, — ответила мулатка и притянула его к себе, заключая в слабые объятья, боясь спугнуть его такой близостью, — Ты молодец, — грустно шептала она, поглаживая его по голове, —Надеюсь, что ты сможешь понять меня. —Эллисон, что…? — воспротивился Пятый и резко попытался скинуть с себя руки сестры. —Прости меня, — третья быстро отпрянула от него и положила ладони на его лицо, ведя большими пальцами по нахмуренным бровям, — Прости, прости, прости, прости меня, — лихорадочно шептала она, грустно улыбаясь, пока удивление на лице Пятого сменилось темным негодованием. —Эллисон? — строго, беспокоясь сказал он. —Ты должен понять меня, — говорила Эллисон для себя, проведя ладонью по его щеке, не смотря в горящие зеленые глаза. Молча смотрела на него, впивалась ногтями в его плечи, не позволяя встать или сбежать. Но ведь он мог в любой момент уйти от ее тоскливого взгляда, скрытого под слоем безрассудства, рук, что с ужасающей силой сжимали его тело. — До меня дошел слух, что ты забыл все, Пятый. Мягкий, гипнотический шепот коснулся его уха, забирая с собой всю прежнюю жизнь, отдавая взамен бессознательно упавшее тело и громкий беспомощный всхлип. Эллисон аккуратно поймала его и положила на кровать. Плача, заправляла угольные волосы, не замечая чужого присутствия. Застывшего ужаса у дверного проема и тяжелого дыхания. —Что ты наделала? — с осуждением спросил Лютер, окаменев около дверного косяка. Эллисон напуганно застыла и несмело обернулась на первого. Молча смотрела на него, стараясь донести все свои намерения только в одном взгляде, и безмолвно качала головой. Без слов призвала молчать. И Лютер замолчал. Не сказал никому, стал верным спутником, попытался понять ее. Обременил себя званием гнусного соучастника. Не противился, защищал Эллисон перед семьей, что начала возникать, больше не соглашаясь с ее идеями. Злились, даже не зная о применении ее способности. Регулярные походы к лечащим врачам за несуществующим диагнозом, к риелторам в поисках подходящей квартиры, которую он смог бы назвать домом, осели неприятным осадком и звенящим в сознании «До меня дошел слух…». Эллисон вновь переходила черту через собственноручно выставленные рамки, и с каждым днем сильнее вспоминала, каким образом добилась всего. Топила горечь в бокале крепленого вина, парой сигарет под крышей Академии. Избегала семью, боялась и стыдилась. Находила утешение в грезах и крепком плече Лютера. Первый не смог смириться с решением девушки, но никогда не говорил с ней об этом, забывал и зарывал, лишь бы не вскрывать плохо зажившие раны. Дни сумбурной подготовки новой жизни для Пятого шли быстро и импульсивно. Разобравшись с клиникой, главврачом и перечнем формальностей в паспортном столе и банках, Эллисон утомленно переступила порог его новой квартиры. Критично осматривала каждый угол под громоздкие шаги Лютера и шорох пакетов. Мулатка резко обернулась на мужчину, громко вздохнула и вытряхнула из сумки аккуратную папку с документами. Первый с преданным интересом рассматривал листы в ее руках, не смея нарушить просмотр бумаг, жадно разглядывал пустой, темный коридор, слушал окружающую тишину и одиночных шорох листов. Молчание затягивалось под сгущающим напряжением и бровями, что все сильнее опускались к носу. —Это его паспорт и документы на квартиру, — резко ответила Эллисон на немой вопрос первого, начав чувствовать его недовольство, — Все сделали в лучшем виде, даже не подделка, — добавила она, смотря на номер. —И кто он теперь? — нетерпеливо спросил мужчина и прошел ближе к третьей, заглядывая в листы. —Коул Хофманн, — спокойно ответила Эллисон, уже успев свыкнуться с его новым именем, — Захотела подобрать фамилию, хотя бы отдаленно схожую с нашей. —Хофманн? Только одна буква, — скептично подметил Лютер, переведя взгляд на сестру. —Хотя бы что-то, — мрачно прошептала она, помрачнев. Оба вновь замолчали, утонув в синем мраке квартиры. Слушали неспокойное дыхание друг друга, скрип мимо проезжающих машин. Не решались продолжить, стушевались. Знали, что этот день станет его концом. Часы отбили восемь, заставив их шелохнуться и посмотреть в сторону циферблата. —Их нужно снять. Он никогда не любил подобные часы в Академии, — сухо сказал Лютер и сразу же подошел к противоположной стене, — Нам пора собраться и закончить начатое, — попытался подбодрить он Эллисон, стягивая часы со стены. —Да, ты прав, — вяло ответила третья и подошла к первому, — уже поздно жалеть, — безразлично сказала она, рассматривая циферблат на полу, — Ничего уже не изменить, — скорее для себя, повторяла Эллисон, а после кинула в верхний ящик комода все бумаги. Третья слегка дрожащими руками развешивала в шкафу рубашки, аккуратно складывала свитера, часто поглаживая одежду, добиваясь абсолютной гладкости. Постепенно наполняла будущее жилье всеми обычными, но нужными предметами обихода. Стелила кровать, пока Лютер возился с кухней и ванной. Расставляла учебники, книги, единицы из которых Пятый точно любил, перечитывал в спальне Академии вместе с Ваней. Молча, со скромной иронией, расположила две бутылки его любимого виски в глубине книжных полок, вспоминая, что именно так Клаус прятал алкоголь первое время. Вновь пробежалась по комнатам строгим, изучающим взглядом, снова обошла все углы, попутно задевая каждый кусочек стены и штору. Устало прошла на кухню, сталкиваясь с Лютером. —Ты закончил? — вяло поинтересовалась Эллисон и слабо улыбнулась от смятения на лице мужчины. —Я только закончил с разбором кофе и аптечки, — взволнованно, нервно ответил он ей и закрыл дверцу шкафчика, — Ты подошла ко всему основательно, — продолжил Лютер и достал очередной пакет. —Этот дай мне, — быстро всполошилась девушка и выхватила вещь из его рук, — Даже если он не будет ничего помнить, это не отменит того факта, что он — Пятый. Умный, мнительный, чересчур предусмотрительный и недоверчивый. Так что мне стоило полностью воссоздать макет живости этого места, — сказала она и вытянула из пакета коробку с молоком, — Оно уже просрочено и датируется неделей до нашего возвращения, — говорила Эллисон, прочитывая дату производства на упаковке, — И еще несколько подобных вещей: от полупустого шампуня, использованной зубной пасты и просроченных продуктов, — закончила мулатка, проходя к холодильнику, — Все должно быть идеально. Быстро опустошила пакет, заполнила все доступные полки и шкафы. Вновь обходила квартиру, в очередной раз изучала ее под новым углом. Неспокойно бродила в темных стенах под тоскливый и взволнованный взгляд Лютера, который молча продолжал заставлять кухню, озаренную механическим светом. Слегка продавил металл у консервной банки, громко выдыхая, нервно постукивал костяшками по поверхности столешницы, и пусто рассматривал даль из окна. Но резко дернул плечами и продолжил сухо ставить посуду. Дни бесцельно шли своим чередом, быстро и незаметно проскальзывали, как песчинки по стеклянным стенкам часов. Прошли дни, недели с его выписки, с попытки на вторую, может, и третью жизнь у всех Харгривзов. Надежда, укоренившаяся в голове Эллисон, безбожно рушилась после каждого серого взгляда семьи и черной тревоги, окутавшей их глаза. Свет рушился после возобновившихся пьянок Клауса, его большего безразличия, апатии, следов от шприцов; от Диего, скользнувшего по путям четвертого, под слоем его возросшей агрессии и нервозности; от Вани, которая совершенно потеряла лицо, слилась с бледностью и безжизненностью ее белой скрипки. Около нее старался держаться только Лютер, но не из-за понимания, а из-за банального уважения к ее стойкости и чарующим чувствам. Всеми силами он пытался стать ее опорой, необходимым, ужасно примитивным плечом. Но Эллисон никогда не плакала в его присутствии, считая, что не имела права на такую роскошь, на эти чувства, ответственность, за которые несла только она же сама. Эллисон ушла с головой в работу, сбегала от стен дома, часто ночевала в студиях, стыдливо боясь взглядов семьи и их острых, но верных догадок. Резко воспрянула духом от малейшего упоминания девушки в жизни Пятого. Тогда надежда осела мягким теплом, а дальнейшие фотографии с защиты проекта и их немые розовые переглядки между собой на фото заставили улыбаться, восторженно лепетать и нелепо верить в лучшее будущее его и всех их. Надежда всегда умирает последней. Болезненно. Вездесуще. Надежда Эллисон умерла резко, сменившись горьким ужасом и отчаянным непониманием. Руки, держащие счета из банка, короткое, мрачное сообщение от соседки, окончательно разрушили и без того блеклую надежду на свет и будущее. И теперь она смотрела вслед своей ошибке сквозь пелену дождя.***
Слабый, глухой стук в дверь раздался в тихом коридоре, вынуждая Лиану лениво прильнуть к глазку, недовольно выдохнуть, но открыть дверь. Девушка скептично, скучающе осматривала новоиспеченного соседа. Вопросительно приподняла брови и, оперевшись о косяк двери, спросила. —Что-то случилось? —Не совсем, — взволнованно начал он, дергая плечами, — Я столкнулся с небольшой проблемкой, — протянул Дженсен, — У тебя не найдется немного чая для забывчивого соседа? —Что? — переспросила Лиана, слабо усмехнувшись, — Ты не нашел времени сходить в магазин? — недоверчиво уточнила она, щурясь. —Переезд отбирает все силы, — начал оправдываться парень, — Забегался и забыл. —Ладно, — немного помолчав, сказала девушка и отлипла от двери. —Спасибо, — засиял Дженсен и сделал шаг навстречу ее квартире, но тут же столкнулся с рукой Лиана, преградившей ему путь. —Подождешь здесь, — строго отрезала девушка и ушла в глубь коридора. Вернулась через минуту, не желая оставаться надолго уязвимой, открытой, беззащитной. Быстро прильнула обратно к двери, вручила ему немного заварки и застыла, ожидая его дальнейших действий, недоверчиво осматривая его. —Ты любишь инструментальную музыку? — ненавязчиво поинтересовался он, перебирая пакетик в руках. —Да, —неуверенно ответила Лиана, уже потянувшись к ручке. —На днях я получу два билета на закрытый концерт молодых музыкантов, скрипачей, —прерывисто начал Дженсен, — И я мог бы взять тебя с собой, — улыбнулся он, пристально посмотрев на нее, — Конечно, если ты не против, — холодно и тихо говорил он, смотря в самую глубь ее зеленых глаз. —А, — растерянно проронила Лиана, вцепившись вспотевшими ладонями в металл ручки, —Ладно, — помявшись, ответила девушка. —Хорошо, — Дженсен довольно улыбнулся, посмотрев на нее исподлобья, а после кивнул, — Ты знаешь, где меня искать. Увидимся, — он помахал ей и скрылся в лестничных пролетах. Лиана судорожно выдохнула, резко, с громким хлопком закрывая дверь. Напуганно всматривалась в тень коридора, услышав первые капли дождя. Растерянно перевела взгляд в сторону кухни, сжавшись от громкого хлопка балконной двери и воющего ветра, злобно скользнувшего по квартире. Иногда, лишь пробуждаясь, осознаешь весь ужас кошмара или то, что во сне тебе открылась ужасная правда. Пятый был одурманен гневом, темным отчаянием и терпкой обидой. Думал лишь о том, что его предали. Предали самые нужные и важные люди, те, кому он посвятил все свое существование. Единственные, из-за кого не сдался, боролся, переживал вновь все круги ада. Семья, в которой он нашел смысл. Был зол на них, на себя из-за излишней импульсивности. Раздражался из-за воды, льющейся за шиворот, и назойливых капель, стекающих по раскаленной коже. Сбежал в даль, не зная куда. Не понимал, где был. Бессмысленно осматривался по сторонам, жадно глотая ртом воздух, под дрожью плеч и надрывающейся груди. Резко задрал голову вверх навстречу слою освежающей воды. Не смел закрывать глаза, моргал от раздражающих капель, попадавших на радужку. Цеплялся за реальные ощущения вокруг, чувствовал, как редкие, торопливые прохожие задевали его плечи, пихали в бок. Пытался сконцентрироваться на ощущении реальности вокруг, пропадая глубоко внутри дождя. Вскоре он перестал чувствовать воду на своей коже, продолжая тонуть в ливне. Не слышал ничего вокруг, находясь в центре оживленного мегаполиса. Ощущал только скребущее одиночество, возвращающее его во все безжизненные года в апокалипсисе. Считал себя смертельно одиноким. Вновь думал, что он один на выжженной земле, не замечая мальчишку, случайно уткнувшего в его спину. Не обращал внимания на его судорожные извинения и красные переплеты книг, возвышенных на его макушке, что закрывали обзор. Безразлично, привычно, уже механически засунул руки в карманы, натыкаясь на острые ошметки мяты. Резко нахмурился, выпадая из слепого забвения. Несмело достал крохотный клочок, мазнув нечитаемым взглядом по поверхности разрушенного листа. Сухо скинул с ладони мертвую зелень, смотря в пустоту. Молча скользнул языком по губе, слизывая кровь, и исчез в тусклом свете. Отказывался думать в тот момент. Слабо стал ведомым, не решаясь идти наперекор резко возникшему рвению, которое верило, что там его ждали. Пятый старался найти десяток причин, каким образом оказался перед дверьми ее квартиры, почему внезапно застыл, почти труся постучать. Молча обдумывал все вновь, просматривал прошлые воспоминания, хватаясь за клочки теплых, сохранных в памяти моментов. Беззвучно смеялся из-за своей нерешительности и в итоге тяжело постучал. Глухой стук сменился на металлический шорох ключей, заставивший внутри все похолодеть. Пятый непривычно застыл, но не смел сводить взгляда с возникшей девушки. Наблюдал, как ее нахмуренные брови резко поползли вверх, а яркие зеленые глаза округлились. Видел, как ее дрогнувшие руки медленно прижались к груди, пока темные зрачки скрыли весь цвет радужки. Смотрел в самую глубь ее неспокойно бегающих глаз, не проходя в коридор. Холодно, пристально огибал ее взглядом и сдерживая горькую усмешку, ведь видел в ней страх. Уже успел пожалеть, но опешил, замечая, как Лиана расслабленно повела плечами и рвано выдохнула. —Ты так можешь простудиться. И Пятый замер. Не подозревал раньше, насколько скучал по мягкому тембру ее голоса, нуждался в этом дрожащем шепоте и беспокойстве, наполнившем ее глаза. Но Лиана больше ничего не сказала. Молча пустила его в квартиру, быстро накинула полотенце на его голову, как делала это прежде, и прошла на кухню. Плотно сжимала бледные ладони, ставя их на холодную столешницу. Растерянно рассматривала кухонную плитку, слушая его шаги, нервно обкусывала губы, открывая старые ранки. Резко выпрямилась, зачесывая волосы назад. Не поворачивалась. Боялась его и своей реакции. Не понимала, почему вела себя так, ведь ужасно ждала его. Иначе представляла их встречу, как и он, наверное. Небрежно смахнула назойливые слезы и потянулась к маленькой баночке. Нетерпимо вытянула из рыжего пластика пару белых капсул, сразу же кидая их в рот, и проглотила без воды под холодный, прожигающий взгляд темно-зеленых глаз. Болезненно зажмурилась, кусая щеки. —Ты же знаешь, что ничем хорошим это не кончится? Пятый хмуро смотрел на ее спину и за тем, как она нервно закивала, а после закинула голову к потолку. Видел в ней Клауса, когда он был еще подростком. Помнил, что все началось с подобных транквилизаторов, знал, из-за чего брат сошел на бессознательную, апатичную дорожку. И ему стало мерзко от крохотного осознания того, что его уход был для нее таким же разрушительным, как способность, от которой сбегал четвертый. Стало хуже, стоило ему столкнуться с ее горящими глазами, с хрупкими слезами, стекающим по белоснежным щекам, с разбитым взглядом, направленным на него, и вялой, уставшей улыбкой. Лиана молча отошла от гарнитура, быстро мазнув по нему взглядом, подмечая сброшенное на пол полотенце, и вышла на балкон. Схватила пачку сигарет и пыталась дрожащими руками поджечь кончик, закрывая его пальцами от назойливого дождя. Сделала затяжку и прикрыла глаза. Вцепилась руками в остывший из-за воды металл, безмолвно лила слезы. Пятый в непривычном смятении следил за ней со стороны через открытую балконную дверь. Нервно сжимал руки, не понимая, что ему нужно было делать. Можно было что-то сказать, уйти, снова забыв о ней, проигнорировать все и ждать, пока она сама успокоится. Но возможная совесть не позволяла остаться в стороне, а воющее беспокойство громко кричало где-то под ребрами. И он отлип от стола, прошел на озаренный дождем балкон. Приблизился к ней и выхватил из ее восковых рук тлеющую сигарету. Подождал совсем немного, пока она не обернулась. Внимательно рассматривал ее слипшиеся ресницы, залитые кровью глаза. Считал прилипшие ко лбу пряди, пока Лиана тихо шмыгала носом, не сводя с него стеклянного взгляда. —Я ужасно скучала, — сквозь пелену дождя говорила девушка. Пятый не смог ей ответить, банально не желая признаваться самому себе, что Лиана была значима не только для Коула. Не был готов, согласиться и свыкнуться с этой мыслью. Он просто молча притянул девушку к себе, сцепляя руки за ее спиной, положил голову на дрожащее плечо, слушая ее слезы. Вновь ощутил тепло ее тела, скользнул ладонью по знакомым волосам, шагнув навстречу неизвестности. Забылся, переставая слышать осколки трезвого и циничного сознания. Сдался. Одним резком движением решил уничтожить блеклые грани, давно стертые ею и его руками. Поддался желанию, ведя ладонью по ее щеке, вжал Лиану в металлические прутья до болезненного писка, что поймал губами. Скользнул языком по ее губе, слизывая соль от слез, прижался к ней сильнее, позволяя Лиане закинуть руки на его плечи, сцепив их за шеей. Углубил поцелуй, собирая нотки крепкого табака с ее языка. Сжимал ладонь на ее талии, зарывая пальцы в намокшие волосы. Тонул в ее сбивчивом дыхании, шуме дождя, жаре от желанных губ. Чувствовал, как Лиана прогибалась ему навстречу, ловя каждый жест и мимолетный вздох. Медленно отпрянул от ее губ, ведя ладонями по лицу девушки, собирая каждую слезинку. Закрыл ее лицо собой, ловил каждую каплю дождя. Смотрел в ее блестящие глаза, громко дыша. Не вздрогнул, когда его руку накрыла холодная кисть Лианы. —Обещай, что больше никогда не уйдешь, — тихо шептала девушка, мягко улыбаясь, — Обещай мне, Коул, — с мольбой говорила она, не сводя взгляда с его полуприкрытых глаз. —Обещаю, — опешив, ответил Пятый, пока его тело пробила крупная дрожь. Он смотрел в ее горящие счастьем глаза, пока внутри заскреблась навязчивая тревога, беспокойство о том, что он не тот, кого она ждала. Но и та быстро рассеялась от нежного жеста и мягкого, скромного поцелуя. Мутный пар от горячего чая окутал чашки, стоящие на прикроватной тумбочке, пока Лиана старательно вытирала голову Пятого полотенцем. Сама она уже переоделась в шелковый светлый халат, прихватив с собой его футболку, что девушка сохранила с того дня. Заставила его переодеться и залезть под одело, грозясь возможной простудой. А Пятый не сопротивлялся, таял от такой неприкрытой заботы. Лишь напрягся один раз, когда ее взгляд скользнул по ключице, замечая яркие засосы. Но и на те Лиана закрыла глаза, быстро устроившись на его плече. Молча прижалась к нему, зарываясь лицом в его грудь, пока мужская рука обхватила ее талию. Пятый молча перебирал коричневые волосы под ее размеренное дыхание и редкий шум дождя. Не хотел тогда ни о чем думать, желал просто насладиться моментом около нее и невероятной тишиной внутри. —Коул? — неожиданно возникла Лиана, не поднимая головы с его груди, — Ты расскажешь мне потом, как у тебя прошли эти недели? — устало шептала девушка, ластясь. Пятый молча кивнул, пробубнил невнятное согласие, сдерживая обреченный смех. Он не обратил раньше внимания на имя, наделенное его сестрой, а теперь был готов смеяться с ее неоригинальности, ведь назвать человека, опираясь на цвет его волос* крайне плохая шутка. Следил за сменой погоды за окном и пропажей сумерек, что прятались под сводом дождевых туч. Слушал сопение Лианы и позволил себе истощенно и горестно выдохнуть, уткнувшись носом в ее волосы.