Бурные воды и тихие гавани капитана Рез'окуна.

      Рез’окун не мог поверить своим глазам. Совсем молодые, почти подростки… Здесь? Зачем?! Быстро сняв повязки и вытащив кляпы они попытались расспросить несчастных, но потерпели неудачу. Двое троллей пребывали в каком-то то ли дурмане, то ли шоке и только смотрели расфокусированным, плавающим взглядом на своих спасителей. Третий пытался что-то сказать, но из-за плотно забитого кляпа язык его онемел и он только хрипел, мотая головой и давясь загустевшей слюной.       Осмотрев оковы, капитаны поняли что так просто их не снять. Явно страшась своих мощных пленников, работорговцы не доверяя замкам, просто намертво заклепали кандалы — оставив троллей сидеть с высоко поднятыми над головами и раскинутыми руками, и также широко разведенными ногами, но уже прикованными к полу. Тай’джин знал, что такая поза, по прошествии времени весьма мучительна. Сколько же они тут уже просидели? Попытки снять грубые металлические ошейники-строгачи, с тупыми шипами вовнутрь, к телу, тоже не увенчались успехом. Нужно было звать на помощь.       -Воды… В углу… — просипел наконец измученный тролль, кое-как совладав с непослушным языком.       В углу действительно стояла бочка, Рез’окун бросился к ней, но склонившись зачерпнуть воды — быстро отшатнулся. Она была тухлой, но судя по надежде, с которой пленник смотрел на него, он был бы рад и такой.       -Нет, это нельзя пить! Сейчас вам принесут хорошей воды, сейчас вас освободят — пообещал капитан, утешая жалобно заскулившего зандалара. Тай’джин, не дожидаясь просьбы выскользнул из камеры на поиски плотника — у того явно должен был быть подходящий инструмент.       Весть о обнаружении узников быстро разлетелась по всему экипажу, вызвав волны гнева. Рабства у троллей не было. Можно было продать себя в услужение на оговоренный срок, но только по собственному почину. Тролли из беднейших слоев, зачастую имели лишь набедренную повязку и какое-никакое оружие, но они были свободными и принадлежали только себе. Да и кто рискнет заиметь тролля-раба? Оказалось желающие находились… Освобождение затянулось на несколько часов, но наконец истощенных, измученных подростков перевели на зандаларский корабль. Что ж, теперь Рез’окун понимал мотивы яростного сопротивления контрабандистов. Не будь они все истреблены, он бы с радостью, лично выпустил им всем кишки и оставил подыхать. Пока их освобождали, наименее пострадавший — Думиза просветил капитанов об их предполагаемой незавидной участи. Пути как оказалось было два: в рабы-гладиаторы, что в общем-то не удивило Рез’окуна и в бордель — что просто заставило оторопеть. Как оказалось, «респектабельные» заведения на землях Альянса предпочитали иметь наиболее широкий спектр рас Азерота в своих стенах, к тому же регенеративные способности троллей, делали их идеальными кандидатами для пыточных застенков любителей садизма. Постоянные войны накалили отношения между расами, и довольно многие, особенно не «нюхавшая пороху " знать, были не прочь «повоевать» с беспомощным «персоналом» домов терпимости. Все это рассказал перепуганным зандаларам орк, бывший кем-то вроде укротителя и задачей которого было сломить дух и сопротивление пленников. К счастью, дальше запугиваний, порки и пыток голодом и жаждой он продвинуться не успел.       Рассказ ошеломил даже много повидавшего Тай’джина. Врага можно и нужно убивать, врага можно пытать, врага можно отыметь если уж так хочется, врага можно даже съесть; но он никак не мог взять в толк, зачем везти через море совершенно непричастных для издевательств над ними. Какая в этом «доблесть»?! Кто так воюет?       А в том что парни были непричастны сомнений не было: Думиза попался, когда ушел в джунгли доказывать свое право называться воином. Двое других и вовсе были молодыми охотниками, еще даже не подтвердившими свой статус. Их схватили раньше, поэтому они были в более плачевном состоянии. И что самое главное, в той бухте, откуда вырулил корабль работорговцев был хорошо замаскированный перевалочный пункт. По крайней мере пленникам так показалось из подслушанных обрывков разговоров на всеобщем. Решено было возвращаться и проверить.       Закончив перемещение грузов и хозяйственно подобрав все сколько-нибудь ценное — корабль подожгли. Вся команда, вместе со спасенными, с удовлетворением наблюдала за гибелью объятого пламенем судна. Нескольких торговцев «живым товаром» удалось выловить из воды, куда они прыгнули в самом начале боя, надеясь спастись. И возможно тролли поленились бы вылавливать «пловцов», если бы не нашли пленных собратьев. Теперь двое гоблинов и человек корчились на горящей палубе, с прибитыми к мачте кишками.       Умензи пропустил все это увлекательное зрелище. Вместе с Бон’гани он выполнил все наставления охотника и теперь просто лежал рядом, на полу, тихо молясь и с беспокойством вглядываясь в светло-голубое от потери крови лицо Ки’тани и иногда осторожно гладя его по вымытым распущенным волосам, целуя в лоб и шепча слова ободрения. Бон’гани время от времени забегал, справиться о состоянии друга и рассказывал последние новости. В одно из таких посещений, Ки’тани начал приходить в себя. Первое, что он увидел, было радостное лицо Умензи. Слабо улыбнувшись в ответ, воин шепотом попросил воды, что привело в небольшую панику обоих молодых троллей. Можно ли ему пить?! Никаких распоряжений на это счет им не было дадено, поэтому Бон’гани понесся к лекарю за советом. Узнав, что раненый пришел в себя, Хамизи выкроил минутку лично прийти и осмотреть воина. Обрадовав «команду поддержки», что опасность судя по всему миновала и тело справляется с ранами, лекарь отбыл, оставив травяную смесь для приготовления укрепляющего настоя, чем счастливые тролли тут же и занялись.       После того, как мачты горящего корабля скрылись под водой, наступил момент похорон. Капитаны стояли на мостике склонив головы, отдавая последнюю дань ушедшим воинам. Под речитатив барабанов и молитвы, двое зандаларов и один воин Черного копья, навсегда скрылись в обители Агве. Тай’джин вскинул голову и издал прощальный боевой клич, который подхватила его команда и многие зандалары. Этот бой дался команде дорого, но жизнь продолжалась и капитанам нужно было решать множество текущих вопросов. Нужно было разместить спасенных и раненых, проследить за укладкой конфискованного в трюмы и наконец подсчитать «призовую» долю команды. К тому же погода стала портиться и к вечеру, судя по приметам, должен был начаться шторм а то и буря. Сделав крутой разворот, «Мощь Растахана» направился к побережью, к предполагаемой бухте контрабандистов.       Немного освободившись, Темный охотник направился к себе в каюту, посмотреть как дела у его любимца. Войдя, Тай’джин не смог скрыть улыбки — Умензи лежал на голом полу, прижав руку любимого к своей груди, счастливыми глазами глядя на лицо спящего. На все это, с умилением смотрел мокрый, наскоро смывший с себя кровь, сидящий рядом названный брат.       -Ну, что тут у нас? — тихо спросил охотник кивая на спящего Ки’тани. Как оказалось все было не так плохо: на шипах не было ни ржавчины, ни яда — поэтому раны были относительно чистые, хоть и рваные из-за зазубрин. Пуля, прошедшая между пластинками горжета, потеряла свой убийственный разгон и к счастью глубоко не вошла и ничего важного не задела, хоть и обеспечила впечатляющий фонтан крови, так напугавший Умензи. Воин пришел в себя и часто хотел пить, но жара не было. Лекарь уверял, что молодой организм справиться и через пару дней, с помощью Милостивой Лакоу Ки’тани будет более или менее на ногах. От тихого разговора проснулся сам «виновник торжества» и со стоном попытался сесть, однако был осторожно, но решительно ткнут клыками обратно в подушку.       -Лежи спокойно, герой. — ласково фыркнул охотник, ероша синие волосы. — Набегаешься еще. Наслаждайся капитанскими привилегиями, каюта вон отдельная…       -Да какой из меня герой… — убито прошептал Ки’тани, поджимая от стыда уши. — Кубарем по палубе — позорище… Как со смеху все не померли…       -А вот это, ты парень — зря! — серьезно пожурил расстроенного воина Тай’джин. — Вы в ловушку попали, на это и расчет был. Там дрянь какая-то скользкая разлита была, ты и оскользнулся. Нет твоей вины. Зато ты прикончил двух дворфов, что все это устроили, так что за себя и товарищей ты отплатил. И метательные твои клинки все крови попили, хоть тут тебе и Эме’ка помог, так что собой можешь гордиться! И я тобой горжусь воин — понял?       -Понял, капитан… — счастливо улыбнулся Ки’тани, чувствуя как тяжелеют веки и путаются мысли, проваливаясь в исцеляющий сон.       -Что ж парни, — задумчиво протянул Тай’джин, — побудете с ним сегодня тут, принесите свои циновки и устраивайтесь… Присматривайте, если что — ко мне и лекарю. Ясно?..              -А что — я? Я что — переночевать где не найду?! — озорно ухмыльнулся охотник покидая свою маленькую каюту. Опрокинув на себя пару ведер морской воды и «помывшись» — он с головой погрузился в текущие дела.       Вечерело, и день насыщенный радостными и горестными событиями близился к своему завершению. Погода все ухудшалась: кроваво-красное солнце с трудом проглядывало сквозь собирающиеся на горизонте тучи, а море понемногу начинало закипать белыми бурунами пока еще небольших волн. К счастью, ветер вновь переменился и «Мощь Растахана» на всех парусах летел обратно к берегу, Рез’окун надеялся войти в бухту до начала бури, которая как он видел — неизбежно надвигалась. Корабль был крепким, но лучше было не рисковать, к тому же они собирались поискать базу работорговцев, если таковая действительно существовала.       Подошедшего с докладом о положении дел на корабле «чифа» Зикимо капитан пригласил в каюту. Несколько «деликатных» дел требовали его личного рассмотрения. Самым простым был вопрос с размещением «найденышей». Они не принадлежали к знати, поэтому было решено до прибытия в порт поселить их вместе с матросами, которые весьма сочувственно отнеслись к бедам соплеменников. Следующий же, и самый страшный вопрос приводил Зикимо в откровенный ужас… От команды он узнал о том, что второй капитан Тай’джин справлялся о свободном гамаке в матросском кубрике! Это было неслыханно!!! У бедного морского служаки такое просто не укладывалось в голове. Даже рассказывая об этом, он нервно прядал ушами — чего прежде за ним не водилось, подумал капитан, усмехаясь про себя и наблюдая за искренними страданиями своего помощника. Но Тай’джин не был бы Тай’джином, если бы и тут не потоптался по паре уставов и не наплевал на всяческие правила.       Второй капитан вообще был занозой в заднице несчастного «чифа». Не то, что бы он не нравился Зикимо, наоборот, зандалара привлекали простота и искренность Черного Копья, а в сочетании с задорным жизнелюбием — делали и вовсе очаровательным. Но как соблюдать субординацию бедняга не понимал… На корабле не могло быть двух капитанов — но он был, и весьма неплохо себя при этом чувствовал, подчиняясь только Рез’окуну. А иногда и не подчиняясь, и жесткий педант Рез’окун снисходительно это терпел… Он спокойно делил еду и питье со своими головорезами, наотрез отказываясь принимать отдельную пищу в собственной крохотной каюте, а потом весело подхватывался и несся на обед к капитану, если получал приглашение. Вторая капитанская каюта — тоже была чем-то неслыханным. Они с Рез’окуном долго ломали головы, где разместить неожиданно присланного ордынского союзника. Никаких указаний само собой они не получили, так что выкручиваться пришлось самим. Корабль — не дворец, свободных комнат, да и места там попросту не было, поэтому корабельному плотнику пришлось быстро приладить пару переборок и сделать аккуратное крохотное окошко в части судна, где размещался офицерский состав. Тай’джину с этим пришлось смириться, хоть он с куда большим удовольствием жил бы со своей «бандой». А потом и вовсе началось что-то несусветное… Через некоторое время, даже до самого тупого матроса дошло, что их бравый капитан «запал» на дерзкого синекожего корсара — и понеслась! Споры, ставки, шутки… А капитаны своим поведением только подбрасывали дровишек в костер азарта острых на язык моряков. Впрочем, обоих капитанов любили, поэтому переживали за них искренне и от всего сердца. Несчастный Зикимо не знал как реагировать на все это. Потом случились Ки’тани с Умензи, но капитаны благосклонно отнеслись к чувствам молодых троллей, и вроде даже благословили этот союз, несмотря на чуть не произошедшую стычку, которую к слову разрулил все тот же неунывающий Тай’джин при помощи каких-то варварских дурман-трав. Вот этого, от своего капитана Зикимо точно не ожидал! Но тот позволил этот бардак и даже сам надышался до полной отключки и неспособности двигаться. У бедного «чифа» голова шла кругом от всего этого!              А теперь — пожалуйста! Извольте! Второй капитан моется из бадейки на палубе и подыскивает себе уголок в матросском кубрике, отдав свою каюту раненому Ки’тани и заселив туда Умензи с Бон’гани! Узнав об этом, Зикимо отчаянно захотел «подышать» Тай’джиновыми травками…       Слушая сбивчивый доклад растерянного помощника, Рез’окун поймал себя на том, что чувствует какое-то ехидное удовлетворение от того, что не только он «страдает» от затей непосредственного союзника. Закусив внутреннюю часть щеки, что бы подавить некстати лезущую ухмылку, капитан глядит на нервно прядущие уши Зикимо — и понимает что очень, очень сильно хочет заржать. Да, в этом весь его Тай’джин! Когда он стал «его»? Рез’окун и сам не знает, но позволяет себе эту маленькую вольность, про себя считая темного охотника «своим».       -Я поговорю с капитаном Тай’джином… — со всем возможным спокойствием медленно кивает Рез’окун. — Он великодушно предоставил свое спальное место тяжелораненому воину и поэтому сегодня будет ночевать в моей каюте. Он наш союзник, гость и капитан. Ни о каких матросских кубриках не может идти и речи! Позаботьтесь о смене постельного белья и достойном спальном месте для капитана. Так же попрошу подготовить ванну, я скажу когда она потребуется…       Последним «деликатным» делом, был отчет командира расчета баллисты Чимолы, в котором он жаловался на поведение матроса Умензи. Тот не только самовольно покинул свой пост, но и напал на своего командира обезоружив его при этом. По всем статьям это было тяжелейшее правонарушение, и каралось вплоть до смерти виновного. Спускать такое было никак не возможно. Рез’окун был с этим полностью согласен, хоть и жалел в душе парня, ведь тот думал что на его глазах убили любимого. Но долг, есть долг — и для матроса, и для капитана, поэтому скрепя сердце, капитан вынес вердикт: 20 ударов «кошкой». К исполнению приступить немедленно.       К чести Умензи он сразу признал и вопиющее нарушение устава и справедливость наказания. Единственное о чем он жалел, так это о том, что Ки’тани слышал его приговор, но молодой воин его удивил… Явно расстроенный, с блестящими глазами, он лишь пожелал зандалару с достоинством вынести наказание. К мачте молодой матрос подошел сам и ухватившись за опоясывающие ее канаты, искупил свою вину, вскрикнув от боли лишь несколько раз — в самом конце порки, когда грубые веревки проходились по кровавым рубцам. Но рук, сжимающих мачту не расцепил. Так же, сам, дошел до капитанской каюты где и улегся на принесенной циновке рядом с любимым, тихонько его утешая и подбадривая. Впрочем, сердобольный Чимола старался особо не зверствовать и бил хоть и сильно, но мясо с костей не снимал. Так что Умензи мог рассчитывать на восстановление уже к следующему дню. Пришедший вслед за ним Тай’джин, не знающий об инциденте с Чимолой, тоже сделал со своей стороны начальственный «втык», заверив, что у него Умензи так легко бы не отделался. Но в конце, с хитрым прищуром признав, что сам сделал бы тоже самое. И гори оно все синим пламенем! Смазав спину пострадавшего «за любовь» зандалара какими-то снадобьями, капитан приказал располагаться на ночлег, не забыть покормить раненого (будто Умензи мог забыть такое!) и ушёл.       На палубе Тай’джина уже поджидал Зикимо, с приказом от капитана Рез’окуна выкинуть дурь из головы с кубриками и приглашением разделить с ним на эту ночь его каюту и ужин. К радости «чифа», Темный охотник почтительно склонил голову и ответствовал что не смеет противиться, и с удовольствием, по окончании текущих дел воспользуется капитанским радушием.       Обрадованный как все гладко прошло, старпом отбыл доложить Рез’окуну о принятом приглашении и уже не видел, как губы охотника растянула довольная, зубастая ухмылка, а рука, сжатая в кулак, довольно долбанула по ладони другой…