Серый и Волчок

      Дверь класса хлопает, выпуская на свободу друга. Олег спрыгивает с подоконника, на котором коротал время в ожидании, пока у Сережи кончится занятие, подходит к нему, привычно тянет руку за рюкзаком, закидывая лямку собственного на плечо. Он делал это уже не раз, не два, даже не десять. И никогда не получал отказа, наоборот — ему давали эту ношу как привилегию, как награду. Но сегодня...              — Я сам, — Сережа торопливо набрасывает лямки на плечи, встряхивает волосами. Вечернее, красное солнце, заливающее коридор, ведущий от классов к спальням, куда они сейчас и направляются, превращает их золото в огонь. Олег замирает на секунду одновременно и от восхищения красотой — не то чтобы он что-то понимал в эстетике, это больше Сережино, но все же! — и от не пойми откуда взявшегося ужаса. Почему-то мелькает глупая мысль, что…              Он отгоняет эту дурацкую мысль, сглатывает. Прячет протянутую за сумкой руку в карман. Торопится за Сережей, что как-то нервно, размашисто шагая, дошел уже до середины коридора, равняется с ним. Косится на друга. Сам так сам, но… с чего вдруг? Спросить бы, да ответят ли? Когда вот так.              Наверное, вопрос написан у него на лбу, потому что Сережа вдруг поникает, убирает с губ высокомерную ухмылку — и откуда она вообще там взялась, ведь ему она совсем несвойственна? — и буркает себе под нос, словно и не к Олегу обращается, не сбавляя шага:              — Не хочу, чтобы ты больше… — и добавляет резко, злобно: — Я не девчонка!              Олег тормозит, словно запинается. «Девчонка»? Это что, это… откуда? Олег не считает друга девчонкой. И…              На сей раз Сережа не убегает — тоже останавливается. И стоит, ждет. Кусает губу, теребит лямку, разглядывая пол под ногами, словно там что-то чрезвычайно интересное, хотя там ничего, кроме зелено-серых затертых квадратов линолеума. Олег осторожно кладет руку на худое плечо друга, сжимает его легонько, этим жестом показывая, что Сережа может — должен! — все рассказать, объяснить.              Сережа руки не сбрасывает, лишь устремляется вперед опять. Но не к спальням, а сворачивает в боковой коридор, к пустому сейчас классу по математике. Садится прямо на пол, притягивает ноги к груди, обхватывает их, прячется, словно улитка в раковине — Олег видит лишь рыжеволосую макушку — и что-то бубнит туда, в собственную глубину. Олег — его рука опять устраивается на худеньком плече друга — чувствует, как он дрожит. Эта дрожь отдается чем-то неприятным в собственном теле, Олег придвигается ближе…              — Борька сказал, что ты таскаешь за мной портфель, как за девчонкой. И что я вообще как девчонка. А я не девчонка! Не девчонка! — Сережа дергается, взрывается, его «раковина» ломается, разлетается. Он вскакивает, топает ногой. И еще раз, и еще. Олег смотрит на него снизу вверх, потирает запястье — ударил о стену, когда Сережа так резко поднялся. Борька… Главный хулиган класса. Вот в чем дело, оказывается.              — Ладно, я… Если ты не хочешь, я не буду, — Олег не знает, что еще тут можно сказать. Сделать — да. Но сказать... Кроме как пообещать больше не причинять неудобства. Только вот Сережа… Он затихает так же быстро, как и взрывается. Садится обратно, притирается плечом к плечу Олега. Словно котенок. Ласковый, милый. Отводит взгляд, шелестит тихо:              — Не то чтобы я не хочу…              Олег кивает. Он все понял.       

***

      — Волков! — вечером следующего дня, когда они уже в общей спальне готовятся ко сну, к ним врывается разъяренная воспитательница Инесса Ивановна и завуч по воспитательной же работе Игорь Витальевич. Олег даже не вздрагивает, когда слышит собственную фамилию, лишь отрывается от книги, что читал, захлопывает ее, не забыв вложить между страниц закладку — бережно хранимый Сережин рисунок на листочке из тетради в клетку. — Встань! И подойди сюда!              Он откладывает книгу, встает, покорно подходит. Смотрит на взрослых ясным, невинным взглядом. Хотя внутри все клокочет. От адреналина, что до сих пор еще не угас. Товарищи высовываются в проход с кроватей, словно любопытные зверьки, пытаются понять, угадать, с чего вдруг такой визит. Лишь Сережа — Олег, проходя мимо его постели, успевает подмигнуть ему, — даже не шевелится.              — Волков, — воспитательница кипит, словно чайник. Ее глаза способны сейчас зажечь целый лес, такие сыпят искры. — Ты же понимаешь, наверное, зачем мы пришли?              Всегда говорит загадками, нагоняет интригу. Так глупо… Олег кивает: конечно, он понимает. Он ждал их на самом деле раньше, пару часов назад. Что-то медленно Борька шел от места их стычки до учительской, Олег вот уже успел умыться, переодеться, приготовить сумку на завтра. И даже посмотреть, как Сережа рисует очередную Венеру. А этот…              — Зачем ты подрался с Козловым? — завучу, Игорю Витальевичу, не до реверансов. Он спрашивает напрямую, наклоняясь к Олегу. Олег усмехается. «Потому что он козел…» — мелькает мысль, но он ловит эти слова прямо на языке, сглатывает. Не отводя взгляда — ему нечего стыдиться, он поступил, как и должно было, и сделает это снова, если Борька или кто-то иной даст повод, — отвечает:              — Потому что у нас с ним разные взгляды на кое-какие вещи, и спор не решить было мирно.              Он отвечает Игорю Витальевичу, но смотрит на Инессу. Это ее слова, что все надо решать мирно, и это вызов ей, педагогу. Но Олегу не страшно. Он прав. Игорь Витальевич кривит губы, Инесса дует щеки. Олегу не страшно. Он смотрит на них прямо, не пряча ни взгляда, ни рук с разбитыми костяшками. Он. Был. Прав. Инесса тыкает ему в грудь пальцем с ярко-красным облупившимся маникюром, металлическим взглядом пригвождает к полу:              — Взгляды? Тогда за свои взгляды… И за то, что Боря теперь будет ходить с гипсом минимум три недели… — Инесса чуть ли не пробивает Олегу грудную клетку, а Олег расплывается в улыбке: «гипс», значит, руку Борьке он все же сломал. Жаль, язык его длинный укоротить нельзя! — Что ты улыбаешься, Волков?! За то, что случилось, тебя бы… в карцер! Жаль, что сейчас... Но вот никакой тебе поездки в зоопарк! И... будешь полы мыть в столовой. Неделю! Ясно тебе?!              Олег кивает. Ему ясно. Предельно ясно. И ничуть не обидно. Переживет он и полы, и зоопарк, вернее, его отсутствие. Ведь есть ради чего: он чувствует Сережу спиной. Его присутствие. И для Сережи, ради Сережи…              Инесса и Игорь Витальевич уходят, шикнув на всех напоследок. Воспитанники прячутся обратно в свои укрытия — исчезают за спинками кроватей, чтобы и им не влетело заодно. Олег возвращается к постели, устраивается на ней. Ловит взгляд Сережи. Улыбается ему…              Назавтра друг спокойно протягивает ему рюкзак, выходя из класса. Олег принимает ношу без единого слова, без малейшего протеста. Наоборот, с гордостью. И с гордостью несет ее, шагая на полшага позади Разумовского, словно его верный оруженосец.              Так теперь будет всегда…